Год дурака

Литтмегалина, 2012

Соне исполняется 30 лет. Съемная квартира, вечное недовольство своим весом, должность ассистентки, безнадежная любовь к боссу и полное одиночество – радоваться нечему. Дошедшая до отчаянья, она дает себе обещание наладить свою жизнь в течение года. Решили – приступаем! В своих мечтах она видит принца на белом коне, увозящего ее к прекрасному замку на вершине холма… Но каждое свидание оборачивается бедствием… в борьбе с лишним весом упорно побеждает вес… а новая начальница просто выносит мозг! Тем временем у Сони появляется новый сосед – 22 года, блондин, разгильдяй… Содержит нецензурную брань.

Эта книга написана на основе реальных событий. Все совпадения с реально существующими людьми и начальниками считать неслучайными.

Глава 1: День дурака

Я находилась в огромном мрачном помещении, стены которого покрывали порыжевшие от ржавчины металлические пластины. Не очень-то уютно. Что я вообще здесь делаю? Кто-то шел ко мне из темноты… человек, одетый в коричневую военную форму и черные сапоги. Косая, прилипшая ко лбу челка и усы щеточкой не оставляли сомнений, и все равно я глазам своим не поверила. Это же…

В руке его болтался обитый железом, очень тяжелый на вид дипломат. Пока я размышляла, будет ли уместным приветствие (с одной стороны, промолчать невежливо, с другой — человек нехороший), Гитлер раскрыл дипломат, и на бетонный пол, жалобно звякая, посыпались жестяные и пластмассовые будильники самых разных форм и расцветок.

— А… а зачем вам столько будильников? — спросила я, робея пред столь зловещей персоной.

— Я их ловлю и убиваю, — ответил Гитлер со слабым немецким акцентом.

Внезапно у него в руках появился большой тяжелый молоток. Замахнувшись, он обрушил на груду будильников несколько ударов, и осколки цветной пластмассы брызнули во все стороны.

— За что вы так поступаете с ними? — ужаснулась я, глядя на останки поверженных будильников.

— Они очень противно кричат.

Смутно чувствуя, что Гитлер не прав, я начала спорить:

— Но разве можно убивать кого-то только за то, что у него неприятный голос?

— А ты послушай сама, — предложил Гитлер и, подняв большой жестяной будильник, завел его.

Будильник начал звонить, и его пронзительный вопль усилился эхом от металлических стен. Я почувствовала боль в ушах и закрыла их ладонями. Но продолжала слышать эти трели внутри, прямо у себя в голове. Как иглы, они вонзались в мой мозг.

— Убей эту штуку! — закричала я истерически. — УБЕЙ!

И проснулась. Я тяжело дышала. Будильник (настоящий, мой), судя по его охрипшему писку, надрывался уже полчаса. Я выключила его и минут пять лежала бревном, успокаиваясь и приходя в себя. Потом я вспомнила, какой сегодня день, и покой как ветром сдуло. 2011 год, очередное первое апреля. Тот самый день. Ну все, жди беды. Я выбралась из постели и накинула розовый халат. Обеспокоенно взглянула на пасмурное утро за окном и сдвинула шторы обратно. Какое там все депрессивное, брр.

Я почистила зубы, сварила пару яиц, налила кофе в веселенькую кружку в горошек, но все еще ощущала гадостный холодок внутри. Когда был мой последний день рождения, не отмеченный скорбью, сожалением и фрустрацией? В день, когда мне исполнилось шесть, умер мой хомячок. На девятилетие я обварила руку кипятком. На одиннадцатый день рождения я подарила сама себе любовный роман, но мама заявила, что это порнография, и выбросила его вон. Кажется, мне не везло с самого начала…

Мама родила меня первого апреля, в День дурака. Пытаясь компенсировать это обстоятельство, она отменила Александру и назвала меня София — «мудрость». Вся моя дальнейшая жизнь свидетельствовала, что номер не прошел. Зато дома меня звали Соней, и вот это, к несчастью, подействовало. Сейчас, стоя на крошечной кухне съемной квартиры, я не могла избавиться от ощущения, что проспала все, что только можно. Пока мои знакомые и приятельницы выходили замуж, рожали детей и продвигались по карьерной лестнице, я валялась под утолщающимся слоем пыли, и кроме мелочей, вроде расцветшей фиалки или покупки новой помады, со мной не случалось ничего хорошего.

Этот день рождения хуже всех предыдущих. Столько лет мне еще никогда не исполнялось.

