Царь Горохова

Лилия Касмасова, 2021

Да, я люблю короткие стрижки и джинсы и не люблю макияж. Но никто еще не принимал меня за парня! Только этот сумасшедший старик-маг из параллельного мира, который решил, что я идеально подхожу на роль нового короля их державы. Которая оказалась не менее сумасшедшей, чем этот старик. А тут еще вредный, несносный и красивый герцог, который то ли догадывается, то ли – увы – вовсе нет…

1

Я положила раскрытую книгу на облупленный подоконник, взяла стоявшее там пластиковое китайское зеркало и поднесла к странице с фотографией из Мадридского Кодекса — рукописи Леонардо да Винчи. Рядом с рисунком крылатого дирижабля было надписано несколько витиеватых строчек с наклоном влево. В школе я учила английский, Леонардо писал на средневековом итальянском, но так как западно-европейские языки имеют много общих слов, я надеялась хоть что-то разобрать. Прочесть самолично слово, написанное да Винчи!

Где-то поблизости капала вода. Хм. Батарея, что ли, потекла?

— Лёва! — послышался гнусавый голос Инки. И снова повторил, уже с истерической нотой: — Лё-ва!

— Нет таких! — огрызнулась я.

И зачем я начала откликаться на это дурацкое Инкино «Лёва»? Она прозвала меня так в самый первый день, как я пришла работать — и все три месяца иначе и не называет. Надо было мне тогда представиться просто «Аля» — как все меня и зовут. Но я для важности произнесла «Алевтина Горохова» — и эта стерва посмеиваясь, сказала — «Лёва, значит». Видимо, намекая, что выгляжу я как пацан. В чем-то она права. У меня короткая стрижка, я люблю носить джинсы и куртки и совсем не крашусь — а уж это, по понятиям Инночки, просто смертный грех. А вот я не понимаю, зачем разукрашивать лицо, будто ты клоун.

— Лёва! — никак не угомонится Инка. — Помоги книгу достать!

Да, я в нашем отделе, а то и во всей библиотеке, самая высокая — просто столб электропередач. Но, например, по модельным меркам метр восемьдесят — это вполне себе нормальный рост для девушки. Не всем же быть такими мышками-коротышками, как Инка!

— Возьми лестницу! — отвечаю я и снова вглядывалась в отражающиеся в зеркале ровные строчки. Буквы стали понятными, но слово, хоть бы одно…

— Я на каблуках, — укоряет меня Инка.

Вот. А носила бы ботинки, как я — и лазила бы себе по лесенкам, а не кричала на весь библиотечный отдел, где, между прочим, надо соблюдать тишину.

Все же я поставила зеркало и собралась пойти помочь… Но вдруг в зеркале что-то мелькнуло. Я оглянулась — никого. Повернулась опять к стеклу… Из круглого обрамленного розовой пластмассой зерцала на меня внимательно глядел седобородый старик в остроконечной шляпе.

Я поморгала и на миг скосила глаза на книгу — может, это портрет Леонардо отражается? Но портрета на раскрытых страницах не было. Да и не портрет в зеркале вовсе! А живое лицо! Ко мне, что же, Леонардо явился? А что за колпак у него?

Я едва открыла рот, чтобы спросить: «Вы кто?», как старик исчез, и в зеркале отразилась я, коротко стриженая шатенка в сером пуловере с торчащим из него воротником клетчатой ковбойской рубашки.

Я кивнула зеркалу, зачем-то повернула его и посмотрела на его оборотную сторону, с наклеенной обтрепавшейся цветастой бумажкой с иероглифами.

— Лёва! — взрычала Инка.

Я повернулась и шагнула к рядам полок. О, и правда батарея потекла: перед соседним окном на полу расползалась лужа.

Я хотела обойти ее, но тут увидела, что из лужи на меня глядит тот старик из зеркала. Из-за легкой ряби его было видно будто в тумане, но зато теперь он показался в полный рост. Старик был в длинном серо-буром плаще и с клюкой. А еще он прокричал мне что-то.

— Что? — крикнула я ему, понимая, что, кажется, я сошла с ума, раз мне чудятся какие-то старики в лужах.

— Иди сюда! — махнул старик правой, свободной, рукой — подзывая меня к себе.

И я зачем-то топнула ботинком прямо в середину этой лужицы — то ли с досады и чтобы уничтожить это движущееся изображение в воде, то ли чтобы понять, что это всего лишь лужа, а я, похоже, крышей двинулась — в общем, нога моя провалилась куда-то в пропасть. Ну и вся я за ней следом.

Сверкнул голубой свет и раздался грохот.

2

Воды было много. Вода была прохладной. И через ее толщу просвечивало солнце. Я барахталась изо всех сил, но меня утягивало вниз, и солнечный свет стал меркнуть… И тут в зеленой бутылочного цвета воде мелькнула серебристая волна, и еще одна, и кто-то толкнул меня вверх, выше, выше. Я вынырнула и хапала ртом воздух, и снова забарахталась, а меня за шкирку, за полувер, за широкие рукава потащили вперед — а там маячила желтая полоса песка и мрачная стена деревьев.

Меня бросили в нескольких метрах от берега. По воде ударил серебряный хвост гигантской рыбы и послышалось хихиканье. Или это был только плеск воды?

Мои тяжелые ботинки снова потянули вниз и вдруг… коснулись рыхлого песочного дна. Я зашагала вперед, отгребая в стороны воду отяжелевшими от мокрого полувера руками.

Где же я? Куда я провалилась через пол? Ничего не понимаю. Кто меня вытащил из воды? Прирученные рыбы какие-нибудь?

Я вышла на берег и без сил свалилась на песок. С наслаждением, глубоко вдыхая воздух, огляделась. Лес. Озеро. Коряги на берегу. Человек лежит. Я приподнялась на локте. Будто загорает. Но в одежде. И борода у него седая. Да это ж старик из зеркала!

Я поднялась и, пошатываясь и отжимая подол полувера, побрела к нему. Ботинки, полные воды, противно хлюпали.

Старик лежал навзничь, раскинув руки, и глаза были закрыты. Шляпа упала с его головы. Бурая накидка распахнулась, как крылья. Длинное серое платье под нею было обтрепанным и залатанным. А еще рядом со стариком на песке лежала длинная кривоватая палка, похожая на копье. Только вместо железного наконечника к концу был привязан будто неандертальцами обтесанный небольшой камень.

Я наклонилась, подняла копье. Легонько тыкнула древком старика в руку выше локтя:

— Эй! Вы живы?

Жуть какая. А если нет? Милицию надо звать… Я тыкнула чуть сильнее:

— Эй!

И тут неандертальский камень вдруг засветился голубым светом и стал прозрачным, по палке пробежала голубая электрическая змейка и с легким треском стукнулась в руку старику.

— А! — крикнул старик и сел.

Я отскочила и выронила палку. Старик, словно полоумный, бросился к ней и, схватив, снова сел. Надел свою шляпу и сердито посмотрел на меня из-под полей:

— Никогда не прикасайся к посоху дру… — Тут он уставился на меня совешенно ошалело. То есть, не полностью на меня, а на мои… в-общем, на мой бюст. Ну, бюст звучит слишком громко для моего размера. Ну вы поняли, куда этот старикашка пялился. Я даже руки скрестила на груди и отошла на шаг.

— Ты превратил себя… в… в… женщину?! — Тут он наконец поднял глаза выше и посмотрел мне в лицо.

— Что? — не поняла я.

— Или только наполовину? — Он глянул на подол моего полувера.

Да старик совсем чокнутый. Пора давать деру. Я отступила еще на пару шагов.

А старик забормотал себе под нос:

— Не знал я, что тяпляпис на такое способен… Правда, я превращал худышку Бердышку в толстуху. Но я же еще прописывал ей пить пиво и есть булки со сливками… И не за мгновение она превратилась, а за целый месяц… А еще, помнится, Жану Никудышнику я удлинил… — Старик оживился и затараторил: — Если можно усилить в мужчине мужчину, то наверное, можно и ослабить — да до такой степени, что вывести в отрицательную величину, а значит на противоположную сторону шкалы! И он станет женщиною! — радостно закончил старик. — Но превращать его обратно… Рискованно. Вдруг получится, как с пастухом Гушем. Он так наполовину лягушкой и остался… — Потом старик опять поглядел на меня и нахмурился:

— Не мог руки от посоха подальше удержать? Натворил дел…

— Я ничего не делала! — сказала я.

— И говоришь уже как женщина, — подозрительно поглядел на меня старик. — Как ты быстро перестроил свое мышление!.. — и снова забормотал: — Но что же теперь делать? Я и этого-то искал три года… Ох, мангольд зеленый! — Он снова кинул на меня неподобающий взгляд и сказал: — Впрочем, одежду посвободнее и никто и не разглядит…

Да ну его с его безумными речами.

— Скажите, а… где мы сейчас? — осторожно спросила его я.

— Расскажу, объясню, все расскажу, — сказал старик и поднялся, а я отступила еще. — Я нарочно все записал, чтобы объяснить по порядку.

Он вытащил из кармана платья бумажный рулон, развернул его и откашлялся.

— Я перенес тебя из твоей вселенной в нашу…

Это точно Леонардо да Винчи! Он, видимо, проводил опыты со временем и пространством! И думает, что я не из будущего, а из какой-то другой вселенной… Это как Колумб открыл Америку и думал — что это Индия!

— Вы же… Леонардо? — перебила я старика.

— А? — поднял он глаза от бумаги.

— Да Винчи? — Как там его современники-то называли? И я, придав имени непонятно какой — я надеялась, что итальянский, акцент, произнесла по слогам: — Лео-нарь-до да Вин-тци! Ви?

— Нет. Я Мерлин. И не надо коверкать слова. Мода у вас там такая?

Мерлин?

— Мерлин, который с королем Артуром? — вытаращила глаза я.

— Какой еще король Артур? — нахмурился старик. — Не было у нас таких.

Другой какой-то Мерлин наверное… Или тут еще до Артуровских времен.

Старик снова наклонился к бумаге, кашлянул:

— Так вот… Я перенес тебя…

— А какой год сейчас? — спросила я.

— Знаешь, летоисчисления в разных Вселенных не совпадают.

Как он уверен, что мы из разных Вселенных.

— Ну все же… — попросила я.

— Десять тысяч первый, — сказал старик.

— Да? — Когда был Артур-то?

— Мы счисляем время от придумывания записи цифр.

Логично. И они точно другая Вселенная. Но неужели параллельные миры существуют?

— А месяц у вас сейчас какой? — Хотя что толку спрашивать. У них может быть и пятнадцать и сотня месяцев в году. И вообще, может, они на какие-нибудь декады год делят. И год у них — дней так тысяча…

— Месяц май, — отвечал старик.

Ого. Месяцы с нашими совпадают, что ли?

— А планета ваша как называется?

— Земля, — сказал старик. — И крутится она вокруг Солнца. Мы с вами параллельные Вселенные. А не соседние.

Да? Значит, тут все должно быть похоже?

— А материков сколько? — спросила я.

— Один.

Хм. Вот тебе и похоже.

А старик опять поднял пергамент:

— Ты — потомок Пипина Первого…

— Кого?

— Пипина. Короля нашего.

— Знаете, если б у меня в предках были Пипины, то есть… короли, то я бы наверное знала об этом…

— Думаю, даже твоя пра-пра… бабка, которая нагуляла твою пра-бабку от него не знала, кто он. — Он прокашлялся и продолжал по бумаге: — Где тут?.. Ага. Ты — потомок Пипина Первого, наследник престола Гольштании.

— Престола чего?

— Гольштании, — сказал старик. — Страна так наша называется.

Гольштания. И смешное. И знакомое. В Европе вроде похожее княжество было в давние времена… Или не было?

Старик продолжил читать:

— И я, и все твои подданные нижайше тебя просим занять престол, быть добрым хозяином земель и всем нам добрым господином, мы же готовы слушать то, что ты говоришь, выполнять все твои… — Старик кашлянул и, сунув бумагу обратно в широкий карман, посмотрел на меня: — В общем, будем служить. По мере сил.

Это они мне служить собрались?

Старик поглядел на меня несколько секунд и спросил нетерпеливо:

— Ну? Ты рад?

— Наверное, — обалдело сказала я, пытаясь осознать, что я — тайный потомок человека из параллельного мира. Я спросила: — А как этот Пипин к нам попал?

— На прогулку ездил, — ответил Мерлин. — А может, выпал нечайно.

— Нечайно?

— Ты главное-то понял? Ты наследник престола, балда! — засмеялся старик. — Король!

— Королева, — машинально поправила его я.

Голова моя закружилась. Меня вызвали в другую Вселенную, чтобы я была королевой? Сказки какие-то. Но десять минут назад я была в библиотеке, и за окном была зима, а сейчас стояла у лесного озера, светило солнце и в ветвях деревьев прыгали и пели птички.

3

— Королевой ты быть не можешь, — сказал старик. — У нас трон наследуется только по мужской линии.

