Тот момент

Линда Грин, 2019

Казалось бы, все случайные встречи вполне могут стать началом истории, даже если не нашей… 10-летний Финн и 59-летняя Каз вот-вот впервые встретятся. Финн – умный и чувствительный мальчик, он хорошо учится, любит возиться с растениями, играет на укулеле, а еще он рыжий – в общем, у него нет ни единого шанса, чтобы его не дразнили одноклассники. Его настолько затравили, что он отказывается идти на выпускной экзамен средней школы. Это становится поводом для конфликта между родителями. Мама готова принять его решение, чтобы не травмировать, отец же отстаивает вариант с экзаменом, грозя матери разводом и лишением родительских прав. Каз – женщина, которая всю жизнь посвятила уходу за братом с психическими отклонениями. От них отказались родители и система тоже (брата не признают инвалидом, ему порой приходится выходить на работу, и это всем идет во вред, он искренне страдает и переживает, что может кому-то навредить). Финн и Каз не должны были встретиться. Но у судьбы другие планы. Когда Финн и его мама входят в кафе, где работает Каз, запускается цепочка событий. Они еще этого не знают, но вторая встреча навсегда изменит их жизни. Для кого эта книга Для читателей драм, психологических и сентиментальных романов с философским подтекстом. На русском языке публикуется впервые.

До. 2. Каз

Сижу в автобусе рядом с пыхтящим мотором. Сейчас только начало мая, но уже тепло, как в июле. Все в майках, с голыми ногами, а я умудряюсь вляпаться в единственного человека с насморком на весь наш город.

Сама виновата, надо было идти пешком, но по пятницам я всегда себя так балую — еду домой на автобусе. Не потому, что начало выходных — завтра мне в семь снова на работу. Просто иногда приятно сделать вид, будто и у тебя есть конец рабочей недели, как у всех нормальных людей.

Роюсь в сумке — не найдется ли салфетка для сопливого соседа, — но внутри лишь кусок туалетной бумаги. Судя по виду, давно там лежит. Сосед снова шмыгает. Звук такой, будто вредный ребенок нарочно втягивает остатки молочного коктейля через трубочку.

— Можешь высморкаться в рукав, не стесняйся, — предлагаю я.

Он смотрит на меня, ничего не говорит и снова пялится в окно.

— Ну как хочешь, — вздыхаю я, радуясь, что ехать осталось всего три остановки.

Я бы скинула с ног кроксы, но, боюсь, из-за жары они к полу прилипнут. Кроксы не настоящие, подделка с рынка. Ярко-желтые, чтобы повеселее было, как я говорю Бриджит, когда она косится на них на работе. Хозяйка заявила, что весь персонал кафе обязан носить нормальные кроксы. Я же ответила, что если она мне их купит, то ради бога. И вот все с ней так. Гордо именует себя предпринимательницей просто потому, что держит одно-единственное захудалое кафе. Может, зовется оно «Чайники и пирожные», но на деле тянет на паршивую грязную ложку с претензиями.

Сигналю водителю, что выхожу, и сосед от души хлюпает носом. Достаю туалетную бумагу и кладу ему на колено.

— Пожалей следующего беднягу, которому не повезет с тобой сидеть, и высморкайся уже.

Мужик меня игнорирует. Автобус тормозит, и двери с шипением раскрываются.

— Спасибо, милый! — кричу водителю.

Мои кроксы поскрипывают по асфальту. Некоторые ребята еще только идут из школы. В их возрасте я тоже старалась погулять подольше, только бы не возвращаться сразу домой. А когда в школу пошел наш Терри, у меня появился отличный повод водить его в парк по дороге обратно. Мы часами убивали там время, я качала брата на качелях. Он всегда их обожал. А вот чертову карусель ненавидел, особенно если подскакивал другой ребенок и норовил его раскрутить.

Сворачиваю за угол и практически тут же оказываюсь на месте. Дом небольшой, всего три этажа, мы на первом, поэтому даже не очень чувствуется, что мы живем в квартире. Разве что когда Джо этажом выше врубает музыку или дети по соседству разгуляются.

Я по-особому стучу в дверь, чтобы Терри знал, что это свои, и лишь затем вставляю ключ в замок. Брат давненько не утверждал, что МИ5 может к нам вломиться, но вряд ли перестал тревожиться.

— Привет, это я, — окликаю я и ставлю сумку на пол. В гостиной бормочет телевизор, значит, Терри как минимум вылез из кровати. Вхожу. Брат лежит на диване, свесив с другого конца свои до смешного длинные ноги.

— Привет, — отзывается он, даже не повернув головы. Терри смотрит сериал о талантах «Звезды в их глазах». — Смотри, Фредди Меркьюри.