Я попыталась утешить себя. В конце концов, когда мне стукнуло двадцать девять, это было ненамного хуже двадцати восьми. Почему же в тридцать я чувствую себя совершенно растоптанной? «Потому что Миллисент было двадцать девять, и Розалин, и Мелоди», — ответила я себе. Я попыталась вспомнить роман, где героине уже исполнилось бы тридцать, и не смогла. В моей скромной коллекции из пятисот экземпляров таких не нашлось.

7.20. Пора бы уже одеваться. Я распахнула шкаф, и тут оно сверкнуло, как луч света в темном царстве, заставив меня забыть, что Дженни из «Королевства грез» было всего-то семнадцать. Я провела по платью ладонью — белая, глянцевитая ткань. Учитывая цвет, оно должно было полнить, но чудесным образом подчеркивало нужные изгибы и скрадывало лишние выпуклости так, что я переставала узнавать свое тело. Правда, в магазине я даже не смогла застегнуть молнию. Но платье все же купила, потратив половину зарплаты. Есть одежда на вырост, а есть на похудение. В качестве мотивации. Хотя я больше нуждалась в стимуле — именно в изначальном древнеримском значении слова: «палка для погоняния скота», которой бы меня отгоняли от шоколадок и булок.

Уже год платье висело в шкафу, ожидая своего часа. Судя по состоянию моей фигуры, час еще не настал, так что я решила его поторопить. Скинув халат, я отважно пролезла в узкую белую трубу и заломила руки за спину, дергая за молнию, чтобы ее застегнуть. Грудь подобрать! Живот втянуть! Зад уменьшить силой мысли! Поехали, как сказал кто-то в не менее ответственной ситуации. И я влезла! Запыхавшаяся и гордая собой, я с удовольствием рассматривала свое отражение, лелея мысль, что может, за год похудела даже на целый килограмм, а что касается весов, так они просто завышают из вредности. Ведь застегнулась же молния. Пусть в платье дышать было страшно, но зато оно так замечательно меня стягивало, что я действительно выглядела изрядно постройневшей. Так и пойду! Пусть все попадают в обморок! Декольте казалось немного провокационным для офиса, но меня уже было не остановить. Где каблуки? В таком платье, и без шпилек?! Да, хожу я на них будто на ходулях, но как учиться, если не пробовать?

Через двадцать минут, накрашенная словно китайский клон куклы Барби, с липкими от лака волосами, взбодренная успешным преодолением опасного для жизни спуска по лестнице, я шла к остановке и чувствовала себя суперзвездой. В конце концов, Дженнифер Лопез тоже не худышка. Проезжающий мимо автобус поднял фонтан брызг, и, когда мне удалось уклониться, я почти поверила, что смогу сломать систему. Утро было промозглым, и иногда, теряя самоуверенный вид, я по-птичьи втягивала голову в плечи.

В маршрутке я впилась в Кэтрин Коултер и потеряла связь с действительностью, едва успев опомниться, когда маршрутка остановилась возле громадного, похожего на замок офисного здания. Странно, но после стольких лет работы здесь это мрачное строение все еще вызывало у меня трепет.

Я вышла из лифта и по бежевому ковру коридора направилась к белой с золотом двери, обозначенной табличкой «Синерджи». Компания «Синерджи», занимающая большую часть четвертого этажа, предоставляла медицинским и фармацевтическим компаниям такие услуги, как: подбор персонала, поддержка системы CRM и прочее-прочее, по большей части до сих пор для меня малопонятное.

Я открыла дверь картой, шагнула в людный вестибюль, и в меня полетело со всех сторон: «С первым апреля, Днем дурака!» К сожалению, моего шикарного вида никто не замечал, а упитанный, облаченный в розовую рубашку менеджер отдела аутстаффинга Александр чуть было не врезался в меня, как будто я была заметна не более, чем бледный призрак в дневном свете. Я ускорила шаг, продвигаясь к своему отделу мимо неотличимых друг от друга стеклянных клетушек. Офис не только походил на пчелиные соты своей ячеистой структурой, но и гудение его наполняло соответствующее.

— Доброе утро, — сказала я Диане, и вместо приветствия она достала из ящика ярко-красный пакет, который протянула мне.

— С днем рождения.

— Что это? — я извлекла из пакета книгу. «Вытяни себя за уши, или как стать человеком, уверенным в себе», гласила обложка. — Забавно.

— Боюсь, прежде чем станет возможным поднять тебя за уши, придется хорошенько пошарить багром.

Я задумалась, не обидеться ли мне, но решила, что не стоит, потому что Диане все как с гуся вода. Вот уж чью уверенность в себе невозможно пошатнуть.

— Ладно, у меня отчет, и вообще дел по горло, так что ты извини, — Диана отвернулась к монитору и застучала по клавишам.

Да уж, обидься на нее. Она и не заметит.

