Тяжесть короны. Князья и воины

Любовь Сушко

Одна из книг цикла «Князья и воины» посвящена самому противоречивому и загадочному князю Даниилу Галицкому, который в эпоху монгольского нашествия принял решение отдать своё княжество в руки Папы Римского и стать королем…Жанр повествования – мифомистика и альтернативная история… Так могло быть, а как было на самом деле, кто знает

© Любовь Сушко, 2020

ISBN 978-5-4490-6226-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ОБРЕЧЕННЫЙ НА БЕССМЕРТИЕ ДАНИИЛ ГАЛИЦКИЙ

Но хмурый начальник сдержал опьяненную лошадь,

С надменной усмешкой войска повернули на север.

Н. Гумилев

Вступление

Навсегда в прошлое ушли былинные времена и Олеговы и Владимировы. Но кто же пришел к ним на смену? Свершились предчувствия и пророчества Игоревы, навечно враждовавших и истреблявших друг друга русских князей. Стали плотной стеной наступать татары. Многие несли русские и рязанские и киевские, испытали и огонь, и меч татарский.

Раньше или немного позднее сдались русские князья на милость жестокому, дикому победителю.

Но никакие ошибки, никакие погромы не стали указом для русских князей. И каждый из них только свои земли защищать собирался и надеялся на то, что его беда обойдет стороной и вовсе не коснется. Ничего почти не осталось от Рюриковой древней и славной Руси, только былины да сказания, еще как-то напоминали о ней. И с каждым годом все страшнее становился плен рабства, в которое погружалась когда-то славные русичи. Все больше разрушений оставалось после набегов поганых татар, и ничего с ними поделать не могли они, как ни старались. И понятно становились всем, что пройдет еще немного времени, и славяне исчезнут с лица земли, словно их и не было тут никогда. У каждой держав есть свое рождение. Свое развитие и свой финал. И с горестью говорили чудом сохранившиеся волхвы, что такой финал для них нынче и наступает. Но самые отважные не хотели верить в этом, им казалось, что если еще немного подождать и потерпеть, то татары исчезнут сами собой и следа от них даже не останется в этом мире. Но со временем разрушались не только города русские, но и русские души. И становилось понятно, что наступил тот самый конец света, о котором так часто им священники их твердили.

И хотя от многих земель русских только развалины и оставались, но все еще могучие князья русские не сдавались, и сдаваться не собирались. Словно завороженные, бросались они то в храмы, то в капища, вспомнили о когда-то преданном ими боге Перуне. И на все готовы были, чтобы земли свои сберечь и власть в своих руках удержать. Стояли они за города свои, где огнем и мечом, а где лестью да хитростью. И были уверенны, что для этого все средства хороши.

И неизменно из праха поднимал Киев стольный сначала Ярослав Всеволодович, а потом и Александр Ярославич, прозванный Невским, за свои победы яркие еще в бытность его княжения в Новгороде. Сколько воды утекло с тех славных пор. Как тяжела, оказалась судьба князя, юность которого была так похожа на жизнь былинных богатырей, да татары проклятые все попортили потом.

Как легко, оказалось, поработить разрозненных, рассорившихся друг с другом русских князей. С удивлением и горечью взирали князья из Сварога на то, что происходило на землях их теперь, и так часто рвались они туда, чтобы хоть что-то там поправить, только поделать уже ничего не могли, как не старались.

— Он пойдет к татарам на поклон? — спрашивал Олег Вещий у беса, когда взор свой направил в сторону Галицкого Волынского княжества, где на столе сидел старший сын князя Романа Даниил. На него оставалась последняя надежда. Если не он, то кто же очнется от сна и, наконец, покажет поганым, что такое русская земля, чтобы никогда неповадно им было сюда возвращаться.

— Пойдет, что же ему еще делать останется, — спокойно отвечал тот, — может, я сам поведу его туда, чтобы там с ним чего ненароком не приключилось. Ведь только он один еще и стоит чего-то.

Значит, не случайно взор Олега на него упал в тот миг.

— Если он так хорош, как ты говоришь, не заставляй его испытывать такие унижения, — потребовал Рюрик, — он тоже слышал весь этот разговор. Но бес, всегда с особенным почтением к нему относившийся, на этот раз воспротивился.

— Вот еще, — заявил он небрежно, — он и хорош, потому, что, пройдя на земле через все круги адские, сохранится в первозданности своей.

Да, странные времена наступили, непредсказуемые, а для них, давно землю покинувших, вовсе непонятные. И радовались они, что такие испытания им не достались тогда. Конечно, вряд ли можно найти какие-то простые времена, но уж эти точно ни с какими другими не сравнятся больше. Часто им приходилось и свои земли защищать и другие завоевывать, но чтобы все казалось так скверно и безнадежно, не бывало прежде такого, это точно.

