Место, которое зовется домом

Лиззи Пейдж (2022)

Вторая часть серии книг Лиззи Пейдж! Англия, 1949 год. Клара Ньютон, заведующая приютом Шиллинг Грейндж, заботится о новых подопечных — Ивлин и стесняющейся своих недостатков Джойс. Она нежно любит всех сирот, хотя чувствует себя одиноко — особенно теперь, когда Айвор, герой войны, который помогал ей с детьми, исчез… Неожиданно Шиллинг Грейндж выставляют на продажу. Девочек Джойс и Пег собираются отправить в печально известный приют для детей с инвалидностью, а остальных детей увезут в Австралию. В любой день они могут потерять все, ради чего Клара так усердно трудилась. Сможет ли она найти им новый дом, прежде чем станет слишком поздно? И вернется ли Айвор, чтобы помочь им в этот решающий момент? Все возможно, когда сердце наполнено любовью и надеждой. Для поклонников книг и фильмов «Пианист», «Список Шиндлера», «Жизнь прекрасна», «Клуб любителей книг и пирогов из картофельных очистков», «Девушка из Германии» и «Таинственный сад».

Глава седьмая

Клара вдруг обнаружила, что ей даже хочется, чтобы кто-то из детей неважно себя почувствовал и остался дома, и тогда ей не обязательно будет присутствовать на традиционном осеннем собрании у Алекса в школе. Целых два часа провести в битком набитом школьном зале, продуваемом всеми сквозняками, да еще и за совместной молитвой — а это всегда вызывало у Клары воспоминания о собственных родителях, — далеко не самый продуктивный способ использовать утреннее время. А у нее столько дел: нужно почистить и порезать овощи, написать деловые письма, да и грязного белья гора до небес. Казалось бы, прибавилось всего двое детей, а нагрузка почему-то возросла несоразмерно. Всю последнюю неделю Клара тщетно пыталась дозвониться до мисс Бриджес. Видимо, эта дама оказалась куда более склонной к паранойе, чем Клара могла себе представить, и явно избегала разговоров с ней.

Зато в кои-то веки — вот бы так было всегда! — дети весело и с удовольствием слопали овсянку и дружно отправились в школу, ни на что не жалуясь. Даже Пег, даже Ивлин, даже Джойс!

Алекса, Бернарда и Клару отвез в школу отец Бернарда, мистер Брейтуэйт. У него был «Форд Англия», такой же, как у мисс Бриджес, но переднее пассажирское кресло в его автомобиле было буквально завалено всякой всячиной — обертками, деловыми бумагами, использованными носовыми платками. Аккуратностью мистер Брейтуэйт явно не отличался. Клара, например, обнаружила, что ее ноги покоятся на книге Жан-Жака Руссо «Об общественном договоре», да и перед тем, как нормально усесться, она была вынуждена спихнуть с сиденья на пол целую груду газет. Отец Бернарда читал толстые газеты; такие же предпочитал и Джулиан.

Интересно, думала Клара, а где мать Бернарда? Она ее ни разу не видела. Интересно, что мать Бернарда думает, во-первых, насчет чудовищной захламленности салона их автомобиля, а во-вторых, о том, что рядом с ее мужем на пассажирском сиденье устроилась она, Клара, и под ногами у нее книга о политических философах XVII века Гоббсе и Локке.

По дороге в школу мистер Брейтуэйт бомбардировал Бернарда и Алекса вопросами, связанными, так сказать, с общим уровнем развития, и мальчики от напряжения подскакивали на заднем сиденье, как щенки, но щенки, привыкшие к подобным интеллектуальным упражнениям, а потому с легкостью перечисляли, например, американские штаты или премьер-министров девятнадцатого столетия.

— Присоединяйтесь к нам! — пригласил Клару мистер Брейтуэйт. — Не стесняйтесь! — И она не решилась сказать, что уже давно «присоединилась», только пока не смогла толком ответить ни на один из вопросов. Она слабо разбиралась в химических формулах, зато неплохо знала основные сражения Второй мировой войны — это было излюбленной темой Джулиана. А еще она даже с закрытыми глазами могла ответить на любой вопрос в рубрике «Здравый смысл» из журналов «Чего достойна женщина» и «Как правильно вести домашнее хозяйство».