Мы пришли в компанию в один день, на одну и ту же должность. За прошедшее время Диана успела высоко забраться и метила в начальники отдела, в то время как я продолжала топтаться на одном месте, как козочка, привязанная к колышку.

Иногда я сомневалась, что имею основания считать Диану подругой. Но, за отсутствием других претенденток на эту роль, предпочитала думать так, дабы не давать себе лишней причины для депрессии. Даже сейчас, глядя на Диану, барабанящую по клавишам со скоростью и точностью андроида, я испытывала нечто вроде благоговения.

В отличие от меня, Диана была человеком, держащим свою жизнь под контролем. У нее была семилетняя дочь и мужчина, который строил для них большой дом в пригороде. Невозмутимость и бурятская кровь делали ее похожей на японку: гладкие темные волосы, которые она подстригала, как только они дорастали до плеч, загадочные раскосые глаза. Не верилось, что эта женщина родилась в этой стране и этом городе. Японский язык она, кстати, немного знала. Ее небольшую квартирку украшали выточенные из темного дерева африканские статуэтки, на изящном столике из Италии можно было увидеть книгу на греческом, пол устилали бамбуковые циновки, а вместо халата она надевала настоящее японское кимоно. Даже ее шампунь, в тюбике, испещренном китайскими иероглифами, источал таинственный чужеземный аромат, в котором угадывались кора и жасмин.

Вздохнув, я открыла сайт и просмотрела несколько резюме, отмечая, кто из кандидатов на фотографиях симпатичный, а кто не очень. Проверила рабочую почту — ничего интересного. Проверила личную — ничего вообще, даже спамеры не пишут. Почитала о целлюлите у знаменитостей (хорошо, что у них есть целлюлит). Отобрала одно подходящее резюме и два так себе. Сделала несколько звонков. Встала и прогулялась до кухни, нарочито равнодушным взглядом скользнув по информационной доске. Листок именинников висел все тот же, с датами недельной давности. Моего имени на нем не было. Что мне делать? Пойти и напомнить о себе? Нет, это как-то глупо и выглядит, как будто я в отчаянье. Не могут же они совсем забыть про меня.

Вернувшись к своему месту, я заметила на полу скомканный листок и наклонилась, чтобы бросить его в корзину для бумаг. Раздался странный треск, и затем мою спину овеяло потоком прохладного воздуха от кондиционера.

К счастью, Диана соображала быстро. Она схватила меня и поволокла к туалету, где втолкнула в узкую кабинку и процедила:

— Сколько раз повторять, надевая одежду меньшего размера, сама меньше не становишься!

От ужаса с меня полились потоки холодного пота, и ткань под мышками быстро намокла.

— Оно порвалось?! Оно испортилось?

— Нет, просто молния разошлась.

— Ну, так почини ее!

— Она застряла и с места не двигается. Как ты вообще умудрилась втиснуться в платье сорок второго размера?

— Дергай сильнее! Не могу же я ходить по офису с голой спиной!

— Тут и задницу немного видно, — сказала добрая Диана. — Все, додергались. Молния сломалась. Но ты не переживай, вошьешь новую молнию, а потом подаришь эту шмотку какой-нибудь пятикласснице — глядишь, подойдет по размеру.

Я захныкала.

— Сейчас-то мне что делать?

— Секунду, — Диана исчезла, оставив меня в одиночестве, туалете и ужасе, и вернулась с иголкой и ниткой. — Повернись ко мне спиной.

— Ай-яй! — взвизгнула я, когда она ткнула меня иглой. — Больно!

— Ну прости, я впервые этим занимаюсь, — буркнула Диана.

Ее одежду латают ее японские слуги, не иначе.

— Вообще?

— В смысле, с другой женщиной. Да еще и в туалете.

— Не тыкай так грубо!

— Если хочешь нежности, это не ко мне.

Кто-то кашлянул за тонкой перегородкой.

Вывалившись наружу, мы увидели нашу пожилую бухгалтершу, одетую в зеленый, диванной раскраски костюм. Сквозь толстые стекла очков она взирала на нас с явным осуждением. Диана и ухом не повела, удаляясь величаво, как крейсер. Что-то пробормотав, я бросилась прочь.

Казалось бы, мне еще долго выплакивать мой позор, но на столе меня ждала записка, извещающая, что меня ожидает Ярослав Борисович, и меня зашвырнуло в эйфорию, потом в панику, потом снова в эйфорию.

— Полегче, — покосилась на меня Диана. — У тебя дым из ушей пошел.