— Что же мне теперь, мужиком притворяться? — возмутилась я.

— Как ты быстро привык быть женщиной, — удивился старик. — Давно хотел, что ли?

— Да о чем вы говорите? — возмутилась я. — Я сама по себе женщина.

— Это ты сейчас ею стал, — кивнул старик. — Ну а раньше же…

— Я всегда ею была!

Да, я без шпилек и помады. Но фигура у меня вполне женственная, никаких там плечей широких и вообще! Что за наглость, старик из другой Вселенной смеется надо мной! Прямо как наша Инка!

А Мерлин добавил:

— Целиком?

— Целиком! — оскорбленно сказала я.

Мерлин сказал:

— Ты уверен, что всегда и что целиком?

— Увере-НА!

— Что же ты в мужской одежде ходишь?

— Да у нас почти все девушки в брюках ходят.

— Хм, — не поверил он. Потом ткнул длинным суховатым пальцем в мою челку. — И волосы у всех короткие?

— Не у всех, но у многих! И еще покороче бывают!

И это правда — мои-то, например, даже уши прикрывают!

— Хм, — опять не поверил он. И победно вскричал: — А имя чего мужское? Лев! — возмущался он. — Я слышал, как тебя звали!

— Лёва, — поправила я его, морщась. — Вообще-то Алевтина.

— Хм… — свел седые брови он. — Сбила ты меня с панталыку. Сроду так не ошибался… Хотя… — он отвлекся, подумав о чем-то своем.

Я обиделась:

— Вы вот вообще в платье ходите, я же ничего не говорю.

— Это друидское платье, — сказал Мерлин. — Нам так положено.

Хорошая отговорка на любой случай жизни — так положено. И объяснений никаких не надо.

— Эх, — вздохнул Мерлин. — Был такой хороший наследник. А теперь никуда не годится!

— Я не виновата, что у вас в Гольштании законы отсталые! — обиделась я.

— Ну. Как бы то ни было, — сказал старик. — Нашей стране нужен король. А смогу ли я другого найти — неизвестно. Я тебя-то три года по всем известным мирам выискивал.

— То есть… — изумилась я. — Миров много, что ли?

— Разумеется, — сказал Мерлин и задумался: — Полагаю, даже больше, чем мы можем и предположить… Кстати, гольштанцам лучше не сообщать, что ты невесть откуда — из другого мира. Лучше — что ты просто из далекой страны, из э-э… С островов… Канальских, скажем. Больше доверия тебе будет.

— Каких островов?

— Канальских. В океане есть, далеко отсюда, так что никто из здешних там не бывал. Но все же они им будут понятнее, чем параллельная Вселенная.

Я кивнула. Потом спросила:

— А как я домой обратно попаду?

— Домой? Тем же путем, как и сюда попала. Через озеро тебя отправлю, — сказал Мерлин.

Что ж — буду сюда как на работу ездить, каждый день? А платить мне будут?

— А какая зарплата у короля? — спросила я.

Мерлин поглядел на меня странно, потом сказал:

— Если хочешь, можешь и зарплату себе назначить.

Из библиотеки уволиться придется… А мне так нравилось там книги находить редкие — все к твоим услугам — читай целыми днями…

— А до скольки вечера мне тут находиться надо будет? — спросила я.

— До вечера? — спросил Мерлин. — Я не могу тебя каждый день туда-сюда швырять. Думаешь, это как в дверь зайти-выйти?

— Но как же… Меня же дома ждут. — Мама, папа и собака наша Тошка.

— Ты вернешься на то же место и в тот же час, откуда я тебя вытащил, — сказал Мерлин. — Таков закон перемещения между мирами. Если кто выпрыгнет из своего в другой — то для него в его мире время будто застывает.

О. Как удобно. Значит, никто и не заметит моего отсутствия.

— Но ты уж будь добр… добра… Побудь у нас королем, — попросил Мерлин. — Пока я нового не найду. Настоящего мужчину.

Ну когда так сердечно просят побыть королем… Да ведь только… он же вроде три года меня искал. А нового — сколько будет? Может, вообще десять лет! И что же, когда я вернусь — мне за тридцать будет! Буду взрослой тетенькой! Меня ж родные не узнают. А если я к тому же потолстею, например! На королевской еде.

— Хорошо, я побуду королем, — сказала я. — Но не больше… э-э… года.

Годишнее постарение можно и на усталость от работы списать. А там привыкнут к новому облику.

Я сказала:

— Если б королевой — я бы и на дольшее согласилась, ну а раз притворяться мужчиной… Вдруг кто узнает!

— Да кто узнает. Нужно им больно, — небрежно заметил Мерлин. — Им был бы король — и ладно.

И что у них за шовинизм — трон только мужикам давать? Кто таких законов понавыдумывал? Не Мерлин ли сам? Я покосилась на старика.

— Ничего, — сказал он, поняв мой взгляд по-своему. — Гольштания — страна маленькая, управлять ею нетрудно. И я помогу.

Несмотря на то, что был теплый солнечный день, мне становилось холодно в мокрой одежде. Я стянула сырой пуловер через голову, выжала его как следует и бросила на корягу. Потом расшнуровала ботинки, сняла их и вылила из них воду.

— Тебе нужна сухая одежда, — сказал старик и строго и многозначительно добавил: — Мужская. Жди меня тут, я мигом… Потом пойдем во дворец. Держи-ка, согрейся, — он снял свою накидку и кинул мне.

Я закуталась в грубую шерстяную ткань, присела на корягу, сказала:

— Спасибо. — Надевая ботинки, кое-что вспомнила: — Знаете, меня из озера какие-то рыбы большие вытащили. Больше человека, мне показалось… Они… кто?

— Рыбы больше человека, — пробормотал Мерлин. — Вот чушь!

Он отошел на несколько шагов, взмахнул посохом и вдруг как завертится юлой — песок смерчем закрутился вокруг него, а когда осел, то старика не было.

Ничего себе! Волшебник, честное слово!

4

Вода озера чуть колыхалась, плескаясь о берег. Оно было небольшим, и со всех сторон окружено лесом. Деревья шумели от ветра, солнечные блики от озерной воды отражались на могучих стволах и на густой зеленой листве. Я побрела прочь от берега по сень деревьев, с удовольствием вдыхая аромат листвы и травы.

В лесу было чудесно. Как здорово было попасть из зимы в лето! Да в какое душистое, разноцветное лето! Здесь цвела розовая кашка, качались под ветерком ромашки, горделиво вздымали головы голубые ирисы… Тут я вдруг увидела, что из гущи веток на меня внимательно глядят желтые круглые глаза. Я остановилась, как вкопанная, на месте. Филин? Гигантская белка? Кто тут может водиться?

А глаза моргнули и исчезли. Потом ветки затрещали, будто по ним большой зверь убежал. Пожалуй, в лес лучше не углубляться.

Я хотела было вернуться к озеру, но ветер шевельнул листву, луч солнца пробился вниз — и отразился от чего-то блестящего на верху большого плоского замшелого камня в нескольких шагах. Я, стараясь ступать тихо, — но ветки и листья все равно предательски шуршали и трещали под ногами — пошла к валуну.

Но послышался резкий посвист ветра и громкий шорох, я обернулась. Палая листва взвилась столбом, потом, угомонясь, опустилась на землю — и вот передо мной стоит старик Мерлин. Еще не осели несколько кружащихся листков, он шагнул ко мне:

— Ну, смотри, что я для тебя нашел!

В руке его был мешок, и в мешке громыхало что-то тяжелое и угластое. Приблизившись, Мерлин бросил мешок на землю и достал оттуда здоровенный железный панцирь. Или как это называется — латы.

Я нахмурилась:

— Не буду я это надевать!

— Только для того, чтобы добраться до дворца! Надо же скрыть твои… э-э… формы. А там мы тебе камзол подберем, бархатный, толстый!

Доспех состоял из двух выпуклых пластин, на плечах и по бокам соединенных кожаными ремнями.

Я скинула плащ, старик помог мне надеть этот древний бронежилет, застегнул боковые ремни. Ощущение было, будто на плечи два тяжеленных рюкзака повесили — один спереди, другой сзади. Двигаться было жутко неудобно. Я чувствовала себя какой-то черепахой, или рекламным человеком-гамбургером, или… сардиной в консерве. В общем, не очень уютно.

И ремни на плечах ужасно жесткие. Надо было под эти доспехи надеть что-нибудь потолще, чем одна рубашка…

— Ой! — вспомнила я. — Я там кофту на берегу забыла…

Старик, опираясь на посох, пошел к коряге, на которой сушился мой пуловер.

А я вспомнила про таинственный блеск на камне и подошла к нему. Под горкой слежавшейся за годы листвы блестел металл. Я разгребла палкой листву. Из камня торчала рукоять меча. Похоже, меч был воткнут в камень. Ничего себе. Как они это сделали?

Рукоять была роскошной: красные и синие камни, металлическая вязь. Я взялась за рукоять двумя руками и потянула. Не знаю зачем. Ведь понятно же, что если вогнать металл в камень представляется невозможным, то уж вытащить…

Ух ты! Меч вытаскивался! Со скрежетом металла о камень я вытащила его и победоносно подняла: он засиял на солнце светлой сталью.

Мерлин подошел с пуловером, и я потрясла в воздухе мечом, расплываясь в гордой улыбке.

— У вас случайно нет легенды про меч и короля? — Я не стала говорить, что короля Артура — потому что уже выяснилось, что он такого не знает.

— Есть одна сказка, — сказал Мерлин.

Ну вот. Мужчины, мужчины. А выходит, и женщины могут быть избранными, легендарными королями! Впрочем, если легенда все знает, то там должно об этом говориться…

— Может, в этой вашей сказке про женщину говорится? — спросила я.

— Нет, — сказал Мерлин. — Про мужчину.

Значит, не все легенда знает. Меч-то достала я, а не какой-то мужчина. Что же получается, я тут вроде ожидаемого всеми короля Артура? Ух ты!

— Значит, легенда ошиблась, — сказала я. — Достала-то его я.

— Разумеется, достала, — скривился Мерлин. — Раз уж я его туда пристроил.

— Как это вы его пристроили? — не поняла я. — В камень воткнули?

Магией, наверное.

— Да уж, повозиться пришлось. Дыру сверлить, воском заливать. Листвой маскировать. Давай, суну его обратно, чтобы ты при народе доказала, что ты обещанный король, напророченный, избранный.

— Это же мошенничество будет! — Я была расстроена. Только что вообразила, что я король из легенды, а тут…

— Они тебе хоть немного повиноваться станут…

Потом он достал из кармана плаща коробочку, открыл ее и вытащил нечто вроде мышиного хвоста. Достал флакончик с какой-то мутной жидкостью, макнул туда мизинец и намазал жидкость на хвост. А потом…

— Ну-ка, подставь-ка лицо, — скомандовал. — Усы тебе наклеим.

— Зачем это? — отшатнулась я.

— Личико у тебя слишком… милое, да.

Я вздохнула. Приятный был бы комплимент, если б из-за него не пришлось наклеивать хвост грызуна под нос.

— А вдруг отклеятся? — спросила я.

— Под воду не попадай, и не отклеятся, — сказал Мерлин, прикладывая полоску над моими губами и придавливая ее.

— А если дождь?

— Велишь подать зонт… — Он поглядел на усы критически: — Так и думал. Хлипковаты. Ничего, мы тебе другие соорудим, повнушительнее, попышнее!

Я представила обувную щетку у себя под носом. Какой ужас.

— Так что лучше надень-ка пока что… — Он наклонился, достал из брошенного на траву мешка железное ведро и подал мне.

— Что за…

У ведра были прорези для глаз.

— Шлем? — спросила я.

— Ну. Не может же король менять фасон усов каждый день. Так что пусть пока что твое лицо не видят.

Я вздохнула:

— Ладно.

Выгнутый тусклый металл отразил мое лицо — смешное, растянутое и усатое. Усы были и правда невнушительными, тоненькими, будто нарисованными маркером.

Я послушно надела ведро на голову. Да в эти щелки не видно толком ничего!

— Ну, давай меч, — сказал Мерлин, приставляя посох к дереву.

Я подала ему меч.

И тут что-то просвистело в воздухе, и Мерлин вдруг упал, будто подрубленная березка, а из лесу донесся крик:

— А-о!

Я отпрыгнула за дерево. Из лесу выскочили два маленьких, не выше полуметра, толстых человечка с рыжими бородами и в красных колпаках. Гномы, что ли?

Гномы подбежали к Мерлину.

— Ы-ы! — проворчал тот, что был потолще, поднял с земли оплетенный веревкой камень — которым, видимо, и сбили с ног Мерлина, и сунул в руки товарищу.

Добить, что ли, собираются? Ах вы мелкотня пакостная! Да я вам головы королевским мечом снесу. Ну ладно, сносить не буду, но распугаю вас вмиг! Я вам не Белоснежка!

Я подняла меч и вышла вперед:

— Эй, вы! А ну-ка, прочь от него!

