Наш дом

Луиза Кэндлиш, 2018

Сколько нужно времени, чтобы привычная жизнь разделилась на «до» и «после»? Сколько нужно времени, чтобы реальность разлетелась на осколки? Еще недавно Фиона Лоусон была обычной разведенной женщиной, жившей в собственном доме с детьми, над которыми они с бывшим мужем Брамом получили совместное опекунство. Теперь же в ее дом пытаются въехать незнакомые люди, а Брам бесследно исчез. Очевидно, что за мошеннической сделкой стоит Брам. Но что вынудило его внезапно пойти на такое преступление? И где он скрывается? Фиона начинает собственное расследование. Она все еще надеется, что произошла какая-то ужасная ошибка, и даже не подозревает, что уже рискует собственной жизнью…

Глава 12

«Рассказ Фии» > 00:46:21

Итак, вернемся к схеме «птичьего гнезда».

Первая пятничная смена оказалась до разочарования обыденной, особенно учитывая, что Брам фактически въезжал обратно — как будто мы не расстаемся, а сходимся. Вид его одежды, свисающей с кресла в спальне для гостей, мало чем отличался от тех времен, когда он поздно приходил домой и не хотел беспокоить меня своим храпом.

— Можно мы переночуем в домике? — спросил Гарри.

Это у них новый способ отмечать торжественные события (иногда разжигают костер). Брам метнул в мою сторону быстрый взгляд.

— Снаружи немного сыро, — ответила я.

Который день лил дождь, канавы переполнились, и газон превратился в болото. У подножия горки собралась лужа, а когда мальчики заходили домой после прогулки, их носки противно чавкали по кухонному полу.

— Поставим палатку в гостиной, — предложил Брам, и мой отъезд заглушили радостные вопли.

Собственно, такова и была наша цель: организовать все так, чтобы мальчики не замечали, кто пришел, кто ушел… Непрерывность.

Я неторопливо прогулялась через парк. На закате «Бэби-деко» выглядел соблазнительно: белый с золотом торт на фоне розового неба; однако внутри все оказалось меньше и как-то… проще, чем я запомнила с первого раза. Лифт — кошмар клаустрофоба, узкий коридор, химический запах свежей краски — совсем не то, что привычный аромат заляпанных глиной кроссовок и остатков пасты болоньезе.

Что касается самой квартиры, она походила скорее на номер в отеле: можно разглядеть всю обстановку, не поворачивая головы. Кровать (размер три четверти, не евро), кофейный столик, стеллажи, два небольших уютных кресла. Никакой обеденной зоны — короткая барная панель, а к ней пара дешевых табуретов, которые Брам привез из «ИКЕИ».

В ванной не было горячей воды, а урчание холодильника со временем переросло в рев реактивного двигателя, но я не стала звонить Браму. Мы договорились на одну ежевечернюю эсэмэску после того, как дети уложены спать, — кроме, разумеется, неотложных случаев.

По крайней мере телевизор работал — один из наших старых, маленький экран хорошо вписывался в ограниченное пространство. Когда я уселась на диван с миской равиоли и включила эпизод «Современной семьи» (очень в тему!), ощущение дискомфорта снизилось до уровня временной апатии, свойственной ночевкам в служебных помещениях.

— Понадобится время, чтобы привыкнуть, — предупреждала Роуэн. — Вам будет некуда себя деть, нечем занять без обычной беготни за детьми. Отпустите свои эмоции на свободу, не казните себя — это совершенно естественно.

Значит, так чувствовал себя Брам те прошлые несколько ночей, не говоря уж о месяце изоляции у матери? Одиночный пилот, отрезанный от группы, вынужденный без конца наматывать круги в зоне ожидания.

Я выложила туалетные принадлежности на свободную полку в ванной. По предварительной договоренности Брам сунул постельное белье в машинку, и — по договоренности — я его вытащила и развесила сушиться на кухне.

Да, я предполагала, что нам будет трудно сосуществовать в таком режиме, педантично разделять бытовые обязанности, которые мы так долго выполняли вместе (у каждого теперь своя полка в кухонном шкафчике, как у студентов!). Временами это казалось мелочным, ниже нашего достоинства; иногда — непередаваемо печальным.