Никаких сквозняков в этом школьном зале не было. Оказалось, что стены там обиты деревянными панелями и практически воздухонепроницаемы; вскоре у Клары возникло ощущение, что она угодила в консервную банку с сардинами. На одной из панелей красовался длинный список выпускников этой школы, погибших в Первую мировую войну; рядом был еще более длинный список тех, кто не вернулся со Второй мировой. Весьма болезненное напоминание для многих. Школьный стул для отца Бернарда был явно маловат, и его крупное тело сползало с сиденья то в одну, то в другую сторону, так что Клара втайне даже немного гордилась тем, как компактно умещается на этом детском стульчике. Для начала каждому из учеников полагалось подойти к сцене и передать свой подарок — поделку или еще что-то, — приготовленный «для бедных, нуждающихся и отверженных». Клара, стараясь не думать об иронии происходящего, решила сосредоточиться на самих мальчиках — на их весьма различных повадках и манерах. Алекс, например, с самым серьезным видом передал банку с золотым сиропом. О необходимости подобного «пожертвования» он сообщил Кларе только утром, и она просто голову сломала, пытаясь отыскать в шкафах и кладовых хоть какую-нибудь неоткрытую банку.

Директор школы внешне был похож на некое высохшее ископаемое, но, увы, куда менее интересное, чем настоящие окаменелости. Пока он вещал о том, как важно и нужно творить добро, Клара совершенно отключилась, размышляя о своих воспитанниках, старых и новых, а также о бедолаге Джо, которому негде жить и которого ее заботам, разумеется, никто не поручал, и, конечно, об Айворе, заботиться о котором ей было и вовсе ни к чему.

После выступления директора последовало вручение наград и призов лучшим ученикам школы. Бернард был награжден за успехи в географии. Услышав это, мистер Брейтуэйт добродушно усмехнулся и шепнул Кларе: «Да этот мальчик обычно не может найти дорогу от двери дома до дверцы нашей машины!»

Алекс завоевал главный приз по математике, а также был назван одним из лучших по истории и латыни. Кларе очень хотелось встать и хоть немного ему поаплодировать, но, к сожалению, здесь это явно было не принято. А ведь Алекс принадлежал к числу тех детей, чья жизнь с самого начала заранее определена и разграфлена, как шахматная доска. «Разграфлена? Но ведь это же просто эвфемизм, скрывающий нечто ужасное», — подумала Клара. Однако сейчас Алекс вполне заслуженно получил именно то, что и должен был получить. И это оказалось так приятно! Вернувшись на место, Алекс сразу перестал быть таким важным и серьезным и, обернувшись, даже помахал Кларе рукой. Ее дорогой мальчик-с-оттопыренными-ушами уверенно шел вперед, и Клара не сомневалась, что его, конечно же, ждет Великое Будущее.

Эта школа вообще сильно отличалась от той, которую посещали Питер, Морин, Билли и Барри. Во время исполнения All Things Bright and Beautiful^[8] — ну кто бы подумал, что это можно сыграть на трубе? — отец Бернарда угостил Клару мятным леденцом, и она вдруг задумалась: а что другие родители думают насчет них? Наверное, считают, что она — мачеха Бернарда, а его отец — обыкновенный «денежный мешок». Она украдкой глянула на мистера Брейтуэйта; он сидел, зажав крупные руки между коленями, и, заметив ее взгляд, нервно ей улыбнулся. Волосы у него слегка растрепались и падали на глаза. Нет, на «денежный мешок» он совсем не похож, решила Клара.

Когда им удалось наконец покинуть поражающее своим великолепием здание школы, Клара, заранее приготовившись к очередной порции вопросов «на общую эрудицию», была весьма удивлена, когда отец Бернарда несколько неуклюже предложил: «А не прогуляться ли нам по берегу моря, прежде чем пускаться в обратный путь?»

Клара хорошо помнила, что ее ждет целая гора стирки, что ей нужно договориться с руководством школы насчет новых девочек, что Джойс совершенно необходимо показать доктору Кардью, что Рита опять просила редиски, что Совет прислал-таки несколько пар легких парусиновых туфель на резиновом ходу, за которыми нужно зайти на почту, что Питер просил купить ему бумаги для рисования, и так далее. Кроме того, в душе у нее, хотя и где-то на заднем плане, неким пугающим эхом постоянно звучал сигнал тревоги, связанный с неожиданными планами мистера Брауни. Успокоить ее сейчас могла, пожалуй, одна лишь мисс Бриджес. И на этом фоне Клара вдруг услышала, как говорит мистеру Брейтуэйту: «Да, с удовольствием. Тем более я непременно должна угостить вас мороженым за то, что вы так любезно нас подвезли».