Если бы Диана могла понять! Я была обречена на неразделенную страсть к Ярославу Борисовичу со дня собеседования на должность, когда, наконец приглашенная в кабинет после часа ожидания под дверью, впервые остолбенела под взглядом серых, как осеннее море, холодных глаз… Заурядные имя и отчество не были достойны его внешности. Это был невероятно красивый мужчина. Подобно солнцу, он затмевал все остальные звезды. Брэд Питт, Орландо Блум и Леонардо Ди Каприо рядом с ним выглядели бы как дешевые китайские подделки. Солнцеликий равнодушно глянул на меня, задал несколько вопросов, почти не слушая ответов, и резюмировал: «Против вашей кандидатуры у меня возражений нет». К тому моменту я уже была согласна на все, что касается его кандидатуры. Мысленно я сразу начала называть его Роланд и не могла даже представить, что мама этого человека обращается к нему, например, Ярик.

И вот сегодня, в мой день рождения, он вдруг вызывает меня… С гулко стучащим сердцем я достала из сумки зеркальце и посмотрела на себя. Поправила свои каштановые волосы, привычно сокрушаясь, что не родилась эффектной блондинкой (хотя сколько из них такими родились?). Припудрила нос. Эх, помаду всю съела, срочно обновить! Наткнувшись в сумке на невскрытый тюбик ярко-красной, которую приобрела давным-давно, когда «Гламур» сказал, что это в моде, я, расхорохорившись, намазала ею губы.

Мои руки слегка дрожали, когда я постучала в дверь, но я не сомневалась, что прекрасна как никогда, во всяком случае, выгляжу лучше обычного (надеюсь, Диана сказала правду, что шов почти незаметен).

— Войдите, — услышала я голос Роланда.

Входя, я споткнулась о порог и попыталась компенсировать неловкость улыбкой.

— Садитесь, — предложил Роланд.

— Здравствуйте, — я примостилась на краешке стула, стараясь краснеть меньше, и украдкой посмотрела на Роланда. Губы его были сосредоточенно сжаты, взгляд мог заморозить стакан воды за двадцать секунд, и мне показалось, что я пастушка-простушка, пришедшая на прием к лорду, или вроде того.

— Вы… — он заглянул в свои бумаги, предоставив мне возможность полюбоваться его безупречным прямым носом.

— София, — услужливо подсказала я.

— София. И работаете в нашей компании уже… уже?

— Пять лет.

— Точно, пять лет, — он нашел нужный листок. — Вы пришли в «Синерджи» на должность ассистента отдела по подбору персонала и в настоящее время занимаете ту же должность.

— Да, — печально подтвердила я. Все-таки пять лет проходить в ассистентках это унизительно.

Роланд неопределенно хмыкнул. Свет, просачивающийся сквозь жалюзи, добавлял его волосам серебристый блеск. Этот роскошный мужчина мог бы быть капитаном, стоящим у штурвала корабля, отправляющегося на поиск сокровищ. Он мог бы быть красивым разбойником, который спасает леди, а потом оказывается потерянным герцогом. Или он мог бы быть герцогом, который потом оказывается разбойником, который потом оказывается наследным принцем. Даже Джоанна Линдсей, явно предпочитающая перекаченных волосатиков, его бы одобрила.

— Мы, то есть руководство компании, планируем реорганизацию отдела подбора персонала с целью улучшения качества его работы. Первые изменения ждут вас уже в понедельник. Можете предупредить коллег.

Замерев, я ждала его следующих слов. Взгляд пронзительных, серых, как сталь, глаз, на миг столкнулся с моими глазами, затем опустился ниже и замер на моих губах… Я почувствовала, как меня охватывает жар…

— Помада, — сказал Роланд.

— Помада? — я захлопала глазами от неожиданности.

— Она слишком яркая. Это непозволительно.

— Простите… извините, — я суетливо провела по губам ладонью, желая провалиться сквозь землю.

Роланд продолжил медитировать на свои бумаги.

— Проанализировав продуктивность каждого в отделе, я пришел к выводу, что ваши персональные результаты не превышают уровня «удовлетворительно». Но от реорганизованного отдела я буду требовать большего. Это означает, что, если вы не повысите свою эффективность как минимум в два раза, вам придется оставить компанию.

По мере осознания его слов из моих глаз выступали слезы. Тело вдруг стало как ватное, и, покачнувшись, я вцепилась в край стола.

— Я плохо работаю? Вы хотите уволить меня?

— В настоящее время компания заинтересована в сотрудниках, нацеленных на получение максимальных результатов и постоянный профессиональный рост. Что касается вашего будущего в «Синерджи», все зависит только от вас. У вас есть ко мне вопросы?

«Да, есть. Как вы можете быть таким жестоким со мной?»

— Нет, — выдохнула я.