Впрочем, в первый вечер я не позволяла себе думать о таких вещах — и уж точно не позволяла себе плакать. Умылась, почистила зубы, надела пижаму, походила туда-сюда, как в номере отеля. Заснула сразу же, хотя ожидала, что всю ночь не сомкну глаз.

На следующий день позвонила мальчикам по «Скайпу», улучив момент затишья между уроками плавания и вечеринкой в честь дня рождения, которая проводилась на городской ферме. Дети препирались насчет того, кто выберет ламу в качестве любимого животного — неписаный закон запрещал выбирать одно и то же. Вечером я поехала к родителям в Кингстон и уговорила себя остаться на ночь: на электричке возвращаться поздно, да еще такси дорогое…

Если бы мне сказали, что через несколько месяцев я перееду к маме с папой, я бы покрутила пальцем у виска.

Брам, выдержки из файла Word

Как ни странно, квартира с самого начала пришлась мне по душе, и не потому, что я стремился вырваться от матери. Я не чувствовал себя одиноко, ведь меня ждало возвращение в родной дом, пусть и на правах очередности. Квартира принимала молча, ничего не требуя взамен. Насколько я помню, адрес не знал никто, кроме коммунальных служб, а в наши дни так приятно быть «вне зоны доступа».

К тому же машина осталась на Тринити-авеню, и можно выбросить из головы хотя бы этот «обломный» момент.

Я вел себя наилучшим образом и готов был придерживаться любых правил, которые установит Фия. Ну ладно, может, позже, когда все полетело к чертям, я представлял себе, что мы снова сойдемся, что она спасет меня от меня самого, раз и навсегда… А пока я радовался тому, что мы дышим одним воздухом, и у нас есть общий кусок пространства — хоть и предназначенный для расставания, как ни парадоксально. По крайней мере, изначально это был наш общий «секрет».

«Рассказ Фии» > 00:51:18

Дома у нас старинные подъемные окна с красивыми вкраплениями на стекле. В квартире — двойные стеклопакеты по последнему слову техники; вроде бы самоочищающиеся (я никогда не обращала внимания).

Дома у нас лепные карнизы и напольная плитка, выложенная геометрическими узорами (терракотовый, охра и кобальтовый). В квартире — дешевый плинтус и ламинат, бликующий оранжевым в искусственном свете.

Дома у нас высокие стеклянные двери, выходящие на каменную террасу с шезлонгами из брашированного тика и японскими кленами в горшках. В квартире — балкон, выходящий на шумную подъездную дорогу к парку; местные ее не любят из-за вечных пробок.

Впрочем, все это не имеет значения. Глупо сравнивать в такой ситуации; главное — функциональность.

А семейный уют — для семейных, как выражается Элисон.

* * *

В следующую пятницу я пригласила в гости Полли.

Возвращаясь из Милтон-Кинс, куда ездила по работе, я мечтала о первом бокале «просекко» (общепризнанный эликсир женского сообщества Тринити-авеню; когда в газетах написали о дефиците, некоторые из нас плакали).

— Ничего не понимаю! — воскликнула Полли, встретившись со мной у подъезда. — Как вы можете позволить себе еще и квартиру?

— Потому что мы ужасно старые, и у нас небольшой платеж по ипотеке — по крайней мере, по нынешним безумным стандартам.

Прошлые обиды (я купила дом во времена, когда цены были нормальными) улеглись после того, как родители помогли сестре с первым взносом за квартиру в Гилфорде; и все же порой в разговорах на эту тему сквозило легкое недовольство.

В лифте мне вдруг пришло в голову, что здесь нет камеры наблюдения. А если застрянешь? Кто ответит, если нажать на кнопку вызова? Консьержа в подъезде не было, с соседями пока не удалось установить контакт: молодые хипстеры не обращали внимания на скучную тетку средних лет.

Я открыла дверь с тревогой, как в прошлый раз, и пропустила вперед Полли.

— Ничего так, миленько… О, да тут еще и балкон!

— Да, только на северную сторону, к тому же выходит на шумную дорогу. Брам считает, что это один из домов по программе социального жилья.