Они уселись на засыпанную песком скамейку и стали смотреть на расстилавшееся перед ними серо-голубое море. Как давно Клара не была на побережье! В последний раз они приезжали сюда с Джуди лет пять назад, как раз перед ее свадьбой. Джуди… Нет, о Джуди сейчас ни в коем случае думать нельзя, иначе она просто разревется, и мистер Брейтуэйт решит, что она не в себе. Да еще, чего доброго, начнет ее обнимать и утешать, а единственный человек, в чьих объятьях она хотела бы выплакаться всласть, — это Айвор.

Надо как-нибудь привезти сюда детей, решила Клара. Странно, что она не подумала об этом раньше. Вот Джуди наверняка бы подумала. Джуди всегда думала о подобных вещах.

В итоге Клара сосредоточилась на том пейзаже, что был перед нею. Легкий утренний туман делал небо и море почти неотличимыми друг от друга, хотя к этому времени туман вроде бы должен был уже подняться. На Клару успокаивающе действовал приятный негромкий плеск волн о волнолом. Киоск с мороженым оказался закрыт, зато им удалось отыскать фургон на колесах, где можно было купить горячий чай, и они решили, что чай ничуть не хуже мороженого.

Отец Бернарда сообщил, что его зовут Виктор — и это в честь виктории, победы, а вовсе не Виктора Франкенштейна. Он родился в октябре 1918-го, а значит, сейчас ему всего тридцать лет, хотя с первого взгляда вполне можно было дать и сорок, таким он выглядел старым, потрепанным и, похоже, страдал одышкой. Вот ведь что война с людьми делает, подумала Клара. Воевал Виктор во Франции.

— А чем вы сейчас занимаетесь… э-э-э… Виктор? — спросила Клара, как бы пробуя это благородное имя на вкус.

— Интересно, сумеете ли вы догадаться?

Ну, хорошо, допустим, Виктор любит газеты. И книги — у него ими вся машина завалена, причем это все книги серьезные, основанные на фактах, которые, впрочем, и на полу могут оказаться. А запас мятных пастилок «Кендал» у него, похоже, такой, что их хватит, чтобы и еще одну войну пережить. Еще Клара знала — поскольку летом видела его на ярмарке, — что он отлично играет в дартс и любит посещать комнату кривых зеркал.

Клара покачала головой.

— Нет, вряд ли я сумею…

— Я — профессор, читаю в Оксфорде курс «Политика и международные отношения».

Клара даже решила, что он шутит. Господи, только не в Оксфорде! Но, судя по выражению его лица, он отнюдь не шутил. Мало того, он, похоже, собой гордился — но не в смысле зазнайства, а как бы говоря: я рад, что сумел этого достичь.

— В Оскфорде? Но вы совсем не похожи… — Клара не договорила, не зная, как сказать, что, с ее точки зрения, он для этого выглядит «недостаточно старым».

Хотя на самом деле Виктор как раз и выглядел «достаточно старым». И волосы почти седые, и лицо несколько обрюзгшее, хотя и довольно привлекательное, будто высеченное из камня неким небрежным скульптором, словно позабывшим убрать «лишние» углы. Клара все пыталась понять, кого он ей напоминает, и вдруг вспомнила: бюст Бетховена, который всегда стоял на рабочем столе у ее учительницы музыки. Она даже хихикнула про себя. Впрочем, вид у Виктора был куда менее сердитым, чем у Бетховена; и выражение лица более дружелюбное, даже приятное. Жаль, что ей некому даже рассказать об удивительном сходстве мистера Брейтуэйта с Бетховеном. Джуди это точно повеселило бы, она бы с удовольствием посмеялась. А мисс Бриджес ни дела Клары, ни ее рассказы больше, похоже, не интересуют. Анита же, удивившись, сказала бы строго: «Что? Я тебя просто не понимаю, Клара».

И Айвора вряд ли заинтересовало бы и это сравнение, и сам Виктор.

«Так он профессор?» — думала Клара, вспоминая Фридриха Баэра, мужа Джозефины Марч из «Маленьких женщин». (Впрочем, уж это-то сравнение Айвора точно ничуть не заинтересовало бы.)

— А что, мама Бернарда не смогла сегодня приехать? — спросила Клара.

И Виктор объяснил, что мама Бернарда — ее звали Айрис — еще в 1944 году умерла от рака.

— Ох, простите меня, пожалуйста! — искренне извинилась Клара и подумала: в тот же год, что и Майкл.

