Хороните своих мертвецов
Роман «Хороните своих мертвецов» продолжает серию расследований блистательного старшего инспектора Армана Гамаша – нового персонажа, созданного пером Луизы Пенни, единственного в мире пятикратного лауреата премии Агаты Кристи. Пока древние каменные стены Старого Квебека трещат от зимних морозов, старший инспектор Арман Гамаш расследует самое странное дело в своей успешной карьере. В здании добропорядочного Литературно-исторического общества найдено тело. Человек был жестоко убит в тот момент, когда производил раскопки в подвале. Его смерть явно связана с одной из величайших тайн в истории Квебека, корни которой уходят в века. И только разгадав эту тайну, Гамаш может найти убийцу… Впервые на русском языке!
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Хороните своих мертвецов предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава пятая
Спустившись по лестнице, Гамаш огляделся. Сюда были принесены мощные светильники, и он увидел свет в одном из помещений подвала. Как и любого другого человека, его потянуло туда, но он воспротивился этому и принялся разглядывать то, что находилось в полумраке, давая глазам приспособиться.
Несколько мгновений спустя он увидел то, что видели здесь несколько веков назад мужчины и женщины. Каменный подвал с низкими сводами, по-французски sous-sol. Лучи солнца никогда не доходили сюда, здесь царила темнота, нарушаемая на протяжении веков лишь пламенем свечей, светом ламп на китовом жире или, позднее, газового рожка. А теперь вот — ослепляющих электрических огней. Они освещали этот подвал ярче солнца, чтобы люди могли видеть самые темные свои деяния.
Убийство.
И убийство не кого-нибудь, а Огюстена Рено.
Гамаш подумал, что Портер Уилсон, несмотря на всю свою паранойю, прав. Люди, которые хотят отделения Квебека от Канады, будут праздновать победу. Все, что бросает подозрения на англоязычных канадцев, работает на сепаратистов. Или, по меньшей мере, на наиболее радикальные фракции. Гамаш знал, что подавляющее большинство сторонников отделения — вдумчивые, разумные, порядочные люди. Но некоторые из них были настоящими безумцами.
Гамаш и его молодой проводник находились в тамбуре. Потолки здесь были низкие, хотя, возможно, они и не казались низкими тем, кто строил здание: плохое питание и суровые условия жизни делали этих людей на несколько дюймов ниже нынешних поколений. Но все же большинству из них наверняка приходилось нагибать здесь голову, как это делал сейчас он. Полы были земляные, в помещениях было прохладно, но не холодно. Они находились ниже горизонта промерзания; пусть здесь и не грело солнце, но зато и мороз не схватывал землю. Этакое мрачноватое чистилище, где не бывает жары, но не бывает и холодов.
Старший инспектор прикоснулся к каменной стене, думая о том, сколько мужчин и женщин, давно ушедших в мир иной, прикасались к этим камням до него, спускаясь сюда, чтобы принести из погребка хранившиеся здесь овощи. Чтобы поддерживать жизнь в голодных заключенных, пока не придет время их казни.
За тамбуром находилось другое помещение. Помещение, в котором горел свет.
— После вас, — сказал Гамаш полицейскому и последовал за ним.
И снова его глазам пришлось приспосабливаться, хотя теперь на это ушло меньше времени. Мощные промышленные лампы были подвешены к каменному сводчатому потолку и стенам, но большинство было направлено в угол помещения. А в углу работали несколько мужчин и женщин. Кто-то делал фотографии, кто-то отбирал образцы, некоторые собрались вокруг чего-то невидимого Гамашу. Однако он хорошо представлял себе, что это такое.
Тело.
Инспектор Ланглуа встал, отряхнул грязь с колен и подошел к нему:
— Я рад, что вы передумали.
Они пожали друг другу руки.
— Мне нужно было поразмыслить. Мадам Макуиртер тоже просила меня поучаствовать, стать кем-то вроде честного посредника между вами и ими.
Ланглуа улыбнулся:
— Она считает, что им нужен такой посредник?
— Ну, в той или иной мере об этом просили и вы. Разве нет?
Инспектор кивнул:
— Верно. И я благодарен, что вы здесь, просто я подумал, не стоит ли нам делать это на неформальной основе. Может быть, рассматривать вас в качестве консультанта? — Ланглуа огляделся. — Хотите посмотреть?
— S’il vous plaît[25].
Такие сцены были знакомы старшему инспектору. Бригада криминалистов на ранней стадии сбора улик, с помощью которых можно будет предъявить кому-то обвинение в убийстве. Коронер все еще находился здесь — в этот момент он как раз поднимался на ноги. Молодой доктор, присланный из больницы «Отель-Дьё», где находился офис старшего коронера Квебека. Правда, этот молодой человек не был старшим коронером, знакомым Гамашу. Но, судя по хладнокровию молодого человека, у него уже имелся опыт работы.
