Всем выйти из кадра!

Лилия Волкова, 2019

Как жить, если твоего лучшего друга навсегда увезли на другой континент? После отъезда Димки мир Матвея словно разваливается на куски: родители его не понимают, старший брат без конца троллит, одни одноклассники насмехаются, другие пытаются подчинить своей воле. В отчаянии Матвей решает бросить школу. Неожиданно брат приходит на помощь и устраивает Матвея на работу в телецентр. Начинается новая, интересная, хоть и непростая жизнь – с суетой, грузом ответственности, новыми проблемами и новыми знакомствами, далеко не всегда приятными. Однажды, защищая девушку, которая стала ему настоящим другом, Матвей изо всех сил натягивает тетиву арбалета…

© Л. Волкова, 2019

© Е. В. Глейзер, 2021

© ООО «Издательство «Абрикос», 2023

* * *

Глава 1. Хорёк

то это воняет? — в кадр входит Илья.

— Хорёк.

— Сам ты хорёк. — По Илье никогда не поймёшь, говорит он всерьёз или шутит, обиделся по-настоящему или просто троллит.

— Да не ты хорёк, а в студию сегодня приходил хорёк, точнее, его хозяйка приносила. Смешной такой, пушистый. — Матвей сидит за кухонным столом, доедает картошку, а котлета уже кончилась.

— Кто пушистый? — в кадр входит мама.

— Хорёк. — Матвей вздыхает. Ну, сейчас начнётся!

— Никаких хорьков в моём доме! Только хорьков мне ещё не хватает в придачу к вам троим! А кто гулять с ним будет? А кормить? Опять всё свалится на меня? — Мама во всём видит проблему и пугается заранее, ещё до того, как эта самая проблема — любая, пусть даже несуществующий хорёк — свалилась ей на голову.

— А у меня в детстве конструктор был — такой, из алюминиевых палочек с дырками и всяких гаек с болтами, — в кадр входит папа.

Он всегда брякает невпопад, говорит что-нибудь, совсем не связанное с темой разговора. «Ты опять в своих эмпиреях витаешь», — отвечает в таких случаях мама и гладит папу по плечу. Что такое «эмпиреи», Матвей точно не знает. Столько раз собирался загуглить, но забывал. С другой стороны, какая разница? Главное, что папа там витает.

— Пап, ну при чём тут конструктор?

Папа Матвея Илье на самом деле не отец. Когда папа женился на маме, то усыновил Илью, поэтому тот и называет папу «папой». Но Матвею часто кажется, что они оба всегда помнят, что друг другу не родные. Что просто играют в игру — может, ради мамы или потому, что так проще всем без исключения.

— Мне хомяка не разрешили и рыбок тоже, зато купили конструктор. А что, у нас будет жить хорёк? Зачем нам хорёк? А чем здесь пахнет? Точно не котлетами.

— Хорёк — только через мой труп! Выбирайте — я или хорёк, только не забудьте, что он вряд ли будет жарить вам котлеты!

— Мам, ради котлет мы готовы отказаться от хорька, даже если Мотька его уже принёс и прячет за пазухой. Мотька, а ну быстро показывай пазуху!

Ничего он показывать не стал. Сидел в любимом углу, между столом и холодильником, жевал сухую картошку (поленился положить масло), представлял, как выглядела бы их кухня на мониторе телекамеры. С тех пор, как его взяли работать на телевидение, это стало его любимым развлечением.

На кухне, конечно, места маловато, не сравнить с телестудией, в которой поместилось бы, наверное, штук сто таких квартир, как их трёшка. Но если поставить камеру вон в том углу, то будет видно окно, цветастую штору, а за ней — огромный столетник, у которого есть собственное имя — Патриарх. Мама заботится о Патриархе не меньше, чем о людях, и даже разговаривает с ним. Спрашивает, как дела, хочет ли он пить, извиняется, если заденет шторой. Цветок вырастила мамина мама, бабушка Ильи и Матвея, и Патриарх — единственное, что осталось от неё на память. К тому же этот столетник — единственное растение, которое умудряется не сдохнуть от маминой заботы. Мама, правда, умеет признавать свои недостатки: «У нас в доме может выжить только Патриарх и тот, кто способен сам достать еду из холодильника». Матвей может, Илья тоже. Папа справляется хуже (из-за того, что витает), поэтому мама обычно кормит его сама.

Вот и сейчас она положила на большую тарелку картошку с маслом и котлету и поставила разогревать в микроволновку. Чтобы это увидеть, надо чуть сдвинуть воображаемую камеру, но тут же вернуть обратно, направив видоискатель на Матвея, папу и Илью, сидящих за столом.

