Российский колокол № 7–8 (44) 2023

Литературно-художественный журнал (2023)

Современная поэзия

Татьяна Велес (Куликова)

Берёзовая роща

Зима. Сорок пятый. Морозы. Путь долгий.

Солдатик с войны добирался домой.

Был ранен не раз и теперь одноногий

В деревню спешил он к жене молодой.

А вьюга лютует и водит по кругу,

И волчий доносится жалобный вой.

А он представляет, как встретит супругу

И скажет: «Ну, здравствуй. Живой я, живой».

Вот лес, вот речушка, вот холмик знакомый,

И только деревни не видно, в снегу

Стоят лишь остатки от милого дома.

Не стала семья покоряться врагу.

Сожгли деревушку, сараи и хаты,

Детей, стариков не щадила война.

Терзала солдатика горечь утраты,

И в клочья в груди разорвалась душа.

Он в снег на колени упал, проклиная

Войну, и фашистов, и свет голубой,

Не плакал — рыдал, всех своих вспоминая,

Судьбу свою клял, что остался живой.

А вьюга лютует и водит по кругу,

И волчий доносится жалобный вой.

И, голос срывая, он кличет супругу:

— Ответь мне, любимая. Здесь я, живой…

Уж время прошло, и метели, и грозы,

Старик одноногий свой дом поднимал.

На месте деревни стояли берёзы,

И он их любовью своей окружал.

Он дал имена им всех живших когда-то:

Соседей, друзей деревеньки своей,

И с каждой болтал, иногда до заката,

Всё чаще о прошлом, до тех страшных дней.

Я русская!

Я русская! И этим я горда!

Живу на славной Родине, в России!

Всё здесь моё: и реки, и луга,

И степи под огромным небом синим.

Мой дом, семья и вся моя родня,

Мои друзья — кавказцы и калмыки,

Луганск, Донбасс — и это всё моя,

Моя Россия с Богом и Владыкой.

В моей крови и Пушкин, и Дантес,

В моей душе калмыцкие напевы.

Есть честь во мне, и стержень во мне есть,

Дух русский, что вскипает в страшном гневе.

Никто! Запомните! Никто не отберёт

Мой разум, честь и вековую силу!

Никто! Запомните! И знайте наперёд:

Я жизнь отдам за матушку Россию!

Ксения Вороткова

«Тёмный пурпур небесного свода…»

Тёмный пурпур небесного свода

Был усеян гирляндами звёзд.

Отдыхала у моря погода,

Поднимала за здравие тост.

А луна, заливая долину

Серебристым сияньем своим,

Дополняла благую картину,

Что в сознанье годами храним.

Мы лежали на мягкой перине

В тусклом свете церковной свечи.

Мягко тени прошлись на сатине

Да плясали пред нами в ночи.

Колесо закрутилось Сансары

В голове, предвещая финал.

Мне припомнились прошлые пары,

Что когда-то я сам создавал.

Отношенья, что бурно менялись

От любви до проклятья порой,

Словно ядом обид заполнялись,

Отнимали душевный покой.

Не срослось, не случилось. Недаром.

Встреча наша была впереди.

И поддался теперь дивным чарам,

Как ты спишь у меня на груди.

Ветер робко по морю стелился,

Ожидая рассвета лучи.

Я с луною на время простился.

Догорел фитилёк у свечи.

«Глубокая небесная лазурь…»

Глубокая небесная лазурь

Подчёркнута седыми облаками.

О, как хорош засушливый июль.

На пляже загораю под лучами.

А лес из мачт, у пирса притаясь,

Мне шлёт привет своими парусами.

Клекочут чайки, над людьми смеясь,

Изящными летая кружевами.

И море возмущает ветерок,

Стеснительно парящий над горами.

Там вместе с эхом он не одинок.

Они так дружат долгими веками.

Моих ступней касается волна,

Неся прохладу, свежесть и заботу.