Киваю и улыбаюсь. На экране тучный мужик за сорок скачет по сцене в белой куртке, излишне тесных штанах и с приклеенными усами.

— Вряд ли, — отвечаю я. — Ни с виду, ни по голосу не похоже.

Терри не отвечает, просто смотрит дальше. Разумеется, он уже видел сериал. Столько раз, что мне и не упомнить. Брат записал почти все серии «эпохи Мэттью Келли», а вот с другими ведущими ничего смотреть уже не стал, ни с Давиной Мак-Кол, ни с кем-то еще. Твердит, что им с Мэттью не сравниться.

— Есть хочешь? — спрашиваю я.

Брат, все так же не отрывая взгляда от экрана, кивает. Я иду на кухню. Судя по перевернутой кружке и миске в сушке для посуды, Терри хотя бы позавтракал.

А затем еще до обеда принялся смотреть сериал, поэтому больше ничего не ел.

Ставлю чайник и кладу пару кусков хлеба в тостер. На душе тревожно: вот как бы Терри выживал без меня? Пятьдесят один год, а он, по сути, все тот же мой младший братишка. Нет, я не жалуюсь, что вы. Но поневоле задумаешься — каково приходится всем тем Терри, у которых не осталось родственников?

Открываю банку фасоли, половину разогреваю на сковороде, остаток убираю в холодильник. Смазываю тосты маслом и кладу на них фасоль. Не самая роскошная еда в мире, но Терри нравится.

— Держи, — говорю я, занося нехитрую снедь в гостиную.

Терри протягивает руку за кружкой.

— Оторви зад от дивана и сядь нормально, — велю я. — Я поесть принесла.

Терри наконец поднимает голову и расплывается в улыбке. Обычно у него болезненный вид, но мощности его улыбки хватило бы, чтобы снабдить энергией целый город.

— Спасибо, сестренка, — благодарит он, садится и берет у меня тарелку. — Ты просто звезда и святая.

Ставлю его чашку с чаем на пол и плюхаюсь рядом с братом на диван. Лишь тогда я замечаю засунутый между подушками конверт.

— Что это?

— Пришло сегодня утром.

— Ты открывал?

Брат качает головой. Мадонна на экране заводит Into the Groove.

— Хочешь, я открою?

Терри пожимает плечами. Мы оба знаем, что за письмо пришло, давно его ждали. Но теперь, похоже, никто не горит желанием ознакомиться с содержимым.

Беру конверт. А эта Мадонна хороша. Фредди Меркьюри до нее как до Эвереста. Разрываю конверт и достаю письмо.

«Оценка Ваших прав на получение пособия по временной безработице», — гласит оно, а потом идет долгое объяснение, что же это такое, будто мы тупые и внезапно забыли. Наконец, внизу страницы, раздел «Наше решение».

«Оценка Ваших трудовых возможностей показывает, что, хотя у Вас есть определенные ограничения (заболевание или инвалидность), теперь Вы способны выполнять некоторые виды работы. Мы понимаем, что это может быть не та деятельность, которой Вы занимались раньше. Мы можем помочь Вам подобрать работу с учетом Вашего состояния (заболевания или инвалидности)».

Вздыхаю и качаю головой. Так боялась, что это произойдет, но до конца не верила.

Мадонна заканчивает выступление под бурные овации публики.

— Что там? — поворачивается ко мне Терри.

— Говорят, что ты можешь работать.

— Чушь собачья.

— Да, знаю.

— Он ведь даже не слушал. Тот мужик, что задавал мне кучу вопросов. Я рассказал, что случалось все те разы, когда я пытался работать, но он, блин, даже не слушал!

Мне нечего ответить. Брат прав. Проверяющие ни на миг не обратили внимания на слова Терри. В их глазах он лентяй и мошенник — значит, надо отобрать у него льготы. И плевать, что станет с человеком. А чего переживать? Не им же потом разгребать последствия, а мне.

— Пойду позвоню им, — говорю я. — Скажу, что это ошибка. По радио слыхала о таких случаях, когда оценки одного кандидата приписывали другому. Может, и у нас так.

Терри кивает. Вряд ли он лелеет хоть каплю надежды, но попытаться стоит. Я должна сделать все, что в моих силах. Ведь точно знаю, где окажется брат, если его вытащат на работу. А больше в психушку я ему попасть не дам.

С письмом в руках ухожу на кухню и закрываю за собой дверь, чтобы не слышать фоном чертову Тину Тернер.

Набираю цифры, указанные вверху листка. Это не прямой номер центра занятости в Галифаксе — похоже, там нет людей, способных взять трубку. Очередная горячая линия, когда ты понятия не имеешь, где сидит твой собеседник, а он, скорее всего, в жизни не бывал в твоем городке. Мне отвечает до тошноты вежливый голос автомата, сообщающий, что дальше есть несколько вариантов.

