Адмирал Джоул и Красная королева

Лоис Макмастер Буджолд, 2015

Корделия Нейсмит, вдовствующая графиня Форкосиган, отдала 40 лет заботам о муже, сыне и обустройству планеты, которая так и не стала для нее родным домом. Теперь, когда она почти освободилась от многих принятых на себя обязательств, настало время для серьезного выбора… Адмирал Джоул, глава планетарного флота, уму которого некогда завидовал Майлз, а внешности – его брат Айвен, к своим пятидесяти годам получил от жизни все, чего желал. Или… почти все? А Майлзу, лорду-аудитору, предстоит расследование, откроющее тайну, связанную с его собственной семьей.

Глава третья

Дипломатический прием, казалось, слишком уж затянулся, но наконец Корделия смогла поручить своим личным помощникам нелегкую задачу — ненавязчиво выпроводить самых нетрезвых не слишком важных персон. Вышколенная домашняя прислуга уже готовилась приступить к уборке.

Закончив с делами, она пригласила Оливера следовать за ней. Когда Джоул столь неожиданно появился на подъездной аллее, он выглядел таким же статным и невозмутимым, как и всегда, но легкий отблеск паники в голубых глазах почему-то вызывал ассоциации с кошкой, по неосторожности угодившей в центрифугу. Корделия привела его в сад, в свой любимый уединенный уголок, осуществила визуальную проверку на предмет заблудившихся дипломатов, и, рухнув на удобный шезлонг, сбросила туфли и громко выдохнула.

— Какое счастье, что всё закончилось. О, мои ноги.

Оливер, улыбаясь, уселся рядом на плетеном стуле.

— Помню, как Эйрел обычно массировал их тебе после таких испытаний.

— Да. — Корделия вздохнула, погрузившись на миг в воспоминания, которые причиняли боль, но не слишком острую. С внезапно вспыхнувшей надеждой она подняла глаза, но за этим наблюдением со стороны Джоула не последовало, скажем так, предложения сделать то же самое. Ну что ж… Она устроилась поудобнее, скрестила ноги, и размассировала себе стопы сама.

— Я видела, как ты дефилировал по саду, — спасибо, — продолжила она. — И какие успехи на этом приеме? Стоит ли обыскать твои карманы на предмет ключей от гостиничного номера, любовных записок на салфетках или дамского нижнего белья? — В былые времена, когда Джоул был красавцем-адъютантом Эйрела, карманы его кителя таили в себе после подобных событий пикантные сюрпризы, даже когда он клялся, что к нему никто на расстояние вытянутой руки не приближался.

— Таинственное дамское белье было только один раз, — запротестовал он весело-негодующе. И после минутного раздумья добавил: — Ладно, два раза, но это было в баре на Тау Кита, и мы все были пьяные. И оба раза так и осталось загадкой — могли бы хоть написать свой ком-код на трусиках или еще где. Они что, ждали, что я буду искать их, как Золушек? — Он изобразил, будто держит в поднятой руке тоненькие бикини, заглядывая всем в глаза с робкой надеждой собаки, потерявшей хозяина.

Корделия звонко рассмеялась.

— Надо было пустить по следу эсбэшников, зачем же самому утруждаться?

— Эсбэшники и так получали в руки все, что я не мог точно идентифицировать. Иногда мне казалось, что я мог бы разоблачить блестящего цетагандийского шпиона, плетущего подлый заговор, но каждый раз все оказывалось совсем неинтересно.

Корделия ехидно усмехнулась.

— Ну что ж, ничего не поделаешь, — вздохнула она, поудобнее устраиваясь в шезлонге. — И как получилось пообщаться с доктором Таном?

Джоул пожал плечами:

— Он был жутко вежливый. И восторженный. И ужасающе бетанский.

— Это его достоинство или недостаток?

— Просто манера поведения. Это был… более странный опыт, чем я ожидал. — Он, похоже, собирался сказать что-то еще, но затем покачал головой и явно сменил курс. — Я оставил ему то, что он упорно именовал моим образцом. Как будто мои гонады — это форма для выпечки. Следующий шаг, если только все мои гаметы не никчемны… ну, следующий шаг, похоже, предстоит очень скоро.

— Ты знаешь, как это будет?

— Более или менее. Ну, то есть вопрос-то я знаю, а вот ответ… Я должен решить, что делать: либо сейчас просто заморозить образец и отложить все на потом, либо сразу приступить к оплодотворению. А это, в свою очередь, влечет за собой следующий вопрос: заморозить ли все зиготы — эмбрионы? — или запустить какой-то один. Или, например, больше чем один.

— Майлз, когда рассматривал эту технологию для моих будущих внуков, хотел начать сразу с двенадцати, одновременно. Полагаю, чтобы вырастить свой собственный взвод. Я предложила по очереди с Катрионой окунать его головой в воду, пока не одумается, но, как выяснилось, она не нуждалась в моей помощи. Замечательная девочка моя невестка. До сих пор не могу понять, что он такого сделал, чтобы ее заслужить.

Оливер сдавленно всхрюкнул.

— Зная Майлза… могу себе представить. Но нет, никаких взводов Джоула. Ни взводов, ни даже команды.

— Ты мог бы нанять помощницу. Я это точно планирую сделать.

— Придется, наверное. Не представляю, как еще… Ты ведь не запускаешь всех своих шесть девочек сразу, а?

— Нет-нет! Я изучала оптимальное семейное распределение по возрасту. Насколько я понимаю, какого-то одного варианта тут нет. Точнее, вариантов несколько, в зависимости от того, кто что хочет.

— Когда ты решишь?

— Уже решила, по крайней мере на первом шаге. Я сказала Тану начать все шесть оплодотворений. Фактически процесс уже запущен. Еще несколько дней, чтобы завершить перекрестный контроль относительно генетических дефектов и провести все необходимые коррекции, и потом пять пойдут в морозилку, а шестая в духовку, так сказать. И через девять месяцев Аурелия станет… моей проблемой. — Она неуверенно улыбнулась. — Это чуточку пугает, но на самом деле с ней вряд ли будет больше хлопот, чем было с Майлзом.

Оливер иронически кивнул, признавая ее правоту.

— Чем больше я узнаю про твой первый год на Барраяре, тем сильнее удивляюсь, что ты вообще там осталась.

