Капитализм для народа. Либеральная революция против коррумпированной экономики

Луиджи Зингалес (2012)

Итальянец по рождению, чикагский экономист Луиджи Зингалес воочию наблюдал последствия высокой инфляции и безработицы — в сочетании с кричащим непотизмом и семейственностью — в экономике своей страны. Этот опыт оказал глубокое влияние на его профессиональные интересы, и в 1988 году он прибыл в США, вооруженный политической страстью и верой в то, что экономисты должны не просто объяснять мир, но и менять его к лучшему. В «Капитализме для народа» Зингалес показывает, что корни американского капитализма подверглись процессу разложения, а результатом этого становится переход к более коррумпированной системе, встречающейся в Европе и большинстве стран мира. Американский капитализм, согласно Зингалесу, вырос в уникальном инкубаторе, где меритократическая природа конкуренции способствовала возникновению веры в рынки и мобильность. Но позднее эта вера была подорвана предательством ориентированных на бизнес элит, лоббистская деятельность которых стала определять работу рынка, и это предательство произошло с молчаливого согласия интеллектуального класса. В результате мы оказываемся перед выбором между перераспределительным популизмом и ориентированной на бизнес технократией. Однако Зингалес видит выход в прорыночном популизме, поддержке по-настоящему свободной и открытой конкуренции во благо народа, а не во благо крупного бизнеса. Отталкиваясь от истории американского популизма рубежа XX столетия, Зингалес утверждает, что наша нынешняя ситуация ничем не отличается от тогдашней. Средний класс и бедные беднеют, а богатые — богатеют. Решением теперь, как и тогда, должны стать реформы экономической политики, которые выровняют игровое поле. Реформы, которые могут быть направлены против бизнеса (точнее, против крупного бизнеса), в действительности будут прорыночными. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Призыв к переменам

Действовать необходимо сейчас — пока США не вступили на южноевропейский путь, приводящий к водворению системы кланового капитализма, или на южноамериканский путь, ведущий к долгосрочному упадку. Необходимо — ни много ни мало — переосмыслить традиционные политические категории. Американский политический спектр традиционно делится на проделовые круги, понимающие суть экономического стимулирования и желающие расти за счет его умелого использования, и антиделовые круги: последние, по словам Черчилля, считают бизнес «хищником, которого нужно убить» или «коровой, которую следует постоянно доить».

По мере ослабления идеологических различий стороны пришли к новому пониманию того, кто именно станет дойной коровой: налогоплательщики. Естественно, обе стороны с восторгом поддерживают тесный союз деловых кругов и правительства. Настоящая линия раздела проходит между теми, кто вошел в этот порочный союз, и теми, кто отказался в нем участвовать. Подавляющее большинство последних придерживаются крайне левых взглядов и продолжают считать бизнес хищником, которого следует убить. Политики и интеллектуалы, выступающие в защиту рынка и при этом понимающие, какой чрезмерной властью обладает крупный бизнес, встречаются куда реже, чем следовало бы. Тем не менее большинство американцев признают, что крупный бизнес и свободный рынок — совершенно разные вещи. По результатам подсчетов Индекса финансового доверия, публикуемого чикагской школой Бута/Келлога (я один из руководителей этого проекта), 53 % американцев согласились с утверждением «Свободный рынок — лучшая система для создания богатства», тогда как 28 % воздержались от оценки этого утверждения, а 19 % не согласились с ним. Аналогичным образом, 51 % американцев согласились с утверждением «Крупный бизнес искажает работу рынков ради собственного блага», тогда как 30 % воздержались от оценки, а 18 % не согласились с утверждением. Иными словами, большинство американцев верят в силу рынка, однако испытывают беспокойство в связи с влиянием на него крупного бизнеса.

Именно для этого большинства я написал свою книгу. Это по большей части молчаливое большинство: оно чаще поддерживает рынок, чем деловую сферу. Кроме того, я обращаюсь к двум недавно возникшим популистским движениям, оказавшимся на противоположных концах политического спектра: к «движению чаепития» и движению Occupy. Неожиданным образом у этих движений много общего. И то и другое антиэлитарно; и то и другое борется с левиафаном («движение чаепития» — с правительством, движение Occupy — с крупным бизнесом, обращающимся за помощью к государству). Многие не понимают, что оба левиафана суть две стороны одной медали. Проблему представляет не крупный бизнес как таковой, но монополистский бизнес, обладающий политическим могуществом; не правительство как таковое, но назойливое и коррумпированное правительство. В чем причина неэффективности агентства Fannie Mae — в том, что это крупный монополист, или в том, что его поддерживает государство? На самом деле и в том и в другом.

Частный сектор зачастую терпит крах потому, что правительство вмешивается в его существование, выделяя ему субсидию или предоставляя монопольное право. Правительство зачастую терпит крах из-за повышенного внимания к частным интересам. Так кого же следует обвинять — правительство или частный сектор? Никого: подобные просчеты — результат работы порочной, клановой системы.