Тот, что сбил Мерлина, увидев меня, поудобнее взял камень с веревкой и начал раскручивать его. В один прыжок я подскочила к нему и мечом отбросила камень прочь.

Гном заорал на меня, во всю открыв пасть и обдав меня перегаром:

— А! — И выхватил из-за пояса смешной маленький ножичек — но я тут же перехватила гнома за запястье. А он, когда я наклонилась, вдруг снял с того же пояска свободной от моей хватки ручонкой фляжечку, желтыми своими крупными зубами выдернул из нее пробку и плеснул из этой мини-фляжки мне в лицо. Все это он проделал в мгновенье ока — я даже отклониться не успела. Хорошо, что я в шлеме и прорези для глаз узкие. Так что на лицо ничего и не попало, только на шлем.

Но в нос ударила такая крепкая вонь самогона, что из глаз брызнули слезы. Будь у меня усы-щетка, они бы, может, и защитили мой нос. Может, Мерлин прав, усы королю погуще нужны?

Ноги вдруг стали будто ватными. Я попыталась опереться на меч, чтобы не упасть. Но гномы выхватили его у меня из рук. И тогда, лишившись опоры, я рухнула на землю. Перед тем, как потерять сознание, я услышала свист. Кто это свистел — Мерлин? А может, паровоз? Или, наверное, цапля! У нее же нос не зря такой длинный — вот она и свистит, как в дудочку. Тюр-лю-лю, лью-лю-лю…

5

— Повесить его надо бы!

— Ы-о!

— Почему это?

— По законам. Лазутчиков вражьих вешают!

— Лазутчики — это те, кто лазиют тайком. А этот в нашем лесу средь бела дня гулял!

— Он не гулял! Он нашего Мерлина убить хотел. А за убийство гольштанца полагается голову рубить.

— А-о-а!

— Но он же не убил…

— Тогда повесить…

— Ы-о! Ы-о!

— Так я и говорю — сжигать-то его ни к чему. Дрова самим пригодятся.

— Но раз он викинг — то его сжечь положено. Они и сами своих сжигают.

— Это они после смерти, дурила.

— Что же нам, дожидаться, пока он умрет, что ли?

Я приоткрыла глаза. Солнце светило вовсю. Я прищурилась — голова была тяжелой, будто после основательной попойки. Кожу над верхней губой щекотала приклеенная полоска. Шлема на голове не было. А панцирь сдавливал тело. Потому что тело было в неудобном положении. И пошевелиться не получалось. Я сидела на земле и была крепко привязана к столбу за моей спиной. Я задрала голову — боль ударила в затылок, а солнечный свет в глаза — столб был деревянный, фигурно вырезанный, цветно разукрашенный и уходил куда-то в небо, а на самом верху столба трепыхали на ветру цветные ленты.

Вокруг меня были кучей навалены дрова и хворост. И из-за них толком не было видно людей, что стояли кругом. Но было видно, что людей много, и в руках у них есть вилы и лопаты.

— Вот я и говорю, — продолжал кто-то из толпы, — правильнее будет голову отсечь. Красиво и просто — топориком — раз, и готово.

— Доспех у него дорогой, будто у благородного. А благородным головы не топориком, а мечом секут — понимать надо.

— Ну так вон его же мечом и отсечь — и далеко ходить не надо.

— И столб праздничный цел останется. Никого никогда не жгли — и вдруг решили…

— Это потому что он викинг. А викингов мы никогда не ловили.

Я собралась с силами и крикнула им как можно громче:

— Я не викинг!

Голос прозвучал хрипло и глухо. Но все же они меня услышали.

— У-у-о! — Рев издавали, похоже, гномы — видно их отсюда совсем не было. Но звук шел с нижнего уровня.

— О, очухался, — сказал кто-то. — Можно и начинать.

— Рубить или вешать?

— А-а! Ы-ы!

— Можно и поспрашивать сначала, — предложил кто-то и крикнул: — Если ты не викинг, то кто?

— Разумеется, это не викинг, олухи! — прогремел тут басовитый голос.

Отпинывая ногами охапки хвороста, ко мне подошел высокий молодой мужчина в синем камзоле и синем плаще, и их цвет очень шел к цвету его глаз, которые были голубыми. При это он был брюнетом. Мне вспомнилось, что в одном романе Дюма советовал любить голубоглазых брюнетов, потому что они — редкость.

В руках этот редкостный экземпляр держал мой королевский меч из камня и мой же ведрошлем.

— Доспехи у него гольштанские, старинные, — договорил он. И обратился ко мне: — Откуда ты их взял?

— Подарили, — буркнула я и попросила: — Не могли бы вы меня отвязать?

— Возможно, и мог бы, — сказал брюнет. — Но прежде ответтье на мой вопрос.

Как он грубо с девушками обходится. А такой красавец! Обертка, значит, завлекательная, а внутри не конфета, а зуболомный сухарь.

— А где Мерлин? — спросила я и оглянулась: — Эти люди говорили, кто-то хотел его убить?

— Да ведь ты сам и хотел, — сказал красавец.

«Хотел»? Они продолжают все меня за мужчину принимать. Даже не знаю, в данной ситуации это плюс или минус.

— Я? — возмутилась я. — Это гномы хотели его укокошить. Камнем по голове.

— Ы! — раздалось из-за колен голубоглазого.

С фырканьем отбрасывая хворост, к столбу протиснулся гном. Тот самый, который камнем швырялся. Гном снова сказал:

— Ы! — и показал на меня.

— Он говорит, что укокошить они хотели тебя, а не Мерлина, — сказал брюнет.

— И меня тоже, — подтвердила я. — Но камнем-то они в него запустили.

Гном ударил себя в грудь в раскаянии.

— Промахнулись, я так понимаю, — сказал брюнет.

— А! А-о! — кивнул гном с горчайшим выражением лица.

— Ваша светлость, — с другой стороны брюнета показался толстый мужчина в крестьянских коричневых штанах и подпоясанной веревкой рубахе навыпуск. — Разве за убийство гольштанца не следует срубать голову? А то они все, — он обвел рукой полувидимых за валежником зрителей, — жечь его хотят. А этот столб в мае для праздника пригодится.

— Да, — сказал светлость и посмотрел на меня, сощурив глаз: — Следует срубать.

«Светлость» — это кто? Вот не помню — принц? Граф? Барон какой-нибудь? Имеет ли барон право срубать головы самолично?

Я нервно сглотнула и просипела едва слышно аргумент, уже произнесенный в мою пользу кем-то из толпы:

— Но ведь Мерлин жив.

Брюнет ничего не ответил, усмехнулся, откинул ведрошлем прочь и перехватил меч двумя руками. А потом поднял его. Я зажмурила глаза…

6

Меч просвистел в воздухе. И стукнул по столбу. С обратной стороны. В каком-то полуобмороке я почувствовала, что мои руки свободны. И голова на месте. Так он просто веревки перерубил! Вот гад! Мерзавец! Я в гневе вытаращилась на брюнета, хотела завопить, что он последняя сволочь, если так пугает девушку! Но речевой аппарат не хотел мне повиноваться, губы дрожали, а язык и не ворочался.

Брюнет поймал мой взгляд и странное выражение появилось на его лице — что-то вроде удивления, смешанного с недоверием. Но он быстро наклонился сдернуть веревки с железной панцирной груди, и я не успела уловить, что же отразилось на его лице, потому что инстинктивно поспешила отодвинуть его руку и снять веревки сама.

— Да, Мерлин жив, — повторил он за мной, — и когда он очнется, мы его спросим, хотел ли ты его убить. А пока назови свое имя и скажи, откуда пришел.

Он подал мне руку и помог подняться. Я с трудом встала на ноги — от долгой неподвижности они онемели. Невольно пощупала усы над губой — на месте.

— Я, кхм… — Придется, кажется, назваться самым дурацким вариантом моего имени. — Лёва. Горохов-в. — Разогнавшись, я чуть по привычке не сказала «-ва», но в конце фамилии резко остановилась, встав на дыбы.

— Одежда у тебя странная, — с подозрением сказал светлость. — В наших краях такую не носят.

— Приезжий он потому что! — раздался голос Мерлина.

Отшвырнув кучу сухих веток — которые опасно заискрили, к столбу вышел старик Мерлин. Колпак его был набекрень, плащ сполз куда-то насторону, а от посоха остались две половинки, которые он держал в двух руках и которыми расчищал себе дорогу к столбу.

Завидев Мерлина, гном, что стоял рядом, в раскаянии ударил себе в грудь.

— Уйди, мазила, — сердито сказал Мерлин ему. — Посох зачем сломали?

Гном развел руки как мог далеко, а потом показал на себя и свел близко.

— Слишком длинный для вас? — сказал Мерлин.

Гном грустно поглядел на Мерлина и кивнул.

— Не трогали бы вообще! — проворчал Мерлин. — Балбесы! — И он потряс двумя обломками посоха.

Гном убежал, ломая ветки.

Мерлин поглядел на меня:

— Думаю, они решили, что ты хочешь меня убить — потому что у тебя был меч. Идем. — Он взял меня за руку и потащил вон из дровяного круга.

Оказалось, кострище находилось на вершине небольшого зеленого холма, у подножия которого росли кусты и деревья и шла дорога. Дорога эта приходила от небольшой деревеньки, видневшейся вдали.

Перед нами толпились люди в крестьянской одежде будто из кино про средневековье: серые штаны, рубашки, жилеты, деревянные башмаки, тетки в сборчатых юбках и белых фартуках. Одежда напоминала школьную форму былых времен.

Мерлин поправил свой плащ и торженственно, зычным голосом объявил:

— Гольштанцы! Хочу, чтобы вы поприветствовали нашего будущего короля, — и он указал рукой на меня.

Крестьяне пораскрывали рты. Послышались восклицания.

— Вот это да!

— Мы что же, чуть короля не спалили?

— Будущего! Значит, пока что он не король.

— Ну, почти что короля… И не спалили, а чуть не повесили!

— Чуть не лишили головы!

— Ы-ы-ы-о-о!

— Топориком чуть…

Мерлин сказал:

— Пришлось бы мечом. Потому что он самых благороднейших кровей — перед вами потомок Пипина Первого…

Я — благородных кровей? Почему-то я и не подумала об этом, когда Мерлин мне тогда у озера объявил, что я потомок здешнего короля. Значит, меня, например, могли бы и на венский бал какой-нибудь пригласить, или к королеве английской на прием. И я бы с ней разговаривала на равных. И кто кому кланялся бы? Наверное, никто никому. Или обоюдно. Надо выяснить этот вопрос…

А Мерлин меж тем продолжал меня представлять:

— Он приехал к нам с Канальских островов.

— И как Пипина туда занесло? — раздался скептический мужской голос.

Знали бы они, куда моего предка Пипина вообще занесло — они бы островам не удивлялись.

А Мерлин строго заметил:

— Короли наши много путешествуют.

Толпа глядела недоверчиво.

— Да! — добавил Мерлин. — И он смог вытащить королевский меч из камня в лесу.

Никто не выразил восхищения.

— Про который в легенде говорится, — сказал Мерлин.

Опять ноль реакции. Мерлин прошипел мне:

— Возьми меч, покажи им его!

Я обернулась, и брюнет с усмешкой подал мне украшенный каменьями меч.

Я взяла его, подняла и потрясла.

— Воевать будет? — спросил один из крестьян огорченно.

— Не будет, — сказал Мерлин. — Это просто знак того, что он истинный король.

— А.

Мерлин отчаялся произвести впечатление сказками про меч и объявил устало:

— Коронация будет сегодня вечером.

Раздалось слабое «Ура» из нескольких голосов.

— И не спешите в следующий раз сжигать кого бы то ни было, — довабил он. — Стоило мне потерять сознание на полчаса, а вы уже чуть наследника жизни не лишили… Торопыги.

Крестьяне потупились, бормоча:

— Мы ж не знали…

Мерлин сказал:

— А пока подгоните повозку — мы поедем во дворец… Да заодно нагрузите ее съестным. Хорошим. Для ужина после коронации.

Потом он обернулся ко мне:

— Ну, с герцогом уже познакомился? — и он кивнул на брюнета.

— Кто? Я? — Трудно привыкнуть, что к тебе обращаются как к мужчине. — Нет.

Значит, герцог. Вот кто такое «его светлость».

— Герцог де Гуз, — представился брюнет.

— Герцог де Гуз звонарь, а так же состоит в главном королевском совете, — добавил Мерлин.

Звонарь? Забавно. В колокола звонит. Я и не думала, что герцоги… я невольно усмехнулась, представив этого красавца, раскачивающимся на колокольной веревке.

Герцог, слегка нахмурившись, обратился ко мне:

— А вы, если не ослышался, Лева?

— Да, — сказала я. Инка бы сейчас посмеялась.

— Значит, — голубоглазый герцог повернулся к Мерлину, — он будет король Лев?

Будто из Книги Джунглей какой-нибудь. Все смешнее и смешнее.