— Я не могла вернуться на Бету. Тогда, сразу после войны с Эскобаром, я практически полностью сожгла все мосты. Но да… Меньше чем за восемнадцать месяцев до этого я познакомилась с Эйрелом — здесь, прямо на этой планете, которую я открыла, и которая должна была бы сразу стать бетанской колонией, если б ваши вояки не оказались тут на год раньше. Я помогла им подавить военный мятеж, сбежала, а когда вернулась домой, меня тут же отправили прямиком на войну против Барраяра, я попала в плен, снова вернулась домой, уехала из дома — сбежала, точнее сказать. Отыскала Эйрела, вышла за него замуж, мы оба планировали идиллическое существование — уединиться в сельской местности и завести кучу детей. И я — сдуру, не иначе, — с головой окунулась в свою первую и единственную беременность. А потом император Эзар зашвырнул его — нас обоих — в это чертово регентство. Потом было первое покушение — я тебе об этом когда-нибудь рассказывала? Акустическая граната. Они промахнулись. И второе — тоже неудавшееся — солтоксиновая газовая граната. Это была катастрофа. Потом экстренное кесарево сечение, и Майлза запихнули в трофейный маточный репликатор. У хирурга не было совершенно никакого опыта — готова поклясться, этот человек боялся еще больше, чем я. А потом мятеж Фордариана, и весь тот бардак. Наконец, весной мы вынули Майлза из репликатора, такого покалеченного, бедный малыш, и конечно, старый граф Петер взорвался, как очередная граната. Дальше последовала жуткая борьба из-за этого с Эйрелом, и всё это привело к тому, что они потом пять лет вообще друг с другом не разговаривали, и… это был мой первый год на Барраяре, да. Неудивительно, что я измоталась вконец. — Она откинулась на спинку шезлонга и громко выдохнула. — Но когда я прилетела к Эйрелу, у меня были свои тайные, коварные эгоистические планы. Мы с ним собирались родить шестерых детей. На Бете, с ее строгим контролем численности населения, это было бы жутко асоциально. Он всегда был… Эйрел всегда знал, конечно. Что это было моей мечтой, разрушенной теми событиями. И сожалел, что он не мог — дать мне то, от чего пришлось отказаться. Вот почему мы и заморозили гаметы, когда у нас появилась короткая передышка.

— Значит, он всегда планировал подарить тебе еще детей.

— Я бы скорее сказала, надеялся. К тому времени мы оба в значительной степени разочаровались в планировании. Это никогда не удавалось. — Она прикрыла глаза. — До сих пор еще не удавалось ни разу. И все же… мы здесь. Сорок лет спустя. Но здесь, черт подери! — Она провела рукой по непослушным волосам. — Итак, что ты хочешь? Действительно хочешь, а не просто считаешь наиболее разумным. Или хуже того, считаешь, что этого хочу я.

— Я думаю, что… — Оливер снова замялся, а потом продолжил: — Я думаю, что хочу бросить свой генетический жребий, как ты выразилась. Продолжить сборку и оплодотворение, для всех клеток.

— Ставишь на карту свою заявку на будущее?

— Хорошо хотя бы перейти на следующую стадию мучительных сомнений, какое решение принять. Я уже устал от этого. Или если окажется, что это не получится… — И замолчал, так и не завершив фразу.

Он хотел сказать: «Поставить точку»?

— У тебя все равно останется выбор. Можно приобрести какие-нибудь другие безъядерные клетки. Кроме того, существует несколько альтернативных методов, чтобы собрать зиготы, — чуть более хитрых.

Он потер лоб.

— Об этом я не подумал. Всё это становится всё сложнее и сложнее…

— Не до бесконечности. Во всяком случае, появление реальных детей заменяет теорию практикой. И времени, чтобы терзаться из-за… тут порой и дышать не успеваешь.

— Это опыт говорит?

— База данных которого не дает мне, увы, безусловной компетентности. Факт, который должен заставить меня задуматься, но с ожиданием я уже покончила.

Послышались легкие шаги, и из-за кустов появилась Фрида.

— Вам что-нибудь принести, миледи? Сэр?

Корделия быстро прикинула в уме.

— Настоящее вино, я думаю. Не яблочный сок и не воду. Бокал белого, если еще не все выпили. Оливер?

— Мне как обычно, Фрида. — Служанка, кивнув, удалилась. Поймав недоуменный взгляд Корделии, он пояснил: — Мне еще вечером на службу. Хотя больше всего на свете мне хотелось бы сидеть тут с тобой и напиваться до полуночи. Это, увы, единственное, что дает иллюзию решения проблем.

— Я не хотела создавать тебе проблемы, Оливер, — виновато проговорила она. — Хотела сделать тебе подарок.

— Ты прекрасно знала, что делаешь, — фыркнул он.

Она лишь вздохнула и пожала плечами.

— Ну, так или иначе, дальше возникает такой вопрос. Если ты скажешь Тану приступить к оплодотворению, то, перед тем как вновь ступить на борт катера и отправиться на очередную космическую вахту, тебе придется сесть и написать распоряжение относительно наследников. Или распоряжение об уничтожении. Тан выдаст тебе соответствующие формы — клиника приобщает их к делу для каждой зиготы, которая у них находится.

— Распоряжение… о чем?

— Зиготы — в отличие от гамет — являются юридическими лицами. Гаметы — это имущество, часть твоего тела, с которыми случилось так, что они уже в нем не находятся. Зиготы — это неизбежный судебный процесс. Проблемы наследования, видишь ли. С момента оплодотворения, даже если ты решишь заморозить их все — но особенно, если решишь запустить одну в репликатор, — кто-то должен знать, где твои дети или потенциальные дети закончат, если ты погибнешь во вспышке света, или поскользнешься в душе, или еще что-нибудь, не важно что.

Оливер нахмурился.

— Ты мне как-то рассказывала, что твой отец погиб при крушении катера. Это не просто случайный пример, Корделия?

— Я по-прежнему летаю на катерах, — пожала плечами она.

— Я… гм. Нет, я, признаюсь, не заходил так далеко в своих мыслях. А кого выбрала ты? Майлза, надо полагать?

— По умолчанию — да. Но и с определенной целью тоже. Я не вполне этим довольна — если бы я хотела, чтобы мои девочки воспитывались на Барраяре, я сделала бы это там, а не здесь. Мне следует добавить — если ты не удосужишься сделать надлежащее распоряжение, их опекуном по умолчанию должен стать любой твой ближайший родственник. А это кто?

Он выглядел скорее озадаченным.

— Мать, наверное. Или старший брат.

— А ты можешь себе представить, как они воспитывают твоих сироток-детей?

— Моих? Может быть. С большой натяжкой. Эйрела… — Лицо его скривилось в какой-то непонятной гримасе. — Если бы у меня был традиционный барраярский брак, с детьми, тогда… хотя нет. Возможно, пришлось бы обратиться за поддержкой к семье моей гипотетической жены. Хм.

Корделия потерла глаза ладонями.

— Тогда позволь задать тебе другой вопрос. Где ты думаешь — думал — продолжить свою карьеру в ближайшие десять лет? Куда ты собираешься?

Он вскинул брови и осторожно проговорил:

— Из всех твоих слов — я верно понял, что ты нацелилась уйти на покой и остаться на Зергияре? Хочешь поселиться здесь насовсем?

— Эта планета — моя… Понимаешь, все это — новые мысли, с тех пор, как моя жизнь раскололась надвое три года назад. Прежде… прежде я планировала вернуться на Барраяр, в округ Форкосиганов, вместе с Эйрелом, когда он наконец выйдет на пенсию, и вместе с ним встретить старость — с хорошей медициной на галактическом уровне. Его отец — крепкий старикан, ему было за 90, так он даже в свои последние годы обходился почти без врачей и лекарств. В общем, я думала, что Эйрел, с его новым сердцем и всё такое, что он, естественно, проживет дольше. Хотя бы до ста десяти. А потом, после того как лопнул этот проклятый сосуд в головном мозге, все эти двадцать шесть лет, на которые я рассчитывала, исчезли. — Она резко пожала плечами. — Планы. От них никогда никакого толку.