— Его ударили сзади вот этой лопатой. — Доктор показал на прикопанную лопату рядом с телом. Обращался он к инспектору Ланглуа, но постреливал глазами на Гамаша. — Вполне очевидно. Его ударили несколько раз. Я взял несколько образцов, нужно их будет исследовать в лаборатории, но других травм у него, кажется, нет.
— Сколько вам нужно времени? — спросил Ланглуа.
— Двенадцать часов плюс-минус час. Нам повезло с местом. Оно не изменяется. Ни дождя, ни снега, ни колебаний температуры. Подробности я смогу сообщить позднее.
Он повернулся, собрал свои инструменты, потом кивнул Ланглуа и Гамашу. Но не ушел — задержался, оглядывая подвал.
Ему явно не хотелось уходить. Ланглуа вперился в него взглядом, и молодой человек немного утратил самоуверенность, но тут же овладел собой:
— Нельзя ли мне остаться?
— Зачем? — спросил Ланглуа нелюбезным голосом.
Доктор упорствовал:
— Вы знаете.
Инспектор Ланглуа повернулся к нему всем телом, вынуждая его продолжать:
— Не знаю. Скажите мне.
— Понимаете… — Доктор запнулся. — Возможно, вы найдете еще что-нибудь.
Почувствовав, как напрягся инспектор, Гамаш подался к нему и прошептал:
— Может быть, лучше ему остаться.
Ланглуа нехотя кивнул, и коронер вышел из круга света, шагнув через резкую границу в темноту. И стал ждать.
На всякий случай.
Все здесь знали, что это за случай.
Старший инспектор Гамаш приблизился к телу. Яркий свет не оставлял места для воображения. Он высвечивал грязную одежду убитого, спутанные длинные седые волосы, перекошенное лицо. Руки, сжатые в кулаки вместе с землей. Жуткие раны на голове.
Гамаш опустился на колени.
Да, ошибиться в идентификации тела было невозможно. Экстравагантные черные усы, контрастирующие с белыми волосами. Длинные, кустистые брови — их с таким удовольствием пародировали политические карикатуристы. Нос картофелиной и пронзительные, почти безумные голубые глаза. Даже в смерти их взгляд оставался пристальным.
— Огюстен Рено, — сказал Ланглуа. — Сомнений нет.
— А Самюэль де Шамплейн?
Гамаш произнес вслух то, о чем думали все в этом помещении, все в этом sous-sol, все в этом здании. Но никто из них не говорил об этом вслух. Вот это и был тот «случай».
— Никаких следов?
— Нет пока, — с несчастным видом ответил Ланглуа.
Потому что там, где находился Огюстен Рено, неизменно обнаруживался и кто-то другой.
Самюэль де Шамплейн. Мертвый вот уже почти четыре столетия, но связанный с Огюстеном Рено.
Шамплейн, который в 1608 году основал Квебек, был давно мертв и похоронен.
Вот только где?
Эта великая тайна преследовала квебекцев. Каким-то образом они за прошедшие века потеряли своего основателя.
Они знали, где похоронены личности начала XVII века гораздо меньшего масштаба, лейтенанты и капитаны бригады Шамплейна. Они эксгумировали и перезахоронили бессчетное число миссионеров. Пионеры, фермеры, монахини, первые французские поселенцы — места их захоронений были известны. На их скорбные могилы приходили школьники, священники в дни праздников, туристы и гиды. Имена Эбера, Фронтенака и Мари де л’Инкарнасьон[26] звучали по всему Квебеку, об их бескорыстии, их мужестве рассказывались истории.
Но один оставался ненайденным. Одни останки оставались ненайденными.
Отец Квебека, самый почитаемый, самый знаменитый, самый бесстрашный. Первый квебекец.
Самюэль де Шамплейн.
И один человек всю свою жизнь посвятил его поискам. Огюстен Рено перекопал, перелопатил немалую часть Старого города Квебек-Сити, следуя причудливым наводкам, всплывавшим на поверхность.
И вот он оказался под помещением Литературно-исторического общества, этого бастиона англоязычного Квебека. Оказался здесь с лопатой.
Мертвый. Убитый.
Почему он здесь оказался? Похоже, на это был один ответ.
— Сообщить премьер-министру? — спросил Ланглуа у Гамаша.
— Oui. Премьер-министру, министру общественной безопасности. Главному археологу. «Голосу англоговорящего Квебека». Обществу Иоанна Крестителя. Квебекской партии. — Гамаш сурово взглянул на Ланглуа. — Потом вам нужно будет созвать пресс-конференцию и оповестить население. Всех в равной мере. Одновременно.
Это предложение выбило Ланглуа из колеи.
— А вы не думаете, что лучше не поднимать лишнего шума? Ну то есть, ведь это Огюстен Рено, а не премьер-министр. Этот человек был своего рода клоуном. Никто не относился к нему серьезно.