После общего плана должен идти средний, потом крупный. Пусть это будут папины руки: тёмные, будто загорелые, с крепкими пальцами, всегда покрытыми ожогами и царапинами. Он конструирует разные приборы и часто сам их собирает или ремонтирует. Куча патентов и свидетельств об изобретениях висят в рамках на стенах комнаты, которая выполняет три роли одновременно: папиного кабинета, гостиной и родительской спальни.

В бывшем папином кабинете теперь живёт Матвей, уже целый год — после того, как Илья потребовал, чтобы ему выделили отдельную комнату.

— Мне двадцать пять лет, и я имею право на личную жизнь! Мне даже девушку некуда привести!

— У тебя есть девушка? — заволновалась мама. — А как её зовут? Почему ты нас с ней не познакомил? А чем она занимается? Вы вместе работаете?

— Нет у меня никакой девушки, потому что нет отдельной комнаты. — Илья, когда хочет, может быть очень убедительным.

Кстати, за прошедший год Илья так никого и не привёл. Он часто возвращается с работы поздно, но не похоже, чтобы кого-нибудь проводил в квартиру тайком. Даже если Илья и его девушка будут ползти по коридору по-пластунски, мама всё равно услышит: слух у неё как у овчарки. Если Матвей чихает в своей комнате, то мама несётся к закрытой двери, врывается без стука и спрашивает тревожным голосом:

— Мотька, что с тобой? Ты в порядке? Не простудился?

Стоит ему заболеть на самом деле, мама вступает на тропу войны. Микробы и вирусы дохнут от одного вида стола, заваленного каплями, микстурами, таблетками и пастилками для сосания. Матвею иногда кажется, что мама в своей яростной борьбе с болезнью может нечаянно угробить и его самого, поэтому старается выздороветь как можно быстрее или хотя бы сделать вид.

— Мотька, что-то у тебя вид какой-то бледный. — Мама убрала стоящую перед папой пустую тарелку, поставила на освободившееся место чашку с чаем и протянула руку ко лбу Матвея.

— Нормально, устал просто, — он увернулся.

— Матвей у нас теперь рабочий человек. На вот, подкрепи силы, — папа протянул ему пряник.

— Не хочу.

— Мотька, ты отказываешься от пряника?! — Илья расширил глаза, которые из-за толстых линз в очках казались ещё больше. — Значит, точно заболел!

— Хороший, вкусный. — Папа одним махом откусил полпряника. — Только пахнет странно. Или это не он?

Матвей запаха не чувствовал. Хорьковая хозяйка сказала, что зверушкам удаляют какие-то железы, чтоб они не воняли. Бедный хорёк. В студии ему, кажется, совсем не понравилось, он испугался яркого света и незнакомых людей. Наверное, потому и попытался откусить ведущей ухо вместе с серьгой.

Эта самая ведущая, Оксана, Матвею не нравилась. Была она какая-то искусственная, как резиновый мармелад кислотного цвета. Когда хорёк тяпнул Оксану за ухо, она взвизгнула так, будто ей голову отгрызли, хотя Матвей потом видел: никакой крови там и в помине не было. Пришлось, правда, сделать ещё один дубль, и под конец интервью хорёк совсем устал и висел на руках у владелицы вялой меховой тряпкой. Когда Матвей провожал их, то попросил разрешения подержать хорька на руках и нёс его всю дорогу до выхода из телецентра, прижимая к груди тёплое пушистое тельце.

— Мотька, утром я тебе оставлю на столе два яйца и бутерброд с сыром, а на обед возьмёшь в холодильнике лоток с котлетами. Как раз две штуки осталось. — Мама металась по кухне, убирала, протирала, мыла и всё время вываливалась из кадра.

— Ага, пряники папе, последние котлеты — Мотьке. А я? Я что, хуже всех? — Опять Илья то ли придуривается, то ли в самом деле обижается.

— Ты в столовую сходишь. — По вечерам мама шуток не понимала совсем. — Мотя, ты сегодня занимался?

— Кстати, да! — Илья приободрился. — Не забудь, мы договорились: ты работаешь, только пока вовремя сдаёшь все зачёты! Или как там они называются? И сказал бы хоть, нравится тебе там или нет?

Отвратная манера у этих взрослых: сделать что-нибудь хорошее, а потом всё время напоминать, попрекать и отравлять удовольствие. Купят новые кроссы — в дождь не носи, по грязи не ходи и вообще не забывай, сколько они стоят. Телефон сдох? Ок, купим новый, только не этот, а тот, потому что мне сказали (кто?!), что он лучше. За столом не пользуйся, в кармане не носи и не забывай звонить каждые пять минут, а то я волнуюсь (телефон только для этого и нужен, ага). На работу устроили — веди себя прилично, не обмани доверие. И благодари, благодари, благодари при каждой возможности!

— Нравится. Спасибо. — Матвей встал из-за стола. — С зачётами «или как их там» всё нормально, заниматься сейчас пойду.