Его рука потянулась было к ней, но застыла на полпути.

— Да.

Он молчал довольно долго. Вернулась Фрида, принесла каждому свой бокал и снова удалилась, с любопытством оглядываясь через плечо.

— Через десять лет закончатся мои дважды двадцать, — наконец заговорил он. — Третьи двадцать лет службы я все равно для себя не планировал. Собирался после этого подумать об отставке, о другой карьере, безотносительно всего остального, — ну, может, еще лет шесть-семь. Где я могу оказаться потом… ну, сейчас я на военной службе. Не все от меня зависит. Как ты только что заметила, от меня не зависит даже то, буду ли я жив завтра.

Она отвела взгляд.

— Эйрел как-то раз говорил о том, чтобы предложить тебе работу в его округе, после того как мы вернемся домой. Хороших вариантов несколько — тебе решать, что лучше. У него, видишь ли, были свои планы.

— Да… — Оливер отпил глоток своего безалкогольного коктейля. — Наверное, я бы на это пошел. — Он еще немного помолчал. — На Барраяре у меня нет никаких личных привязок. Мы с семьей были когда-то очень близки, но с тех пор как я в восемнадцать лет уехал учиться в академию, стали все больше отдаляться друг от друга. Им всегда было достаточно моего родного города. Это… это было не для меня. Мой отец умер — ты помнишь — как раз перед тем, как меня назначили на Зергияр. Мама долгие годы жила с моей сестрой. Мой округ развивается — в прошлый раз, когда я туда приезжал, все, что я хранил в памяти со времен детства, — изменилось, все перестроено. Исчезло. Зергияр… пожалуй, это и впрямь начинает казаться мне неплохим вариантом. — Он посмотрел на нее своими ясными глазами. — А ты согласилась бы стать для меня в этом крестной матерью? Потому что… они тогда были бы хотя бы со своими полуродными сестрами. Даже чуть больше, чем полуродными.

— Согласна безоговорочно, — заверила она. — Учти, что центр потребует еще несколько запасных вариантов, в порядке убывания предпочтительности, так что не следует сразу исключать всех твоих близких родственников.

— В этом распоряжении можно будет потом что-то изменить?

— О, да. Предполагается, что ты будешь пересматривать его ежегодно.

— Гм. Вполне разумно.

Она сделала очередной глоток вина, поставила бокал на столик и принялась барабанить пальцами по подлокотнику.

— Если бы ты… если ты вдруг надумаешь остаться после увольнения на Зергияре — ты согласился бы сделать это на взаимной основе?

Он поднял на нее потрясенный взгляд.

— Как, перед Майлзом?

— Перед Барраяром, по крайней мере.

Он поджал губы.

— Но… это означало бы, что тебя уже нет в живых. Я не могу… этого не будет… мне трудно даже предположить такое. — Лицо его омрачилось. Он внезапно сморгнул. — Погоди… Ты ведь сейчас говоришь не только о замороженных эмбрионах.

— Не только. Не позднее следующей недели процесс будет запущен.

Он выдохнул.

— Это, возможно, самая ужасающая обязанность, которую мне когда-либо предлагали. Не исключая командования кораблем или роли единственного человека, который стоит между премьер-министром и всем, что может в него попасть. — Он снова пару раз моргнул. — Это чертовски лестно, конечно, но… Корделия, ты что, рехнулась?

— Кто знает? — криво усмехнулась она. — Заметь, это пока еще гипотетически.

— Заметил. Но все же… — Он не договорил. Бросил взгляд на часы, нахмурился. — Черт! Мне пора. Я еще должен вернуться на базу и переодеться. Кто знал, когда я записывался в космические силы, что придется тратить столько времени на борьбу с подрядчиками? Килотонны бетона. Но мои катера должны где-то приземляться. — Джоул допил свой коктейль и встал, глядя на нее, устало откинувшуюся на спинку шезлонга. — Корделия… — Он замялся.

— А?

Он сглотнул комок в горле и вдруг выпалил:

— А ты не хочешь как-нибудь покататься со мной на паруснике?

Она, похоже, удивилась. Эйрел учил его ходить под парусами и наслаждаться спортом, когда Джоулу было чуть больше двадцати. На самом деле она предпочитала ходить под парусом с Джоулом, поскольку с ним было меньше вероятности, что дело закончится незапланированным заплывом из-за кое-чьей дурной привычки нарываться на неприятности. От этих воспоминаний у нее пресеклось дыхание.

Корделия сморгнула непрошеные слезы.

— Я не была на воде с тех пор… целую вечность. Мне бы это понравилось. Думаю, мне удастся найти «окно», да. — Она растерянно замолчала. — Постой. А разве ты не говорил, что продал свою лодку в прошлом году?

— Я что-нибудь найду. Если ты сумеешь урвать время.

— Ради этого я его долотом выбью. Звучит восхитительно. Правда отлично! — Она побарахталась на шезлонге и протянула руку. — Помоги мне встать, — приказала она.

У Джоула на лице мелькнуло какое-то странное выражение, но он наклонился, ухватил ее за руку и деликатно потянул вверх. Утвердившись на ногах, она отыскала туфли и вместе с ним направилась к дому, где они и расстались. «Ты туда, мы сюда». Но не надолго, с приятностью подумала она.

* * *

Прошло еще три дня, прежде чем у Джоула появилось время поболтать с вице-королевой. Он заманил ее на базу предложением поужинать за общим столом с офицерами: никаких сладостей и некий шанс хоть ненадолго забыть про все эти комаррианские напряги. Во всяком случае, когда он вел ее по взлетно-посадочной полосе в дальний конец базы, и оба они щурились на закатное солнце, Корделия все еще распространялась об этой проблеме.

— Что-нибудь, что затронуло бы мой участок? — поинтересовался он, когда они преодолевали край взлетной полосы. Вдалеке вогнутый склон горы, казалось, дрожал в раскаленном воздухе.

— Не прямо. Дело обычное — они хотят учредить экстра-планетарные акции с правом голоса для людей, делающих особые материальные или инвестиционные вклады в развитие колонии, точно так же, как у них в их куполах. И как выяснилось, по странному совпадению этими людьми оказались они сами. Мое контрпредложение, чтобы мы просто предоставили каждому по десять неотчуждаемых акций с правом голоса, переместив десятичную запятую, было отклонено моими советниками на том основании, что они воспримут это как издевательство с моей стороны. Коим оно и являлось. И все-таки я бы предпочла пустить под откос любое движение в сторону референдума прежде, чем оно сдвинется с места.

— Но ведь позволить референдум было бы абсолютно безопасно. Все, кто не из их числа, проголосовали бы против, разве нет?