— Но серьезно относились к его поискам.
Инспектор Ланглуа посмотрел на Гамаша, но ничего не сказал.
— Вы, конечно, должны поступать так, как считаете нужным, — добавил старший инспектор, которому был симпатичен этот человек. — Но в качестве консультанта даю вам такой совет. Сообщите всем, и сообщите как можно скорее, прежде чем воинствующие элементы начнут распространять слухи.
Гамаш перевел взгляд за круг яркого света, в темноту подвалов за этим помещением.
Неужели Самюэль де Шамплейн находится где-то здесь? Арман Гамаш, изучавший квебекскую историю, ощутил дрожь, невольный трепет.
А если он чувствовал это, то что же будут чувствовать другие?
Элизабет Макуиртер чувствовала себя неважно. Она повернулась спиной к окну. К окну и виду из него, который до этого дня неизменно доставлял ей удовольствие. Она по-прежнему могла видеть металлические крыши, трубы, здания, целиком построенные из плитняка, снег, теперь усилившийся. Но еще она видела машины телевизионщиков, машины с эмблемами радиостанций на дверях. Видела мужчин и женщин, знакомых ей по телевизионному экрану и фотографиям в «Ле солель» и «Ла пресс». Журналистов. И не только желтую прессу. Не только людей из программы «Алло, полиция» (хотя они тоже присутствовали), но и уважаемых ведущих новостей.
Со своим искусственным освещением и камерами наготове они выстроились перед зданием, словно для игры в «красного пирата»[27], и вещали на всю провинцию. «Что же они там говорят?» — спрашивала себя Элизабет.
Но ничего хорошего говорить они не могли, а то, что говорили, могло различаться лишь по степени плохого.
Она позвонила работникам библиотеки, чтобы сообщить им имеющиеся у нее крохи информации. Много времени это не заняло.
«В подвале обнаружено тело Огюстена Рено. Передайте, кому сможете».
Элизабет снова посмотрела в окно и застонала: снаружи быстро сгущались снег и пресса — и то и другое штормило, бушевало.
— Что там? — спросила Уинни, присоединяясь к подруге у окна. — Ой…
Они увидели, как Портер спускается по лестнице, подходит к толпе репортеров и дает нечто вроде пресс-конференции.
— Господи Исусе, — вздохнула Уинни. — Как вы думаете, я до него доброшу? — Она взвесила на руке первый том «Малого Оксфордского словаря».
— Хотите кинуть в него книгой? — улыбнулась Элизабет.
— Жаль, что никто не подарил библиотеке арбалет.
Инспектор Ланглуа сидел во главе полированного стола в библиотеке Литературно-исторического общества. Эта комната совмещала в себе домашний уют и величие. Здесь пахло прошлым, докомпьютерными временами, когда информацию нельзя было «прогуглить» или поместить в блог. Временами, когда ноутбуки, смартфоны и другие новинки еще не смешали понятия «информация» и «знание». Это была старая библиотека, полная старых книг и старых пыльных мыслей.
Здесь было спокойно и уютно.
Инспектор Ланглуа давно не захаживал в библиотеки. Пожалуй, со школьной поры. Времени, наполненного новым опытом и ароматами, которые всегда будут ассоциироваться с тем опытом. Носки для спортзала. Гниющие бананы в шкафчиках раздевалки. Пот. Одеколон «Олд спайс». Запах травяного шампуня на волосах девушки, которую он целовал, и не только целовал. Запах такой сладкий, настолько наполненный желанием, что каждый раз, когда он его ощущал, у него возникала чисто физическая реакция.
И библиотеки. Тихие. Спокойные. Убежища от сумятицы подростковой жизни. В которой девушки, пахнущие травяным шампунем, не дают тебе ничего, кроме поцелуя, и смеются, в которой мальчишки в спортивном зале толкают тебя, а ты со смехом толкаешь их в ответ, скрывая за бурным весельем ужас в обезумевших глазах.
Он помнил то ощущение, какое испытывал, оказавшись в библиотеке, где ему не грозило ничье нападение, но где он был окружен вещами куда более опасными, чем те, что подстерегали его в коридорах школы.
Потому что здесь были сконцентрированы мысли.
Юный Ланглуа сидел и впитывал в себя эту силу. Силу, основа которой — знания, информация, мысли и спокойное убежище, где ты можешь набираться всего этого.
Инспектор Ланглуа из отдела по расследованию убийств Квебек-Сити оглядел посещение библиотеки с антресолью, с ее резным деревом, старыми томами. Он размышлял о людях, которых должен был опросить. О людях, которые имели доступ ко всем этим книгам, всему этому спокойствию, всей этой силе.
Об англоязычных канадцах.