Я наслаждаюсь этим днём сполна.

Душа как будто обрела свободу.

В единое с природою слилась,

Чтоб ощутить всю прелесть мирозданья.

На милость чувствам ярким отдалась,

Впитала красоты очарованье!

Мгновенья эти вспомню я зимой,

Чтоб их тепло меня согрело в стужу.

Припомню пляж и ласковый прибой,

Собравшийся в причудливую рюшу.

Берёза

В чистом поле выросла берёза,

Словно бы маяк у моря ржи.

Наблюдаю я за ней с утёса.

Как ты оказалась тут, скажи?

Ветер её веточки колышет,

Всё пытаясь до земли согнуть.

Не сломать того, кто жизнью дышит.

Не боится деревце ничуть.

Вся стоит на золотой перине,

Белая с зелёною листвой.

Устремившись, словно бы к вершине,

Гордо к солнцу кроною густой.

И порой я словно та берёзка

В золоте некошеных полей.

Жизнь живу открыто, хоть неброско,

И иду с надеждой по земле.

Сергей Камаев

Избранные главы из поэмы «Козельск»

Часть 7

Вот утро майское настало… — Моё уж воинство устало ждать, как появится монгол. — Пора б разбить их да за стол победный с братьями садиться.

— Смотри-ка, воевода, птицы из леса ближнего летят, — сказал Всеслав. — Врагов отряд к вратам Козельска подступает.

— Трубить тревогу! Наступает великий, красочный итог! — О воины! Настал наш срок! — Не посрамим теперь Отчизны!!! — И отдадим без страха жизни, чтобы враг спасался со всех ног и был разбит на поле брани!!!

Монголы стройными рядами неслись на город… Кони ржут, наездники их погоняют… И, на ходу несясь, стреляют в козельский православный люд…

Арбы за ними и повозки, чтобы засыпать ров, взять мост им, добраться до козельских стен… — Ребята!!! — Стрелы!!! — Бей их!!! — Всем!!! — Cтрелять в монголов без приказа!!!

И сотни стрел тотчас же, сразу, вонзились в ближние тела… Разили. Тьма врагов нашла свою суровою погибель у стен Козельска. Мощный ливень от города вмиг отступил, чтобы набраться новых сил и вновь ударить по «урусам».

Часть 8

Прошла неделя… Но на русов пока никто не нападал… — От скуки я, Всеслав, устал, — ворчал сердито воевода. — К тому ж ещё тут непогода, дождь поливает день и ночь. — Ушли б они отсюда прочь, и нам тут было бы спокойней…

— И кончилась бы сразу бойня! — И началась — другая жизнь! — Дела мирские и заботы… — Коль так случилось бы, так что ты всенепременно б делать стал? — Женился б я! — Ведь слово дал своей невесте Милославе.

— Вот только сбудутся едва ли твои заветные мечты… — Вон глянь, колышутся кусты, монголы к нам чего-то тащат. — Буди ребят, глаза таращить с тобой мы будем опосля… Всеслав предчувствовал не зря, набег сегодня, Воеводу на стены в эту непогоду нарочно он сейчас позвал.

— Монголы заслонили вал почти что полностью — арбами, телегами, хламьём, кустами и всем ненужным барахлом. — Так что сегодня напролом они на нас, наверно, двинут. — Пусть двигают. На их я спины хочу сегодня посмотреть. — И то, о чём монголы петь на тарабарском нынче будут.

— Мы зададим им жару!!! — Люди устали их сейчас терпеть.

Часть 9

Ожила степь… Покрылась лёгкой пеленою бойцов-монголов… Они строем опять на штурм вели коней… Да ладно было б что людей… Они пустились на равнину… В кустах — осадные машины!

И камни — глыбы! Их вершины со всех сторон заострены! — Да, если б не было войны, то я б подумал, это пашню пахать готовят этой башней, похожей на кусок луны, — промолвил Воевода тихо.