№№№№№

Бес побыл еще немного среди теней, а потом отправился в вольный и прекрасный город Галич, до которого еще загребущие татарские лапы не дотянулись пока. Бес видел как молодой, и очень красивый князь стоял у гробницы отца своего. Глядя на него, понимал тот, что в эти минуты и понимает князь самое трудное решение для себя, от которого вся его дальнейшая жизнь зависеть будет. Если со стороны посмотреть на это время, то серым и странным оно покажется, каким-то беспросветным. И сколько не смотри на него, никакого луча света в темном том царстве не увидишь. Это он знал точно. Но это время надо было пережить, чтобы потом, шагнув немного вбок к Александру, и вперед к Дмитрию, к той страшно победе, которая, если близко ее рассматривать, не такой уж и великой покажется. Но счастье княжье в том и состоит, что на нее всегда издалека смотреть будут. И она покажется лучом света в царстве рабства, как не смотреть на нее, как не оценивать. Они, наконец, поднялись и победили Мамая. Хотя, какую цену за это заплатить пришлось, и подумать страшно. Но кто потом о цене у них спрашивать станет — они победители.

Из собора совсем иным вышел Даниил, спокойным и решительным он себя чувствовал, знал, как ему следует поступать. Он шел прямо и с пути своего сворачивать не собирался.

Бес, поджидавший его недалеко от собора, не узнал даже сначала, так он преобразился. И без того красивое его лицо стало одухотворенным. Давно уже не было такого красивого князя на землях русских. Какими огромными и лучистыми были глаза его синеватые. Немного изогнута тонкая бровь, по — античному правильные черты лица. И он появился, взывая к восхищению беса, и вызывая зависть, хотя от этого чувства дух сей, чаще всего, открещивался. Красота и молодость слишком мимолетны, они проходят, не успеешь глазом моргнуть. Но как он не убеждал себя в том, а избавиться от него все-таки полностью не мог. Князь Галича, да еще красавец, не слишком ли много судьба ему отвалила. Впрочем, он заплатил сполна за то и за другое. И пока он мог только предчувствовать и догадываться об этом, а бесу все было заранее известно. Оставалось только воплотить это в реальность, на роду то самое и написано было. И он воплотит. Они могут в том не сомневаться. Он ничего не пропустит, ни о чем не забудет.

Очень изменилась в последнее столетие земля русская, и так долго было еще до возрождения. Тяжело и неинтересно, а потому особенно трудно жить в такие времена. И скоро он вообще переберется отсюда. Надо и иные земли посмотреть, и там побывать. Не привык бес от скуки и серости изнывать, ведь, какими бы не были времена, многое люди сами творят.

А он уж постарается из ничего сделать что-то приличное, — так твердо решил Мефи. И уйдет он отсюда не с поражением, а с победой.

Четырнадцать веков в одном месте, кто бы мог подумать, что так все будет. Это он так сам для себя решил, а потом, когда победит Дмитрий на поле Куликовом, и русичи докажут, что они способны с татарами расправиться, тогда и уйдет он с сознанием исполненного долга. А пока следовало как-нибудь устроиться.

В столицах мрачно и скучно ему показалось, все так серо и уныло было там, и отыскал он себе крепкое княжество — Галицко-Волынское, и самого сильного, молодого и красивого князя нашел, чтобы немного побороться и сопротивляться татарам. Не любил он татарву, хотя те и помогали ему часто, а теперь и господство его здесь утвердили. Дикие они, грязные. И ничего для них светлого нет, кроме похоти и визга звериного. Нет у них ничего за душой, никогда не было и не будет. Он их в ад особенный отправлял, побочный, куда почти никто и никогда не заглядывал, находясь все время в русской его части. У славян слонялся он, там всегда было весело, шумно, забавно, с ними от скуки не помрешь. Но и то сказать — они были его детищем.

Но он знал, что как раз настал час для того, чтобы вместе с Даниилом направляться к хану в орду, да не раз ему еще туда и вместе с Александром проехаться придется.

Но Даниил — особенный случай, потому он волновался немного.

В глухом лесу среди прибрежных скал

Король угрюмый век свой доживал.

Он был печален, грозен был всегда,

Пусть снова обойдет его беда.

И сторонятся прежние враги.

Он шел к луне, не видя там ни зги.

И с Водяным о прошлом говорил,

А рядом волк отчаянно скулил.

И черный ворон, рассекая ночь,

Летел к нему, чтоб королю помочь.

Но, усмехнувшись, он молчал в ответ,

И так встречал на берегу рассвет.

И как носила милая земля,

Угрюмого, чужого короля.

Князья мирились и ругались вновь,

Их ненависть терзала и любовь,

И только он в заоблачной дали

Доказывал: все могут короли.

Пусть римский папа им войной грозил,

Узнав, что Даниил опять спесив,

А он все видел в призрачной дали,

Татарский плен, пожар родной земли.

Князь Александр, как вассал, нет раб,

Там изнывал от горечи и ран.

Отравлен будет ханскою женой.

Вернется мертвый в грозный час домой,

Король один за упокой души

Все пьет и стонет яростно в глуши.

Как тесно тут, и как мала земля,

Для грозного чужого короля.

Любимый Галич за его спиной,

Скорее мертвый, чем еще живой,

Он видит замок, и отца, и тьму,

И полчище Батый ведет к нему,

Но постоял и повернул назад,

И этому король уже не рад.

Рабом не стал, один меж двух миров,

Король печален, яростен, суров.

Какой ему достался скверный век,

И вот уж где-то в высоте померк

Последний луч звезды, спустилась тьма,

Король суров, и целый мир тюрьма.

И только ворон в темноте паря,

Там вечно охраняет короля.

Он был печален, грозен был всегда,

Пусть снова обойдет его беда….

В глухом лесу среди прибрежных скал,

Король угрюмый век свой доживал.