Танго в трамвае

Людмила Анатольевна Мороз, 2021

Из грязи в князи. Но бывает наоборот. Из князей, да мордой в грязь. Главный герой, Сергей, сын богатого бизнесмена, серьезно ссорится с отцом. Оказывается на улице, без денег, мобильного телефона, в дорогом свадебном костюме. Но в его сердце горит огонь любви. Сможет выжить, вернуться в привычное общество, или его удел стать бродягой? читайте и все узнаете. Содержит нецензурную брань. Все имена и события вымышлены, любые совпадения случайны. Содержит нецензурную брань.

Глава третья.

Вот банк, где командует мой отец. Знаю, что за порогом личного кабинета меня ждет очередная головомойка. Я уже стреляный воробей, привычный к процедуре выноса мозга чайной ложкой. Задерживаюсь на несколько секунд около входа. Несколько желтых листьев упали около меня. Один прилипает к рукаву. Снимаю, задумчиво рассматриваю, а потом рассеянно дую, отпускаю. Листок взлетает, попадает, а воздушный поток. Исчезает из поля моего зрения. Осень. Где-то звякает трамвай. Богиня, ты меня убила одним взглядом, не сделав даже единого выстрела. Что со мной случилось? До сих пор не могу понять. Вдыхаю ароматы опавшей листвы, хризантем и влажной листвы. Моя богиня, интересно, где ты сейчас? Когда увижу твои глаза! Огромные, цвета перезрелой вишни в обрамлении черных, густых ресниц. Услышу голос, такой бархатистый. Но хватит стоять, пора. Охранник услужливо открывает передо мной дверь. Поднимаюсь по широкой лестнице. Толкаю ногой дверь кабинета, ничего, не говоря, вхожу. Падаю в кожаное кресло.

— Дашенька, солнышко, сделай два кофе. В каждую по ложке сахара. И пару пироженок.

— Каких?

— На твой выбор.

— Хорошо! Будет сделано! — Слышу ответ из динамика. Отец устало опускается в кожаное кресло напротив меня. Нервно потеребил подбородок, посмотрел на часы.

— Ох, уж эти женщины! — Холодно процедил сквозь зубы. Потом замолчал, достал упаковку скрепок. Взял одну, начал разгибать, закручивать, ломать. Это заставило еще больше насторожиться. Почему-то нехорошо сдавило в груди, и растревоженная душа шепнула: «Здесь было что-то не так. Жди беды!». В кабинет заплывает секретарша, держа перед собой серебреный поднос. На нем белеют две крохотные чашечки, сливочник, сахарница и блюдечко с сахарным печеньем. Ставит на сто перед отцом.

— Что еще?

— Спасибо, пока ничего. Дашенька, займитесь письмами, оставьте нас. Для всех я на совещании. Никого, кроме Любимы Анатольевны, сюда не впускать. Этот холодный, подчернуто-вежливый тон заставил еще больше насторожиться. Значит, будет не простой вынос мозга, а что-то слишком. Даже не могу представить, что меня ждет.

— Никого, кроме Любимы Анатольевны. — Повторила эхом. Дашенька пухлыми от силикона губами. Дверь ласково проскрипела, закрываясь за ней. Отец берет сливочник, добавляет в кофе. С наслаждением вдыхает аромат кофе, делает первый глоток. Сейчас у него вид вполне довольного жизнью человека. Беру кофе. Лодки сахара для меня маловато. Добавляю еще одну. Чую, над моей головой постепенно сгущаются грозовые тучи, надвигается крупная гроза. Не выдерживаю этой гнетущей, насквозь пропитанной напряжением, тишины.

— Папа, может, хватит играть в молчанку? Проясни ситуацию? Это все из-за машины? Отец задумчиво повертел чашку в руках, отставил в сторону. Усталость прорезалась вертикальной складкой между бровями.

— Машина? Это пустяки, дело десятое. Все под Богом ходим. Есть вещи намного важнее, чем жестяная коробка на колесах.

— Так не тяни кота за яйца! — Внутри закипела злость.