— Король Лев Первый, — задумчиво проговорил Мерлин. — Звучит.

Да. В Диснеевском мультике. А Мерлин договорил:

— Тем более Львов у нас еще не было.

— Помочь вам снять доспехи, Лёва? — предложил герцог. — Жарко, наверное?

7

— Нет, — сказал Мерлин. — Этот доспех — старинный гольштанский — так что вы угадали, герцог. Я взял его из рыцарской галереи во дворце. И пока на короле нет короны, пусть этот доспех будет знаком королевского отличия. Чтобы его принимали как должно.

— Или как викинга, — сказал герцог насмешливо и протянул мне шлем: — Пожалуйста, если желаете.

— Спасибо, — сказала я. Но шлем я больше надевать не собиралась. И что делать с мечом? Мы же планировали представление у камня устроить. А теперь — меня уже с ним видели и спектакль ни к чему.

— Герцог, вы сейчас во дворец? — спросил Мерлин, спускаясь вниз с холма.

— Нет, — ответил де Гуз, искоса следя за тем, как я ковыляю, неуклюже держа меч и опираясь на него, как на трость. А что еще с ним делать? К нему же какие-нибудь ножны полагаются и сбруя или как там ее — портупея… Куда его подвешивать?

— Надо звонить в большой малый динь, — сказал Мерлин.

— Непременно, — сказал герцог сквозь зубы. — Я направлюсь во дворец сразу же, как освобожусь. И позвоню. Не беспокойтесь, слухи у нас разлетаются быстрее, чем звон колоколов — вот увидите, на коронации будет не протолкнуться.

— Но герцог, — обеспокоенно сказал Мерлин, — ехать через лес… Хорошо бы с повозкой был воин при оружии… А мой посох, как видите, сломан. Чтоб им браги не видать, этим олухам.

— Увидят тебя — и остерегутся. Да и наш будущий король — вооружен до зубов! — заметил герцог. — Думаю, один его вид внушит страх всем лиходеям.

Каким еще лиходеям? Кто там у них в лесу обитается?

Мерлин промолчал. А герцог стал быстро спускаться с холма вправо — там два гнома, бурча, поколачивали друг друга ветками, которые вытащили из кострища.

— А зачем звонить в колокола? — спросила я Мерлина.

— Объявить, что у них будет новый король, — сказал он и пояснил: — Есть особая песня, и исполняется она с участием особого праздничного колокола. — И он загундел тихонько: — Дурень Жапо, дурень Жапо, спишь ли ты, спишь ли ты? Слышишь звон на башне, слышишь звон на башне? Динь-динь-дон, динь-динь-дон.

Симпатичная песенка.

— А кто этот Жапо? — спросила я.

— Первый король Гольштании, — сказал Мерлин.

— Как непочтительно его называют дурнем, — удивилась я.

— Но если он был дурень, — пожал плечами Мерлин.

Мы с Мерлином подошли к повозке, груженой мешками, бутылями и корзинами с овощами. Запряжена в нее была здоровенная, с лохматыми ногами, коричнево-белая лошадь.

— Не карета пока что, уж извини, — сказал мне Мерлин. И спросил у сидящего на облучке крестьянина: — Мешки с соломой взял?

Крестьянин кивнул назад.

Мерлин аккуратно положил на дно телеги обломки посоха — древко на сломе сверкнуло чем-то синим в сердцевине — взбил пару мешков с соломой и забрался наверх.

— Мерлин! — прошептала я обеспокоенно, дернув старика за рукав. — А как же теперь без посоха вы меня домой вернете? Вы же им колдуете?

— Не бойся. Починю. Это пустяки. Только новый кристалл тяпис-ляписа обточить.

Крестьянин обернулся и весело улыбнулся кривозубым ртом:

— Мерлин с нами! Вот это ладно! Тогда и сам дракон не страшен!

— Там что, драконы, в лесу водятся? — ошеломленно спросила я.

— Ну какие драконы, тем более в лесу! — сказал Мерлин. — Нету там драконов.

А кто тогда есть?

— Ну, залазь, чего ты? — сказал Мерлин и протянул мне руку.

Я положила шлем и меч в повозку и запрыгнула сама. Сидеть на соломе было не особенно удобно — ну, дворец наверное не очень далеко.

Когда мы объезжали холм, я увидела, что герцог склонился к присмиревшим гномам и о чем-то допрашивает. О чем, интересно? Не обо мне ли? Выясняет, поди, кто я да что я да откуда взялась. То есть, взялся. Я вытянула шею, надеясь хоть что-то услышать.

Гномы размахивали ручонками, изображая, видимо, всю сценку в лицах, и указывали куда-то в сторону за холм. Герцог кивал. Потом поднял голову — видимо, на звук нашей повозки — и его голубые глаза встретились с моими. Красавец, что тут скажешь… Я смутилась и отвела взгляд. Стала поправлять мешки и будто бы устраиваться поудобнее. Снова посмотрела на холм только когда мы отъехали метров на двадцать. Герцог смотрел вслед повозке. Вот черт.

Я отвернулась и решила больше не оборачиваться. Взгляд мой упал на ведрошлем, валявшийся на дне повозки. На лицевой его части, под прорезями для глаз сияло будто отполированное пятно — неровное, будто кто плеснул туда полирующего средства и так и оставил. Я взяла шлем в руки. Это от той жидкости, что во фляжке гнома была?

— Знаете, — сказала я Мерлину, — этот гном тогда у озера чем-то плеснул мне в лицо, и я сознание потеряла.

— Потерял, — прошипел Мерлин.

— Ну да, — смутилась я. Этак я себя при первом же разговоре выдам. И меня выгонят из королей. А мне очень хочется попробовать побыть на троне. Пусть и в мужской одежде.

Мерлин взял шлем и понюхал, сморщил нос:

— Брага. Подонки.

— И не говорите, настоящие подонки эти гномы — прямо в лицо… Всего лишь брага? — дошло до меня.

— Подонки браги, то есть осадок, — сказал Мерлин. — То, что на дне фляжки осталось. Потому и крепость такая. Хотя брага она и вообще не слабая.

Он положил шлем на солому.

— Брага — это же всего лишь… алкоголь? — спросила я. — Спиртной напиток. Или… из чего она?

— Из огородных и садовых растений, а что там еще трактирщик добавляет — не знаю. Ее трактирщик гонит, в деревне по ту сторону леса, у дворца.

— Как же ее пьют, если она железо полирует? — изумилась я.

Мерлин пожал плечами.

— Хорошо, что они полную фляжку на меня не вылили, — сказала я.

— Полные фляжки у гномов дольше двух секунд не водятся.

— Двух секунд?

— За которые они успевают сделать два глотка.

— А-а… Понятно.

— Хотя, пожалуй, они и за один высасывают.

8

Дорога была неширокой, желтой, песчаной и пустынной: ни других тележек, ни людей видно не было. Вокруг раскинулись луга, справа вдалеке виднелись пологие холмы. Воздух был чистый и даже сладкий — от ароматов трав и цветов. Я пыталась осознать, что нахожусь в параллельном мире. И вдруг до меня дошло кое-что: если это параллельный мир — то почему…

Я склонилась к Мерлину, который дремал, прислонившись к противоположному борту повозки:

— А почему вы говорите на русском?

— Что? — вздрогнул он и уставился на меня.

— Язык — почему русский у вас?

Такого же не может быть — чтобы в параллельной Вселенной — изобрели точно тот же язык, как и у нас — и именно тот, на которым я говорю!

— Какой еще русский, — проворчал Мерлин. — Мы говорим на панталонском.

— То есть… — растерялась я. — Со мной только на русском, что ли?

— И с тобой на панталонском, — сказал Мерлин и добавил: — Вот сейчас и говорим…

— Да?? — я вытаращила на него глаза. Как же это может быть?

Мерлин приглушенным голосом проговорил:

— Когда переходишь грань миров, местный язык становится будто родной.

— Да? Ух ты.

То есть, я, даже не замечая, болтаю на панталонском! Смешное название. Это, наверное, связано с названием страны — Гольштания.

— А у вас тут много языков — они все теперь мне как свой? — поинтересовалась я тихо.

— Язык у нас один, — сказал Мерлин, — потому что материк один.

— Да? Всего один?

Мерлин приложил палец ко рту. Потом заговорил тихо:

— Есть диалекты — ну вот у вас на островах, например, канальский диалект, — он подмигнул. — Сейчас этот всеобщий язык называется панталонский, а раньше, в древности, его назвали кальсонский. Но потом он стал культурнее, поэты-писатели появились…

Вот почему «пан»-талонский — «пан» это же значит, «всеобщий» — по гречески, кажется. Хотя греческого тут нет… Возможно, все языки во Вселенной — то есть в даже в различных Вселенных — имеют общие основы слов… Может, они все вообще произошли от одного всеобщего языка — или, например, люди проваливались в разные миры, как я сегодня, и делились знаниями… А «талонский» что значит?.. Но тут я подумала…

— А когда я вернусь к себе, — прошептала я взбудораженно, — буду все земные языки понимать?

— Земные?

— Ну, которые у нас на планете.

— А, ваши. Нет. Ты же к себе вернешься. Ты сама оттуда.

Как обидно. Так бы все триста или сколько их там… и даже японский или арабский какой-нибудь!

— Вот если я к вам сунусь — я буду понимать, — сказал Мерлин.

Я представила друида на улицах Москвы… За ролевика примут, или за косплеиста. Ничего особенного. Правда, вот если он колдовать начнет… А гномы — со своей дикой брагой? Да у нас и своих бражников хватает. И бормочут они похоже. И тоже не пойми что. Я спросила Мерлина:

— Если я должна все местные языки понимать — почему я ваших гномов понять не могу? Мне слышится только «ы» да «а»…

— Всем слышится, — сказал Мерлин. — Это их речь и есть. А понять — чего сложного? «А» — это согласен. «Ы» — против. Вот и все значения.

Дорога была довольно колдобистая, и сено удары под зад нисколько не смягчало. Думаю, фрукты в корзинах приедут довольно битыми, а если в какой-то из тех крынок мы везем сметану, то привезем во дворец уже масло.

Но я же король. То есть — когда я буду королем, я же могу приказать заасфальтировать… то есть что они тут с ними делают? Булыжник? По булыжнику еще больше трясти будет. Гравий какой-нибудь насыпать? По всем дорогам…

Пока я размышляла и любовалась окрестными зеленющими холмами и лугами и пасущимися на них милыми барашками или овечками на горизонте, Мерлин заснул — улегшись на мешки со снедью.

Тогда я обратилась к вознице:

— Скажите, а Гольштания — большая?

— Большая. Три дня будешь на лошади ехать и никуда не доедешь…

— Никуда?

— Ага. Потому что дороги ни к черту не годятся. А если что ценное везешь, вроде жратвы, так вообще не провезешь.

— Почему?

— Хапуг дофига, потому что.

— Каких еще хапуг?

— А ты откуда вообще?

— С островов, Канальских.

— Неужто там про хапуг Гольштании не слышали?

— Нет.

— О! Наши хапуги — всем хапугам хапуги. Хапают все подряд. А ты работай, как последний кретин. А они только хапают.

— Да кто они-то? — Это те, из-за которых Мерлин через лес без оружия ехать боялся? И я уточнила: — Чудища какие-нибудь?

— Точно, — веско кивнул крестьянин, поднял руку и стал загибать пальцы, перечисляя: — Братва. И гранкоты. И гномы — те пуще всего чудят. И у них что ни вечер — попойка. Сами увидите. До нас, они, слава богу, редко добредают. А уж около дворца — навидаетесь.

— Да? — Еще возле дворца этих пьянчуг только не хватало!

— Ну! — заверил меня крестьянин. — Главное, колени берегите.

— Колени??

— Ну! — снова сказал он.

— А до дворца ехать далеко? — спросила я.

— Нет, — сказал крестьянин. — Через лес только проедем…

Мы въезжали под сень густого темного леса. Громадные дубы и вязы обступали дорогу.

— А там уж близко, — продолжал он, вглядываясь в чащу. — Если ничто нас туточки не задержит, то не пройдет и часа, будем во дворце.

— Что задержит?

— А может, и не задержит, — сказал крестьянин, оглянувшись на Мерлина, который мирно спал, обняв корзину с яблоками.

Мне же доспех не давал устроиться поудобнее, да еще и давил на шею и плечи. Скорее бы уж приехать во дворец да и снять его.

Яблоки в корзине были крупные и красные. Под ложечкой засосало — я не ела с утра. А прошло уже даже не знаю сколько часов… Я взяла красивое наливное яблоко, вытерла рукой и надкусила. Сладкое, сочное, душистое.

Лес сгущался, пока ветви деревьев не стали такими густыми, что сквозь них едва просвечивало небо. Было так тихо. Даже колеса телеги перестали громыхать — дорога была усыпана листьями. В этой тишине мне отчего-то почудилась тревожность.