Справа от него сидел помощник, фиксировавший ход расследования. Слева — человек, которого до этого дня Ланглуа видел только издалека. Он слушал его лекции. Видел на экране телевизора. На процессах, на публичных слушаниях, на ток-шоу. И на похоронах шесть недель назад. Вблизи старший инспектор казался другим. Прежде Ланглуа видел его только в костюмах, с аккуратными усиками. Теперь он носил не только кардиган и вельветовые брюки, но и бородку, в которой пробивалась седина. А над правым виском появился шрам.
— Alors[28], — начал Ланглуа. — Прежде чем сюда войдет первый из них, я бы хотел еще раз пробежаться по тому, что нам известно на данный момент.
— Жертва, — начал зачитывать из своего блокнота помощник, — опознана как Огюстен Рено. Возраст семьдесят два года. Ближайшая родня — бывшая жена — извещена. Детей нет. Формально она опознает его позднее, но сомнений у нас нет. О том, что это он, говорят обнаруженные при нем водительские права и медицинская страховая карточка. Еще в его бумажнике обнаружилось сорок пять долларов, а в карманах еще три доллара и двадцать два цента мелочью. Когда тело было поднято, под ним оказались еще двадцать восемь центов. Как мы считаем, они выпали из кармана. Монеты современные. Все канадские.
— Хорошо, — сказал Ланглуа. — Продолжай.
Рядом с ним сидел и слушал старший инспектор Гамаш, положив руки на стол и накрыв одну руку другой.
— Под телом мы нашли сумку. В ней была карта Квебека, сделанная от руки.
Она лежала на столе перед ними. На карте были отмечены участки города, где Рено проводил раскопки в поисках Шамплейна, и стояли даты, уходящие на многие десятилетия назад.
— Есть какие-либо соображения? — спросил Ланглуа у Гамаша, когда они все втроем осматривали карту.
— Вот что представляется мне существенным.
Палец Гамаша остановился над пустым местом на карте. На карте, где были обозначены только те здания и улицы, которые Рено считал важными для своих поисков. Места, где мог быть захоронен Самюэль де Шамплейн. Здесь были показаны базилика Нотр-Дам-де-Квебек и кафе «Бюад», здесь были показаны разные рестораны и дома, которым «посчастливилось» привлечь внимание Рено.
Остальная часть великолепного Старого города словно и не существовала для Огюстена Рено.
А прямо там, куда указывал палец Гамаша, находилось Литературно-историческое общество. Но оно отсутствовало. Не было нанесено на карту. Его не существовало в Шамплейноцентрическом мире Рено.
Ланглуа кивнул:
— Я тоже обратил на это внимание. Возможно, у него не было времени внести поправки.
— Это не исключено, — сказал Гамаш.
— И что вы думаете?
— Я думаю, было бы ошибкой, если бы мы позволили страсти Рено ослепить нас. Убийство может не иметь никакого отношения к Шамплейну.
— Тогда зачем он там копал? — спросил молодой помощник.
— Хороший вопрос, — печально улыбнулся Гамаш. — Похоже, это ключ к разгадке.
— Верно. — Ланглуа сложил карту и сунул ее назад в сумку.
Гамашу стало любопытно, зачем Рено нужна была такая большая сумка, если там лежала одна только карта.
— И больше там ничего не было? — Гамаш кивнул на сумку в руках Ланглуа. — Кроме карты?
— Ничего. А что?
— Карту можно было унести и в кармане. Зачем ему потребовалась сумка?
— Привычка, — предположил помощник. — Возможно, он носил ее повсюду, на тот случай, если что-нибудь обнаружится.
Гамаш кивнул. Такое было возможно.
— Коронер говорит, что Рено был убит лопатой около одиннадцати часов вчера вечером, — сказал Ланглуа. — Он упал лицом в землю, после чего была предпринята попытка его закопать.
— Но неглубоко, — добавил помощник. — Не основательно. Вы считаете, они хотели, чтобы его нашли?
— Интересно, как часто пользуются этим подвалом, — задумчиво произнес Ланглуа. — Нужно будет спросить. Пусть войдет первый — председатель совета. Как его там? — Инспектор заглянул в свои записи. — Портер Уилсон.
Вошел Портер. Он пытался не показывать этого, но он был потрясен тем, что в библиотеке, его библиотеке, сидят полицейские.
Он не питал ненависти к французам. Невозможно жить в Квебек-Сити и испытывать такие чувства. Это стало бы мучительным испытанием, тогда как можно было бы уехать и жить другой жизнью. Нет, Портер знал, что французы любезны и гостеприимны, предупредительны и постоянны. Большинство из них. Ну а радикалы имелись по обе стороны.
Здесь-то и крылась проблема, о которой ему неустанно говорил священник Том Хэнкок. Портер воспринимал это как «стороны», невзирая на то, что прошло столько лет и у него было множество друзей-французов. Невзирая на то, что его дочь была замужем за франкоязычным канадцем, а внуки ходили во французскую школу, да и сам он говорил на идеальном французском.