И коли уж среди них нет «хочу свернуть шею тупому проверяющему», жму «другое». Автомат интересуется, почему же я звоню.

— Вы ошиблись в оценке моего братца, и мне нужно с кем-то это обсудить.

— Простите, запрос не распознан, пожалуйста, выберите один из следующих вариантов, — щебечет автомат.

И опять ничего полезного. Жму наугад, и меня снова спрашивают о цели звонка.

— Ревень и крем, — отвечаю я. Похоже, срабатывает, потому что меня переводят на следующий этап, где я вновь проделываю этот трюк. Повторяю «ревень и крем» снова и снова, стараясь не думать, сколько денег сжирает звонок, и наконец слышу не записанный, а живой женский голос, впрочем, разницы особо не чувствуется. К тому времени я уже напеваю заставку к одноименному мультику, но, похоже, девушка в силу возраста его не видела, и я не трачу время на объяснения.

— Здрасьте, милочка, я звоню насчет моего братца. Его звать Терри Аллен, ему пришло письмо насчет оценки трудоспособности, и, похоже, вы что-то напутали.

— Боюсь, я не имею права обсуждать с вами другого человека. Если у мистера Аллена есть вопросы, попросите позвонить его самого.

— Ага, только у него шизофрения. Поэтому он и получает пособие. Когда брат нервничает, это приводит к срывам, и сто раз жать кнопки и слушать, как автомат гоняет его по кругу, не понимая южный акцент, — последнее, что ему надо.

Повисает пауза, затем девушка спрашивает у меня номер страховки брата, дату рождения и адрес. Говорит, что выводит дело на экран.

— Его признали годным для работы.

— Ага, признали, поэтому я вам и звоню. С последнего места работы брата увезли в психушку. С двух предыдущих тоже. Он не может находиться среди большого числа людей. Если вы вынудите его выйти на работу, ему снова станет хуже. Поэтому мне и нужно с кем-то это обсудить.

— У него есть право подать апелляцию, — отвечает она. — Пусть заполнит форму СРМР-1.

— Хорошо, заполним. Можете прислать нам ее почтой?

— Просто распечатайте форму с нашего сайта.

Тяжело вздыхаю. Вот всегда они так.

— У нас компьютера нет, не то что принтера.

— Хорошо. Приходите в центр занятости, они вам ее распечатают. Просто заполните бланк и укажите, почему считаете решение неверным.

— Так. И когда нам потом ждать результат?

— Минимум четырнадцать рабочих дней, но может, и намного дольше. Если первоначальное решение оставят в силе, у вас будет право обратиться в суд, но на это уйдет несколько месяцев.

— Да вы смеетесь. И на что нашему Терри все это время жить?

— Мистер Аллен может подать заявку на кредит и пойти в центр занятости на собеседование, как и указано в письме.

— Но он не может работать, ему от этого хуже.

— Его состояние оценили как подходящее, так что центр занятости наверняка подберет ему соответствующее занятие. Я могу записать его на собеседование. Заодно и форму там заполните.

Дурь какая. Девица вообще ничего не понимает. Но если Терри увидят вживую, может, хоть поймут, о чем я.

— Хорошо, — отвечаю я.

— Договорились. О, вам повезло. Один из кандидатов отменил заявку, и я могу записать вашего брата на понедельник на три сорок пять. Вас устраивает?

Если поеду с работы на автобусе, как раз успеем.

— Да.

— Отлично. Я вас записала. Ему нужно будет принести три копии паспорта и прописки. Вся информация есть у нас на сайте. Могу я еще чем-нибудь вам помочь?

— Нет, милая, — вздыхаю я. — Если только вы не умеете лечить уставшие распухшие ноги.

Возвращаюсь в гостиную. Похоже, на экране уже новая серия, Мэттью в другом костюме.

— Ошиблись? — спрашивает Терри.

— Мы знаем, что да. Осталось их убедить. Заполним форму на пересмотр решения, но ждать придется несколько недель. А пока они хотят, чтобы ты пришел в центр занятости на собеседование.

— Когда?

— В понедельник днем.

— Мне же не придется работать? Пока не узнаем результат пересмотра?

— Будем надеяться.

Терри молча кивает. Я замечаю, как он стиснул челюсти. Ненавижу такие моменты, ведь знаю, чем все закончится. Брат вновь пялится в экран. Теперь там Элтон Джон. Поет «Прости — это, похоже, самое тяжелое слово»^[4].

Примечания

4

Sorry Seems to Be the Hardest Word (англ.). Прим. ред.