Что-то вшухнуло в воздухе, и в яблоко, которое я кусала, вонзилась стрела. Я отставила его от лица — алая яблочная кожурка была разорвана, легкая стрела покачивалась, потому что моя рука дрожала. Стрела была тонкой, деревянной, с металлическим наконечником и оперением, собственно, из перьев. Из оцарапанного большого пальца показалась кровь. Яблоко выпало из моей руки на землю.

9

А потом с веток испуганно вспорхнули лесные птички, и с дерева на дорогу спрыгнул плечистый парень с копной каштановых волос. За плечами его был лук. Парень схватил и так замедлившую шаг лошадь под уздцы. Телега остановилась.

Он вразвалку подошел ко мне и сказал, добродушно ухмыляясь:

— Рыцарь? На телеге? А почему не верхом на этом вашем… лисапете?

На чем??

— Ну, в любом случае, я рад вашему проезду. Добро пожаловать в Шнырвудский лес, рыцарь… Пожалуйте плату за его посещение. Скажем… пять золотых.

И никакие не чудовища. Рэкетиры обычные. Рядом был Мерлин и колдовской его посох — хоть и сломанный, но и таким превратить этого качка в камень наверняка ничего не стоит.

Поэтому я сказала, надменно сведя брови и как можно более басовито — голос дал хрипотцу (Да я на королевской службе себе голос сорву. У них за вредность молоко не полагается — или что там для связок полезно? Яйцо сырое?) — в общем, я сказала:

— Иди-ка ты своей дорогой. — И толкнула рукой храпящего Мерлина, чтобы он уже проснулся и надавал этому нахалу клюкой по его кучерявой башке.

— О, Мерлин! — оробел кучерявый детина — хотя Мерлин все еще не проснулся. Потом глаза разбойника весело сверкнули: — Без посоха?

Я толкнула беспробудно спящего Мерлина еще раз, перегнулась через него, схватила обломки посоха в обе руки и подняла их:

— С посохом!

Парень отступил, потом усмехнулся:

— Аж с двумя! Сломался, сила друидская! Ну, гони плату.

А я — с досады, что Мерлин никак не проснется, а парень снова шагнул к телеге, стукнула обломками друг о друга что есть силы и заорала:

— Пошел прочь!

Сверкнуло синим, в мои сжатые кулаки будто гудящей волной ударило, и обломки вылетели у меня из рук. Парня откинуло назад на траву, а Мерлина вообще — куда-то в лес.

Я вытащила со дна телеги меч и спрыгнула на землю.

Но парень поднялся прежде, чем я подошла к нему (чтобы приставить меч к его горлу — так вроде в рыцарских романах делается? А потом приказывается убраться подобру-поздорову?), и мгновенно достал из-за пояса кинжал:

— Знаешь, кинжалы с двадцати шагов я кидаю прицельнее, чем стреляю из лука.

То есть если бы на то яблоко села муха, он бы предпочел ее книжалом пригвоздить, чем стрелой? И сдается мне, между нами как раз двадцать шагов… И почему Мерлин не принес мне полный доспех — от головы до пят? А еще — пару стражников, охранять короля — коли уж он искал меня три года?

— Ничего ты кидать не будешь, Робин, — раздался голос Мерлина.

Он подошел, хромая, и поднял руки — к нему прилетели части посоха. Ой, как хорошо, что Мерлин не разбился и не сломал себе чего-нибудь. Но…

— Робин? — пробормотала я. — Шнырвудский лес… То есть Шервудский же должен быть… — И я в восторге спросила кучерявого: — Вы — Робин Гуд?

— Робин Дуб, — сказал он.

Я невольно усмехнулась. Ну и прозванья у них тут — Робин Дуб, герцог де Гуз…

— Что смешного? — набычился Дуб.

— Ничего, — сказала я, не опуская меча. — Это… нервное.

— Нервное? — он смотрел на меня во все глаза.

Наверное, он впервые видел нервного рыцаря.

— Ваш посох стал слишком коротким, — кивнул на палки Робин издалека. — Толку от него нету.

— На тебя хватит, — сказал Мерлин, выставляя палки вперед. — Хочешь лягушкой скакать или выбираешь пеньком мшистым посреди полянки торчать?

Робин опустил кинжал.

— Ладно. Вы меня напугали. Наполовину! Потому что посох ваш работает наполовину. Так что гоните половину платы — на том и договоримся. — Он подошел к телеге сбоку.

— У нас нет ничего, — сказал Мерлин, усаживаясь на прежнее место. — А половина от ничего будет ничего.

Я положила меч у борта телеги и тоже уселась на мешки с соломой.

— Доспех вон у вас хороший, — кивнул Робин на меня. — Можешь им расплатиться.

Я взглянула на разбойника с подозрением. Чего это они все меня разоблачить хотят? И в каком смысле — в буквальном или в переносном? То есть — раздоспехить — будет сказать точнее. Видят, что я совсем не похожа на мужика?

Я крякнула побасовитее и хрипло произнесла:

— Доспех не отдам. Он мне… для турнира нужен.

Робин хмыкнул и сказал:

— А мне для готовки. Сковорода погнулась давече. Об одного рыцаря — тоже в толстом доспехе был.

— Не отдам! — сказала я, снова берясь за меч.

— Ну ладно, ладно, — смеясь, поднял руки Робин и отступил.

— Поехали уже! — нетерпеливо крикнул Мерлин — вознице. Которого не было на месте.

Робин заглянул под телегу:

— Выходи!

Крестьянин, прятавшийся под телегой, выполз наружу.

— Капуста есть? — спросил его Робин.

У них тут деньги тоже так называют?

— И приправы какие-нибудь? — продолжал Робин.

А приправы что значит?

— Я тут форельки наловил, хочу потушить, — сказал разбойник.

А, так он в прямом смысле.

— Э-э… — заблеял крестьянин.

— Это для праздничного ужина во дворце, — сказала я. — Так что не смей трогать.

Я оглянулась на Мерлина — чего он этого Робина не колданет по башке? Но Мерлин отвернулся, будто высматривал что-то в листве деревьев.

— Во дворце? — проговорил Робин. — Тем лучше. Забрать у богатого всегда приятнее, чем у бедного.

И он взял мешок с кочанами, а крестьянин дал какие-то пучки травы из корзины.

— А в честь чего праздник-то? — поинтересовался Робин.

— В честь коронации.

— О. Ну, спасибо за приглашение, я тоже буду.

— Никто тебя не приглашал, — сказала я басом. Только разбойников мне во дворце не хватало!

Но Робин не обратил внимания на мои слова и спросил у Мерлина:

— А кто новый король?

10

Я чуть не сказала, что я. Но Мерлин быстро рявкнул:

— Потомок Пипина.

Робин слегка задумался:

— Пипин? Это который коротышка был и любил брагу?

— Нет. Который был длинный и любил пиво, — ответил Мерлин.

— А! — воскликнул Робин радостно. — И в нем утонул?

— Да, — хмуро ответил Мерлин.

— Спасибо за капусту, — сказал Робин и шагнул от телеги. — Ейзжайте.

Крестьянин, который уже забрался на свое место, тронул телегу вперед. Телега подпрыгнула на кочке и меч звякнул о ведрошлем, лежавший рядом.

Робин с высоты своего роста заглянул в телегу и быстро схватил шлем:

— О, новый котел мне как раз нужен.

— Там дырки! — возмутилась я.

— Подлатаю, — пообещал Робин и улыбнулся.

Когда мы отъехали немного и разбойник скрылся в лесу, я спросила Мерлина сердито:

— Почему же вы его не заколдовали? Он даже шлем забрал!

Не то чтобы это ведро было мне дорого или я мечтала снова водрузить его на голову, но как же королевское достоинство или честь — что там должно быть у короля и его доспехов?

— Чтобы мы все на воздух взлетели и приземлились неизвестно где? — спросил Мерлин. — Или чтобы вообще на атомы расщепились?! — крикнул он. И добавил ледяным тоном: — И, кажется, я уже говорил — никогда не тронь посоха!

Откуда он про атомы знает? Какой просвещенный старикашка.

— Извините, — сказала я. — Но вы так крепко спали. Должна же я была нас защитить.

Мерлин только хмыкнул скептически. Потом сказал наставительно:

— Король должен быть благоразумным! И если видит, что силы противника намного превосходят… Короче, не связываться со всякими придурками…

— Но это же несправедливо! — возмутилась я. — Грабеж среди бела дня!

Мерлин только пожал плечами. А возница, повернувшись, сказал:

— Ночью тут можно ездить сколько угодно. Ночью они не грабят.

— Почему? — удивилась я.

— Спят наверное, — пожал плечами крестьянин.

Потом я вспомнила о короле Пипине, который был моим предком, хотя и дальним-предальним. Насколько, кстати?

— А в каком веке жил Пипин? — спросила я.

— Лет сто назад, — сказал Мерлин.

— А портрет его у вас есть?

— Как же. Во дворце, в королевской галерее, — сказал Мерлин.

— Я на него похожа? — не удержалась я — терпения не было ждать, пока доедем, и сравнить самой.

— Похож-ж! — прожужжал Мерлин, сверкнув на меня очами из-под седых нависших бровей. — Длинный ты такой же!

— А как же он, — сказала я после некоторого размышления, — такой длинный и всего лишь в бочке утонул?

— Так то не простая бочка была, а дюжинка.

— Дюжинка?

— Дюжина баллонов туда вмещается.

Спрашивать, сколько литров в их баллоне, я не стала. Какая разница. Да и знакомы ли тут с метрической системой, неизвестно.

— Помню, снимали мы пробу с нового пива, в королевской пивоварне, набрались уж порядочно — и Пипин самолично полез в подвал отведать какие-то особые сорта, ну и свалился с ковшом в дубовую дюжинку…

— То есть… — опешила я, — вы сами там были, в той компании? Это ж сто лет назад, вы сказали… Сколько же вам лет?

— Сколько надо, — хмуро ответил Мерлин и больше ничего про моего королевского предка не рассказывал.

Мы выехали из леса безо всяких дополнительных встреч. Только слышались где-то вдалеке, в чаще, пересвисты.

— Их много, разбойников? — спросила я. У Робин Гуда-то целая банда была. Включавшая и попа, и жену, и кого там еще…

— На много пропитания не хватит, — сказал Мерлин. — Вроде, еще двое сподручных у этого олуха.

— А почему его не арестуют? — спросила я.

— И что? — сказал Мерлин. — Корми его потом бесплатно.

— Он и так бесплатно кормится.

— Ну по крайней мере не нужно ему помещение предоставлять и поварам дополнительной работы не задает. Убытки одни.

Любопытное рассуждение. А то, что он у людей капусту со шлемами забирает — это, значит, не убыток! По-моему, у них в Гольштании порядок надо навести.

Мы въехали на зеленый-зеленый холм с кустиками, цветущими мелкими желтыми цветами, и я его увидела. Мой дворец. Возле моря.

11

Дворец! Собственный дворец! Почему-то это радовало больше, чем владение целой страной.

Отсюда он был виден как на ладони — лучи яркого дневного солнца заливали его и можно было рассмотреть все детали постройки. Определить, к какому архитектурному стилю он относится, было невозможно. Похоже, строить его начали вон с той, торчащей на правом фланге огромной и неуклюжей круглой башни из грубого серого камня. Потом к этой башне кто-то прилепил стену из белого камня с фигурными зубцами. А дальше, видимо, пошло-поехало. Полукруглые высокие окна, квадратные маленькие окошки-бойницы, балконы с колоннами, крошечные балкончики — похоже, для цветов, но цветов на них не было, красная черепичная крыша, крыша, покрытая жестью… Гармонии при этом всем не было никакой. Зато в оригинальности дворцу отказать было никак нельзя!

Впечатление полного и бесповоротного хаоса усиливал парк, из которого дворец и торчал. Парк выглядел ощетинившимся и диковатым — буйная зелень, высокие раскидистые деревья и с трудом угадываемая планировка. Но, возможно, это впечатление при взгляде издали. Бывают же такие нарочито дикие сады — в Англии, что ли. Они делают вид, что процветают сами по себе, без всяких садовников.

Но вблизи парк выглядел еще более лохматым и неухоженным. От ограды его — местами каменной, местами деревянной — остались одни руины. А деревянные ворота, через которые мы проехали внутрь, непонятно на чем косо висели на столбах, будто оторванные бурей. Деревья росли как попало, угрожающе раскидывая ветки, будто нападая на путника, газоны и лужайки поросли сорной травой. Розы одичали — цветы были мелкими — правда, горели ярко-красным огнем. Но вряд ли кто решился бы полезть за ними в цепкие, колючие заросли.

Да, дворец и парк были неидеальны, никакой не Петергоф и даже не Версаль. Но зато это мой личный дворец! Я — хозяйка всей это роскоши. Ну ладно, не роскоши, а дикой причудливости и беспорядка… И не хозяйка, а хозяин.

Но главное, что было у дворца — море! Дворец стоял на берегу полукруглого залива, и бесподобного цвета синева раскинулась между далеким правым зеленым и левым скалистым мысами.