Он по-прежнему смотрел на это как на стороны, а себя видел где-то с краю. Потому что он был англичанином. И тем не менее он считал себя таким же квебекцем, как и все остальные в этой прекрасной комнате. Его семья прожила здесь не одну сотню лет. Сам он прожил в Квебеке дольше, чем этот молодой полицейский, или человек, сидевший во главе стола, или старший инспектор Гамаш.
Он здесь родился, прожил всю жизнь, и здесь его похоронят. И все же, несмотря на все его дружелюбие, его никогда не будут считать полноценным квебекцем, «своим».
Вот разве что здесь. В Литературно-историческом обществе, в самом центре Старого города. Здесь он был дома, в английском мире, созданном английскими словами, в окружении бюстов великих англичан.
Но сегодня во время его дежурства сюда вошла французская полиция и обосновалась в Лит-Исте.
— Прошу вас, — сказал инспектор Ланглуа, вежливо вставая и показывая на стул. Он говорил на своем лучшем, весьма корявом английском. — Присоединяйтесь к нам.
Словно у мистера Уилсона был выбор. Они стали здесь хозяевами, а он — гостем. Он удержался от резкого ответа и сел, хотя и не на то место, на которое показал инспектор.
— У нас есть несколько вопросов, — сказал инспектор Ланглуа, переходя к делу.
В течение следующего часа они опросили всех. От Портера Уилсона они узнали, что библиотека запирается каждый вечер в шесть часов и, значит, утром, когда здесь появился Уилсон, была заперта. Все тут оставалось на своих местах. Но люди Ланглуа осмотрели большой старый дверной замок, и хотя никаких следов вскрытия на нем не обнаружилось, такой замок мог бы без труда открыть даже ребенок, не прибегая к помощи ключа.
Тревожной сигнализации в библиотеке не имелось.
— Зачем нам тратиться на сигнализацию? — спросил Портер. — Сюда никто не заходит, даже когда мы открыты, так зачем приходить, когда мы закрыты?
Они узнали, что английские книги в Квебек-Сити можно найти только здесь.
— И у вас их, кажется, немало, — сказал Гамаш. — Я не мог не заметить это, пока шел по коридорам и комнатам: у вас тут есть несколько книг, не включенных в каталоги.
«Это явное преуменьшение», — подумал он, вспомнив огромное количество коробок с книгами повсюду в задних комнатах.
— На что вы намекаете?
— Ни на что. Простое наблюдение.
— Вы правы, — неохотно согласился Портер. — Причем каждый день поступают все новые книги. То и дело кто-нибудь умирает и оставляет нам свои книги. Так мы и узнаём, что кто-то еще умер: появляется коробка с бесполезными книгами. Это вернее, чем некрологи в «Кроникл-телеграф».
— И они всегда бесполезные? — спросил Ланглуа.
— Один раз мы нашли неплохую книгу рисунков.
— Когда это было?
— В тысяча девятьсот двадцать шестом году.
— А продать их вы никому не можете? — спросил Гамаш.
Портер уставился на старшего инспектора. Гамаш ответил тем же, не понимая, что могло вызвать столь саркастический взгляд.
— Вы шутите?
— Non, monsieur[29].
— Мы не можем. Попытались как-то раз — членам общества это не понравилось.
— В тысяча девятьсот двадцать шестом? — переспросил Ланглуа.
Уилсон не ответил.
Следующей вошла Уинни Мэннинг и подтвердила, что ночь и в самом деле клубничка, но добавила, что англичане обычно хорошие тыквы, а в библиотеке прекрасный отдел матрасов и спальных принадлежностей.
— Собственно говоря, — обратилась она к Гамашу, — мне кажется, вы и сами интересуетесь этой областью.
— Интересуюсь, — признался он, к удивлению Ланглуа и его помощника.
Когда Уинни вышла, заявив напоследок, что должна запустить новую линию дверных ручек, Гамаш объяснил:
— Она имела в виду «морской флот», а не «матрас».
— Правда? — спросил помощник, который делал записи, но уже решил сжечь их, чтобы никто не заподозрил, что он был пьян во время допроса.
Место Уинни занял мистер Блейк.
— Стюарт Блейк, — представился пожилой человек, садясь на указанный ему стул и поглядывая на полицейских с вежливым любопытством.
Он был безукоризненно одет и выбрит, его лицо было гладким, розовым и добрым, а глаза — живыми. Он посмотрел на Гамаша и улыбнулся.
— Monsieur l’inspecteur… — Он наклонил голову. — Désolé. Я и понятия не имел, кто вы такой.
— Вы знали только то, что имеет значение, — сказал Гамаш. — Что мне необходимо пользоваться этой великолепной библиотекой. А больше ничего и не нужно было знать.
Мистер Блейк улыбнулся, сложил руки и стал ждать, расслабившись.