— Возможно, и нет. Достаточно многих оптимистов могла бы поколебать статистически маловероятная идея, что как раз они-то и окажутся в числе тех немногих, кто получит выгоду, и тогда они с этим согласятся. Пойми же, никто не срывается с места и не едет на Зергияр, чтобы взяться за работу, которая здесь есть, без определенного врожденного оптимизма. — Когда они прошли еще немного вперед, она добавила: — Разве что, кроме наших барраярских русскоговорящих, которые, естественно, постоянно мрачны, насколько я могу судить.

Джоул нахмурился.

— Думаю, я могу тебе обещать, что субъекты твоих экспериментов по нарождающейся местной демократии не будут преследовать тебя на моей Имперской базе.

Они уже почти дошли до места назначения.

— Наверняка ведь врешь, но мне без разницы… — Она вдруг замолчала, недоуменно озираясь по сторонам.

— И что ты здесь видишь, Корделия? — Джоул обвел рукой кучи мешков двухметровой высоты напротив них.

Мешки были уложены на грузовых платформах, их ряды простирались на десятки метров во все стороны — похоже на крупномасштабную модель некоей геологической аномалии: бесплодные земли, усеянные столовыми горами и прорезанные ущельями, разве что более ровные. Совершив несколько зигзагообразных маневров, Джоул привел ее в центр лабиринта.

— Много-много мешков, набитых всяким хламом. Не принадлежащим мне, хочу благоразумно отметить. Поставленным подрядчиком на месяц раньше — одно это должно было бы уже меня насторожить…

— Подрядчиком, раньше? Что, правда? Твой рассказ начинает слегка напоминать алкогольный бред.

Он мрачно кивнул.

— А я еще даже не начинал пить. Это должно было стать бетонным покрытием для новых взлетно-посадочных полос на второй базе в… Уже решили с названием?

— В Гридграде. — Она сморщила носик. — После того, как всё станет известно, жители, наверное, захотят дать своей деревне новое название, но это, по счастью, будет уже не моя проблема. Если только они не попытаются назвать деревню в честь Эйрела и не заставят меня выйти и произнести, на хрен, очередную речь.

Удачное расположение — почти на экваторе, как Каринбург, что ведет к увеличению полезной мощности катеров, стартующих на орбиту. Джоул был удовлетворен. По крайней мере в этом аспекте. Тот факт, что место находилось в одной десятой длины экватора…

— Гридград от нас довольно далеко. И с точки зрения времени, и с точки зрения расстояния. Предварительное проектирование для начала прокладки взлетно-посадочной полосы будет не раньше чем через год. Полтора года, реалистично.

— И все-таки я не могу понять, что тут не так. Бетонную смесь должны ведь рано или поздно туда перетащить, нет? — Она с сомнением ткнула пальцем набитый мешок. — Если только кто-нибудь не запустит со дня на день новый завод по изготовление материалов в Гридграде, но я такой заявки у себя на столе еще не видела. Хотя полагаю, со временем она появится.

Джоул покачал головой.

— Это последние инновации в области стройматериалов на основе высоких технологий. Бетон очень прочный после укладки, но при этом пластичный при повторной значительной ударной нагрузке — например, при приземлении катера. Позволяет инженерам наполовину снизить вес и объем, а следовательно, и стоимость — даже при более высокой цене за тонну. За тысячу тонн в данном случае.

Корделия глядела на него, вскинув брови, — как всегда, когда была чем-то озадачена.

— Это пластобетон. Он хранится веками, верно? И я бы не сказала, что ты страдаешь из-за того, что он занимает много места. Если понадобится, у тебя тут квадратные километры пустой базы, зарезервированные императорским указом для будущих казарм и взлетно-посадочных полос. Хотя мне, вероятно, следует предупредить тебя, что некоторые каринбургские застройщики уже начинают жадно на них поглядывать.

— Хранится-то он хранится, но только после того, как его перемешают и смонтируют. — Джоул снова обвел рукой горы мешков. — Ты упустила еще несколько слов: «последние», «инновации» и «на основе высоких технологий». Компоненты обычного пластобетона, изготовленного по старинке, действительно на удивление долговечны. А вот это дерьмо — оно прекрасное, пока свежее, но если его вовремя не смешать с соответствующим активатором и не пустить в работу до окончания срока годности, то в нем начинают происходить необратимые химические процессы, и оно попросту портится. А срока годности у него осталось уже меньше года. Понятия не имею, сколько времени оно валялось на складе у производителя, но сколько-то валялось, это точно.

— Пластобетон с запланированным устареванием, — проговорила она с ироническим восхищением. — Кто ж знал?

— Офицер-квартирмейстер явно не знал — увы. И на прошлой неделе разрешил завезти это на территорию базы. Возможно, его испугало такое количество грузовиков, заблокировавших центральные ворота. В общем, он расписался за приемку груза, не связавшись предварительно с инженерами. А самая первая проблема, разумеется, в том, что это вообще никто не предполагал доставлять именно сюда, скорее уж в Гридград — после того, как всё рассекретят.

— То есть они не только сбросили залежалый товар, но еще и вводят в дополнительные расходы по его доставке. Прекрасно.

— Плюс еще бухгалтерский отдел базы, который тоже ничего не согласовал с инженерами, а просто-напросто вышел сюда и посчитал мешки, чтобы проверить, соответствует ли их количество указанному в документах, а посчитав — быстренько оплатил счет. Прямо-таки беспрецедентный пик эффективности!

— Неприятный сбой, но, конечно, вполне исправимо. Одно то, что они доставили не по тому адресу, уже дает тебе веское юридическое основание. Заставь их приехать, забрать это все и возместить тебе кредит. Эйрел бы так и сделал.

— Эйрел пригрозил бы, что заставить их это съесть — и они бы ему поверили. — Джоул на пару секунд замолчал, с завистью вспоминая умение Эйрела отдавать приказы. Сам он так никогда не сможет. Вся шутка состояла в том, что Эйрел не шутил. — Я это уже сделал. Ну, только без «заставить съесть». Они утверждают, что такой шаг их полностью обанкротит — и лишит возможности заниматься поставками в следующем году. А других поставщиков больше нет — не на такие объемы. Я послал одного из самых моих сообразительных ребят, снабженца, проверить, так ли это на самом деле, и он говорит, что это правда.

Корделия нахмурилась.

— Эти типы — «Плас-Дэн», так? Мне казалось, у них хватило бы ума не ссать в ведро, из которого хотят напиться.

Джоул ухмыльнулся на старую Эйрелову присказку о политике. Жаль, что он никогда не произносил это изречение публично.

— Ты права, конечно, но… Это — гражданские колонисты. А потому они в вашем ведении, ваша светлость. Да, и… хотел сказать еще кое-что строго между нами, на ушко, так сказать…

Джоул немного сконфузился — приблизив губы к этому самому ушку, трогательно выглядывающему среди непокорных прядей. Сейчас у нее совсем не такая прическа, как в былые времена — тогда ее роскошные волосы свободно ниспадали на спину, или же она делала строгую, но изысканную прическу, украшая ее цветами.

