Леди-чертовка

Лиза Клейпас (2019)

Прелестная молодая вдова Феба, леди Клэр, никогда прежде не видела Уэстона Рейвенела, но достаточно наслушалась о его выходках от покойного мужа, имевшего несчастье учиться с ним в одной закрытой школе, чтобы считать его настоящим чудовищем. Тем огромнее ее изумление, когда «чудовище» на поверку оказывается самым милым и обаятельным мужчиной, которого она когда-либо встречала в лондонском свете… Но почему Уэстон так равнодушен к ее чарам? Она красива, богата и свободна, у ее ног — толпа поклонников… и только он один упорно держится в стороне — при том, что изощренное женское чутье подсказывает Фебе: ей удалось заронить искру в его сердце. Чего он боится, чего опасается? Может быть, ему попросту надо немножко помочь?..

Глава 7

Пюре из весенних овощей оказалось выше всяческих похвал. Нежная молочно-оранжевая смесь действительно обладала вкусом целого огорода. Смелая гармония вяжущих помидоров, сладкой моркови, картофеля и зелени, связанных воедино густыми сливками, рождала мысли о весне. Феба откусила кусочек хрустящего гренка, щедро смазанного пюре, и прикрыла глаза, наслаждаясь вкусом. Боже, как давно она не ощущала вкус еды!

— Я же говорил! — с удовлетворением заметил мистер Рейвенел.

— А нельзя ли у вашей кухарки попросить рецепт?

— Разумеется, можно. Только… что получу взамен?

Феба хихикнула:

— А где же ваше благородство, великодушие, рыцарство, наконец.

— Я земледелец, а не рыцарь. В нашем деле — услуга за услугу

В его тоне не слышалось ни грана почтительного сочувствия, с которым обыкновенно обращаются к вдовам. Скорее это походило на… флирт? Но Феба не была уверена. Слишком много лет с ней никто не флиртовал. И разумеется, мистер Рейвенел был последним, от кого она пожелала бы такого внимания, хотя… хотя не могла не признать, что эта ситуация как-то странно ее волнует.

Началась нескончаемая череда тостов: за счастье и процветание жениха и невесты, за благополучие семей, которые собираются породниться, за королеву, за хозяина и хозяйку, за священника, за прекрасных дам и так далее. Слуги вновь и вновь наполняли бокалы прекрасными выдержанными винами, убирали опустевшие тарелки и выставляли блюдца с охлажденными ломтиками спелой дыни.

Каждая перемена блюд была аппетитнее предыдущей. Феба не представляла, чтобы кто-то мог превзойти мастерство повара в Херонс-Пойнте, но должна была признать: такой кухни, как здесь, никогда не пробовала! Ее хлебная тарелка то и дело пополнялась горячими молочными рулетами и пышными ломтями подового хлеба, к которым подавались узорчатые пирамидки чуть подсоленного сливочного масла. Лакеи вносили блюда с идеально прожаренными до хрустящей корочки корнуэльскими курами, жареными телячьими котлетами в коньячном соусе, нарезкой из овощных деликатесов вперемешку с вареными перепелиными яйцами, салатами, сияющими яркими красками, увенчанными кусочками буженины или тонкими, как бумага, ломтиками черных трюфелей, жареными говяжьими и бараньими ногами — нежное мясо было тонко нарезано и сервировано с пряной, густевшей на глазах подливой.

Феба в компании давнего врага своего мужа пробовала одно блюдо за другим — и радовалась жизни так, как ей не случалось уже очень давно. Уэстон Рейвенел оказался остроумным и любезным собеседником: делал дерзкие замечания, умудряясь оставаться в рамках приличия. Его интерес к ней был весьма непринужденным, и беседа текла легко и приятно. Феба не могла припомнить, когда в последний раз ей было так весело и когда она столько съедала.

Тут подали освежающий шербет в миниатюрных хрустальных бокалах, и, закатив глаза, она спросила:

— Какие блюда еще остались?

— Только сыр, и потом десерт.

— Меня даже на это не хватит!

Уэстон изобразил недовольство и покачал головой:

— Неужто вы позволите этому ужину вас одолеть?

Она невольно прыснула:

— Это же не спортивное состязание!

— Порой трапеза превращается в борьбу до победного конца. Вы близки к победе — бога ради, не сдавайтесь!

— Постараюсь, — с сомнением пообещала Феба. — Терпеть не могу, когда выбрасывают еду.

— У нас здесь ничего не пропадает. Остатки ужина отправятся либо в компостную кучу, либо в кормушку свиньям.

— А много свиней вы держите?

— Две дюжины. Есть свиньи и у некоторых арендаторов. Я пытаюсь уговорить и других, особенно тех, у кого земли неплодородные, постепенно переходить с земледелия на скотоводство, но они пока не готовы. Разведение скота, особенно свиней, кажется им шагом назад в сравнении с выращиванием хлеба.

— Не понимаю почему… — начала Феба, но тут ее прервал радостный голос Пандоры:

— Кузен Уэст, вы говорите о свиньях? А ты уже рассказал Фебе про Гамлета?

И мистер Рейвенел послушно переключился на забавную историю о том, как однажды навещал арендатора и спас поросенка-заморыша, предназначенного к забою. Скоро внимание всего стола было приковано к нему.

Рейвенел, оказывается, одаренный рассказчик: поросенок в его описании выглядел чуть ли не сироткой из диккенсовского романа. После того как спас новорожденного из-под ножа, он задумался, кто же будет за ним ухаживать. Привез в Эверсби и вручил Пандоре и Кассандре. Несмотря на возражения прочей родни и слуг, сестры приняли поросенка как родного. Очень быстро животное превратилось в матерого хряка, и теперь во всех причиняемых им хлопотах винили самого Рейвенела.