— Насколько я понимаю, вы много времени проводите в библиотеке, — начал инспектор Ланглуа.
— Да. На протяжении многих лет. После выхода на пенсию.
— А кем вы работали?
— Я был адвокатом.
— Значит, вас нужно называть Maître[30] Блейк, — заметил Ланглуа.
— Нет-нет, я давно уже не работаю. Просто «мистер» будет достаточно.
— Как давно вы связаны с Литературно-историческим обществом?
— Вообще-то, так или иначе всю жизнь, а до меня — мои родители, а до них — их родители… Знаете, ведь это было первое историческое общество в стране. Оно старше Национального архива. Основано еще в тысяча восемьсот двадцать четвертом году, хотя и не в этом здании.
— Это здание, — подхватил старший инспектор Гамаш. — У него интересная история?
— Очень. — Мистер Блейк повернулся к старшему инспектору. — Литературно-историческое общество получило его только в тысяча восемьсот шестьдесят восьмом году. Изначально здесь располагался Королевский форт, военные казармы. Здесь также помещались военнопленные, в основном американцы. Потом здание стало просто тюрьмой. Вы ведь знаете, тут проводились публичные казни.
Гамаш ничего не сказал, хотя ему показалось занятным, что этот рафинированный, культурный, цивилизованный человек получает удовольствие, рассказывая им о былом варварстве.
— Вешали вот прямо здесь. — Блейк показал на входную дверь. — Если верите в призраков, лучше места вам не найти.
— А вы их тут видели? — спросил Гамаш, удивив Ланглуа и молодого полицейского.
Блейк задумался, потом покачал головой:
— Нет. Но я иногда их чувствую. Если тут никого больше нет.
— А часто бывает, что никого, кроме вас, здесь нет? — любезным тоном спросил Гамаш.
— Иногда. Мне тут спокойно. Думаю, и вам тоже.
— C’est la vérité[31], — согласился старший инспектор. — Но у меня нет ключа, чтобы приходить сюда после закрытия. А у вас есть. И я полагаю, вы им пользуетесь.
И опять мистер Блейк помедлил.
— Пользуюсь. Но не часто. Только когда меня мучит бессонница и какой-нибудь вопрос.
— Например? — спросил Гамаш.
— Какие травы растут на острове Рам. И когда была поймана последняя латимерия.
— А прошлым вечером такие вопросы вас не беспокоили?
Они посмотрели друг на друга. Наконец мистер Блейк улыбнулся и покачал головой:
— Нет. Вчера спал, как ребенок. Как сказал Шекспир, лучший путь обрести покой — это иметь спокойную и тихую совесть.
«Или вообще ее не иметь», — подумал Гамаш, с интересом глядя на мистера Блейка.
— Кто-нибудь может это подтвердить? — спросил инспектор Ланглуа.
— Я вдовствую. Жена умерла восемь лет назад. Так что свидетелей у меня нет.
— Désolé, — произнес Ланглуа. — Скажите, мистер Блейк, зачем, по-вашему, Огюстен Рено пришел сюда вчера вечером?
— Разве это не очевидно? Видимо, он решил, что здесь похоронен Шамплейн.
И вот, пожалуйста. Очевидный ответ произнесен.
— А он здесь похоронен?
Блейк улыбнулся:
— Боюсь, что нет.
— Почему же Рено решил, что Шамплейн похоронен здесь? — спросил Ланглуа.
— А почему Огюстен Рено вообще что-то решал? Кто-нибудь когда-нибудь понимал его логику? Может быть, его раскопки проводились по алфавиту, и вот он добрался до буквы «Л». В такой логике не больше смысла, чем в любой другой. Бедняга, — добавил Блейк. — Я полагаю, вы будете проводить раскопки?
— В настоящий момент это место преступления.
— Невероятно, — пробормотал мистер Блейк себе под нос. — Почему Огюстен Рено появился здесь, в Лит-Исте?
— И зачем кому-то понадобилось его убивать? — подхватил Ланглуа.
— Здесь, — добавил Гамаш.
Последней вошла Элизабет Макуиртер.
— В чем состоят ваши обязанности? — спросил Ланглуа, когда она уселась.
— Ну, «обязанности» — это такой неопределенный термин. Мы все волонтеры. Раньше получали деньги, но правительство перестало финансировать библиотеку, поэтому теперь все деньги, что мы получаем, уходят на коммунальные расходы. Одно отопление чего стоит. И нам только что пришлось поменять проводку. А если бы этого не было сделано, то, возможно, тело мистера Рено так никогда и не было бы обнаружено.
— Что вы имеете в виду? — поинтересовался Ланглуа.
— Когда мы поменяли проводку, то решили, что и телефонные провода стоит поменять. Перенести их в подвал. Если бы их не перерезали, то тело так и не было бы обнаружено — его бы залили бетоном.
— Pardon? — спросил Ланглуа.