— Ох, и ядовитый же ты мужик, непростой, с подковыркой. Непременно тебе надо радость человеку испортить. Сынок, ты хоть такое перед мамой не брякни. Наконец-то дверь ласково пропела, пропуская маму. Она устало присела в кожаное кресло рядом со мной.

— Уф, еле добралась. На Москворецкой сошел трамвай с рельс. Такая пробка! Еле рассосалась. Что такого стряслось, что мне пришлось ловить такси? Неужели нельзя все решить дома?

— Я вас специально собрал в этом кабинете, чтобы решить все одним махом. Без криков, воплей, соплей. И скандалов. Я еще больше насторожился. Сердце терзали недобрые предчувствия. Точно для меня готовится грандиозный шухер. Что задумал папаша? Какое-то время мы сидим, не разговаривая, не задавая друг другу вопросов.

Проходит несколько минут. Наконец отец встает, шумно вздыхая, принимается мерить крупными шагами кабинет. Останавливается напротив меня.

— Что, балбес, допрыгался? Обратно машину в ремонт?

— Ну, так получилось. — Черт меня все время тянет за язык Он ведь уже завелся, не успокоится. Я его, черта усатого, с малолетства знаю Опускаю голову, пытаясь изобразить как можно натуральнее, искреннее раскаяние. Но этот трюк мог подействовать только на маму, но не на отца. Да, он не мама. Тут все серьезно.

— Дорогой, так весь сыр-бор из-за машины? — Мама открывает сумочку, доставая упаковку влажных салфеток.

— Если бы только из-за этой жестянки! — Отец падает в кожаное кресло. Мать вытирает влажный лоб.

— Так в чем дело?

— Нашему балбесу пора определяться в жизни! — Отец останавливает тяжелый взгляд на мне. — Что ты можешь сделать? Что?

— Могу машины ремонтировать. А что? Открою авторемонтную мастерскую.

— Этих ремонтных мастерских развелось, что собак нерезаных. Плюнь наугад, попадешь, не промахнешься. Все решено! Ты женишься на дочери моей компаньонки. Понял, балбес? Пора остепениться, а не гонять на машинах, и копаться в ржавых железках!

— А почему именно на Марианне? — Спросил, с сомнением кашлянув в кулак.

— А почему бы и нет? Начнем с самого интересного. Мамаша Марианны дает дочурке довольно кругленькую сумму в приданное, а тебе пост управляющего в центральном банке. Вздрагиваю, вспоминая холодные, рыбьи глаза Марианны. Бледная, бескровная, настоящая серая моль! Или высохшая мумия, выползшая из семейного склепа. Нет, ей никогда не сравниться с моей богиней, полной жизненной силы и огня!

— А в приданное не прилагается чадра?

— Закрой рот и внимательно слушай, не ерничай! — Отец обратно принялся сворачивать головы не повинным ни в чем скрепкам. Вздыхаю. Я должен сказать все, что думаю. Сейчас или никогда.

— Но я не люблю Марианну! Ты понимаешь это? Мне противно с ней даже поцеловаться, не то, что…. Отец меня перебил.

— Запомни, сынок, что любовь, это удел нищебродов! Растерянно перевожу взгляд с отца на мать. Но мама только вздыхала, решив пока что благоразумно не вмешиваться в глупый, с ее точки зрения, спор.

— Черт возьми! А если я не захочу брать в жены Марианну?

— Что? Закрой рот, сопляк! не надо задавать дурацки вопросов — Лицо папаши багровеет, а глаза наливаются кровью. Ни дать, ни взять, разъяренный бык. Он кричит, брызги слюны летят мне в лицо.

— Не слишком вежливо. — Привычно усмехаюсь. Папаша озадаченно смотрит на меня, как будто увидел меня впервые в жизни, выражало угрюмую решимость

— Да я тебя в порошок сотру! Кузькину мать ты увидишь! — Срывается на крик. А потом с неприятной, демонической ухмылкой, растягивая слова, добавляет. — Знай, первое, что сделаю, так заберу все ключи от дома и машины. Потом заблокирую все счета. А потом вышвырну на улицу, если ты посмеешь мне перечить! Удавлю собственными руками, как паршивого щенка. Учти, я не шучу. Ты все понял? Хочу ответить еще что-то обидное, резкое. Смотрю на маму, но ее взгляд, полный слез, остановил хлесткие фразы на подходе, в горле. Беру влажную салфетку, вытираю лицо. Обратно смотрю на маму. Что она скажет? Но мама опускает взгляд. И едва слышно проговорила:

— Брось, Серега Смирись, сынок. Отцу виднее. Он не просто так настаивает на этом браке с Марианной. «Они все решили, как всегда, за меня!» — Промелькнула серой мышью грустная мыслишка. В бессильной злобе кусаю губы. Ну, чего уставился как баран на новые ворота?