Корделия казалась встревоженной.

— Вот черт, я так и знала, что ты не все говоришь. Хочешь, чтобы я присмотрелась к этому «Плас-Дэн»? Посмотрим, может, у меня получится что-то сделать.

— Во всяком случае, попытаться стоит. Вот только хорошо, если бы при этом не сорвались поставки пластобетона на следующий год, договорились?

— Угу… — Она окинула недовольным взглядом горы мешков. — Так ты за этим меня сюда затащил? Конус тишины? Зато всем за версту видать, что мы обсуждаем какие-то секретные дела. Впрочем, я была не прочь прогуляться.

Погода сегодня хорошая, даже теплее, чем когда был прием в саду. Небо ясное, свет яркий, золотистый… Ох, наверное у нее ноги болят? Они ведь и правда проделали немалый путь через всю базу? Оливер глянул на ее туфли — вроде достаточно удобные. И в который раз пожалел, что не воспользовался случаем помассировать ей ступни, когда она скинула туфли, чтобы дать отдых натруженным ногам после того приема. Но визит в репроцентр полностью выбил его из колеи. Да и она могла счесть слишком дерзким его предложение заменить Эйрела.

— Э-э… нет. Не только за этим, — признался он. «Совсем не за этим». Просто злополучная компания «Плас-Дэн» была первым, что пришло в голову в качестве благовидного предлога, а идея напустить на них Корделию стала следующим логическим шагом. — Есть еще кое-что личное и совсем с этим не связанное.

Корделия прислонилась к штабелю мешков, скрестила руки на груди и улыбнулась:

— Я всегда готова тебя выслушать.

Он сделал глубокий вдох.

— После нашего недавнего разговора я поручил Тану провести оплодотворение клеток.

— Поздравляю! То есть ты, считай, уже почти отец. Думаешь заморозить зиготы до тех пор, пока не определится, что дальше со службой?

— Да. Во всяком случае, так я ответил Тану, когда он позвонил утром. Но вообще-то он звонил, чтобы сказать… ну, в общем, с одним ничего не получилось. А ещё он сказал, что это нормальный отсев на этой стадии.

Корделия ненадолго задумалась, а потом кивнула.

— Я начала с двадцати яйцеклеток, которые привезла с Барраяра. С половиной по тем или иным причинам ничего не вышло. Микробиология куда как сложнее, чем обычно думают. И гораздо безжалостнее.

Его собственная биология добавила к этим потерям еще одну. «Корделия, ты всегда будешь опережать меня на шаг?»

— Тан постарался объяснить мне все максимально доступно. Молекулярная биология — не самая сильная моя сторона. Это не механика. Это…

Корделия внимательно слушала, прислонившись к штабелю мешков. Джоулу показалось, что она встревожилась. «Всему свое время, мистер Джоул».

Он потупился, избегая смотреть ей в глаза.

— Еще две недели назад я ни чем таком даже не думал. Неделю назад я был… обескуражен, наверное. Я не мог решиться. Но мысль о четырех фантомных сыновьях быстро укоренилась в моем сознании. Сначала я думал только об одном, а там уж видно будет. Потом о двоих, потому что обычно считается, что мальчику нужен брат, хотя и не уверен, что мой родной братец лучший тому пример. А потом в голове возникло: «а что, если»… Как я могу… как я смог бы… — Он умолк, смешавшись, не зная, как высказать то, что еще и сам толком не мог понять.

— Оплакиваешь потерянного ребенка, о котором мечтал?

Джоул кивнул:

— Что-то в этом роде.

Он и сам такого от себя не ожидал. Когда он сказал Тану, что решил запустить процесс, он словно заключал пари с собой — или втайне надеялся? — что из этой затеи вообще ничего не выйдет и все будет как раньше. Он вернется к прежней жизни, без этих мучительных сомнений. «Чем раньше начнешь, тем раньше всё будет позади». А потом, когда его потаенное злое желание частично исполнилось… имеет ли он право горевать?

Он снова посмотрел на Корделию.

— Мне не с кем поговорить об этом, кроме тебя. Честно говоря, именно поэтому мы сейчас здесь.

«Давно бы мог сказать…»

Она закусила нижнюю губу, колупнула носком красную сухую землю.

— Оливер…Мне кажется, ты раб собственных страхов. Пойми же, что тут аморального? Или скандального? Или незаконного? Это не свергнет правительство Империи, и Зергияру ничего, кроме пользы, не принесет. Теперь уже нет никаких причин бояться, что правда откроется и это приведет к ужасным последствиям. Все уже в прошлом. Ты просто пошел в репроцентр и купил анонимно пожертвованную яйцеклетку, а вернее, три. Многие так поступают. И об этом можно поговорить с кем угодно, почему нет?

— Проще сказать, чем сделать. Ты сама знаешь почему.

— Ну, если ты дрожишь от страха, что тебя осудят те, кто застрял в Периоде Изоляции или еще более дремучих временах и местах, хотя Период Изоляции закончился еще до их рождения… Хочешь сыграть в игру «А как бы поступил Эйрел?». Знаешь, Оливер, он бы сказал так: «Да расскажи об этом, черт возьми!» Или воспользовался бы более крепким выражением. — Она задумчиво сощурилась. — Надо сказать, такой взгляд на вещи приводил в ужас его молодых помощников, когда он уже был в том возрасте, что помощники стали намного моложе его. Старшее же поколение — помнившее, как он куролесил в Форбарр-Султане в молодости, в те самые черные для него годы после страшной гибели первой жены, — не удивилось бы ничему. А впрочем, младшее поколение не затевает бесед со стариками, если можно этого избежать, так что их иллюзии остались при них.

«Уж не Майлза ли она имеет в виду?» — спросил себя Джоул.

Корделия подняла на него взгляд. В ее серых глазах — понимание и мягкая улыбка.

— Оливер, с тобой всё в порядке. И вообще всё в порядке. Это современный Зергияр, а не Барраяр прошлого. Никто никого не убьет в порыве праведного гнева, правда.

— Но при этом даже ты говоришь об «анонимно пожертвованной яйцеклетке».

Теперь она уже не улыбалась.

— Активно нарываться на неприятности тоже не стоит.

Он невольно усмехнулся.

— Просто попробуй! — подначивала Корделия в своей обычной, слегка бесцеремонной манере. — Вот когда соберетесь со своими ребятами с базы посплетничать у кулера, или где вы там тусуетесь, на базе или наверху. Так и скажи: «А я сыном думаю обзавестись, как только пятьдесят стукнет». Или что-то вроде того. Молодежь, допустим, не поймет, но почти у всех старших офицеров есть дети. Ты обнаружишь, что вступил в клуб, о котором раньше и знать не знал. Попроси у них совета, им это наверняка понравится.

А что, в этом, пожалуй, есть свой резон. Но так просто сдаваться тоже не хотелось, и он пробурчал, сурово нахмурив брови:

— Солдаты Империи не сплетничают. Мы обмениваемся стратегически важной информацией.