— На следующей неделе. В понедельник мы ждем рабочих, которые должны залить пол в подвале бетоном.
Мужчины переглянулись.
— Вы хотите сказать, что если бы Рено или его убийца не перерезал телефонную линию прошлой ночью, то пол залили бы бетоном? — спросил инспектор.
Элизабет кивнула.
— Кто знал, что будут проводиться эти работы?
— Да все знали.
Элизабет отошла к библиотечному столу и вернулась с тремя брошюрками, которые раздала полицейским. На первой страничке размещалось объявление.
Проводка, телефонная линия и подвал будут ремонтироваться.
Раскрыв брошюрку и положив ее на стол перед собой, старший инспектор Гамаш снова посмотрел на эту хрупкую пожилую женщину:
— Здесь говорится, что работы будут проделаны, но сроки не указаны. По-моему, сроки — это существенный фактор.
— Возможно, вы правы, старший инспектор, но мы не держали время работ в тайне. Многие знали. Совет, волонтеры, строительные рабочие.
— Где же вы взяли деньги? Ведь все это должно стоить целое состояние.
— Да, это дорого, — признала Элизабет. — У нас есть гранты и пожертвования. И мы продали кое-какие книги.
— Значит, книги продавались недавно, — сказал Ланглуа. — Но месье Уилсон сообщил нам, что продажи книг идут с трудом.
— Ну, это явное преуменьшение, — откликнулась Элизабет. — Они идут катастрофически плохо. Мы продали несколько коробок книг, которые десятилетиями только лежали, собирая пыль. Позор. Книги должны находиться в чьей-нибудь коллекции, а не лежать без призора здесь. И Господь знает, как нам необходимы деньги. Это было идеальное решение — превратить ненужные нам книги в новую проводку.
— Что же не заладилось? — спросил Гамаш.
— Сообщество не заладилось. Все решили, что мы не только библиотека, но и музей и всё, что нам жертвовалось, должно расцениваться как сокровища. Боюсь, что книги стали символом.
— Символом чего? — спросил Гамаш.
— Ценности английского языка. Английской культуры. Высказывались опасения, что если уж Лит-Ист перестанет ценить английский язык, письменное слово, то надежды вообще нет. Книги перестали быть книгами, они стали символом английского сообщества. Их необходимо было сохранить. Когда это случилось, прекратились все распри, все споры. И все продажи.
Гамаш кивнул. Она была права. Сражение было проиграно в тот момент. Лучше уж покинуть поле боя.
— И вы прекратили продажи?
— Да. Поэтому вы и видели коробки в коридорах. Если умрет еще один престарелый англоязычный канадец, Литературно-историческое общество взорвется. — Она рассмеялась, но смех ее был грустным.
— Как вы думаете, почему Огюстен Рено оказался здесь? — спросил Ланглуа.
— Думаю то же, что и вы. Вероятно, он считал, что здесь захоронен Шамплейн.
— Какие у него были основания это предполагать?
Элизабет пожала плечами, и даже это движение получилось у нее изящным.
— Какие у него были основания предполагать, что Шамплейн захоронен под китайским рестораном? Или под начальной школой? Какие у Огюстена Рено были основания предполагать что бы то ни было?
— Он когда-нибудь приходил сюда?
— Ну, вот вчера пришел.
— Я имею в виду, видели ли вы его здесь прежде?
Элизабет Макуиртер помедлила.
— Никогда в самой библиотеке, насколько мне помнится. Но на крыльце, у входной двери, видела. Вчера утром.
Молодой помощник, потрясенный тем, что наконец-то прозвучало что-то стоящее, чуть не забыл записать это в свой блокнот. Но через несколько секунд его перо застрочило по бумаге.
— Продолжайте, — сказал Ланглуа.
— Он попросил встречи с советом директоров.
— Когда это было?
— Около половины двенадцатого. Мы заперли дверь, как обычно во время заседаний совета.
— И он просто взял да пришел?
— Именно так.
— А откуда он узнал, что у вас заседание?
— Мы разместили объявление в газете.
— В «Ле солель»?
— В квебекской «Кроникл-телеграф».
— Где?
— В «Кроникл-телеграф». — Элизабет написала название для помощника. — Это старейшая газета Северной Америки, — пояснила она машинально.
— Продолжайте. Вы говорите, он просто пришел, — напомнил инспектор. — Что было дальше?
— Он позвонил, Уинни открыла ему, потом пришла сюда — передала его просьбу. Она оставила его на крыльце.
— Что вы ему ответили?
— Мы проголосовали и решили, что не будем с ним встречаться. Решение было единогласным.
— Почему не будете?
Элизабет задумалась.