Мама несколько месяцев назад прочитала какую-то статью в интернете, насмотрелась роликов про то, как гаджеты разобщают, и придумала новое правило. На столе у входа на кухню стояла пластиковая коробка, куда перед ужином или обедом каждый входящий должен был положить телефон, предварительно выключив звук.

Чтобы сделать маме приятное, все согласились. Но потом Илья под предлогом, что ему могут позвонить с работы, перестал. Папа свой смартфон вообще оставлял где попало, даже до кухни не доносил (в эмпиреях телефоны, судя по всему, не предмет первой необходимости). Маме на кухне было не до разговоров, так что пострадавшим оказался только Матвей.

— И как ты собираешься заниматься с телефоном в руке? — Выходя из кухни, Матвей сунул руку в коробку, где одиноко лежал его смартфон, и мама тут же перешла в режим воспитательной готовности.

— Я только посмотрю, Димон ответил или нет.

— Ну ладно. Обещай, что не будешь долго пялиться в экран, а возьмёшься за учебники.

— Угу.

Вот ещё жесть: как легко взрослые верят обещаниям. Обещай — обещаю. Не будешь — не буду. Не то чтобы Матвей специально собирался врать, но всё равно — детский сад какой-то, а не отношения взрослых людей.

— Как там Дима, кстати? — крикнула мама в спину Матвею. — В порядке?

— Да-да, мне тоже интересно, как Деймон поживает. — Папа, оказывается, помнит их общее с Димоном прозвище.

С первого сентября первого класса дружат. Димон толкнул Матвея, когда строились на линейке, — не специально, его самого какой-то лось старшеклассник пихнул. Матвей упал, Димон помог ему подняться — и всё. Сидели за одной партой, после школы во дворе гоняли. Вообще всё вместе, всё-всё-всё. Они и в классе-то больше ни с кем не общались толком. А зачем? Самодостаточная и замкнутая экологическая система, как на острове в океане. Настоящая мужская дружба. Когда Димон в Соню из параллельного влюбился, Матвей не стал говорить, что у неё волосы жидкие и ноги кривые. Димон сам это понял, примерно через неделю, когда увидел, как Соня тусит с одноклассником, придурком с оттопыренными ушами. Это давно было, то ли в пятом, то ли в шестом классе, сейчас и вспоминать смешно.

Примерно тогда же у них появилось общее прозвище. Его придумала историчка — молодая и весёлая. Они с Димоном опоздали с перемены и несколько минут стояли у двери, пока историчка над ними насмехалась. Так, говорит, эти двое у нас всегда вместе. Приходят вместе, уходят вместе, опаздывают вместе. Может, вам и оценки на двоих ставить? Пополам делить. Если четвёрка, то каждому по два балла получится. Все ржали. А Димон сказал: нет, вы уж тогда нас в журнал в одну графу записывайте и ставьте не две пары, а одну четвёрку (Димон, кажется, никогда ничего не боялся, за это его некоторые учителя не любили, и в классе многие — тоже). А историчка говорит: ладно, но тогда вам и имя нужно одно на двоих. Подумала немного и сказала: вы у нас Матвей и Дима. Ага. Значит, будете Мэтт Деймон!

В журнале, конечно, они так и остались по отдельности: Дмитрий Агеенко и Матвей Палеев. Но прозвище всем понравилось: одноклассники, многие учителя, а потом даже родители стали их так называть. Они с Димоном не возражали, особенно когда узнали, кто такой Мэтт Деймон. Оказалось — известный актёр, лауреат «Оскара», в куче отличных фильмов сыграл. Они потом пересмотрели все боевики и детективы с его участием. А теперь Мэтт здесь, а Деймон — на другом конце земли.

О том, что родители Димона собираются эмигрировать, разговор шёл сто лет. Ну, не сто. Лет семь точно. В самом начале Димон даже слово «эмигрировать» запомнить не мог, только говорил, что родители хотят уехать в другую страну и забрать его с собой. Матвей заранее расстроился, но время шло, а друг был на месте. Они уже решили, что обошлось. А то, что Димон несколько лет ездил заниматься к репетиторам, сначала по английскому, а потом ещё и по французскому, — так это и без эмиграции пригодится.

Катастрофа случилась, когда они совсем расслабились. Строили планы на лето, даже прикидывали, в какой институт поступать после школы — конечно, вместе (это ещё не скоро, но взрослые предусмотрительные люди всё продумывают заранее). Димон обещал помочь Матвею подтянуть учёбу, особенно математику. И тут Димка приходит (не предупредив заранее, как обычно), звонит в дверь и с порога бабахает: мы уезжаем через два месяца, уже визы дали! И лицо у него — как у Мэтта Деймона в той роли, где он с амнезией.