— Ладно, делайте, что хотите! Черт! В руках все еще держу в руках фарфоровую чашку. Со всего размаха бросаю чашку об пол. Осколки веером рассыпаются по кафелю пола. Резко вскакиваю, выбегаю, не замечая округлившиеся от удивления глаза матери и отца.

— Ты, засранец прыщавый, вернись! Дверь зацепила Дашеньку по лбу. Она не ожидала такого поворота, теперь потирала ушибленный лоб. Нечего подслушивать семейные разборки! Любопытной Варваре на базаре нос оторвали! Настроение все-таки испортилось. Тяжелые створки автоматических дверей распахнулись передо мной. Прохлада осеннего дня немного остудила разгоряченное лицо и голову, немного успокоила. Щелкаю зажигалкой, прикуривая первую за несколько месяцев, сигарету. В голове шумело, перед глазами стоял туман. Руки дрожат, как после жесткого похмелья. Делаю глубокую затяжку, жду несколько секунд, давая сердцу войти в нормальный рабочий ритм. Но в глубине души не осталось ничего, никаких чувств, кроме огромной усталости. Мимо проплывает трамвай. На остановке скрипят двери. Люди всасываются в салон, словно вода в сухую губку. Постепенно зажигаются огни рекламы и городские фонари. Город живет своей жизнью. Что мне остается? Ехать домой, не дожидаясь матери. Не хочу вынести еще один мозговынос. Направляясь в сторону машины, ускоряю шаг, делая вид, что пребываю в глубокой задумчивости. Разговаривать ни с кем сейчас не хотелось.

Босоножки богини лежат все в том же закуте, где их припрятал. Хорошо, что мамы пока что нет. Наверное, еще говорит с отцом. Их нужно починить? Какой пустяк! Проскальзываю в гараж. Там все инструменты. Работы на несколько минут но решаю еще сделать железные набойки. Работа немного успокоила. Босоножки заворачиваю в бумагу. Чудесно. Сейчас отправлю с посыльным. Но куда? Богиня давно дома. Разве что на работу, в депо? В гараж заходит наш садовник, веселый парень по имени Михаил.

— Мастерим?

— Скорее, чиним. Слушай, ты не сильно занят?

— Домой собираюсь. А что?

— Можешь завезти этот пакет в трамвайное депо?

— На Цемзаводе? Могу. Мне все равно по пути. Кому передать?

— Водителю трамвая 2020. Садовник взял пакет, и вышел в осенний вечер. А пока чашечка горячего кофе не помешает. Только вспоминаю, что последний раз ел утром, и то наспех. Сглатываю густую слюну. Нужно возвращаться в дом. В коридоре улавливаю аромат ванили, горячих сливок и корицы. Наверное, мама решила приготовить любимый тортик. Да, видно, хорошо перенервничала, если в ход пошла тяжелая артиллерия в виде «Наполеона». Захожу на кухню. Мать возится, украшая тортик. Оглядывается, увидев меня, вздрагивает.

— Что за идиотская привычка подкрадываться и пугать меня! Вымой руки! — Мать разговаривала со мной так, словно ничего особенного сегодня не случилось. Только руки немного дрожали. Она разлила на стол немного борща, когда ставила тарелку. Потом куриную отбивную с горячей картошкой. Ем, но без особого удовольствия. Чувствую, что могу сорваться, наговорить гадостей. Поэтому по-быстрому опустошив тарелки, убегаю в берлогу. Там, упав на широкую кровать, закладываю руки за голову, смотрю в потолок, расцвеченный звездами.