По пыльной булыжниковой дороге телега прогрохотала ко входу во дворец: это были три высокие парные стеклянные двери, разделенные колоннами. Большая часть стекол в дверях была выбита. Тут телега остановилась.

— Приехали! — сказал Мерлин.

Мы с Мерлином слезли с телеги и забрали каждый свое обмундирование.

Мерлин потер бок:

— Отвык я ездить по ухабам.

Наверное, он всегда — крутанется магически — и уже там где надо очутится.

— Теперь вам так ездить придется, пока посох не почините, наверное? — сказала я.

Старик только хмыкнул недовольно.

Телега укатила по аллее вдоль дворца куда-то налево. А мы по мраморным ступеням поднялись на широкое крыльцо. У колонн сидели две статуи: дракон и лев. Лев! Прям как мое новое королевское имя. По-моему, это намек на то, что дворец мне рад. Я подмигнула льву, когда мы входили в распахнутые центральные двери.

А потом заметила нечто, что заставило меня шагнуть обратно на крыльцо. Над крыльцом, прямо над входом, на пике висели… полосатые бело-голубые, с серебряным галуном, штаны — выцветшие, обтрепанные, и галун оборван. Кто-то совсем оборзел — сушит свои штаны на королевском крыльце!

Ох, я их! Заставлю снять прямо сейчас!

Я забежала внутрь, оказавшись в огромной зале, стены которой были украшены позолоченными и потемневшими от времени деревянными финтифлюшками.

— Мерлин! — крикнула я старику, который топал по направлению к лестнице, видневшейся справа в глубине. — Там оскорбительные штаны! На крыльце! Кому велеть, чтобы их сняли?

— Какие еще штаны? — обернулся, поморщившись, Мерлин.

— Голубые. Полосатые. Это ж хулиганство! Неуважение! Оскорбление даже…

— Ты про флаг Гольштании?

— Про флаг Гольшта…

…штании. Поэтому штаны?

— Это флаг? — не поверила я.

Мерлин зашагал дальше, размеренно рассказывая:

— Флаг придумал пять веков назад король Станислазь Первый. Он сказал, что нет ничего важнее штанов. Армия без них сражаться не сможет, повар без них не приготовит обед, а король без них ни покажется людям на глаза, а значит, у этих людей не будет возможности выказывать ему свое почтение.

С этакой логикой можно и флаг-ночной горшок обосновать.

Мы шли по пустынной гулкой зале к видневшейся вдали большой лестнице. Высокие французские окна были пыльными, так же, как и портьеры, их украшавшие. Паркет был затерт до исчезновения лака, неровные иссохшиеся плашки скрипели под ногами.

Мерлин оглядывался недовольно:

— И где их всех носит?

Действительно, ни слуг, ни стражи, ни кто там еще должен толпиться в обычном дворце — никого не было.

В больших вазах на консольных столиках стояли пыльные засохшие, когда-то очень пышные, букеты. В мутных стеклянных графинах давно высохла вода. С больших люстр серыми клоками свисала паутина.

Мерлин запнулся о металлический поднос, валявшийся на полу, отпнул его в сторону:

— Распустились! Всего три года без короля — и они совсем о службе забыли!

Я приблизилась к висевшему между окон давно не чищенному, с потемневшей от времени фольгой, зеркалу, и рассмеялась. Выпуклый огромный панцирь не по размеру, из которого торчат тонкие ручки в клетчатых рукавах, и — усы на лице! Да еще меч в руке вполовину моего роста. Да я будто с маскарада.

В раскрытом окне что-то промелькнуло. Я оглянулась: никого. А потом мимо следующего окна прошествовал голый мужик. Вот это уже точно не может быть никаким флагом или даже гербом. Хулиганство в чистом виде!

— Ох… — обалдела я и заикнулась. — Охрана!

12

Мерлин обернулся:

— Ты чего кричишь?

Может, у них тут нудизм в порядке вещей? Куда я попала??

— Там мужчина без одежды, — показала я мечом на пустое окно.

— Да ну? — не поверил Мерлин.

Значит не в порядке вещей. Ну хотя бы.

— Стража! — грозно крикнул Мерлин.

— Стража! — крикнула я в другую сторону.

Эхо наших голосов гулко пропрыгало по коридору и исчезло в глубине.

А мужик снова появился в ближайшем окне. Французские окна — они до полу, так что предстал он перед нами целиком, во всей красе. Правда, скандальное место он прикрывал круглым шлемом с цветными перьями.

— Я тут, — сказал мужик смущенно.

— Мы охрану позвали, — строго сказала я.

— И вот я пришел, — сказал мужик. — Вы извините, я сейчас форму надену. Только добегу. Но если что срочное, могу и так.

— Это стражник, — возвел глаза Мерлин. И сказал мужику: — Уйди с глаз долой.

Мужик припустил прочь.

— Эх, — посетовал Мерлин, — надо было велеть ему позвать… Стражник! — крикнул Мерлин, подойдя к окну. — Погоди!

Но тот, видимо, уже убежал далеко.

— Идем! — Мерлин круто развернулся и широкими шагами зашагал в обратную сторону.

— Куда? — Я потопала за ним. Хотелось бы уже переобуть сырые ботинки. Пусть и на мужские.

— Есть место, где они день и ночь околачиваются.

— Кто?

— Слуги твои.

Мои слуги. Которыми я могу командовать. Чтобы они испекли торт, или погладили платье… То есть, камзол, видимо.

— И где такое место? — очнулась от мечтаний я.

— Не догадываешься?

Мы прошли парадный вход и углублялись теперь влево.

Где бы я околачивалась день и ночь, если б служила во дворце?

— У вас тут библиотека есть? — спросила я Мерлина.

В королевских библиотеках обычно редчайшие книги бывают!

— Разумеется, есть, — сказал он. — Но единственный человек, которого там можно встретить — это я. А я уже тут.

Ну да. В нашей городской библиотеке и то обычно пустыня пустыней. И приходят тоже старики да старушки — люди старой формации, кто в интернет не выходит.

— Кухня, — сказал Мерлин.

Ах, ну да. Я бы и сама сейчас не прочь на кухне оказаться — желудок от голода песни поет.

Но когда мы приблизились к кухне, о чем говорил разливавшийся в воздухе аромат жареных пирожков — похоже, с яблочной начинкой — Мерлин приостановился и сказал мне:

— Постоишь за углом. Нечего тебе лишний раз людям показываться, пока тебя в царское и мужское не одели.

Я кивнула. Желудок протестующе заскулил.

А Мерлин взглянул на меня недовольно:

— Жаль, тебя без шлема уже видели — теперь пышных усов не приклеишь. Ладно. Скажем, что ты очень юный. Лет этак… восемнадцать, да. — Он вздохнул. — Но ты все же веди себя посолиднее да построже.

Восемнадцать! Считать ли это за лестный комплимент, если девушку двадцати пяти лет принимают за восемнадцатилетнего юношу?

Мерлин завернул за каменный угол — здесь соединялись постройки разного времени — за поворотом начинался широкий коридор, построенный из камня, с темными деревянными балками и ржавыми факелами, вделанными в стены.

Недалеко за углом, в стене напротив были распахнутые двери кухни — закопченые, из толстых досок, оббитые железными полосами. Виднелись висевшие на отделанных керамической плиткой стенах медные сковороды и половники, и огромный, выложенный из камней, камин — сейчас потухший.

Из помещения, и правда, раздавался гвалт голосов — разговоры и смех. Но видно никого не было — похоже, все собрались в другой части кухни. Так что я решила подойти поближе и незаметно глянуть, что там за люди.

Когда Мерлин вошел в дверь, голоса притихли, только один юноша продолжал (видимо, сидел спиной к дверям):

— А мы в трактире на прошлой неделе играли — проигравший должен был бочонок браги выставить. После он домой тоже голый ушел — денег платить недостало, так Вакуль его одежду и забрал!

— Вот и играйте в деревне, — раздался громкий голос Мерлина. — А чтобы тут при дворе я больше голых задов не видел!

Тут на разные голоса забормотали «Извините», задвигались стулья, зашоркали башмаки.

— Почему везде мусор и грязь? — строго сказал Мерлин.

— Потому что нам уже третий год только половину жалованья платят! — живо ответил женский голос.

— И это справедливо, — заметил другой женский голос — сухой и невыразительный.

— Иди-ты! — послал ее первый голос.

Ничего себе они с друг дружкой! Но оказалось, вовсе не послал.

— Идита права, — сказал Мерлин. — Короля нет, обслуживать некого. Да только вы и половину своих обязанностей не выполняете!

— Скажите спасибо, что вообще не разбежались, — огрызнулась первая женщина шустро.

Я подобралась к дверям и осторожно выглянула из-за косяка. В огромной кухне, у деревянного стола стояли двое мужчин, молодая девушка и костлявая женщина средних лет в строгом темно-синем платье. Видимо, все они только что из-за этого стола вскочили. Один из мужчин собирал со стола карты. Еще одна женщина — полная, в белом фартуке — склонилась к низкой печи и открыла дверцу. Большая тарелка с пирожками стояла на столе.

— А чего вам разбегаться, — говорил Мерлин, — когда вы тут бесплатно кормитесь да в дурака играете.

— От скуки! Единственно от скуки! — сказала полная женщина, вытаскивая из печи огромный противень с пирожками. Это она жаловалась на полжалованья. — Короля-то нету! А без дурака, то есть без короля — никакого тебе развлечения, совсем сонное царство! Три печи простаивают, поварята в пастухи подались, продукты… сами съедаем сколько можем! — женщина кивнула на стоявшие у задней двери корзины и мешки — я узнала в них наших сюда попутчиков.

— Этими можете не утруждаться, — сказал Мерлин. — Это для сегодняшнего торжественного ужина.

— Да? — оживилась повариха. — По какому поводу?

— По поводу коронации, — с некоторым самодовольством сказал Мерлин. — Так что, — он повернулся к остальным, — наведите-ка блеску в парадной зале. И большой флаг у входа погладьте — висит, как штаны!

— Неужели нового короля нашли? — удивленно вскинула тонкие брови сухощавая женщина.

13

— Да, — горделиво сказал Мерлин. — Наследника Пипина.

— Пипин… это который в вине… — заметил один из мужчин.

— В пиве, — сказал Мерлин. — И пошлите кого-нибудь за лягушей. Он во дворце?

Или он сказал не «лягушей», а «лягушем» — если уж это «он», а не «она»? Кличка, что ли…

— Где же ему быть, со своего чердака не вылазит, — сказала девушка.

Мерлин сказал:

— Пусть явится в королевские покои немедленно. Ну, бегом за ним.

Служанка ринулась из кухни, и я быстро шагнула за широкую дверную створку. Она, топоча каблуками, пробежала мимо и не заметила меня.

— А король-то где? — вкрадчиво спросила повариха. — Какой он?

Я затаилась за створкой, не дыша.

— Вечером увидите, — сказал Мерлин. — И наймите дополнительно людей из деревни на сегодня.

— Хорошо, — сказала сухощавая женщина. — Я пошлю кого-нибудь спросить в Малые Гульфы.

Забавное название.

Похоже, эта женщина главная над слугами.

Мерлин спросил:

— С чем пирожки?

— С яблоками и грушами, — ответила повариха.

— Вкусно, — прочавкал Мерлин.

Я тихонько выглянула из-за створки: стоит и жует около подноса с пирожками. Я проглотила слюну. Хоть бы мне взял тоже — умираю с голоду. Жаль, он велел не высовываться. А может, высунуться? Я же король — дворец мой, кухня моя, и, значит, все эти пирожки тоже мои. Могу взять, даже не спрашивая. Впрочем, Мерлин тоже не спрашивает. Кто тут у них главнее — король или друид?

Задняя дверь вдруг распахнулась, и на кухню влетел тот голый мужик со шлемом, с криком:

— Там Мерлин приперся!

Он споткнулся о корзины с овощами и полетел вперед. Растянулся на полу — головой у башмаков Мерлина. Шлем улетел под стол. Мужик поднял голову на Мерлина:

— О! И тут вы…

Оглянулся, схватил лист салата и, прикрываясь им, поднялся и в полусогнутом виде пробежал к стулу, где лежала одежда.

Все захихикали. Мужик обвел компаньонов взглядом:

— Но я все равно весь дворец кругом обежал.

— Молодец, — сказал Мерлин. — Но будь добр, в следующий раз играй на деньги. Тем более что с сегодняшнего дня жалованье будет прежнее, полное.

— Да? — обрадовался мужик, прикрываясь уже кожаным жилетом.

— Вот это справедливо! — расплылась повариха в улыбке и с укором поглядела на темно-синюю коллегу.

— И наденьте-ка все форму, — сказал Мерлин. — Что за разброд. Одна мадам Кастель в рабочем платье, — Мерлин кивнул на Идиту. — Правда… вроде ты всегда еще носила с ним белый воротник…

— Он… тут, в шкафу. Я чтобы не пачкать не надела… — разволновалась Идита и вдруг быстрым шагом направилась к выходу.

