Его принцесса

Лиза Бетт, 2023

Он – холодный и неприступный хозяин огромного поместья, трагически потерявший любимую женщину.Она – дорогая игрушка, подарок, который ему вручили для развлечения на одну ночь.Мимолетная встреча – единственное, что их связывает, но есть одно «Но» Эта девушка – точная копия его погибшей жены…

Глава 5

Время тянется как жвачка. Я напряженно смотрю на дверь и спустя примерно полчаса, на пороге появляется Мира. Она взволнована и напряжена.

— Идем… — натянуто приглашает меня, и я подчиняюсь.

Я уже исправила потекший макияж, привела в порядок свой вид и теперь мне не стыдно показаться на публике. Мира это отмечает, и я вижу в ее взгляде удовлетворение.

Мы спускается по лестнице на первый этаж. Тут шумно, число гостей исчисляется несколькими десятками, и я только теперь понимаю размах этого приема. И понимаю, что у этого самодура оказывается гораздо больше друзей, которые, очевидно, поощряют его занятие.

Цепляюсь за руку Миры, стараясь не отставать. Она ведет меня сквозь толпу к ответвлению — маленькому коридору, в стене которого две высоченные в потолок двери. Остановившись у них, она поворачивается ко мне и наклоняется, чтобы произнести на ухо.

— Думай о бабушке, и все будет хорошо.

И от ее слов меня вновь топит до краев. Я пытаюсь сглотнуть ком в горле, но не получается. Мира толкает высокую дверь и встает на пороге. Я понимаю, что мир поплыл, но стоически смаргиваю слезы, вскидываю глаза к потолку.

Но Мирослава не дает мне справиться с собой и взяв за руку затягивает в кабинет. Мы замираем на пороге.

Я слышу голос того самого самодура, что вчера обещал мне райскую жизнь в этом аду, и сглатываю вязкий ком в горле, полная решимости придерживаться плана.

— Ты пришел ко мне с подарком, дорогой брат, и я в долгу не останусь, — самодур великодушно улыбается, ведя рукой в сторону, как бы демонстрируя свой дар. Я замираю на пороге, понимая, что сейчас взгляды всех присутствующих обращены ко мне, прижимаю подбородок к груди, только бы никто не увидел скатившуюся по лицу слезинку страха. — Можешь забрать ее с собой.

Воцаряется тишина. Я чувствую, как крепло сжимает мои пальцы Мира и покорно поднимаю голову, как человек, идущий на гильотину.

— Которая? — густой твердый бас заставляет мои нервы затрепетать от страха. Он такой тяжелый и давящий, пришибает как каменной плитой своим тоном.

— Блондинка, — раздраженно поясняет самодур. И я ощущаю, как мое лицо начинает гореть. Кожа покрывается мурашками, воздух будто наэлектризовывается и начинает потрескивать. Слышу шорох, и понимаю, что Сеймур с ловкостью и грацией хищника поднимается с кресла и в два шага пересекает кабинет.

И не выдерживаю.

Поднимаю взгляд в тот момент, когда он оказывается прямо надо мной.

Вблизи он гораздо крупнее и опаснее, чем показался сперва. Высокий — почти на полторы головы меня выше. Крепкий — его смокинг едва не лопается на широких плечах, заслонивших сейчас свет абажуров как грозовая туча. Пугающий — нагло вторгается в мое личное пространство и давит своей аурой. От него веет горячим и сухим жаром как от солнца. Он будто огонь, пылающий в очаге. Его едва удается подчинить, кажется, что он сейчас же поглотит всю окружающую обстановку и превратит в пепел. И я, как бабочка, подлетевшая слишком близко, ощущаю, как мои крылышки сворачиваются под его натиском, и я теряю высоту. Падаю. Падаю куда-то сквозь землю, хотя и продолжаю стоять и не двигаться рядом с ним.

В легких будто иглы рассыпали, я не могу вдохнуть, становится больно от недостатка кислорода. Делаю маленький его глоток, только бы не упасть в обморок, и меня наполняет терпкий аромат мужского одеколона. Крепкий как выдержанный виски. Свежий, как океанский шторм. Пряный, как дурманящие травы, собранные старым колдуном.

Эта смесь кружит голову, но еще сильнее кружит голову его близость.

Сердце заходится в ритме, который резко обрывается, когда Сеймур грубо цепляет мой подбородок, заставляя запрокинуть голову назад. И взглянуть в его лицо.

Его пальцы горячие и властные. Взгляд прямой и изучающий. Бесстрастный. Пустой и холодный.

Его глаза чернее порочной ночи, темные брови хмуро сходятся у переносицы, когда он изучает меня в упор. В меру полные губы склеиваются в пренебрежительную полоску, он недоволен.

Мой план проваливается. Я ему не нравлюсь. Что же делать? Что делать?

От волнения отлизываю губу и внутренне сжимаюсь. И меня будто громом поражает, когда замечаю в глубине пустых глаз всполох чего-то пугающего и притягательного одновременно.

Сеймур раздраженно скалит верхнюю губу как опасный хищник, обнажая ряд белых зубов, и медленно выдает.

— Жаль.

А потом разворачивается и уходит обратно к креслу.

И я обмираю и едва не падаю от облегчения, когда он отходит, а я все еще остаюсь жива. Еще секунду назад мне казалось, что я умру прямо здесь. Не выдержу нервного напряжения и упаду к его ногам без чувств.

