Предать нельзя любить

Лина Коваль, 2023

Арсений Долинский – самый крутой в городе адвокат. А я Арина Плевако – обычная девчонка, выросшая в детском доме и решившая помочь отчиму.Всё шло неплохо. До тех пор, пока я не влюбилась…

Глава 7. Арина.

Дорабатываю смену постоянно опасаясь, что из-за колонны выскочит Долинский.

Быстро выведет меня на чистую воду, тем самым разрушит прекрасные отношения с отчимом.

Наверное, когда у тебя много близких людей ты можешь себе позволить кого-то разочаровать. Ведь все равно останется тот, кто тебя любит и примет любой.

А если во всем целом мире у тебя только пара человек, которых ты ни в коем случае не можешь подвести? Они на тебя надеются. В тебя верят.

В воскресенье через силу зубрю Конституцию и проклинаю всё на свете.

Во-первых, естественно, Арсения Рудольфовича. За его дотошность и проницательность. Он действительно первоклассный адвокат, потому что всегда чувствует, какой именно вопрос задать следующим. Вот как синеглазый понял, что я законы ни в зуб ногой?!

Во-вторых, своё умение оказываться в дурацких ситуациях. В конце концов, можно было просто в обморок брякнуться. А я зачем-то его поцеловала… Да еще и по-взрослому. Поражаюсь, как только смелости хватило.

Сейчас сама не своя. То и дело вспоминаю его губы.

Как с ним разговаривать? Как смотреть ему в глаза и не думать об этом поцелуе?

Тем более, не понимаю.

Ну и совсем чуть-чуть упрекаю себя в том, что не умею отказывать близким людям. Если бы только смогла сказать «нет» на просьбу отчима.

Сейчас не было бы этого ничего. Вообще ни-че-го!

Сердце странно вибрирует, когда думаю о том, что могла никогда в жизни не увидеть белоснежные выглаженные рубашки в таком количестве.

— И зачем мне это всё? — спрашиваю Гертруду, которая грустно смотрит, держа в зубах поводок. — Привязался со своими статьями. Зануда местная.

Выхватываю рулетку у овчарки и иду в коридор натягивать кеды.

После прогулки принимаю душ, рановато, но переодевшись в пижамку, ложусь спать.

Назло Дракуле и его зверским методам воспитания сотрудников.

Наутро чувствую себя разбитой. Где-то под грудью острой иголкой колется мысль, что я совершенно ничего не знаю. Память, как пробка вылетела из бутылки и даже ручкой не помахала.

Новенькая рубашка с юбкой на вешалке радуют глаз. Проверяю ткань на луч солнца, проникающий в окно, совершенно не просвечивает. Значит, можно себе позволить не нацеплять ненавистный лифчик.

Грудь у меня небольшая, уверенная двойка. Зато своя, весьма приятной формы.

Память не очень, а вот с грудью повезло. Спасибо тебе, Боженька!

Приближаясь к офису, кое-как передвигаю ногами, потому что юбка оказалась слишком узкой. Откидываю отутюженные блестящие волосы за спину и налегаю на кнопку лифта. Его идеальная зеркальная поверхность говорит мне о том, что выгляжу я не совсем как офисная клуша.

Рубашка безупречно выглажена. На лице макияж, придающий коже еле заметное сияние, стираю излишек хайлайтера на правой скуле, когда ощущаю легкий аромат соленой морской воды.

Черт.

— Доброе утро, Арина, — тихий голос за спиной прерывает тишину.

Вздрагиваю не то от него, не то от того, как дзинькает лифт, когда разъезжаются двери.

На дрожащих ногах прохожу внутрь, медленно разворачиваюсь.

— Доброе, — отвечаю, облизнув вмиг засохшие от страха губы.

Арсений Рудольфович устраивается справа. Рукав его пиджака в критической близости от моего запястья.

Крепче сжимаю кожаную сумку пальцами, отсчитывая этажи на электронном табло.

— Сегодня не накинетесь? — спрашивает иронично, расстегивая пуговицу на пиджаке.

Резко поворачиваю голову, пытаясь натянуть безразличную улыбку.

— То была разовая акция. Ваши губы… — мажу взглядом по широкому подбородку. — Кое-кого мне напомнили.

Победно смотрю в омуты морского цвета, в которых зарождается ледяной шторм. Лицо Долинского перекашивается.

— Напомнили? — произносит и немного хмурится.

— Да-да, — слегка склоняю голову. — Простите, Арсений Рудольфович, такого больше не повторится.

Как бы мне ни хотелось… Додумываю и луплю себя по щекам мысленно.

— Не повторится? — морщится.

— Да, — отвечаю, выбираясь из лифта первой.

— То есть мне не нужно волноваться, когда оказываюсь с вами в закрытых пространствах?

Бросаю раздраженный взгляд за спину. Все мое самообладание рассыпается как песок сквозь пальцы.

— Конечно, не нужно, — отвечаю равнодушно. — К тому же… — снова чуть поворачиваю голову и прикусываю нижнюю губу, после чего роскошно улыбаюсь. — Мне совсем не понравилось.

Пожимаю плечами, чувствуя за спиной нарастающее напряжение.

— Поэтому простите, Арсений Рудольфович. Теперь ваши губы в полнейшей безопасности.

Стараясь меньше вилять бедрами в узкой юбке, продвигаюсь к рабочему месту.

— В следующий раз, — говорит Долинский, обгоняя меня на повороте. — Когда вам кого-то напомнят другие мои части тела, держите себя в руках.

Уныло разглядываю идеально выстриженный затылок и привычным движением демонстрирую свой язык широким плечам.

Надоеда.

Босс вдруг круто останавливается, и я практически врезаюсь в твердое тело. Недоуменно высовываюсь из-за плеча, виновато рассматривая свое отражение в перегородке.

Перемещаю взгляд на мужское лицо, которое выражает только единственную мысль. Мол, ты опять за своё?

Чертыхаюсь под нос.

Что за офис? Одни зеркала и стекла. Никакого личного пространства.

— Приберегите ваш язык для собеседования, — мрачно выговаривает Арсений Рудольфович. — Кстати, в десять жду вас у себя.