Клеймо ювелира Перхина

Лиза Гамаус, 2023

Когда ты получаешь в наследство от бабушки вещь Фаберже, будь осторожна! Это не только миллионы, это ещё и частица блистательного и трагичного прошлого, у которого, как ни странно, сохранилась власть. И лучше в этом прошлом разобраться. Золотая табакерка из наследства сделана лучшим мастером компании, который обладал даром предвидения. Он оставил её потомкам тех, кого вынужден был разлучить сто лет назад. Им придётся встретиться и исполнить волю ювелира, а пока они понятия не имеют о друг друге…

«Волхвы не боятся

Могучих владык…»

А.С. Пушкин «Песнь о Вещем Олеге»

2004 год, Москва

ПРОЛОГ

Апрель. Восторженный юноша, обещающий возрождение.

Не так давно ей стало всё равно, какое время года. До банка оставалось совсем ничего — перейти дорогу у метро и немного по Мясницкой. Шляпка бы не слетела от весеннего ветра. Улетит, не угонишься. За многим уже не угонишься. Дошла.

— Конечно, можно. Давайте паспорт, — напротив сидела девчонка в застиранной белой кофточке и с длинными ногтями. Все красные, один зелёный. Достала из сумочки паспорт и положила перед девушкой. Год рождения тысяча девятьсот шестнадцатый. Отцу было пятьдесят шесть, когда она родилась. С матерью жили плохо, вежливо безразлично, но её, умную, трудолюбивую красавицу-дочку, он любил. Она тоже стала психиатром, и сын продолжил традицию, а Варенька пошла на филфак. Достоевский, Шекспир, Набоков… А может, вообще скандалистка Саган виновата. Так и живёт девочка между строк.

— Какую ячейку вы хотите?

— Самую маленькую, — улыбнулась Мария Сергеевна. У неё были «прекрасные фарфоровые зубы», как она сама любила подшучивать над собой. Гриша помог с дантистом.

— Всё готово. Вот здесь подпишите.

Рука ещё оставалась твёрдой, не тряслась. Подпись получилась сложная и цельная. Сколько она их поставила за свою жизнь! Не счесть.

— Пройдёмте!

В хранилище пахло деньгами. Четыре стены, утыканные доверху ящичками с замочными скважинами, источали запах купюр. В центре хранилища — серый железный столик. Девушка открыла одну из ячеек, вытащила ящик и поставила на стол. Движения чёткие и уверенные.

— Это ваша ячейка, номер 113, — обратилась она с важным видом к Марии Сергеевне, точнее, с лёгким превосходством, — вы кладёте в ящик то, что нужно, закрываете крышку, вставляете ящик обратно в стену и запираете ключом. Ключ берете с собой. Вот, — она показала рукой на вставленный в замочную скважину ящика маленький ключик с биркой, — я выхожу. Вам всё понятно?

— Да, — кивнула Мария Сергеевна, — благодарю!

Постояла с полминуты, одна среди чужих денег, в тишине. Они больше её не интересовали и не волновали, она волновалась по другому поводу. Медленно поставила сумочку на столик рядом с открытым ящиком.

Больше откладывать было нельзя. Утром за кофе, который старалась часто не пить, но сегодня заварила себе чашечку, ещё раз взвесила все «за» и «против». Решила, что Варя справится. Она верила в свою внучку. Позовёт её на разговор и отдаст письмо, которое уже почти написано. Вздохнула. Осторожно достала из сумочки небольшой предмет, обёрнутый в лоскут из красного бархата. Развернула. В руках сверкнула старинная золотая табакерка. На крышке табакерки цветной эмалевый портрет молодой женщины, обрамлённый бриллиантами. Мария Сергеевна осторожно погладила портрет ладонью. Она как будто прощалась с этой вещью, а может быть, с чем-то ещё из далёкого прошлого.

— Я всё сделала, — сказала она табакерке, или портрету, или просто самой себе. И добавила тихо, — с Богом!

Перекрестилась, перекрестила табакерку. Еще раз взглянула на неё и завернула в красную бархатную тряпочку. Положила в ящик.

Дом №6

Варя шла пешком от Нового Арбата. Полчаса назад она встречалась с известным музыкальным продюсером и его протеже, молодой длинноногой певицей. Продюсер заказал статью о восходящей звезде шоубиза и пригласил на интервью в свой подмосковный особняк. Не вопрос.

Варя перешла дорогу на Моховую, думая о трёх вещах одновременно: о провокаторах в среде русской эмиграции первой волны, о Париже и об ананасе, который не успела купить. Подняла голову посмотреть, как всегда, на дом № 6. Старая усадьба, построенная в восемнадцатом веке, много раз менявшая своих владельцев и много раз перестраивающаяся, особой красотой не отличалась. Не чувствовалось яркого архитектурного замысла — просто двухэтажное здание с портиком в центре, четырьмя ионическими колоннами и пристроенными флигелями. На левой створке входной двери вывеска: «Центр восточной литературы». Но каждый раз, проходя мимо, хотелось заглянуть в окна, будто там был другой мир и жили другие люди, хотя там давно никто не жил.