— Ну да, кто б сомневался, — хихикнула Корделия, прикрыв рот ладошкой. — Да вы все там сплетничаете как прачки.

— Так точно, ваше сиятельство, — ухмыльнулся он в ответ. — Как прачки, разве что врут и хвастаются больше. — На сердце как-то полегчало, хотя и не совсем понятно почему.

Корделия стояла совсем близко: только руку протяни — и она в его объятиях… Нагретые солнцем штабеля мешков с этой бетонной дрянью… Они надежно укрыты здесь, в тени, никто их не видит. Как странно, Корделия высокая, а он выше — в который раз уже он это отмечает, когда стоит так близко… Их словно баюкала, мягко окутывая, тишина — даже рев и гул взлетающих и заходящих на посадку катеров доносился словно бы издалека, едва слышно. Они как будто далеко-далеко от всех — за сотню километров, где-нибудь в вулканических горах. Отправились на пикник? А почему бы и нет? Неплохая идея на эти выходные…

Он вдыхал запахи, витавшие в знойном воздухе. Едва уловимый, дразнящий запах пота, запах ее волос, ее душистого мыла, смешивался с запахом пластобетонной пыли. Ее губы… дразнящая улыбка, она чуть запрокинула голову и смотрит на него. Замерла неподвижно и не отстраняется от него. Что бы это значило? Стоп! Что за странные мысли? Похоже, некая безмозглая часть его тела на полном серьёзе полагает, что привалить вице-королеву спиной к штабелю мешков и взять ее вот так, стоя, — это прелестное продолжение дня, причем для нее тоже.

«Ну уж фигушки! Слышь, ты, безмозглый олух, ничего подобного я тебе с вице-королевой сотворить не позволю».

Так, так… И долго еще продлится действие этого бетанского чудо-спрея, хотелось бы знать?

Оливер стряхнул с себя морок и резко отпрянул. Ему показалось — или она затаила дыхание и резко выдохнула? Самому ему точно пришлось унять бешено колотящееся сердце и незаметно отдышаться. Хотелось бы надеялся, что она ничего не заметила.

— Ну-с, ваше сиятельство, — произнес он бодро, — на ужин?

Она не сразу отошла от штабеля. Опустила голову. На губах играет улыбка. Любезная улыбка — для головида, не для него.

— Как скажешь, Оливер. Веди.

Он хотел было предложить ей руку, но упустил момент, и она уже оказалось впереди. Пришлось последовать за ней.

«Я раздобуду лодку. Обязательно».

* * *

Когда они шли к помещению офицерской столовой, Корделия старалась скрыть огорчение. Она была почти уверена, что Оливер вот-вот ее поцелует. И почти уверена, что ей бы это понравилось. Раньше нравилось, в определенных особых случаях…

«Не глупи, женщина. Он предпочитает мужчин». Она уже много лет это знает.

«Да ну? Почему же он тогда не нашел себе никого за три прошедших года?» Не в те неимоверные первые месяцы, конечно. Но она знала, что Джоул пользовался вниманием представителей обоих полов и даже одного гермафродита. Видела все собственными глазами, когда они жили в Форбарр-Султане, и потом, когда он получил назначение на Зергияр. Оливер всех избегал, с головой окунувшись в новые рабочие задачи, в которых у него — помощника человека, облеченного высшей властью на планете, — недостатка не было. Затем последовал тот удивительный период, когда он так увлекся Эйрелом, что никого другого не замечал. И только со временем блестяще научился всем своим видом демонстрировать недоступность, — как верная форская матрона. Как и она сама, надо полагать, но она-то была женой Эйрела, мало кто рискнул бы досаждать ей назойливыми предложениями. Она никогда не придавала значения пустякам, и это тоже, несомненно, помогало сгладить острые углы. А в случае, если какой-нибудь наглец не понимал намеков, Имперская СБ вполне была в состоянии намекнуть на тщетность его надежд. Обычно это помогало.

Но конечно, что и говорить, опыта в отваживании поклонников Корделии явно не хватало. Да и откуда ей было набраться опыта в таких вещах? Ей было тридцать три года, она была капитаном корабля Бетанского астроэкспедиционного корпуса, а ситуация настолько далека от романтики, насколько это только возможно, и тут вдруг Эйрел, — ха! — влюбился в нее, а точнее, буквально обрушился на нее со своей любовью, — на губах мелькнула улыбка. Ей вспомнилось это на редкость удачное определение Оливера. Да, Эйрел влюблялся именно так, — и с той поры её жизнь уже никогда не была прежней.

Она подумала об откровенности Оливера — реальной, а не в этом деле с «Плас-Дэн». Корделия только сейчас поняла, что он пытался постичь суть «технологического аборта», не имея слов или даже представлений. Он не знал, как пережить этот опыт. Поможет ли, если она предложит дать погибшей зиготе имя? Или вызваться помочь ему сжечь посмертное приношение? Не слишком ли это назойливо? Оскорбительно? Или это просто не укладывается в голове? Она определенно слышала боль в его голосе. А может быть, выслушать и посочувствовать — уже достаточно? Стать единственным другом, с которым он мог поговорить.

«Проклятие. Я хотела, чтобы это был дар радости, а не… не так».

Офицерская столовая на базе делилась на две части. Внизу кафетерий для тех, у кого нет времени ждать, наверху уже не столь утилитарное заведение с широкими окнами, с видом на космопорт. Готовили для обоих залов на одной кухне, только у блюд, подаваемых наверх, лучше сервировка. И она, и Эйрел нередко проводили рабочие встречи за едой в этой столовой, когда приезжали на базу по делам колонии. Обычно они занимали небольшой отдельный кабинет из тех, что располагались по обе стороны главного зала. Но сегодня Оливер просто провел ее за столик у окна. Все на них смотрели, пока они шли к столику. Персонал, конечно же, немедленно уделил им особое внимание. Официант оказался не новичком и уже не трепетал в присутствии своего адмирала и вице-королевы.

Расправляясь с салатом и главным блюдом, они обсудили первостепенные, по мнению Корделии, практические вопросы — из нескольких тысяч. В частности, как именно повлияет строительство новой базы. Оливера слегка забавляли ее тайные надежды на то, что крупные инвестиции и привлечение большого числа строителей дадут толчок к развитию Гридграда, и центр колонизации переместится из Каринбурга с его полупустынной экосистемой — не говоря уже о границе тектонических плит, и, как следствие, спящих вулканах — на более благоприятные, процветающие и геологически стабильные территории.

— Прежде всего, это место никогда не предназначали именно для столицы колонии, — доказывала она. — Его выбрали потому, что пещеры горы, которая сейчас называется Маунт-Тера, отлично подошли под склад. Там прятали все необходимое для флота вторжения, чтобы всякие разные, вроде, хм… пролетающих мимо кораблей Бетанского астроэкспедиционного корпуса не обнаружили склад, пока старая военная партия разрабатывала свой идиотский план завоевания Эскобара. И пещеры выполнили своё назначение в точности, как от них и ожидалось, — надо отдать должное проклятым головорезам старого императора Эзара.