— Бернарду было всего восемь.

— Как же вам, должно быть, тяжело пришлось.

— Должен признаться, что именно Бернард и заставил меня жить дальше. Если бы не он…

Клара часто думала о том, как все сложилось бы, если бы Майкл оставил ее беременной. Выносить и родить существо, являющееся его частью… Тогда ее жизнь стала бы совершенно иной. Во-первых, она бы никогда не поехала в Шиллинг-Грейндж. И не вела бы такую жизнь, как сейчас. Но какой стала бы тогда ее жизнь? Лучше нынешней или хуже? Иногда ей казалось, что тогда ее жизнь стала бы лучше, а иногда — что она и тогда была бы столь же одинока. Впрочем, в последнее время мысли об этом все реже приходили ей в голову. И ей казалось, что, может, оно и к лучшему, что никакой беременности тогда не случилось. Она уже практически и не представляла себя беременной — ни от Майкла, ни от кого-то еще.

— С нами теперь живет Элайза, моя сестра, — сказал Виктор и печально усмехнулся. — Ей в войну тоже здорово досталось. Ее муж воевал в Бирме и попал в плен к японцам, но ухитрился выжить и продержался целых три года, однако его все же казнили — как раз когда туда начали прибывать первые британцы. Бессмысленно все это… Сестра до сих пор время от времени получает от него письма — представляете, сколько времени понадобилось, чтобы они до нас дошли? Я, конечно, очень рад, что она теперь с нами, но иногда, когда мы остаемся в доме только втроем и, погромыхивая, бродим по всему дому, всех нас окутывает невыносимая печаль. Прямо-таки физически ощутимая печаль, исходящая от стен, от обоев, от мебели… Вам не кажется, что я говорю странные вещи?

— Нет, — сказала Клара. Она привыкла к печальным историям — все к ним привыкли, — однако каждая такая история всегда по-своему ее трогала. Бедный Виктор! Бедный Бернард! Бедная Элайза! Клара молчала, не зная, что сказать, хотя ей и хотелось как-то его утешить. И тут Виктор, неожиданно улыбнувшись, заговорил сам:

— Знаете, когда к нам приходит Алекс, все сразу становится иначе, в доме словно какая-то искорка поселяется. И Бернард бывает просто счастлив, а когда счастлив Бернард, счастлив и я. Они такие чудесные друзья — прямо горошины из одного стручка.

— И пусть их дружба длится как можно дольше, — сказала Клара. Ей было очень приятно, что Виктор так хорошо говорит об Алексе. А она-то беспокоилась, сумеет ли Алекс завести в этой привилегированной грамматической школе друзей. Уж она-то хорошо знала, как косо некоторые родители смотрят на то, что их дети общаются с воспитанниками детского дома. Она не раз замечала, как кривятся некоторые мамаши, узнав, что Рита — детдомовский ребенок. Кривятся и говорят: «Жаль! Девочка такая талантливая и так хорошо играет на фортепиано!» Бетти Хэнсшоу, устраивая пикник, исключила детдомовских девочек из числа приглашенных. А еще одна мамаша аннулировала приглашение на день рождения ее дочери, которое та прислала Джойс. Так что неизменное гостеприимство Бернарда и его отца Клара воспринимала как нечто совершенно особенное.

— За хороших друзей! — сказал Виктор и чокнулся с ней оловянной кружкой с чаем. — За наших мальчиков!

Немного растерявшись, Клара тоже чокнулась с ним, стараясь не расплескать содержимое кружки, потом рассмеялась и с удовольствием повторила:

— Да, за наших мальчиков!

Она далеко не сразу обратила внимание на то, что Виктор поглядывает на нее так, как на нее давно уже никто не смотрел. И оказалось, что именно такой поддержки ей и не хватало — ощущения, что кто-то искренне ею восхищается. Похоже, он и впрямь ею восхищался, и она была очень ему за это благодарна.

Когда они медленно брели обратно к машине, Виктор сказал, что непременно будет поддерживать с ней связь и они «очень скоро» вновь встретятся. На этом «очень скоро» голос его предательски дрогнул, и в глубине души Клара почувствовала, что куда более склонна к авантюрам, чем ей это казалось еще вчера, и подобная метаморфоза произошла с ней не только благодаря воздействию целебного морского воздуха.

Примечания

8

Англиканский гимн «Все светлое и прекрасное», впервые исполненный на музыку У. Г. Монка в 1887 г. со словами С. Ф. Александер.