Подержи моё пиво

Лори Лютер

Единственная радость в унылой жизни Глеба – это панк-концерты в клубе его приятеля. Но однажды в клуб заявляется незнакомец и говорит, что заведение придётся закрыть.«Подержи моё пиво» – это ода простым человеческим радостям в калейдоскопе эгоцентризма, капитализма и отсутствия моральных ценностей. Книга содержит нецензурную брань.

2

Дом вверх дном

Глеб проснулся от шума за стеной и даже не сразу понял, где он находится. И только запах собственной комнаты, знакомый с детства, окончательно дал ему понять, что он дома.

Он слышал визгливый голос сестры и ответное бубнение её мужа, но не мог разобрать слов, чему был несказанно рад. Хотя Глеб считал себя обязанным помогать всем нуждающимся, особенно родным, он не мог заставить себя глубоко вникать в разборки Маши и Максима. Они зачастую пороли такую чушь, что можно было чокнуться, воспринимая все их разговоры всерьёз. Маша бесконечно пилила мужа по поводу и без, и поначалу Глеб испытывал к нему сострадание, но потом понял, что делать этого не нужно. Это был их образ жизни, их норма, и по-другому они не хотели и не могли.

Наконец он услышал, как дверь из комнаты в коридор открылась, и голос сестры резко оборвался. Он хорошо знал её и догадался, что она замолчала, потому что увидела в коридоре его обувь. Не успел он обреченно вздохнуть по этому поводу, как дверь в его комнату была бесцеремонно распахнута.

— Глеб! — в проёме стояла сестра, Маша. Глаза её округлились, из пучка волос на макушке выбилась прядь. Она была объемная, как баба на чайник, и ничуть не уступала Глебу в росте. На ней была майка в сине-белую полоску, длинная неопределённого цвета юбка и заляпанный жирными пятнами бежевый фартук. — Когда ты пришёл?

— Привет, — Глеб зевнул, приподнимаясь на локтях. Спать дома после такой долгой разлуки с собственной кроватью было даже как-то романтично. — Ночью я пришёл.

— Надолго ты? — в голосе Маши Глеб распознал какие-то смешанные чувства. Неясно было, опасается ли она того, что он тут задержится, или, напротив, рада.

— Не знаю, возможно, навсегда. Не очень-то мне везёт с переездами.

Круглые глаза сестры трансформировались в щёлочки.

— Навсегда? — подозрительно переспросила она. — Не знаю, как отнесется к этому Максим, ты же знаешь, он не любит гостей.

При слове «гость» Глеб уставился на сестру, словно не верил услышанному.

— Я и не гость здесь, Маша, — заметил он, но та словно пропустила всё мимо ушей.

— А что же случилось, вы с Катей расстались?

— Типа того.

— А почему? — Маша уставилась на зевающего брата. — Не держи в себе, я же твоя сестра!

Глеб ощутил знакомое чувство раздражения. Начался классический допрос. Почему присутствия его сестры хватало на пару минут, прежде чем оно начинало ему досаждать? Он мотнул головой, отбрасывая эту мысль — ведь он знал, что о родных нельзя думать плохо. Вместо этого он попытался сосредоточиться на глазах Маши — зелёных, как ни у кого больше из близких родственников. Когда-то она была красивой и даже сейчас могла бы быть такой, если бы не вечное выражение её лица — хронически недовольное, такое, словно лицо было вылеплено из нагретого пластелина и медленно стекало вниз: заметные морщинки во внешних уголках глаз, щёки, мешки под глазами, чувственные когда-то губы — всё словно стремилось оттянуться под воздействием гравитации. Только лишь густые каштановые волосы по-прежнему держали форму и, даже завязанные в узел, стремились куда-то вверх. Словно прочитав его мысли, Маша неожиданно сказала, присев к нему на кровать:

— Мне всего сорок пять, а я чувствую, что меня уже все избегают — даже ты не хочешь со мной делиться.

— Маша, я всегда с тобой делился всем, что у меня было, — возразил Глеб. — Честно говоря, — он посмотрел на неё исподлобья, — тебе всегда доставалось даже больше. Ты и отнимать не брезговала.

Она махнула рукой и совсем по-девичьи надула губы, отчего стала выглядеть нелепо.

— Да я не об этом. Я о том, что ты со мной не разговариваешь, не рассказываешь о личном.

— Ну извини, такой уж я человек, — отрезал Глеб. Он терпеть не мог все эти пытки сестры, всё-то ей надо было знать. Всё, кроме того, что знать ей действительно следовало бы. Оттого и подруг у неё не осталось — даже им приелась пустая болтовня и сплетни, особенно о них самих.

Глеб встал с кровати, залез в шкаф и достал оттуда мятые домашние штаны.

— О, в самый раз, — сказал он, надевая их.

— Конечно, в самый раз, — язвительно отреагировала Маша. — Ты же не толстеешь. Ты что, ничего не ешь? Тебя не кормят в твоей пиццерии?

— Сестрёнка, ты в свои сорок пять всё ещё думаешь, что все, кто ест, толстеют? — Глеб поставил ладони на пол, вытянулся и начал уверенно отжиматься, продолжая разговаривать. — Нет… едят… все… а толстеют… некоторые.

Маша поджала губы и встала с кровати.

— Пойду поставлю чай. Скажу Максиму, что ты приехал, куда ж деваться. Ему всё равно придётся об этом узнать.

И она вышла.