Оливер поднял руки, признавая поражение, — они обсуждали это уже не впервые.

Краем глаза Корделия заметила, что кто-то приближается к их столику, и этот кто-то — вовсе не официант с десертом. Она умолкла на полуслове и оглянулась. К ним подошла адъютант Оливера, лейтенант Фориннис. Что-то случилось? У Корделии ёкнуло сердце. Но тут девушка робко, нерешительно отсалютовала, и Корделия успокоилась.

— Адмирал Джоул, сэр. Добрый вечер. Ваша светлость. — Фориннис почтительно повернулась к Корделии, изобразив нечто среднее между поклоном, армейским салютом и книксеном — видимо, сочла, что именно так и подобает приветствовать вице-королеву. — Прошу прощения, что прерываю вас… — и покосилась на опустевшие тарелки, оценив, очень ли некстати ее появление. — Я получила вот… это и не знала, что делать. Я показала его полковнику Мартин, но она тоже не знала, и поэтому сказала, что нужно спросить вас, сэр, поскольку вы, возможно, знаете всё про такие штуки. Мне сказали, что видели, как вы пошли сюда, ну и… вот оно.

В руке у нее был плотный конверт из цветной бумаги — вполне узнаваемая стилистика, хотя, по правде сказать, такого Корделия здесь увидеть не ожидала. Оливер тоже это узнал. Он, удивленно подняв брови, взял конверт и принялся его рассматривать.

— Ну-ну… что у нас тут, лейтенант?

— Полагаю, это приглашение на прием в цетагандийском консульстве. Хотя формулировки несколько… туманны. От лорда гем Сорена, надо полагать. — Она произнесла эту фразу с нескрываемым подозрением.

— Да, так оно и есть. Адресовано лично вам, ошибки быть не может. Написано от руки, как подобает молодому преуспевающему гему. Имеет в этом опыт, значит. Если он не сдрейфил и не воспользовался услугами опытного каллиграфа, что будет сочтено жуткой вульгарностью, если он на этом попадется. Бумага изготовлена вручную, хорошей выделки, несомненно, покупная.

Он извлек из конверта карточку, аккуратно поднес к носу и принюхался.

Корделия, откровенно забавляясь, откинулась на спинку стула.

— Что еще можешь определить?

— Корица, роза и гардения, как я полагаю. Не слишком тонко, хотя, возможно, он сделал поправку на адресата, что предполагает некоторые попытки соблюсти дипломатический этикет. Или даже, не приведи господь, прямолинейность. Посмотрим, что скажете вы, Корделия.

Он передал ей карточку вместе с конвертом.

— Но ведь мужчина не должен поливать письма духами? — смущенно спросила Фориннис. — Или у них в консульстве все приглашения такие?

— Вы когда-нибудь слышали о языке цветов, лейтенант? — поинтересовалась Корделия.

Девушка нахмурила бровки.

— Кажется, такой обычай был в Период Изоляции? У каждого цветка свое значение? Красная роза — любовь, белая лилия — скорбь и прочая ахинея?

— Именно так, — сказал Оливер. — Ну а цетагандийская гем-культура, когда они на своей территории, не ограничивается только цветами. Произведения искусства, художественный вкус в выборе предметов и их сочетаниях, цветы и — само собой — ароматы, вы их сами упомянули. Все они несут зашифрованные послания.

— Значит, я должна показать это послание службе безопасности базы? Правильно?

— Э-э… Кодируются, как правило, светские послания, — пояснил Оливер. — Плазменными пушками они обычно изъясняются прямо, без всяких изысков. Уверен, что это ранит их чувство прекрасного.

— А-а… прекрасного, — протянула Фориннис с сомнением, не требующим расшифровки.

— Итак, элементы, которые тут важны, — продолжил Оливер, — это выбор бумаги, чернил, стиль каллиграфии, подбор слов, за скрытые поэтические аллюзии — дополнительные очки, плюс способ доставки. Кстати, как оно к вам попало?

— Кто-то, видимо, отдал его у ворот, а затем его доставили с общей почтой базы.

— Понятно.

Девушка вытянула шею, разглядывая письмо, которое всё еще находилось в руках у Корделии.

— И что оно говорит? То есть, передаёт?

— Ну, начнем с того, что написано оно в корректной форме, что означает уважение — в личном или профессиональном плане, — начал Оливер.

— Или всего лишь следование рекомендациям учебника по этикету, — добавила Корделия. — Что, впрочем, не свидетельствует против этого мальчика.

Она отдала послание Оливеру, тот повертел его и так, и эдак.

— Бумага сама по себе довольно нейтральна, — продолжил он. — Цвета конверта и карточки сочетаются вполне приятно, так что скрытой враждебности нет. Стиль каллиграфии формальный, не фамильярный, но и не официальный. Но вот запахи… хм…

— Что? — едва ли не простонала Фориннис.

Корделия пояснила:

— Корица означает «сердечность», «теплое отношение», что, предположительно, дает намек на то, как именно интерпретировать остальные ароматы композиции. Розы — на сей раз даже цетагандийцы следуют здесь традиции Старой Земли: любовь, страсть или дружба, в зависимости от оттенка розы.

— А можно разве определить цвет розы по ее запаху? — усомнилась Фориннис.

— Цетагандийцы могут, — сказал Оливер. — Как и многие другие люди, надо лишь немного попрактиковаться. Сверхспособностей для этого не требуется.

— И… о, неужели?… как же я забыла гардению! Оливер, сделай одолжение.

— Надежда, — тихо проговорил он, чуть сощурившись, но в остальном сохраняя полную невозмутимость. — Лорд гем Сорен просит вас о свидании, лейтенант, и надеется, что вы согласитесь на его просьбу. — С этими словами он вернул девушке послание.

Та взяла бумагу с неподдельным изумлением.

— Ну и ну! Зачем?

Корделия нахмурилась. Ничего доброго ни для гем-лорда, ни для форессы-лейтенанта это не предвещало. И что теперь делать ей, Корделии: психовать или усесться поудобнее и смотреть шоу? Пока что можно усесться поудобнее…

— Что тут скажешь… Гемы очень амбициозны, — пояснил Оливер. — Об этом геме мне известно совсем немного, но можно предположить, что он хочет либо выставить в дурном свете вас, либо в хорошем — себя.

Фориннис все еще пребывала в недоумении.

— Я не совсем поняла вас, сэр.

Оливер задумчиво потер ладонью губы.

— Вот и другой вариант. Атташе по культуре… Зачастую это шпион под прикрытием. А самый ловкий способ шпионить за боссом противника — встречаться с его секретарем.

— Сэр! Да я бы никогда!.. — искренне вознегодовала Фориннис.

— Я и ничего такого и не предполагал, лейтенант.

— Это, конечно, работает в обе стороны, — заметила Корделия. — Оливер, у вас есть подходящая деза, чтобы скормить на этой неделе цетагандийскому консульству?

Лейтенант, явно заинтересовавшись, слегка расслабилась.

— Да ничего такого вроде. А у вас?

— Сразу не скажу. Надо подумать.