Я снова спряталась за дверь, Идита прошла несколько шагов, открыла какую-то скрипящую дверь, чем-то пошуршала, снова скрипнула дверцей и вернулась в кухню. Теперь на Идите сиял белизной похожий на матросский воротник. Я выглянула — невдалеке стену коридора подпирал громадный шкаф.

Идита на кухне сказала:

— У нас и платьев для горничных имеется запас. Так что нарядим и всех дополнительных слуг в форму.

— Прекрасно, — сказал Мерлин, взял еще один пирожок и пошел к двери.

Я отпрянула от двери и побежала в прежнее укрытие за угол. Ну вот, вспомнил, что я голодная. Милый старикан все же.

Двери кухни с грохотом захлопнулись, потом Мерлин выглянул из-за угла и сказал мне:

— Идем.

Он развернулся и быстро зашагал мимо закрытой теперь кухни по узкому коридору. Я нагнала его. Он показал на каменную винтовую лестницу в конце коридора:

— Тут будет ближе. — И откусил пирожок, который был у него в руке. Вот эгоист.

— Мне тоже есть хочется, — сказала я.

Мерлин кивнул:

— Велишь Лягушу подать тебе закуску.

Я вздохнула — ладно, потерплю еще.

— Лягуш? Это кличка? — спросила я.

— Фамилия. Ля — Гуш. Ля — потому что дворянин.

— А!

Смешная дворянская фамилия. Де Гузу под стать.

— Ля Гуш — королевский секретарь и камердинер, — сказал Мерлин. — А на такие должности только дворян берут.

14

По каменным неровным ступеням мы поднялись на второй этаж. Прошли по коридору и свернули в галерею с окнами по одну сторону и дверьми — по другую. В галерее тоже было пыльно, валялись несколько сломанных стульев и черепки разбитой фарфоровой вазы.

На стенах висели аляповато написанные портреты королей, а между окон на небольших постаментах-столбиках стояли их бюстики и статуэтки. Я спросила, кто из них Пипин.

— Э-э, — задумался Мерлин и показал на статуэтку: — Вон этот, с гусем.

— С гусем? — удивилась я, подходя к узкому постамент-колонне у окна, на котором белая фигурка длинного человечка кормила гуся травкой. Причем гусь — улыбался!

— У него роман с пастушкой был. Она в честь короля даже гуся назвала. Там внизу написано.

Я наклонилась к скульптурке. На основании были выдолблено: «Пипин и Пипин». По крайней мере, у моего гольштанского предка было чувство юмора.

Мерлин уже открывал высоченные двери на другой стороне:

— Ну, вот твое жилище.

Я прошла следом за ним в большую залу с камином, зеркалами, диванами, диванчиками, столиками — комнатой это не назовешь, сюда поместилась бы вся наша с родителями тридцатитрехметровая квартирка. Два раза. Хотя если учитывать высоту потолка… то все четыре. За окном виднелась белая баллюстрада балкона, а за ней, на горизонте — блестело под солнцем море.

— Тут приемная, — сказал Мерлин, потом показал рукой на дверь слева, за камином: — Там кабинет. А там, — он махнул вправо, — одевальня, спальня и умывальня.

Хих. Умывальня. Ванная, значит?

И все эти помещения — мои? То есть — разумеется, мои. И дворец весь… Но чтобы вот прям в персональное пользование получить полстадиона — только ради этого можно ходить в мужской одежде. Тем более я и так хожу в унисексе всю жизнь.

— Да, для сведения, — добавил Мерлин, — кабинет соединен с залой королевского совета.

Я поставила меч у камина и спросила:

— Могу я уже снять доспехи?

Плечи натерло так, как ни одним рюкзаком не натрет.

— Давай помогу, — сказал Мерлин.

Он положил обломки посоха на пол у кресла и помог мне высвободиться из железной скорлупы. Я оттащила доспех к окну. А Мерлин ушел в правую дверь и вернулся с голубым вышитым покрывалом:

— Накинь пока что. Вдруг кто зайдет. Рубаха у тебя больно уж по телу выкроена.

Естественно! Я ж не собиралась ею маскировать свой пол.

Я послушно укуталась в тяжелое полотно, Мерлин уселся в кресло возле камина и махнул на противоположное рукой:

— Садись, поговорим.

Я уселась в удобное мягкое кресло и скинула наконец сырые ботинки. Мерлин глянул на них:

— Ля Гуш подберет тебе удобные туфли.

— Спасибо, — сказала я.

Можно ли рассчитывать на то, что у них тут могут найтись новые туфли? Не хотелось бы донашивать обувь за другими королями.

Я оглянулась: в отличие от всего дворца и парка, здесь все блестело чистотой, все стояло на местах, часы на камине весело тикали, оконные стекла были невидимы по причине абсолютной прозрачности и даже дрова в камине были выложены красивой горкой. Едва мы уселись, часы проиграли красивую мелодию — было ровно четыре часа.

Мерлин говорил:

— Я должен объяснить тебе, как нужен Гольштании король. Как важно, чтобы ты играла роль мужчины.

— Но ведь три года вы обходились без короля, — сказала я. Пусть он скажет, что король им нужен позарез именно сейчас и что без меня им как без рук.

— Да, — кивнул Мерлин, — мы бы и дальше, пожалуй, без короля обошлись бы… Но все же… Гольштанцы — народ прекрасный, добрый и даровитый. Но… безалаберный и слабохарактерный. Незрелый, я бы сказал. Будто дети они. Хорошо бы кто-то направил их стремления им же на благо. Кто-то, у кого есть законное право, которое они уважат.

— Хорошо, — сказала я. — Я их направлю.

Только вот — куда? И не могут ли даровитые гольштанцы сами куда-то направиться?

— Королевский совет и я лично будем тебе помогать, — сказал Мерлин.

Видимо, задавать направление.

— Хорошо, — снова сказала я.

Они тут живут всю жизнь, им виднее, куда их народ послать нужно.

— К тому же, — сказал Мерлин, — есть предание, что защитить Гольштанию от врагов может только отпрыск одного из пяти королевских родов… — И он быстро добавил: — Неважно, что ты женщина. Важно, что в тебе кровь Пипина из клана Длин.

— Из клана чего?

— Фамилия вашего клана — Длин. Длинные вы все потому что. А всего королевских кланов пять: Хрюн, Брюн, Длин, Ослинг и Херовинг.

Интересно, фамилии других кланов тоже говорящие? О чем — об их облике? Или может, привычках…

А Мерлин продолжал рассказывать:

— Когда-то на Гольштанской земле жили пять разных племен. И власть переходила из рук в руки тому, кто сильнее. Потом пять вождей из этих разных племен договорились между собой и стали править поочередно… Я искал потомков всех пяти кланов, а нашел только тебя. Но я продолжу поиски. А ты уже будь добра, забудь пока, что ты женщина, и стань хорошим королем нашей стране.

Какой патетический друид. Он меня так растрогал своими призывами, что мне захотелось лично направить каждого гольштанца куда надо. По-мужски, решительно и далеко. Выравнивать их расколдобленные дороги, например.

В дверь вежливо постучали.

15

— А вот и Ля Гуш, — сказал Мерлин, поднимаясь с кресла.

В приемную вошел человек, невероятно похожий на лягушку: с зеленой кожей, сухопарый, пружинистый в движениях, с огромными выпуклыми черными глазами и лысой головой — что обнаружилось, когда он снял в приветствии свой алый бархатный берет с белоснежным пушистым пером. Но странно: при всей схожести с лягушкой он не был уродлив — он был симпатичен и мило улыбался своим большим, чуть не до ушей, ртом.

Ля Гуш скользнул взглядом по моим разутым, в полосатых носках, ногам, торчавшим из-под покрывала, по доспеху возле камина и обломкам посоха Мерлина.

— Прежде всего, Грегуар, — обратился к нему Мерлин, — нужна одежда: рубаха, штаны, камзол… Все что полагается. Парадная.

— И туфли, — добавила я.

— Разумеется, — взгляд Ля Гуша снова скользнул по моим носкам.

— Камзол попросторнее и поплотнее, чтобы с галунами и украшениями… — взмахнул рукой, изображая, Мерлин. — Особенно спереди.

Ля Гуш кивнул и пригласил меня жестом руки в правую дверь:

— Не соизволите ли пройти в гардеробную…

Я поднялась, путаясь в покрывале, и проследовала за ним.

Гардеробная была еще больше чем приемная. У стен стояло несколько огромных резного дерева шкафов и комодов, а напротив камина — диваны. Посередине комнаты — стол.

Мерлин тоже зашел и уселся на диван.

Ля Гуш выдвинул скрипучий нижний ящик комода, вытащил оттуда что-то и поставил на пол передо мной:

— Чтобы не замерзли ноги. Они новые.

Это были большие голубые бархатные тапки с пушистой оторочкой.

— Спасибо, — сказала я и надела их.

Ля Гуш быстрым шагом подошел к шкафу, распахнул скрипучую дверь и вытащил белоснежную, пенно-кружевную стопку:

— Его Величество ПудОвик Первый увез с собой весь гардероб…

— Это предыдущий король, — тихо пояснил Мерлин мне. — Он сбежал.

Интересно, почему?

— Но последние заказы были выполнены после его отъезда, — говорил Ля Гуш, кладя белье на стол. — Около дюжины рубашек, полдюжины пар панталон, чулки, три пары штанов и две шляпы. Все это новое. — Он сновал от шкафов и комодов к столу и выкладывал одежду: белое белье, бархатные штаны, шелковые носки. — И я содержал все это в чистоте и порядке.

Похоже, за королевскими комнатами тоже он следил — как мило.

— Ля Гуш — образцовый камердинер и секретарь, — заметил Мерлин.

Ля Гуш почтительно ему поклонился. Потом сказал, снова окинув меня взглядом круглых темных глаз:

— Единственное, по размеру все это вам будет великовато…

— Ничего, — сказал Мерлин, — подгони по фигуре сам. На сегодня-завтра сойдет. И закажи новые по размеру.

Ля Гуш кивнул. Пробежав длинными зелеными пальцами по стопке рубашек, он вытащил одну и встряхнул:

— Думаю, эта подойдет более других. У нее кружева и жабо на груди. Можно носить и без камзола.

Наши с ним взгляды пересеклись. Темные глаза смотрели проницательно.

Раздался голос Мерлина:

— Да, мы пытаемся выдать девочку за мальчика.

Я встревоженно взглянула на Мерлина. Но тот продолжал:

— В курсе только я.

— А герцог? — спросил Ля Гуш.

— Нет, — помотал головой Мерлин. — Больше ни одна душа. — Потом сказал мне: — Ля Гуш умеет хранить тайны… Но как ты догадался, Грегуар? Потому что я попросил камзол попросторнее? Или по ее голосу?

— Усы, — сказал Ля Гуш.

Я схватилась за приклеенную полосу — вроде на месте.

— Они немного другого оттенка, — сказал Ля Гуш. — Темнее, чем волосы. Хотя обыкновенно бывает наборот…

— А вдруг и остальные догадаются? — обеспокоилась я.

— Таких как Ля Гуш редко встретишь. Он художник и обладает чуткостью. Так что не беспокойся.

— Я не то чтобы художник, — скромно опустил голову Ля Гуш. — Я придумываю и шью одежду.

— Но ты же ее рисуешь? — парировал Мерлин.

— Да, — улыбнулся камердинер.

— Это единственный наследник… наследница, которую мне удалось найти, — сказал Мерлин Ля Гушу, указывая на меня.

Камердинер кивнул и произнес:

— Я буду рад служить.

— Отлично, — сказал Мерлин.

Тут послышался гулкий и звонкий звук колоколов. Они вызванивали знакомую мелодию.

Мерлин весело подсвистел ей, пробормотал:

— Дурень Жапо, дурень Жапо… — и подмигнул мне. — Герцог, значит, приехал. Мне надо с ним поговорить по поводу коронации. А вы тут разберитесь с одеждой. Да, Грегуар. Меч и доспехи вели вернуть в галерею.

Он подобрал обломки посоха возле кресла и пошел к двери, но потом вернулся и поставил на стол пузырек с клеем:

— Это клей. Но вот других усов у меня нет…

— Я подкрашу эти, — сказал Ля Гуш. — А потом изготовлю новые.

Мерлин кивнул и вышел из гардеробной. Я побежала за ним и нагнала его у наружной двери.

— Мерлин, — зашептала я. — Может, лучше пришлете мне какую-нибудь девушку, горничную. Чтобы она была моей личной служанкой.

— Девушки не сохранят тайну. А Ля Гуш — сохранит.

— Но как же… Он будет помогать мне одеваться и все такое…

— Он не мужчина, — сказал Мерлин. — Он даже не совсем человек. Не мужчина и не женщина. Ты же видишь, он…

— Лягушка? — совсем тихо прошептала я.

— В общем, да, — огорченно сказал Мерлин.

И потопал прочь из приемной.