— Гляди, ребята, будет лихо с врагом сегодня воевать. Но наша доблестная рать не уступает этой силе… Монголы башню зарядили… Ударили! Слегка побили у стен растущие кусты.

И снова выстрел… Прямо в стену! Пробита брешь, как будто вену слегка надрезал острый меч… Монголы снова рвутся в сечь. И вновь орудье пробивает огромным камнем, вышибают стены острённые зубцы…

Монголы лихо под уздцы ведут коней своих в могилу… Туда кидаются бойцы и рубят смело вражью силу. Да так умело! Так красиво! Что те назад несутся вскачь…

Да, полоса пока удач колышется над нашим стягом! Кричит Всеслав: — Держаться надо пока что из последних сил! — Наш князь соседей уж просил помочь всем нам, мы ждём подмоги. — Монголы пусть уносят ноги в свою родную сторону…

Олег Шухарт

На задворках души…

Очнись от векового сна,

смахни с плеч пыль небесной манны

и тягостных рекламных пауз

кромешного самообмана.

Непостижимо трезвый разум

тобой гордится — человек дождя.

Осень

На задворках души

беспросветная осень —

позабыв падежи,

я блуждаю меж сосен.

Вместе с палой листвой

в круговерти природы

не ищу путь иной —

жду у моря погоды.

Календарных листов

раздражающий хохот

заглушает стихов

лихорадочный шёпот.

Мерно падают сны

в тесный саван бумаги,

и уже не видны

образа в полумраке.

Пепел

Я — лист. Меня терзает ветер.

Но я с живым огнём в глазах,

страх позабыв, смотрю на север

и жду, когда сверкнёт гроза.

Не верю сказкам лжепророков,

поющих суете хвалу.

За смелость обречён я роком

ходить по битому стеклу.

Я — лист. Однажды стану пеплом.

Но знаю, что дождусь любви —

найду я счастье жарким летом

и скроюсь осенью вдали.

Лишь дети счастливы и верят,

что жизнь красива и добра,

а тёплый пепел — землю греет,

сверкая синью серебра.

Живой

На горизонте забрезжил рассвет,

выдавив стон из обугленных стен —

значит, живой и ещё не отпет…

Числюсь погибшим под номером семь.

Выбиты окна, и нет потолка,

небо седьмое не видно в просвет,

смыла всё за ночь седьмая вода

на киселе — напророчив семь бед.

Но в день седьмой врач, пролив семь потов,

вымостил радостью торный путь в храм,

там, где сошлось семь нелёгких дорог,

своре химер заплатив по счетам.

Над Мариуполем солнце, и свет —

солнечным зайчиком скачет вдоль стен.

Вижу его, а товарищ мой — нет…

В списке погибших он — номером семь.

Бродскому

Петропавловским шпилем царапая небо,

замирает межрёберных комнат столица.

Ей мерещится Бродский меж явью и бредом,

что на Невском искал незнакомые лица.

Он вернуться мечтал на Васильевский остров

с петроградской простуды изданьем в кармане,

с нескрываемой грустью ночных разговоров

о балтийских болотах и Питере в мае.

Звуки гласных гасил, превращая их в строки,

сбив колени о ямбы, хореи и слоги,

сдав за так дифирамбы, грехи и пороки,

стылым пеплом посыпав к забвенью дороги.

Неприметным прохожим бреду вслед за Бродским.

«Север крошит…» — твержу как молитву пред Богом.

На Сенатской реклама со слоганом броским,

и знобит от вопроса: «Откуда ты родом?».

* * *

Я вошёл в твои двери на цыпочках

и украл из альбома мечты —

те, что были на тоненьких ниточках,

как две связанных вместе судьбы.

Наши сны — фотоснимки из прошлого,

отголоски небесной любви.

Близко к сердцу мы приняли многое,

но, как прежде, где я, там и ты.