— Тогда я вас отпускаю.

Я распрямилась, как туго сжатая пружина, и вдруг услышала: «Дзынь! Дзззынь!» Как будто порвались струны моего сердца. Уж лучше бы это были проблемы с сердцем, понадеялась я, но платье уже поползло с плеч. Впервые за всю историю наших отношений Роланд уставился на меня с искренним интересом. У меня было два варианта: развернуться, демонстрируя веснушчатую спину и хлопковые трусы с дельфинчиками, или же как глупое ракообразное пятиться к двери. Я выбрала второе.

— Спасибо за информацию, буду стараться. До свидания!

Рот Роланда приоткрылся, как у героя фильма ужасов, который увидел позади своей приятельницы подозрительного окровавленного человека с ножом, и затем я наткнулась на что-то мягкое. Ни жива ни мертва, я завела руки за спину и нащупала нечто, напоминающее большого плюшевого смешарика, что сидел у меня на комоде. «Пузо», — опалила меня страшная догадка, и я в ужасе оглянулась. Гендиректор нечасто радовал нас своим присутствием. Но сегодня был день сплошных сюрпризов.

Я вылетела из кабинета с такой скоростью, как будто мною выстрелили из пушки, и, всхлипывая, ворвалась в свой отдел.

— Ну и вид у тебя, — сказала Диана, обернувшись. — Как у жертвы сексуального домогательства. Или подружки вампира.

— Что?! — я схватила зеркало.

По моему рту была размазана ярко-красная помада! В кабинете Роланда я была так взвинчена, что даже не поняла, что делаю!

Диана посмотрела на часы.

— Так, время обедать. Пойдем-ка сядем в уголок и побеседуем.

Диана снова зашила мое платье (на этот раз наглухо) и немного меня успокоила. Но главной обидой, что вонзилась в меня, как шип розы в сердце соловья, я делиться не стала. Он хочет меня уволить. Я его люблю, а он хочет меня уволить! Как я буду жить без него?

Роланд, видимо, сумел объясниться с гендиректором, потому что о произошедшем эксцессе меня расспрашивать не стали. На кухне тоже пока было тихо, вопреки традиции пафосно поздравлять именинников (с обязательным вручением какой-нибудь фарфоровой безделушки в подарок от «Синерджи»). Тем не менее я не сомневалась, что торжественный час близится, и заказала пиццу на всех, после чего спустилась к вахтерше и оставила ей деньги на случай, если я буду проводить собеседование и не смогу отлучиться к курьеру.

Снова засев возле компьютера, я беспомощно посмотрела в монитор. Рыбки на скринсейвере были так возмутительно безмятежны — невозможно не позавидовать. Напомнив себе, что я должна удвоить свою эффективность, я раскрыла страницу Superjob и придвинула телефон поближе. Все же Роланд раскритиковал не лично меня, а мои профессиональные качества, действительно, не выдающиеся. В последнее время и вовсе едва удается заставить себя хоть что-то делать. Роланд, конечно, начальник, но над ним стоит гендиректор и, возможно, кто-то еще, так что в некотором роде он тоже человек подневольный и принужден выполнять свои обязанности — то есть надзирать за рабами рангом пониже. Я должна прийти к правильным выводам, взять себя в руки, добиться того, чтобы Роланд был мною доволен.

После прочищающей мозги внутренней беседы мне таки удалось втянуться в работу. Когда я наконец встала и прошла в кухню за чашкой чая, заодно разминая затекшие ноги, я радостно заметила первые приготовления к торжеству: девочки из отдела аутстаффинга резали апельсины кружочками. Еще немного для вида повозившись у компьютера, я устремилась к кухне, влившись в ручеек коллег. Вокруг большого стола я увидела весь наш отдел, и отделы аутсорсинга — аутстаффинга, и нескольких парней из IT. Все эти люди собрались, чтобы поздравить меня! На сердце потеплело…

Протискиваясь к столу, я почувствовала, как мои губы растягивает дикая, до ушей, улыбка.

— Ребята! Большое спасибо!

Недоумение в обращенных на меня взглядах прервало мою не успевшую развернуться речь. «Что-то не то», — подумала я, а затем заметила горделиво стоящего во главе стола Лешу, начальника айтишников, всем своим видом выражающего готовность принимать поздравления.

— Лешка купил новую машину, — как всегда, с легким ехидством в голосе сообщила мне Аня Лисикова (она была из моего отдела, но мне так и не удалось установить с ней контакт). — Тортик хочешь?

— Большое спасибо, ребята, что вы устроили все это для Алексея! — прокашлявшись, выдала я и позорно сбежала к себе.