— Боюсь, мы просто отрицательно реагируем на все, что нарушает заведенный порядок вещей. Все мы, включая и меня. Мы создали тихую, однообразную, но очень счастливую жизнь. Жизнь, основанную на традиции. Мы знаем, что каждый вторник у нас бридж-клуб, что там будут подавать имбирное печенье и цейлонский чай. Мы знаем, что по четвергам приходит уборщик, и мы знаем, где хранятся бумажные полотенца. В том же месте, где их держала моя бабушка, когда была секретарем Лит-Иста. Жизнь, не очень богатая событиями, но для нас она наполнена внутренним смыслом.
Она помолчала, потом посмотрела на старшего инспектора Гамаша, взывая о помощи.
— И приход Огюстена Рено расстроил все это, — подсказал он.
Элизабет кивнула.
— Как он прореагировал, когда ему отказали? — спросил Гамаш.
— Я пошла сообщить ему об этом. Он был недоволен, но принял услышанное. Сказал, что вернется. Но я не думала, что он собирался вернуться так быстро.
Она вспомнила, как стояла у толстой деревянной двери, приоткрыв ее совсем немного, словно она была монахиней, а Рено — грешником. Из-под его меховой шапки торчали седые волосы, с черных усов свисали сосульки, изо рта вырывалось сердитое дыхание. Глаза были не безумные, но злые.
«Вам меня не остановить, мадам», — сказал он.
«У меня нет желания останавливать вас, месье Рено», — ответила она голосом, который, как ей хотелось надеяться, звучал рассудительно. Даже дружелюбно.
Но они оба знали, что она лжет. Ее желание остановить его было столь же сильным, как и его желание попасть внутрь.
По завершении допросов Гамаш вернулся в кабинет. Он нашел там всех за чаем.
— Милости прошу в нашу спасательную лодку, — сказала Элизабет, вставая и приглашая его присоединиться к компании, состоящей из Уинни, Портера и ее самой. — А это наше топливо. — Она показала на чайник и улыбнулась.
Анри бросился навстречу Гамашу.
— Надеюсь, он не очень вас беспокоил? — Старший инспектор похлопал собаку по спине, сел и взял чашку крепкого чая.
— Нет-нет, — ответила Уинни. — И что дальше?
— Вы о расследовании? Когда будет получен отчет от коронера, начнут выяснять маршруты Огюстена Рено, будут искать его друзей, семью. Тех, кто желал ему смерти.
Они сидели вокруг стола. Не то чтобы дружная семейка, но какое-то ее подобие.
— Вы упомянули, что месье Рено хотел поговорить с советом, — обратился Гамаш к Элизабет.
— Вы им об этом сказали? — спросил Портер более напряженным, чем обычно, голосом. — Все-таки сказали.
— У нее не было выбора, — откликнулся Гамаш. — Вы все должны были сказать нам об этом. Вы должны были понимать, насколько это важно. — Он обвел всех строгим взглядом. — Вы отказались его принять, но в конечном счете вы собирались его выслушать?
Он обращался к Портеру, но заметил, что все теперь смотрят на Элизабет, которая хранила молчание.
— В конечном счете — возможно. Но для нас это было бесполезно и очень… — Портер несколько секунд искал нужное слово. — Неудобно.
— Месье Рено мог быть весьма убедительным, — сказал Гамаш, вспоминая бурные кампании, которые развязывал этот археолог-любитель против тех, кто препятствовал его раскопкам.
— Это верно, — признал Портер.
Он как-то сник, в полной мере осознав все возможные неприятные последствия случившегося. Каким бы кошмаром ни обернулись для них поиски Огюстеном Рено тела Шамплейна под Лит-Ист обществом, еще кошмарнее было то, что случилось.
— Можно получить протокол заседания?
— Я его еще не оформила, — сказала Элизабет.
— Вашего черновика будет достаточно.
Она помедлила, но все-таки передала ему блокнот, и он, надев полукруглые очки для чтения, просмотрел записи того, что происходило на заседании.
— Я вижу, что присутствовали Том Хэнкок и Кен Хэслам, но они ушли рано. Они были здесь, когда появился Огюстен Рено?
— Да, — ответил Портер. — Они ушли вскоре после этого. Мы все присутствовали, когда появился Рено.
Гамаш продолжил просматривать записки, потом посмотрел на Элизабет поверх очков:
— Здесь не упомянуто о приходе месье Рено.
Элизабет Макуиртер уставилась на него. Было ясно, что, обращаясь к нему за помощью, она не предполагала, что он будет задавать им столько вопросов. К тому же неудобных вопросов.
— Я решила не писать об этом. Ведь он же не говорил с нами. Ничего не произошло.
— Много чего произошло, мадам, — заметил Гамаш.
Он отметил, что она сказала «я», а не «мы». Означает ли это, что она отводит от них подозрения, берет всю ответственность на себя? Или это и в самом деле было ее личное решение?
Может быть, они и были спасательной лодкой, но теперь Гамаш четко представлял себе, кто на ней капитан.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Хороните своих мертвецов предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