Полли презрительно фыркнула.

— И поэтому они сдали квартиру людям, которые могут позволить себе громадный дом на Тринити-авеню? М-да, социальная программа в действии!

— Наверное, Брам не упомянул о доме, — предположила я.

Не ожидала такого, честно говоря: приходилось не то объяснять, не то оправдываться…

Пока я разливала вино, Полли исследовала оставшуюся часть квартиры. Потом мы уселись в два жестких кресла с грубой грязно-серой обивкой, будто собирались записывать интервью.

— Ну и как Брам себя ведет? — спросила Полли.

— Довольно неплохо. Я бы даже сказала, он стал чуть ли не…

— Что?

–…послушным.

— Послушным? Брам? — хохотнула Полли. — Не может быть! Это его хороший близнец, о котором он тебе никогда не рассказывал, и они незаметно поменялись. Настоящий Брам сейчас на Гоа, оттягивается на пляжной вечеринке. Ну или, на худой конец, в пабе сидит.

— Да, звучит бредово, но так и есть. В среду вечером у Брама был почти благодарный вид. Думаю, понял, какое это для него спасение.

— Да уж надеюсь! — воскликнула Полли. — Сообразил, что висел на волоске! Любая другая выставила бы его с концами!

Даже теперь, когда мы расстались, когда от шрамов загрубело сердце, считалось, что я слишком мягка с ним. Представляю, как Полли рассказывает друзьям: «Прикиньте, она его наконец-то выгнала! И знаете, куда? Не поверите — в соседнюю комнату!»

— Знаешь, эта твоя программа «птичьего гнезда» на бумаге выглядит заманчиво, либерально, в духе времени и все такое… Только можно ли ему доверять? Целые выходные без присмотра? Ты преспокойно могла бы получить полную опеку над детьми и жить дома постоянно. Зачем ты его балуешь?

— Потому что Брам — центр их вселенной; во многих смыслах он — лучший родитель, чем я. С ним они смеются, орут и ходят на ушах.

— И это, по-твоему, хороший родитель? Нет уж, я предпочту скучного, который сумеет их усмирить — и да, оградит от последствий измены.

Я улыбнулась.

— Что ж, у них есть оба варианта. А скучный родитель хочет, чтобы они жили в своем доме, спали в своих постелях, а не на раскладушках где-нибудь на съемной квартире вроде этой. Я хочу, чтобы у них было привычное детство: футбол с папой в саду, возня с постройкой домика для собаки, которой у нас никогда не будет…

— М-м… — Полли не сильно волнует благополучие племянников. Со своим другом она встречается не больше года и, не имея детей, наверняка считает, что никогда не окажется в такой идиотской ситуации. — А если кто-то из вас начнет ходить на свидания?

— Никаких проблем. Разве что мы договорились не приводить на Тринити-авеню посторонних.

— «Посторонних»? — подняла бровь сестра. — В «Тиндере» они по-другому называются.

— Без разницы. Я слишком стара для этого, так что не проблема.

— Тебе всего-то сорок с небольшим!

— А чувствую себя на все сто… с небольшим.

— Потому что ты жила с Брамом. Вот он бы ни капельки не постеснялся привести сюда «посторонних».

— А я ни капельки не постесняюсь ему это запретить, — возразила я.

Сестра призадумалась и наконец вынесла вердикт в мою пользу (чисто случайно):

— Ну что ж, надо сказать, действительно оптимальное решение. Тебе достались самые лучшие вечера «для взрослых»: пятница и суббота. Можно спокойно заниматься личной жизнью отдельно от Брама, от детей. От всех.

Я засмеялась.

— Какая личная жизнь, не смеши…

— Ну, может, не сразу. Я даю тебе месяц.

Полли в своем репертуаре: всегда уверена, что знает лучше всех. Думает, все повидала в жизни.

Хотя даже она признает теперь, что такого никак не могла предположить.

#жертвафия

@LorraineGB71 Нутром чую: в этой квартире случится что-то ужасное!

@KatyEVBrown @LorraineGB71 Не зря там никто дольше полугода не продержался… *включает зловещую музыку*