Сделав комплекс своих стандатных упражнений, Глеб только успел надеть футболку, как в дверь коротко постучали и тут же показалась узкая, словно приплюснутая голова Максима. Он и так был похож на инопланетянина из фильмов, а сейчас так выпучил глаза, что сходство стало даже комичным.

— Привет, Макс, — отозвался Глеб, и тот в майке-алкоголичке и растянутых зеленых тренировочных штанах заскочил в комнату, едва не припрыгивая, и протянул Глебу худую руку.

— Я так рад, так рад, что ты приехал! — заверещал он. Глеб подал руку, и тот судорожно её затряс.

— Не думал, что ты так рад будешь меня видеть, — Глеб неловко улыбнулся. Он, конечно, знал, что слова сестры про то, что Максим не хочет его видеть — ерунда, ведь она любила приписывать другим людям качества, которых в них нет, но не предполагал, что настолько. Максим словно всю жизнь его ждал и вёл себя как пёс, к которому вернулся оставивший его на долгое время хозяин.

— Да ты что, я всегда рад, всегда рад, — заливался он, чуть не задыхаясь. — Пойдем на кухню, ты, наверное, есть хочешь?

— Не откажусь, — признался Глеб, и они вышли из комнаты.

Маша уже поставила на плиту чайник, но самой её видно не было. Максим стал хлопотать с яичницей, ссутулившись над сковородкой.

— Помочь? — спросил Глеб.

— Да нет, садись, сейчас всё будет.

Глеб сел за стол. Он не привык, чтобы кто-то готовил ему еду. Катя поначалу порывалась это делать, но из-за разницы в графиках они ели в разное время, так что вскоре и готовить стали отдельно. К тому же Глеб всегда довольствовался малым, и готовка затруднений у него не вызывала. Было не так уж сложно кинуть в воду пельмени или заварить сублимированную лапшу.

— Ты так и ездишь на своем «вольво»? — спросил Максим, заглушаемый треском яичницы на разогретой сковороде.

— Да, на новую не накопил, — улыбнулся Глеб. — А что?

— И как она? Ещё на ходу? И вообще?

Глеб так давно не общался с Максимом, что уже и забыл, что тот любой разговор умудрялся сводить к своей машине. Теперь он понял, что беседу будет сложно перевести в другое русло, да впрочем, и незачем. Он беззаботно ответил:

— Да, старушка на ходу, работаю на ней. Конечно, дно проржавело, да и так, по мелочи, то одно, то другое. Экологичная машина, потихоньку перегниёт целиком… но тарахтит пока.

— Вот как так? — В голосе Максима сквозила обида. Он начал неистово разбивать вилкой глазунью. — Она ж какого года у тебя? А ты даже и ремонта не делал крупного. Вот что значит — иномарка. А моя постоянно ломается, чтоб её.

Глеб промолчал, понимая, что муж сестры ещё не выговорился. Максим выключил чайник и поставил на стол две тарелки с яичницей с сосисками и помидорами. Глеб предположил, что он частенько готовит для себя. Пока Глеб закидывал в рот еду, Максим возил вилкой по тарелке, не начиная есть, и нудел:

— То одно с ней приключится, то другое. Тут недавно подшипники поменял, так бракованный попался, и что ты думаешь? По дороге на работу понял, что колесо не крутится! Встал, а там уже горелым запахло! Ступица аж приварилась. Еле отодрали, молотком стучали в сервисе, думал, всё, конец, достучатся сейчас. А неделю назад только все в порядок привёл — так какие-то хулиганы окно разбили, ну вот как мне так «везёт»?

— Да уж, — промямлил Глеб с полным ртом. Он теперь старался есть быстрее. Историю про подшипник и приваренную ступицу он слышал уже раза три, и каждый раз Максим говорил, что это случилось недавно.

— А сейчас там что-то стучит постоянно. Слушай, может, посмотришь её?

Тут Глеб понял, что не успел вовремя улизнуть. Из-за того, что его старенький автомобиль практически никогда не ломался, Максим решил, что Глеб обладает какими-то уникальными знаниями автомобильного мастера, и постоянно просил его посмотреть машину. Глеб из раза в раз честно отвечал ему, что хотя и работал в автомастерской много лет назад, опыта и больших познаний он в этом деле не накопил, но Максим никогда ему не верил и постоянно упрашивал посмотреть его «жигули». В итоге Глеб тупо стоял и смотрел на очередной столб дыма из капота или слушал визг, треск или скрежет, доносившийся оттуда же, и говорил неизменно: «обратись в автомастерскую, я не знаю». Но Максим всё равно не верил ему и продолжал доставать.

Глеб проглотил последний кусок яичницы и встал.

— Слушай, я тороплюсь. Давай в другой раз.

— Ну одним глазком взгляни, буквально минута.

Глеб выглянул в окно. Морского цвета «семёрка» стояла под окном перед тропинкой, мешая людям проходить.

— Тебе окно разбили, потому что ты весь проход загородил. Перепаркуйся по-человечески.

— Так некуда же!

— Тогда скажи спасибо, что капот не поцарапали.

Максим нахмурился, словно не ожидал, что Глеб не примет его сторону как водитель. И всё же в голосе его по-прежнему звучала надежда:

— Так посмотришь?

— Тороплюсь, — повторил Глеб.

— А чай?

— Не успеваю, в другой раз. Спасибо за завтрак.

Глеб метнулся в свою комнату, искренне браня себя за враньё, но не в силах в сотый раз смотреть на машину Максима.