Ну ладно. Если не мужчина и не человек. Может, он вообще инопланетянин какой, залетевший в гости в Гольштанию? У инопланетян может и не быть четкого деления на мужчин и женщин.

16

Я вернулась в одевальню и сбросила тяжелое покрывало, в котором стало уже жарко.

Ля Гуш улыбнулся мне своей большой улыбкой:

— Вы очень стройная.

— Спасибо, — сказала я.

— И так как у вас не очень большой бюст, мы можем просто придумать что-то вроде плотного жилета, который вы будете надевать под рубашку. И не надо толстых камзолов с галунами, — усмехнулся он.

Я тоже не жаждала носить толстые камзолы посреди лета, а потому обрадовалась его предложению.

Примерка и подгонка заняли довольно много времени. Пудовик был из клана Хрюн, как сказал Ля Гуш, а этот клан, в соответствии со своим прозванием, отличался упитанностью — рубахой Пудовика я могла обернуться раза три.

Ля Гуш достал из комодика в углу шкатулку со швейными принадлежностями и как заправский портной то кружил вокруг меня и захватывая пальцами и закалывая булавками ткань, отмечал по ней мелом, где ушить, то садился на диванчик и наживуливал одежду крупными стежками.

Еще он соорудил из толстого льняного полотенца облегающую безрукавку — которую предполагалось надевать под рубашку, чтобы скрыть объемы.

Вот с туфлями была засада. Хотя нога у меня немаленькая — 41-й размер, но обе пары туфлей Пудовика оказались гораздо больше, чем нужно, и не только в длину, но и в ширину — так что мало того что казалось, будто я надела на ноги лодки, так они еще и падали с меня, стоило только приподнять ногу от пола.

— Если позволите, — сказал Ля Гуш, — я предложил бы вам свои туфли. По-моему, у нас схожий размер стопы. Я недавно приобрел в городе одну замечательную пару туфлей. Они простые, из свиной кожи. Но я мог бы украсить их атласными бантами и брошками, и они подойдут для церемонии коронации.

Он умчался и принес простые серые туфли — которые оказались мне впору — и какие-то краски в тюбиках. Смешал несколько коричневых тонов, пока не получил кофейный — цвет моих волос. Потом тонкой кистью нанес немного краски на усы.

— Пока не трогайте их. Дайте полчасика краске высохнуть, — сказал Ля Гуш.

Я поглядела в зеркало — вроде бы ничего и не изменилось. Но усы действительно стали смотреться более естественно — если можно вообще так сказать об усах на женском лице.

Мою собственную одежду — она высохла на мне, но была в грязи и песке — и ботинки Ля Гуш пообещал привести в порядок к застрашнему утру — вдруг я пожелаю что-то надеть. А пока он дал мне большой цветастый халат и попросил один час — чтобы ему довести до ума мой костюм для коронации.

А я попросила чего-нибудь поесть.

Ля Гуш попросил прощения за свою несообразительность и побежал на кухню.

Я поплотнее закуталась в огромный цветастый халат — вдруг кто зайдет — и заглянула в другие комнаты королевских покоев.

Следом за одевальней была спальня. В приятных голубых тонах, с выцветшими шелковыми обоями с вышитыми птицами и диковинными зверюшками, с большой, действительно королевской кроватью с пологом — вот откуда Мерлин сдернул покрывало, ну и прочей мебелью: комодом, тумбочками, шкафами, пуфами и диванцем-рекамье с изогнутой спинкой у окна — похоже, для чтения.

Дальше шла умывальня — ванная комната. Хотя ее тоже можно было бы назвать залой. Тут тоже были и диваны, и шкафы, и камины. А еще! Вот чудо! Здесь были водопроводные краны — над медными раковинами-тазами, прикрепленными на деревянном столе у стены. Правда, вода была только холодная и лилась совсем небольшой струей. Но может, чтобы получить горячую, надо просто где-то что-то включить — то есть, поджечь, скорее всего. Еще тут была ванная — большая, белая, эмалированная, на золоченых ножках — звериных лапах. Она стояла в глубине залы, и над ней возвышалась медная стойка с кранами.

Но что привлекло мой взор — это витражи на окнах, благодаря которым комната была освещена загадочным разноцветным светом. Что изображалось на этих двух витражах, было совершенно непонятно — то ли мастер был не способен изобразить что-нибудь, хотя бы отдаленно напоминающее хоть что-нибудь, то ли, наоборот, был чертовски талантлив, перегнал свой век и дошел до абстрактной живописи, в которой по степени абстрактности дал фору самому Пикассо. Хотя какой в Гольштании век и неизвестно, но судя по общему развитию, можно было бы предположить, что до технической революции им еще топать и топать. По их неровным и бандитским дорогам.

Подойдя к ванне, я заметила в углу небольшую стыдливую белую дверь, подделывающуюся под стенной шкаф. За дверью оказался чуланчик размером с туалет в нашей хрущевке. Сходство усиливала керамическая плитка на стенах. Половину чуланчика занимал деревянный ящик с крышкой. Под крышкой обнаружился не совсем обычной формы, но все же унитаз — с деревянным сиденьем. Значит, это и есть туалет. Из боковой стены торчал медный рычаг. Я нажала на него — и слилась вода. Надо же. Вполне себе цивильно. Удивило, что по сравнению с размерами комнат других предназначений туалетная комната была такой микроскопической. Хотя понятно: надо ж всячески скрывать, что король такой же человек как и все, и что у него могут быть столь низменные эээ… нужды.

Что же, вполне себе королевские покои с удобствами — вот уж чего не ожидала в такой отсталой стране, где врагов сжигают на костре у праздничного шеста. Впрочем, если Мерлин умеет связываться с другими мирами, то он мог подглядеть некоторые технические штуки там. Может, у них тут дело и до компьютеров дошло?

Я прошла в приемную, чтобы пройти в другую дверь и поглядеть, какой же у меня кабинет. Но уже в одевальне я услышала хлопанье двери и шаги, а потом звяканье посуды.

В приемной Ля Гуш выставлял посуду с подноса на стол.

— Я ознакамливалась с комнатами, — сказала я. — У вас тут все очень удобно устроено. Вода… и все такое…

— Да, для дворца есть водонапорная башня. А теплая вода будет к вечеру. Мерлин обещал принести новых ригариков. Старые стали совсем холодными…

— Ригариков?

— Это волшебные камни, они горячие, — сказал Ля Гуш. — И долго могут быть горячими — несколько месяцев или даже лет. Смотря какие попадутся.

Ничего себе. Подогрев воды волшебными камнями.

Ля Гуш принес копченого мяса с хлебом и тех пирожков с начинкой из груш, а еще — белого и красного вина. Я спросила чаю, но он не знал, что это такое, и предложил раздобыть травяные напитки — из мяты, ромашки и еще каких-то цветов.

Я решила обойтись белым вином, которое оказалось сладким и вкусным. Ля Гуш сказал, что для короля доставляют вино с Бордовых Холмов, а там оно самое лучшее.

Когда я, поев мяса с хлебом, только взяла на десерт пирожок, дверь, ведущая в кабинет, вдруг открылась и оттуда вышел Мерлин.

— У нас там королевский совет. И хотя ты еще официально не король… Твое присутствие необходимо. Нужно решить некоторые вопросы.

17

— Хорошо, я только переоденусь, — сказала я, проворно поднимаясь.

Мерлин бросил взгляд на мой халат:

— Можешь идти в этом. Хороший размер.

В том смысле, видимо, что я будто в тыкве — мою фигуру и не видно.

— Но это слишком… по-домашнему, — сказала я.

Предстать перед участниками королевского совета, людьми, по всей вероятности, знатными, в халате мне не хотелось. Уважать же не будут.

Но Мерлин сказал:

— Ничего. Сегодня мы собрались малым кругом — только я и герцог.

— Хорошо. — Я осторожно промокнула поданной Ля Гушем салфеткой губы под приклеенными усами и вытерла руки.

Мерлин уже скрылся за дверью.

Для одного герцога я бы хотела переодеться даже сильнее, чем для всего совета — но не в парадный королевский камзол, а в какое-нибудь мини-платьице, из-под которого коленки торчат, и в милые туфельки в горошек. Блин. Никогда не чувствовала такой сентиментальности.

Я откашлялась, чтобы обрести подобающий мужчине бас. Потом быстро обернулась к Ля Гушу:

— Они что, прям в кабинете моем? Туда есть второй вход?

— Нет, совет собирается в зале совета, дальше. Но она сообщается с вашим кабинетом дверью. Вы ее можете потом на ключ закрыть. Он висит справа от двери.

Он действительно чудесный, этот Ля Гуш. Уловил мою мысль между слов. Не хочу я, чтобы в мои покои врывались вдруг посторонние люди из совета. Ну разве что это будет герцог…

Я запахнула халат поплотнее, затянула пояс и поправила широкий воротник, чтобы он прикрывал грудь.

Расправила плечи и широким военным каким-то шагом пошла в залу совета.

Кабинет, через который я туда прошла, оказался небольшой залой, уставленной по периметру шкафами с книгами — а еще я приметила большой глобус рядом со столом. О! Можно будет ознакомиться с географией планеты.

В залу совета вели такие же двустворчатые двери, какие были в королевских покоях. Ключ на голубой ленте висел на крючке, на косяке.

Зала совета была раза в два больше кабинета. Мерлин уже уселся за длинный инкрустированный стол, а герцог стоял у окна. Когда я зашла, он обернулся и тут же усмехнулся:

— Принимали ванну, Лев?

Мне захотелось на него рыкнуть в соответствии с моим новым именем, но я только сдержанно ответила:

— Не нашлось другой одежды.

— Соответствующей вашему полу? — Его голубые глаза сощурились.

Я вдохнула резко и испуганно. Какой пол он имеет в виду? Я инстинктивно скрестила руки на груди, но потом быстро отпустила их.

— Это мужской халат, — пробубнила я басом и прошла к столу.

Он догадался, кто я, честное слово!

— А по цвету — женский, — сказал герцог.

Нет, не догадался.

Жаль. Ведь если бы он догадался… тогда… тогда мы с ним никогда не увидимся. Разве что я устроюсь работать во дворец посудомойкой или горничной. Если меня возьмут, конечно — короля-то опять не будет, и обслуживать будет некого.

Да и нужна ли я ему буду? У него поди девиц вокруг пруд пруди, и не просто горничных, а графинек каких-нибудь. Вон какой красавец.

И потом, где я буду жить? Представляю, какие каморки у горничных. Нет уж. Побуду-ка лучше королем пока что.

Едва я уселась за стол, Мерлин подвинул мне под нос какую-то толстую бумагу:

— Твое официальное согласие быть королем Гольштании. Ты должен подписать его.

Бумага написанными от руки готическими черными буквами гласила:

«Я, Лев из клана Длин, потомок короля Пипина Первого в пятом колене, вступая на престол Гольштании, буду править мудро и миролюбиво, заботиться об интересах гольштанцев и буду честным перед ними во всем».

Герцог подошел к столу и подвинул ко мне керамическую вазочку с торчащим из нее длинным гусиным пером:

— Вы поняли этот текст?

— Да. — Я взяла перо — капля чернил упала с его заостренного кончика в горшочек.

— И понимаете, что вам грозит, если вы нарушите обещания?

— Что грозит? — Моя рука зависла над бумагой. Следующая капля упала на ее край. — Ой.

— Не запугивай Льва, герцог, — сказал Мерлин.

— Он должен сознавать, какие обязательства взваливает на свои плечи, — сказал герцог.

— Он сознает, — сказал Мерлин.

Я посмотрела на Мерлина, потом еще раз пробежала глазами документ перед собой. «Буду честным» — вот что я собиралась нарушать постоянно — выдавая себя за того, кем я не являюсь. Неужто все правители Гольштании были кристально честными? Не принимали ли их в пионеры перед тем, как принять в короли?

Я лихо и размашисто подписала документ своими новыми именем и фамилией: «Лев Длин».

Мерлин взял документ и положил в обложку из толстой коричневой кожи.

— Я не договорил, — произнес герцог холодновато. — За нарушение обещаний вам грозит отрубание головы.

Этот надменный герцогишка только и делает, что подкалывает меня и пытается запугать. Я теперь — Лев и стану его королем, вот что. А он будет моим верноподданным.

Я поглядела прямо в голубые глаза и сказала колко:

— И многие ваши короли лишились головы?

— Ни одного, — сказал Мерлин. — Зато многие всю жизнь жили безголовыми.

— Пудовик Первый, чей красивый халат вы надели, должен был быть казнен, — сказал герцог, не сдававший позиций. — Да сбежал, подлец.

Я невольно передернула плечами. Впрочем, халат-то был новый.

— За что? — коротко спросила я.

— За то, что был вор и врун, — сказал герцог.

— Герцог, — сказал Мерлин, — мог ты быть более почтительным, когда говоришь о королях… Скажем, король Пудовик был весьма неоднозначной, колоритной персоной.

Конец ознакомительного фрагмента.