Диана куда-то отошла, и слава богу. После такого количества бед за краткий отрезок времени делиться очередной уже неловко. Про меня все-таки забыли! А я проработала здесь столько лет! Я покорно резала апельсины на дне рождения каждого из них! Меня затопило уныние, такое беспросветное, как будто я жила на дне самого глубокого болота, вся обмотанная тиной. Сегодняшний день был даже хуже моего пятнадцатилетия, когда меня скрутил приступ острого аппендицита. Или двадцатилетия, когда возле кафе собака покусала меня и порвала мое нарядное платье (а после мне еще делали уколы от бешенства). И даже хуже моего двадцатипятилетия, когда мой парень бросил меня, сказав, что он меня, конечно, любит, но есть еще пара девушек, которых он любит больше.

В отчаянье я немного постучалась головой об стол, пользуясь тем, что все на кухне и некому наблюдать мой нервный срыв. Закончив это дело, я увидела, что на монитор вывалилось сообщение о новом письме. Я щелкнула по нему мышкой. Отправитель был мне неизвестен: [e-mail]. Текст письма извещал: «Сегодня особенный день для тебя! И тебя ждет особенный подарок! Так бросайся же в погоню за ним! Первая подсказка плещется в аквариуме с рыбками!» Все это подозрительно напоминало фразочки из каталогов «Еврошоп», тем не менее я заинтриговалась. Отправитель письма явно намекал на мой день рождения. Неужели кто-то все-таки вспомнил про меня и решил устроить мне сюрприз? Да и прогуляться не повредит.

Я спустилась на первый этаж, в холл, где в уютной, с кожаными диванами, зоне ожидания красовался здоровенный аквариум. Действительно, на поверхности воды плавала ярко-розовая капсула из шоколадного яйца. Воровато озираясь, я достала ее. Найденная внутри записка гласила: «Второй этаж, цветочный горшок в конце коридора». И тут у меня в голове как будто что-то переклинило.

Я обежала все коридоры второго этажа, прежде чем нашла нужный цветочный горшок и прочитала, куда мне двигаться дальше. Каждая записка отсылала меня к следующей, и я бегала со второго этажа громадного офисного здания на четвертый, с четвертого на первый, с первого на третий. Забежала даже на территорию какого-то склада, заставленного шинами.

Позже я так и не смогла найти достойного оправдания своим глупым действиям. Того факта, что я отчаянно нуждалась в конфетке, способной подсластить мой день рожденьственский кошмар, было явно недостаточно, чтобы объяснить мою лихорадочную страсть. Я жаждала этот подарок! Я почти убедила себя, что он будет хорош настолько, что поднимет мое настроение хотя бы до средне-паршивого!

На низшей точке моего падения я запустила руку в бачок унитаза и там, среди противной холодной воды, нашла последнюю капсулу. «Тренинговый зал». Хм. Остается надеяться, что меня никто не заметит. Руководство не поощряло праздных шатаний по территории компании.

Мне повезло, зал был безлюден. Столы и стулья аккуратно расставлены вдоль стен. Где же мой подарок? Я почти уверилась, что пала жертвой циничного обмана, когда заметила под одним из столов блестящую коробку. Вот мои руки уже потянулись к ней… и тут чьи-то шаги! Я живо шмыгнула под стол и, прижимая к себе коробку, забилась в угол. Что самое страшное, вошедший направился прямо к этому самому столу, отодвинул стул и сел! Ситуация дополнительно осложнилась, когда я узнала острые, как бритвы, стрелки брюк Роланда! Мое сердце не знало, что ему делать — стоит ли забиться в припадке, подобно средневековому сумасшедшему, празднуя близость объекта страсти, или же в ужасе замереть, учитывая, что будет, если объект меня заметит? Бедный Роланд! Сегодня я уже один раз поставила его в дурацкое положение. Второй раз я не переживу стыда. Или Роланд не переживет.

Сжавшись в комок, я старалась не дышать и по возможности раствориться и исчезнуть. Дверь снова распахнулась, и мне вспомнились все эти поговорки, что трое — уже толпа, и что третий — лишний. Особенно если этот третий демонстрирует избыточную наблюдательность.

— Слава, у тебя под столом… женщина?! Это уже слишком! Быстро ко мне в кабинет!

Дальнейшее заняло не более секунды: Роланд от неожиданности отшатнулся и завалился назад вместе со стулом, гулко стукнувшись затылком о стену; гендиректор ретировался, оставив нас разбираться с нашим конфузом; я выскочила из-под стола и, судорожно прижимая к себе коробку, предприняла попытку скрыться, но была настигнута Роландом. Схватив меня за руку, он рывком развернул меня к себе. Все это очень напоминало сцену ссоры главных героев из какого-нибудь романа, может даже «Унесенных ветром», но мне было явно не до того, чтобы насладиться романтикой.