— Но что мне со всем этим делать, сэр? — спросила Фориннис, помахивая своим… любовным посланием? Приманкой? В конце концов, цетагандийцы способны лгать на языке цветов не хуже прочих, не генмодифицированных людей.

— В данный момент мы с Цетагандой не воюем, а дипломатические отношения между нами даже нельзя назвать напряженными.

«По меркам Оливера, разумеется», — подумала Корделия.

— Я бы сказал, лейтенант, что вы можете принять или отклонить это предложение, как вам больше нравится.

— Впрочем, если вы пожелаете отбрить парня, адмирал Джоул предоставит вам полезные справочные материалы, — заметила Корделия.

— Есть справочное пособие для военных при дипломатических миссиях в Цетагандийской империи, я обращаю на него ваше внимание, лейтенант, но только для общей, так сказать, информации по этому вопросу. Не советую следовать ему, если вы не специалист. Слишком много чести. — И через пару секунд добавил: — А еще это пособие очень длинное и подробное.

— Вы его читали, сэр?

— Да, пришлось зубрить эту чертову книжку, когда я стал личным помощником премьер-министра. И пригодилась она мне гораздо раньше, чем я ожидал. На Ступице Хеджена — в той войне.

— Да, сэр. — Фориннис смотрела на него, задумчиво хмурясь. — Так вы полагаете, это пригодится для… дальнейшей карьеры? «Знай своего врага»?

— Как любил адмирал Форкосиган, знать нужно всё. Это, конечно, никому не доступно. Но он учил, что надо стараться этого достичь, пытаясь снова и снова. Я счел необходимым предупредить вас о возможных рисках и надеюсь, вы это обдумаете. С остальным, полагаю, вы справитесь сами.

— Сэр… Спасибо вам, сэр! Мэм… Спасибо, что уделили мне внимание. — Она по-военному отсалютовала и отошла от их стола, вертя в руках письмо, с совершенно несчастным и потерянным видом.

Корделия старалась сохранять невозмутимость, с трудом сдерживая смех.

— Оливер, как не стыдно! Ты же подзуживал бедную девочку!

— Эй, это моя работа наставника. А может, я просто проявил милосердие к несчастному гем-лорду.

— То, что ты натравил на него Фориннис, вряд ли можно квалифицировать как жест милосердия.

— Ну… там видно будет, как оно сложится. Хотел бы надеяться, что она сама мне потом доложит.

— Если доложит, не забудь со мной об этом посплетничать. Нет, ну надо же!

— Договорились. Встречаемся у городского фонтана, прихвати стиральную доску.

— Я принесу свое грязное белье, если ты принесешь свое.

— Пожалуй, не стоит и дальше уподобляться прачкам, э? — улыбнулся он.

Тут как раз принесли десерт, и разговор прервался. Оливер посмотрел в ту сторону, куда ушла девушка, и сдавленно хихикнул.

— Эй, я тоже хочу посмеяться, — заметила Корделия.

— Просто это её ароматное письмецо напомнило мне одну из Эйреловых историй. О боже, надо ли ее рассказывать? Я ведь, наверное, единственный живой свидетель…

— И если ты упадешь замертво, она будет потеряна для исторических хроник? Ну же, Оливер, делись.

История явно была не из тягостных, иначе бы он так не ухмылялся.

— Тебе, может, и расскажу. Не могу представить, как рассказать такое Фориннис. Да и вообще кому-то другому. — Он прожевал кусочек щербета. — Ладно… итак, эта войнушка на Ступице Хеджена закончилась, и мы надолго зависли на орбите Вервана. Юный Грегор обхаживал верванцев, всячески старался произвести хорошее впечатление. А мы с Эйрелом тем временем разбирались с деталями — шестисторонним соглашением о прекращении огня и мирным урегулированием. Был там один совершенно несносный цетагандийский посланник, который решил, что нам можно морочить голову, хотя войну-то они проиграли. Он пачками слал все эти письма, написанные от руки каллиграфическим почерком, очень официальные и якобы уважительные. Несладко пришлось тому бедняге, который все это расшифровал…

— Этим беднягой был ты?

— Чаще всего — да. По крайней мере мне доставались самые пылкие. В общем, на нас обрушили лавину посланий, и каждое последующее оказывалось всё ароматнее, порой до десятка запахов в одном письме. Мы умаялись отсылать их в лабораторию для химического анализа, чтобы убедиться, что все верно разнюхали. И большинство писем, если интерпретировать должным образом, что, по мнению отправителя, нам было не по зубам, — содержали всяческие смертельные оскорбления. Этот гемский засранец уже совсем довел Эйрела своими выходками, и, когда я пытался расшифровать самое последнее, он заявил: «Дай-ка мне эту записюльку», вырвал письмо у меня из рук и проследовал в туалет. Где и пометил послание… э-э… собственным персональным запахом.

Корделия, чтобы не расхохотаться в голос, прижала ко рту салфетку.

— О! Понятно… — Да чего уж тут непонятного? Разумеется, Эйрел его описал.

— «Им не составит труда интерпретировать это послание», — сказал он. А потом запихнул письмо в тот же конверт, в котором его доставили, и велел мне отнести его обратно на цетагандийский флагман. О, ну и видок был у посланника! Не помню, когда еще я так веселился. Выражение лица было непередаваемо, даже под боевым раскрасом.

— Ох, батюшки! И что же было дальше?

— Посланник ни слова не сказал. Но, очевидно, Эйрел был прав, что они всё поймут. Этот тип из делегации исчез, а следующий представитель оказался более миролюбивым и не усердствовал с запахами.

— Ты прав. Я никогда об этом не слышала.

— О, исторические хроники весьма старательно умалчивают об этой переписке. Причем, насколько я знаю, с обеих сторон. Я счел, что это было проделано идеально, но нужно, чтобы оценить по-настоящему, это надо было видеть собственными глазами. И я окончательно понял, что Эйрел сделает для Барраяра всё, что угодно. Не зная границ.

— Это… правда.

— За этот жест Эйрелу было абсолютно не стыдно. Ход определенно сработал и нагнал на цетов страху. Впрочем, потом он слегка устыдился, что его таки вывели из себя.

— О да, у него был на этом пунктик.

«Эйреловы истории, — подумала Корделия. — Мало-помалу всё его неизмеримое присутствие сводится к таким вот «Эйреловым историям».

— Терпеть не могу говорить о нем речи на публику, — вздохнула она. — Каждая выдержанная, отредактированная речь, из которой вырезаны ненадлежащие фрагменты, приводит к тому, что он выглядит мельче и проще. Его идеализируют, превращают реального человека, каким он был, в символ, который сами хотят видеть.

— Может быть, в символ, который им необходим?

Она отрицательно покачала головой:

— Лично я думаю, что им надо привыкать иметь дело с правдой.

Он поморщился:

— На меня в прошлом и так свалилось слишком многое, о чем следовало молчать…

Она понимающе кивнула.

–…но черт побери, как же я рад, что мне не приходится произносить эти дурацкие речи.

— О да.