В правой руке Варя несла тяжёлый рюкзак. Он периодически бил её по ноге, но она не обращала внимания. Джинсы, кеды, черная китайская кепка с красной звездой, подаренная подругой-переводчицей. Она почти всегда так одевалась. В редакции с трудом, но привыкли. «Новенькая неплохо пишет», — сказал как-то главред на летучке. После этого Варин внешний вид никого не интересовал.

Виктор, жених, постоянно пытался упрекнуть за такую неприхотливость; для журналистки в «глянце» могла бы и приодеться, тем более с её-то ногами. Варя отшучивалась: «Мне некогда, а тебе спокойнее». Сам же высмотрел её на вечеринке, и кеды не помешали. А когда начали разговаривать, понял, что скучать с ней не будет. Три месяца уламывал, влюбившись в первый вечер. Она сама пригласила его в театр и пришла в платье. В антракте он наконец утащил её к себе.

Толчея. Первые тёплые весенние деньки выгоняют людей из квартир. В глубине рюкзака зазвонил мобильный. Варя остановилась и начала расстёгивать молнию, которая почти всегда заедала, потому что рюкзак был старый, и она таскала его ещё с универа. Психанула, дёрнув замок посильнее, молния наконец сдалась. Варя лихорадочно вытащила сначала толстую книгу, потом вторую, тоньше. Телефон продолжал звонить. Опустила руку в рюкзак и стала шарить, — попалось, животное!

— Часа через два буду точно, у меня всё готово, — коротко сказала в телефон и ускорила шаг. Книги под мышкой. Навстречу шла молодая женщина. Поравнявшись с Варей, она показала глазами на раскрытый рюкзак.

Что-то в этой женщине очень знакомо. Знакомая незнакомка. Варя обернулась, ища её глазами, но не нашла. На мгновенье исчез шум улицы, и послышалось пение птицы — далёкое, едва различимое. А потом она чётко увидела себя в огромном светлом белом зале…

Кругом высокие мраморные колонны, арки. Пальмы в кадках и гроздья красных шаров. На одном надпись «Прiютъ Надѣжда». Она стоит у накрытого скатертью длинного стола, на котором выставлена фарфоровая посуда, серебряные корзинки, коробки конфет. Она видит свои руки в белых шёлковых перчатках. Кругом люди: мужчины в смокингах, женщины в длинных белых платьях, шляпах. «Его Величество! Его Величество пожаловали», — слышится шёпот. Она оборачивается.

Да нет, показалось. Птицы так не поют. Всё по-прежнему, и всё нормально. Она опять взглянула на дом, — только что в окне горела люстра, а сейчас оно тёмное и зашторено. Хватит уже! Осталось пять минут до метро, потом одну остановку до Лубянки, быстро в книжный — и в редакцию. Успею.

Когда она первый раз спросила бабушку, почему так бывает, что иногда ты как будто в другом мире, и сама там другая, и даже время другое, она ответила, что у всех творческих людей бывают видения. У неё тоже. Серое вещество мозга более активное, чем у остальных. Ты спрашиваешь — оно отвечает, как может. А некоторые ничего не спрашивают.

Ей было лет двенадцать тогда, с маминой смерти прошёл почти год. Бабушка решила, что такого объяснения достаточно. Варя успокоилась. Отцу долго ничего не говорила, не хотела, чтобы он обсуждал это со Светланой, она бы быстро приписала ей шизофрению. С неё станет. Да ей, собственно, эти видения не мешали, только вот последнее время они стали чаще, и добавилось птичье пение. Или не птичье? Странное немного, не сказать красивое. Она ни с чем не могла бы его перепутать. Как зов. Когда ты в лесу или где-то далеко, то начинаешь звать, но только не на помощь, а просто звать: иди сюда, ко мне, я тут!

Чаще всего события её видений происходили в Петербурге. Варя точно знала, что в Петербурге, старом, царском, незнакомом. То мосты с кружевными перилами через реку, то колонны зданий, то парадные лестницы, то ложа в театре, где она сидит, как Анна Каренина в чёрном открытом платье с ниткой жемчуга на шее, а на обеих руках браслеты.

Хотела рассказать об этом Виктору, но передумала. Он начнёт кривляться и говорить, что ей фиг знает что снится из-за писанины. Точно так и скажет. Ему вообще кажется, что это пустое занятие — всё и так уже написано. Она сначала подсовывала ему книги, но он никогда не читал более двадцати страниц — некогда. В принципе, он уважал всё, что она делала, потому что видел, что её ценили на работе, и слышал хорошие отзывы от знакомых. С другой стороны, Варя тоже не особо лезла в его рабочие моменты, если честно. Сделали они план или нет, — его проблемы. Она не сразу даже запомнила, как компания называлась, в которой он работал, просто неудобно стало, и пришлось выучить. Шеф его ценил за хватку и быструю сообразительность. Виктор опять недавно получил повышение, и сам собой гордился, так как Варя особо не восторгалась, — «молодец» и всё. А ему хотелось восхищения в её глазах. Варина скупость на похвалы делала каждое её одобрение или кивок чуть ли не орденом на его пути к вершине. Но она не видела там вершины, куда он забирался, и Виктор это чувствовал.

Быстро прошла старое здание МГУ. Там сейчас был Институт стран Азии и Африки. Одно время она хотела даже там учиться, заниматься доисламской поэзией, например, но пошла на филфак.

Нырнула в метро. В редакции её ждала вечерняя летучка. Всё шло своим чередом.