— Какого черта вы опять ставите меня в глупое положение?

— Я… я…

— Зачем вы вообще полезли под стол?

Кстати… хотя тогда это казалось хорошей идеей.

— Вы что, издеваетесь надо мной?

— Нет, — ужаснулась я. — Я же вас… я пришла забрать свою коробку!

— К Елизарову, сейчас же!

— Анастасия хочет все объяснить, — провозгласил Роланд, ворвавшись в кабинет гендиректора.

В первую очередь мне хотелось объяснить, что я не Анастасия, но ждали от меня явно не этого. Деваться было некуда, пришлось выкладывать все как есть, краснея от стыда. Роланд скрипел зубами, гендиректор задавал вопросы, раскрывающие отягчающие подробности. В ходе допроса я чувствовала себя как школьница, застигнутая за мастурбацией. В итоге с меня взяли объяснительную с письменным изложением позорной истории и обещанием, что я не буду подавать в суд за сексуальное домогательство, после чего выставили вон. «Спасибо, Анастасия», — ледяным голосом произнес на прощание Роланд, хотя я только что при нем написала на бумаге свое имя, и это добило меня окончательно.

Стоя в пустом коридоре и слегка пошатываясь после всех переживаний, я вдруг осознала, что все еще прижимаю к себе коробку. По меньшей мере у меня был мой подарок… Отойдя подальше от гендиректора и разгневанного Роланда, я села на подоконник и сняла картонную крышку. Внутри был слегка увядший, но все еще очаровательный желто-фиолетовый букет. Это были неизвестные мне цветы с крупными изогнутыми лепестками, источающие сильный сладкий запах, и я утонула в них лицом, впервые за весь этот кошмарный день чувствуя удовлетворение…

Прижимая к себе букет, расшатанной походкой пародиста Мэрилин Монро, находящегося в продолжительном запое, я вернулась в отдел подбора персонала.

— Что еще ты сделала с Ярославом? Вы ушли в одном направлении, а потом он вернулся весь взвинченный и чуть не вышиб дверь своего кабинета.

— Не хочется рассказывать об этом еще раз.

Диана обернулась на мой унылый голос.

— Что это за пятна у тебя на лице? Шея тоже грязная… И откуда букет?

— Я нашла… это мой подарок…

— Какой еще подарок?

Выслушав мои сбивчивые объяснения, Диана хлопнула себя по лбу ладонью.

— Ты что, клюнула на это? Рассылка была на весь офис, никто и задницы не приподнял! А ты, единственная дурочка, купилась?!

— Диана, я сейчас зарыдаю.

— Пошли, — Диана раздраженно вырвала у меня букет и бросила его в корзину для бумаг.

У IT отдела она остановилась и громко, внятно произнесла:

— Мальчики, те из вас, кто придумал эту затею с красящим букетом, — уроды.

Я чувствовала себя совершенно убитой, и добавить к ее словам мне было нечего. Я не издала ни звука, даже когда мы обнаружили запруду в туалете — из того самого бачка, в хитрое устройство которого я так бесцеремонно влезла, хлестала вода. Я осталась спокойна, как смерть, даже когда выяснилось, что пятна не отмываются. Занимая значительную часть моего лица, они образовывали нечто вроде карты Австралии.

— Сама виновата, — развела руками Диана. — Хотя мне тебя все-таки жалко. Почему с тобой постоянно что-то случается?

Когда, оставив Диану зимовать под отчетами, я уходила с работы, вахтерша Зина (вовсе не пенсионерка, а знойная девушка южной наружности) вручила мне восемь коробок с успевшей остыть пиццей.

— Десять раз тебе звонила, а ты все где-то бегала.

Ага, металась, как раненый в зад сайгак по степи. «Сама все сожру, никому не дам», — раздраженно подумала я, забирая тяжелые коробки. Даже если умру от жирового отравления, ну и пусть. И то лучше, чем такая жизнь.

Шатаясь на высоченных каблуках и изнемогая от оттягивающей руки груды коробок, я посылала злобные затравленные взгляды каждому прохожему, заинтересовавшемуся россыпью пятен у меня на лице. Это было то самое ощущение, когда весь мир против тебя.

