Озарения Духа

Лучезар Ратибора, 2022

Маг продолжает свой путь, неустанно карабкается в свою гору без вершины. Луч эйдоса, что преимущественно проявлен в маге в данном воплощении, сияет отблесками во все стороны, показывая центральный луч в вариациях. Маг целенаправленно вгоняет себя в дисгармоничное состояние крена, искусственно намеренно погружаясь в различные потоки и состояния бытия. Луч и его отблески в каждом потоке преломляются внутри и снаружи путника и превращаются в особое индивидуальное состояние пребывания-восприятия в точке времени-пространства.Луч эйдоса, будучи лишь частью раскрытых оттенков абсолютоподобной частицы, многократно преломляется через бесчисленные грани личности мага, которая постоянно меняется через потоки, настроения, точки, фокусы, локации точки восприятия. Что в общем итоге порождает целый калейдоскоп сияющего разноцветья, малый узор подобия Вселенной.Содержит нецензурную брань.

Процесс Творения

Творец вонзил себе в грудь атам почти до рукояти. Непроизвольный вздох боли вырвался из его горла. Творец сжал зубы, и медленными движениями лезвия начал расширять разрез. Когда почувствовал, что достаточно, вытащил атам, чуть не вскрикнув, и отложил его в сторону. Кровь стекала щедрыми каплями с клинка, алые струи толчками выбрасывались из раны. Это был не простой магический атам. Он являлся родственником Гунгниру, копью, которым Альфёдр пригвоздил себя к Великому Ясеню. Атам приходился дальним побратимом Ваджре и Амогхе Индры, Тришуле Шивы, Мьелльниру Тора, серпу Кроноса и луку Артемиды, мечам Эскалибуру, Кадалболгу и Кусанаги-но цуруги.

Ещё в ряды его родни затесался приёмыш — копье Лонгина, вкусившее жертвенной божественной крови. Все эти орудия так или иначе были связаны с богами или, что сейчас было актуальнее для атама, — с жертвами богов во имя обретения высшего.

Творец засунул руку в разрез на груди и, слегка морщась, вытащил ещё живое сердце. Сердце билось, с него капала кровь как предвестник и символ новой жизни. Какой интересный получается парадокс, который одновременно по сути есть закономерность: порождение жизни и вершины блаженства этого процесса всегда сопряжены с кровью и болью умирания. Сердце сочилось кровью — всего лишь обычный сгусток сосудов и мышц, с одной стороны. Но присмотревшись, под другим углом можно было увидеть сияющий в ярком жёлто-белом пламени кристалл, адир души. А с третьей грани можно было заметить бело-голубой мерцающий кристалл эйдоса. Сердце содержало душу и дух Творца. Всю его память, все его чувства, все его тела и всю его Силу.

Перед Творцом лежал чистый холст, который предстояло наполнить и оживить. Создатель начал отрывать от сердца кусочки и выкладывать мозаикой на холсте. Ему было очень больно в тот момент… И необъяснимо хорошо и приятно: он никогда, ни в одной жизни не испытывал такого высочайшего уровня наслаждения. Боль на одном полюсе и максимально возможное блаженство на другом полюсе — они слились воедино и неразрывно.

Творец отрывал кусочки самого драгоценного, что в нём было. Выкладывал узоры из своего сердца и души на ковре Мироздания. Он вплетал память своих жизней, вкручивал нити опыта всех воплощений, он помещал прожитую неоднократно боль, он рисовал божественнные моменты счастья, что когда-то раньше испытывал, он впускал в холст черноту отчаяния и безысходности, он зажигал живительный свет Милосердия, он взрывал Пламень творчества и вдохновения, он сеял жизнь и смерть, альфу и омегу… Он отдавал Всё! Всё, что познал в этой Вселенной, всё, что сумел раскрыть и взрастить в себе как части бесконечного Мироздания!

Каждая маленькая часть рисунка распускалась, раскрывалась, начинала жить своей жизнью, порождая новые узоры, изгибы и цвета, распространяясь по холсту дальше, разбегаясь извилистыми лентами.

Интеллект и разум Творца практически спали в этот момент, где-то там вдали отстраненно наблюдая и привычно контролируя необходимые функции. Но не вмешиваясь в работу. Творец не придумывал, какой узор нужно выложить. Он просто слышал, чувствовал Идею, что шла к нему свыше, — да-да, Идея выше Творцов — и старался её воспроизвести в силу своих способностей и возможностей. Он тренировал своё сердце и душу для этого много тысяч лет. Чтобы стать наиболее совершенным проводником Идеи. Он и сейчас далёк от совершенства, которое недостижимо в известных Вселенных. Но Творец достиг определённого значимого уровня, когда он может передать себя другим. Породить нечто качественно иное, новое, со-творить вместе с Идеей, находясь в Ней, став Её частью, отдав себя и самое ценное при этом.

Пик боли и эйфория. Хотелось, чтобы это закончилось скорее и продолжалось вечно. Но вечность имеет свойство пролетать быстро. Холст не такой большой, как раз под силу и размеру этому Творцу. Скоро он завершит свою работу, отдав себя без остатка и сохранившись в Вечности в своих потомках. Потому что бессмертное именно так и создают: кусочками, оторванными от своей души и сердца.