— Присядьте, выпейте с нами, — будто из-под толщи воды до меня доходит голос самодура. Мира тянет меня к диванам, которые расположены по центру кабинета, и я на нетвердых ногах шагаю за ней.

Мы опускаемся на мягкие сиденья, и я с благодарностью сжимаю руку своей спутницы. Если бы не Мира, я давно бы грохнулась в обморок от страха.

Я никогда не считала себя слабой, но сегодня слишком много потрясений для одного дня.

К нам подходит хозяин поместья, он протягивает два бокала на тонкой ножке. Один мне, второй Мире. Самодур занимает место в одном из кресел, стоящих торцом к нашему дивану, и салютует брату, произнося тост.

— За прекрасный пол! Они никогда не дадут нам забыть о наших слабостях, — подчеркнутая вежливость дает понять, что за простой фразой скрывается гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд.

Мужчины несколько секунд ведут молчаливую дуэль, которая нагнетает атмосферу, делая ее еще более густой и давящей. А потом все-таки прикладываются к своим стаканам, и я и я вопреки твердому нежеланию брать еду и напитки из рук обитателей особняка, осушаю свою порцию, потому что в горле пересохло. Неприятное послевкусие заставляет меня закашляться. На языке сушит, будто я съела ложку пищевой соды.

Мира вскакивает на ноги и приносит мне стакан воды, и я с благодарностью принимаю его из ее рук и выпиваю.

— У Мирославы прекрасный голос, спой нам! — самодур вновь демонстрирует всем присутствующим свою поехавшую крышу, но никто не спешит обращать это в шутку. Мира напряженно улыбается и покорно начинает петь. А я с отвращением поражаюсь, что самодур имеет огромное влияние на всех, кто сейчас в этом особняке. На всех, кроме брата, очевидно.

Сеймур расслабленно развалился в кресле, он бесстрастно слушает Миру, изучает ее из-под опущенных ресниц, и я понимаю, что ее он гораздо охотнее увел бы прочь отсюда. Эта мысль и радует, и огорчает одновременно. Если я не найду способ понравиться ему, он просто использует меня и оставит здесь. А после хозяин поместья отдаст меня на потеху охране как обещала моя конвоирша. А может быть сразу прикончит. И мой дядя так и не узнает, где его наследница проживала последние минуты своей жизни.

— Спасибо, милая, — самодур радушно улыбается и кивает в сторону бара. — А теперь налейте-ка нам с Сеймуром еще по бокальчику.

Его слова видимо обращены к нам обеим, и мы с Мирой синхронно поднимаемся и шагаем к бару.

— Подай стакан, пожалуйста, — она кивает на хрусталь на подносе, и я тянусь к нему и цепляю, но тот выскальзывает из моих рук и стрелой летит вниз. Ударяется о паркет и рассыпается на миллион осколков. Охаю, взволнованно присаживаюсь на корточки, торопясь поскорее убрать за собой.

Мужчины, слыша шум, покидают свои места и оказываются над нами.

— Ай! — вздрагиваю, когда, коснувшись острой грани разбитого стакана, укалываю руку. Ранка небольшая, но из нее уже начинает сочиться кровь, и я машинально тяну палец к губам и осушаю.

— Я поищу аптечку… — Мира, извиняясь, встает с места, но замирает на полуслове, когда тяжелый бас ее опережает.

— Я разберусь, — Сеймур повелительно произносит и, крепко подхватив меня под локоть, заставляет выпрямиться. Его небрежный жест кажется вполне обычным, но от прикосновения горячих пальцев к моей коже, со мной творится что-то невообразимое. Кожа начинает пылать, платье липнет к телу, мне хочется поерзать, избавиться от этого ощущения. Брюнет тянет меня прочь, и я, переступив осколки, позволяю ему увлечь себя к дверям кабинета. И я даже не успеваю бросить последний прощальный взгляд на Миру, как оказываюсь в широком коридоре, откуда совсем недавно пришла. К нам тут же подходит охранник из тех, что окружали Сеймура, когда он только приехал, и мой спутник отдает ему приказ. —

— Раздобудь аптечку. Я буду в бильярдной.

Тот кивает, торопливо отходит, а я как кукла-марионетка покорно иду за хозяином, которому меня только что вручили, и едва успеваю сориентироваться.

Звуки вокруг кажутся неприятно визжащими. Режущими слух. Свет слепит глаза, хочется зажмуриться. Колени вдруг становятся ватными, ноги заплетаются, и я едва не падаю. Я выпила всего бокал, и не могла захмелеть с него. Значит, в гребаной выпивке что-то было. Зачем только пила, знала ведь, что это губит людей!

Сеймур вовремя меня подхватывает и цедя проклятия сквозь стиснутые зубы заволакивает в какой-то небольшой зал, обставленный, как и кабинет самодура.

На стенах панели из красного дерева, по центру несколько столов для бильярда, обтянутых зеленым сукном, над ними лампы.

Меня грубо подталкивают к одному из столов, я ударяюсь о него бедром и охаю, потирая место ушиба. Громовой раскат низкого голоса заставляет меня вздрогнуть, и я теряю дар речи от вопроса, который вспарывает тишину.

— Сколько он тебе заплатил?