На автобусной остановке я простояла тридцать минут, прямая и гордая, как Жанна Де Арк перед сожжением, пока мне не удалось наконец втиснуться в одну из маршруток. Плюхнувшись на сиденье, я услышала веселый голос радиоведущего: «Сегодня первое апреля, или День дурака!» «Да, это мой день», — уныло подумала я. «В этот день люди разыгрывают своих друзей и знакомых…» — продолжил ведущий. Сонный мужчина, сидящий напротив, оторвался от своей газеты и уставился на меня, приподняв очки. Девушка с лохматой прической пялилась и вовсе беззастенчиво. Да уж, я занятное зрелище, можно водить по городу, как медведя!

Стоило мне выпрыгнуть из маршрутки, как небо решило, что именно сейчас хороший ливень будет самое то. Асфальт намок, и в своих туфлях я заскользила по нему, как по катку. Метнувшаяся мимо легковушка окатила меня фонтаном брызг. Я отшатнулась, потеряла равновесие и упала. Коробки полетели на дорогу, содержимое одной из них вывалилось прямо на меня. Я узнала пиццу «Четыре сезона» и флегматично отметила: «Моя любимая». Под моим задом как раз оказалась большая лужа, отчего я почувствовала себя обмочившимся младенцем. Хоть бы та серая машина вернулась и задавила меня, понадеялась я. К сожалению, она этого не сделала, поэтому мне пришлось встать, снять туфли и топать домой, оставив коробки на дороге.

Еще поднимаясь по лестнице своего пятиэтажного дома без лифта, я услышала, как в моей квартире надрывается телефон. Он звенел, и звенел, и звенел, и все еще продолжал звенеть, когда я вошла, бросила ключи у зеркала, стряхнула с плеча сумку.

Вздохнув, я взяла трубку.

— Да, мама.

— С днем рождения тебя, — сказала она с нерешительной интонацией, как будто сомневалась, стоит ли поздравлять с таким событием, как тридцатилетие. — Как на работе?

— Чудесно. Так поздравляли, прямо не знаю, зачем столько возни ради меня, — я завела руку за спину, собираясь расстегнуть молнию, и вспомнила, что платье наглухо зашито.

— Ну, ты не переживай, — продолжила мама, помолчав. — Ты всегда можешь переехать ко мне и бабушке. Хотя бы не будешь совсем одна.

— Мама, многие женщины выходили замуж и после тридцати, даже после сорока… Деми вот вышла замуж за Эштона…

— И чем это для нее закончилось? Изменил с какой-то соплячкой. И потом, дочка, Деми Мур хотя бы красивая.

Это была та последняя соломинка, что ломает хребет слону. Вздохнув, я сказала:

— Ладно, мам, меня ждут друзья.

И положила трубку. Оставшись в тишине, я ощутила тебя толстой, невзрачной и старой, застрявшей в своем одиночестве и проблемах так же, как в этом платье. Мне тридцать лет, у меня нет мужа (чего уж там, мне даже и предложения никогда не делали), нет друзей, я живу в маленькой съемной квартирке и, кажется, вот-вот потеряю работу… Включив компьютер, я проверила почту и «в контакте». Ничего от никого. Я внезапно начала плакать и рыдала минут двадцать, не способная остановиться. А потом, еще не кончились слезы, на меня нашел ЖОР.

Выгребая все из холодильника и безжалостно уничтожая, я чувствовала голод, сильный, как боль. После пары яиц, половины черствого батона, полбанки варенья и пакета вермишели быстрого приготовления, терзаемая угрызениями совести и желудка, я решила выпить. Бутылка обнаружилась в шкафу, но штопор куда-то задевался. Устав искать его, в итоге я просто отбила горлышко бутылки о край раковины. Это было немного радикально, да и в вино попали осколки, и мне пришлось процедить его через марлю, отчего оно немного побелело. Не знаю, как это сказалось на вкусе, но сейчас вкус меня не интересовал — я была готова пить чистый спирт.

По мере того, как рос процент алкоголя в крови, настроение мое улучшалось. К ночи я воспарила над своей ямой, глядя на нее с легкой усмешкой. И я поняла, что могу. Я могу изменить свою жизнь. Я потратила тридцать лет зря, но в этом году и минута не будет напрасной. Все изменится. Я обещаю себе.

Духота выгнала меня из комнаты на балкон. Во дворе тусила загулявшая компания, и я вдруг закричала во всю мощь своих легких:

— Очень скоро я выйду замуж!

— Да кому ты нужна, дура! — гаркнули мне в ответ.

Тут со всех сторон в меня полетели ругань и сырая картошка («Два часа ночи, сволочи!» — застонал кто-то на одном из балконов; «У меня дите спит!!!» — истошно завопил кто-то на другом), и я предпочла ретироваться поглубже под козырек. Слегка обескураженная, но не сломленная, я загадочно улыбалась в пространство. Мои глаза, казалось, отбрасывали длинные потоки света, как прожектора.