— И вот что хуже всего, — вставила Пандора. — Мы понятия не имели, что, оказывается, его надо было охолостить еще в младенчестве. Как ни печально, скоро он начал так пахнуть, что жить в доме уже не мог.

— Леди Тренир угрожала прибить меня всякий раз, как видела, что поросенок бегает по двору вместе с собаками, — добавил мистер Рейвенел. — Несколько месяцев я старался не поворачиваться к ней спиной.

— Пару раз я и вправду пыталась столкнуть его с лестницы, — с совершенно серьезным лицом вставила Кэтлин, — но у меня ничего не вышло: слишком уж он здоров.

— А еще красочно угрожала пустить в ход кочергу! — напомнил ей Уэстон.

— Это уже не я, а экономка, — уточнила Кэтлин.

История превратилась в откровенный фарс, когда мистер Уинтерборн признался, что жил в Эверсби: восстанавливался после ранения, и о поросенке его не предупредили.

— Я ведь не вставал с постели. Слышал его, но думал, что это собака.

— Собака? — повторил с другого конца стола лорд Тренир, изумленно глядя на друга. — Господи, как можно принять хрюканье за лай?

— Ну, я решил, что у этой собаки астма.

Все за столом покатились со смеху.

Улыбаясь, Феба бросила взгляд на мистера Рейвенела — он не отрываясь смотрел на нее. На миг обоих охватило странное, необъяснимое чувство близости, но Уэстон быстро переключил внимание на фруктовый нож возле своей тарелки, которым еще не пользовался, взял его в руку и проверил большим пальцем остроту лезвия.

— Не надо! — негромко попросила Феба.

Он лукаво улыбнулся и отложил нож:

— Сила привычки. Прошу простить мне недостаток хороших манер.

— Не в этом дело. Я испугалась, что вы порежетесь.

— Об этом не беспокойтесь: у меня кожа дубленая. Когда я только приехал в Эверсби… — Он вдруг остановился. — Но нет. Я же обещал не говорить о сельском хозяйстве.

— Продолжайте, пожалуйста! Когда вы впервые сюда приехали…

— Начал навещать наших арендаторов, и это чертовски меня пугало.

— Мне кажется, скорее они должны были вас бояться!

Он хмыкнул:

— Деревенские жители много чего боятся, но пузатый полупьяный лондонский фигляр к ним не относится.

Феба слушала слегка нахмурившись. Очень редко — да что там, никогда! — ей не приходилось слышать, чтобы мужчина так нелестно отзывался о самом себе.

— В первый день, — продолжил Рейвенел, — мне было тяжко: тогда я понятия не имел, что придется жить в трезвости. Голова раскалывалась, меня качало, словно игрушечный кораблик на волнах, и настроение было хуже некуда. Фермер Джордж Стрикланд готов был отвечать на все мои вопросы, но только так, чтобы не отрываться от работы. Ему надо было скосить и убрать овес, пока не пошел дождь. Мы вышли в поле: там одни косили, другие перевязывали и уносили скошенные снопы. Несколько человек пели, чтобы работа шла бойчее. Овес был высокий — мне по плечо, и от него исходил такой свежий, чистый запах. И все было так…

Уэстон покачал головой, глядя куда-то вдаль, не в силах подобрать верное слово, и, немного помолчав, продолжил:

— Стрикланд показал мне, как вязать колосья в снопы. Я работал вместе со всеми, мы разговаривали, и к тому времени, как дошел до конца поля, жизнь моя совершенно переменилась. Впервые я сделал что-то полезное собственными руками. — Он усмехнулся. — В то время у меня были руки джентльмена: мягкие, ухоженные, не то что теперь.

— Дайте-ка взглянуть, — попросила Феба.

Это прозвучало куда интимнее, чем ей хотелось, и щеки и шея у нее запылали, когда Рейвенел выполнил ее просьбу — неторопливо протянул обе руки ладонями вниз.

Весь шум вокруг них — деликатное звяканье столовых приборов о тарелки, взрывы смеха и болтовни — вдруг затих, куда-то отдалился, словно они остались в комнате одни. Феба смотрела на его руки, крепкие, с длинными пальцами, на коротко остриженные ногти с тончайшими белыми полумесяцами на концах. Руки были абсолютно чистыми, но загорелая кожа высохла, костяшки пальцев огрубели. Феба заметила несколько подживающих царапин, под ногтем большого пальца — темный след заживающей раны и синяк. Она пыталась представить эти сильные рабочие руки мягкими, ухоженными, как у городского бездельника, — и не могла. Зато представила другое: как бы ощущалось прикосновение этих рук к ее нежной коже: загрубевшие ладони, умелые пальцы… — и вздрогнула: «О чем только ты думаешь?»

— Но ведь управляющему не обязательно трудиться наравне с крестьянами? — как-то удалось выговорить ей.

— Обязательно, если он хочет с ними поговорить. У них нет времени на неторопливую беседу за чашкой чая, но они всегда готовы поговорить, если я помогу чинить сломанный забор или делать кирпичи. Им легче доверять тому, кто трудится с ними наравне. Работа — своего рода язык: трудясь вместе, мы начинаем лучше понимать друг друга.

Феба внимательно слушала, все лучше понимая, что мистер Рейвенел не просто уважает крестьян и крестьянский труд — все это по-настоящему близко его сердцу. Как непохож он на того, кого она ожидала увидеть в его лице! Неважно, каким он был в детстве: мальчишка вырос и научился понимать и любить. Он вовсе не бездушный скот и, оказывается, очень неплохой человек.

«Генри, Генри, — грустно подумала Феба. — Вот я и встретилась с твоим врагом, но как же сложно мне будет его ненавидеть!»