Жизненный план

Лори Нельсон Спилман, 2013

После смерти матери Брет Боулингер с ужасом обнаруживает, что ей одной из трех детей в наследство достался лишь список ее же собственных жизненных целей, написанный в четырнадцать лет, с комментариями мамы. Условие получения остального наследства – выполнение всех пунктов списка, включая и замужество, и даже покупку лошади. Но реально ли осуществить детские мечты всего лишь в течение года? И как, например, помириться с отцом, если он уже умер… Нищая, униженная, и все это только ради нее? А тут еще странный мужчина в плаще «Бёрберри»…

Глава 8

Когда мама была жива и здорова, четверг традиционно считался днем семьи Боулингер. Мы собирались за столом в ее доме, и разговор всегда лился так же легко, как совиньон блан. Мама сидела во главе стола, и темы сменяли одна другую — последние новости, политика и личные интересы каждого. Сегодня, впервые после маминой кончины, Джоад и Кэтрин пытаются воссоздать магическую атмосферу тех вечеров.

Меня встречает Джоад в переднике в черно-белую полоску поверх замшевого пиджака.

— Спасибо, что пришла, — говорит он и целует меня в щеку.

Скидываю туфли и утопаю в роскошном белом ковре. Джоад тяготеет к классическим вещам, однако Кэтрин без ума от современного дизайна. Результатом слияния интересов стал безупречный классический интерьер в белых и бежевых тонах, декорированный удивительными произведениями современного искусства. Атмосфера дома кажется стерильной, отчего несколько прохладной и недоброжелательной.

— Восхитительный запах, — говорю я.

— Каре ягненка. Уже почти готово. Пошли. Джей и Шелли уже допивают второй бокал пино.

Как и следовало ожидать, отсутствие мамы столь же выразительно, как южная манера растягивать слова. Впятером мы сидим в гостиной Джоада и Кэтрин, выходящей окнами на реку Иллинойс, и делаем вид, что не ощущаем нехватки той энергии, что давала нам мама. Вместо этого мы маскируем неловкое молчание пустой болтовней. После двадцатиминутного вещания Кэтрин о доходах компании за третий квартал и планах на развитие разговор плавно переходит на тему моей жизни. Кэтрин желает знать, почему я пришла без Эндрю, Джей интересуется, не нашла ли я место учителя. От каждого вопроса я вздрагиваю, словно от толчков после землетрясения. Мне срочно нужна передышка. Пользуюсь тем, что Джоад удаляется на кухню проверить свой знаменитый десерт крем-брюле.

Иду по коридору в ванную комнату и заглядываю в кабинет Джоада — его уютное убежище, отделанное вишневыми панелями, святилище, куда меня раньше никогда не приглашали. Здесь, в запертом на ключ шкафу, он хранит коллекцию односолодового виски и, несмотря за запрет Кэтрин курить в доме, коробку с кубинскими сигарами. Взгляд цепляется за предмет на столе. Резко меняю курс.

Глаза не сразу привыкают к полумраку кабинета. Моргаю и сосредоточенно вглядываюсь. На массивном темном столе Джоада, прикрытый тонкой папкой, лежит красный блокнот.

Какого черта? Решительно захожу в комнату. Когда я спрашивала о нем, Джоад, как и все остальные, не признался, что видел его. Беру блокнот в руки, мамина записка больше не скрывает надписи на обложке. Грудь сжимается от вида ее почерка. «Лето 1977» — за год до моего рождения. Неудивительно, что она понадобилась Джоаду. Эта записная книжка бесценна. Но ведь я обязательно рассказала бы о ней братьям.

Слышу шаги — по коридору кто-то идет. Джоад. Холодею от страха. Думаю, что надо сообщить о находке и сказать, что я ее забираю, но внутренний голос велит молчать. Брату определенно не понравится моя идея. Джоад проходит мимо, даже не заглянув в кабинет, и я с облегчением выдыхаю. Спрятав блокнот под свитер, я покидаю комнату так же бесшумно, как и проникла сюда.

Уже застегивая пальто, вхожу в гостиную.

— Прости меня, Кэтрин, но десерт я, пожалуй, пропущу. Неважно себя чувствую.

— Подожди, я тебя отвезу, — говорит Шелли.

Мотаю головой:

— Нет, спасибо. Возьму такси. Попрощайтесь за меня с Джоадом.

Прежде чем Джоад узнает, что я ухожу, выскакиваю за дверь.

Хлопок дверей лифта позволяет еще раз облегченно вздохнуть. Господи, помоги мне, я стала воровкой. Но ведь укравшей ради торжества справедливости. Достаю свою драгоценную добычу и прижимаю к груди, представляя, что обнимаю маму. Тоска по ней охватывает меня с невероятной силой. Как это похоже на нее — появляться в те моменты, когда она мне особенно нужна.

Конец ознакомительного фрагмента.