Они, кажется, вечность простояли в дверях, пока мама Матвея не позвала Димона в дом и не усадила обоих пить чай с пряниками (запас пряников у них есть всегда, одни съедают — мама следующий килограмм покупает).

Их потом ещё много раз кормили, поили и уговаривали — то дома у Матвея, то в квартире у Димона, откуда каждый день что-нибудь пропадало: диван, шкаф вместе с вазами и фужерами, кресла, вешалка из коридора. Посадят напротив — и давай вливать в уши: дескать, мир изменился, теперь неважны расстояния, есть мобильные и мессенджеры, можно созваниваться хоть каждый день или устраивать сеансы видеосвязи. А потом, когда вы немного подрастёте…

Про «подрастёте» особенно много говорили за три дня до отъезда. В квартире у Димона к тому времени почти ничего не осталось, только кровать, раскладушка и куча упакованных коробок и чемоданов. Квартиру тоже продали, новым жильцам осталось дождаться, когда семья Димона уедет. И родители Матвея пригласили в гости всех Агеенко, чтобы попрощаться.

Пока ужинали, было ещё ничего. Матвей и Димон молчали, а старшие Агеенко рассказывали, что у папы уже есть работа, а у мамы назначено несколько собеседований; что жить они будут на окраине, но зато дом удобный, и школа для Димы совсем рядом, и что она очень хорошая и «сможет обеспечить его будущее».

Мама Матвея задавала уточняющие вопросы и всё время повторяла: «Какие вы молодцы! Как вы всё продумали! Я уверена, что всё будет хорошо!» А папа, хоть кивал и улыбался, снова витал и спросил только, какую собаку собираются завести Агеенко. Все растерялись: про собаку до этого никто не сказал ни слова.

— Но вы же будете жить в доме, где наверняка есть лужайка. Значит, и собаку нужно. Лучше большую, да? Лабрадора, например.

— Ну, может, и заведём, — согласилась мама Димона, скорее всего из вежливости.

Матвею вообще казалось, что старшие Агеенко только изображали радость и бодрость, а на самом деле им очень и очень страшно. Тут мама Матвея засуетилась и стала убирать тарелки, накрывать стол к чаю и попыталась взбодрить их с Димоном:

— Ну что вы такие кислые? Я понимаю, придётся привыкнуть, но дружба ваша никуда не денется, будете созваниваться, а потом, когда подрастёте…

Тут Димон и сорвался. Стал кричать, что его достали эти вечные «подрастёте»; что жить и быть счастливым ему нужно сейчас, а не через пять-десять-двадцать лет; что родители относятся к нему как к рабу или к чемодану — захотели увезти, взяли под мышку и увезли. Все за столом как заледенели, хотя было тепло, даже жарко. Только Димкин папа открыл на минуту рот, но так ничего и не сказал, а опустил голову и стал со звоном размешивать чай, в котором не было сахара.

О том, что было потом, вспоминать тяжелее всего. Потому что Димон, который в последний раз плакал во втором классе, когда потерял только что купленный простенький телефон, вдруг всхлипнул и заговорил умоляющим тоном:

— Можно я не поеду? Пожалуйста! Я знаю, что меня не с кем оставить, но я могу жить тут, у Мэтта! Мы и на одной кровати поместимся, да, Мэтт? Или можно купить матрас и спать на полу. Тётя Таня, дядя Саша, пожалуйста, разрешите мне пожить у вас! Я буду хорошо себя вести, честное слово, и Матвею с учёбой помогать. А родители будут присылать деньги, а потом я на работу устроюсь, а когда в институт поступлю — в общежитие перееду. Тётя Таня, дядя Саша, ну скажите им! Скажите, что вы разрешаете!..

Расходились молча. Димка пялился в стену, пока родители обувались, и вышел первым, коротко кивнув Матвею. А его маме и папе больше не сказал ни слова.

Сегодня, спустя три с половиной месяца после отъезда Агеенко, Матвей сидел за столом в своей комнате, тупо смотрел в телефон, где под его сообщениями так и не появилось отметки о прочтении. «ВКонтакте» Димона тоже не было, уже сутки. Может, с ним что-то случилось? Попал под машину, лежит в больнице весь в гипсе и поэтому ничего не может написать? Или он просто забыл про Матвея? Куча времени прошла, у Деймона появились новые друзья. Они там, рядом. С ними в любой момент можно сходить в кино, посмотреть ролики на ютьюбе, поиграть в футбол. Или в хоккей. Это ж всё-таки Канада.

Забыл. Наверняка. Матвей захлопнул учебник, который открыл десять минут назад, но так и не прочитал ни одного параграфа. Ну и пусть. Ладно. Он стянул джинсы, носки, снял футболку. От бордового трикотажа остро и опасно пахло хорьком.