Фокус зеркала

Лидия Бормотова

Путешествия и экспедиции непредсказуемы. Вы можете попасть во временные порталы, быть съеденным монстром или заживо замороженным, сказочно разбогатеть, изменить карту земли, узнать цену дружбы и собственный потенциал, даже жениться. Главное – не терять присутствия духа и чувства юмора. Только собранные вместе пальцы обретают силу кулака. Порознь они беззащитны. Герои романа убедились в этом на собственной шкуре. А ещё в том, что короткая экспедиция с аномальными приключениями стоит целой жизни.

© Лидия Бормотова, 2023

ISBN 978-5-0055-4752-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЦИКЛ

ГДЕ ДАЛИ БЕЗБРЕЖНЫЕ

Где дали безбрежные

Фокус зеркала

Бездна

ХРОНИКИ ЦИКЛА

Власть лабиринта

Степной принц. Книга 1. Горечь победы

Степной принц. Книга 2. Аксиома Шекспира

Фокус зеркала

Глава 1

Заморские гости

Фиолетовое свечение, словно живое, двигалось внутри огромного кристалла, вспыхивая на гранях, играло тенями, завораживало. Наверное, был какой-то смысл в этом мерцании, коль уж кристалл мыслящий, только проникнуть в этот смысл не удавалось. Переливы отсветов рождались, плавно перетекали друг в друга, смешивались, завихрялись, отвечая на луч фонаря, и замирали, затухали, если он уходил в сторону, а свод пещеры становился непроницаемым, чёрным. Казалось, грани кристалла, просыпаясь навстречу лучу и смешивая потоки световых энергий, делились информацией. Но язык, увы, был непереводимым.

Баюр опустил фонарик на Мёртвое озеро и чертил в задумчивости зигзаги по застывшему чёрному зеркалу. Вдруг в потухшем кристалле вспыхнул лиловый глаз, искристая радуга опоясала его контуром и раздвинула тьму, а он заиграл бликами и неожиданно выбросил сноп сиреневых искр. Под высоким сводом во мраке они вытянулись длинными нитями и, вибрируя, копировали световые зигзаги на озёрной глади. Потом погасли.

— Кажется, он что-то хотел сказать, — прошептал Ян, не отрывая глаз от высокой непроглядной немоты над озером.

— Что сказал — понятно. Дескать, мы с вами одной тайной верёвочкой повиты. Играем на едином поле по единым правилам, — волхв усмехнулся. — Удивительно другое… я и до этого не сомневался, что он нас видит… что живой. Но чтоб вот так! Взял и пошёл на контакт… Смело!

На тёмном своде пещеры высветилась фиолетовая сетка граней кристалла, упала отражением на неподвижно застывшую воду и разбежалась по ней, как по экрану монитора, паутинкой беспорядочно скользящих нитей. Они покружились, хаотично перемещаясь, и вдруг замерли на зеркальной поверхности яркой светящейся схемой.

— Что это? — Баюр недоумённо всматривался в рисунок. — Ты что-нибудь понимаешь?

— Кажется, да, — Ян застыл в изумлении. — Потрясающе! Это же карта! Смотрите! — палец, как указка, летал по воздуху, повторяя фиолетовые линии на воде. — Вот полуостров Арканти… море, острова… дальше — королевство Латур на противоположном континенте. Мы дружим с латурцами. Часто бываем друг у друга. Дорога к ним одна — по морю.

— Почему он…

— Предсказывает?

С кристалла сорвался крохотный светящийся шарик и упал в середину нарисованного моря. Из воды взметнулся фонтанчик, брызги зашипели и расплескались в стороны. Баюр с Яном переглянулись.

— Мы запомним, — пообещал волхв.

Карта исчезла. Пошарив бесцельно по дальним закоулкам фонариком и ни за что не зацепившись взглядом, Баюр кивнул Яну:

— Пора возвращаться.

Темнота шарахнулась от круга света, будто получила хорошего пинка, и помчалась от него без оглядки по каменному коридору, прячась за выступами, а тот гнал её дальше, не давая опомниться, наступая на хвост и прокладывая путь, виляя и выскакивая из-за поворотов, пока не упёрся в вертикальную плиту, загораживающую выход. Баюр провёл по ней ладонью, воскрешая в памяти канувшие в вечность времена, и сообщил ей, безмолвной и бездвижной, своё удивление:

— А здесь почти ничего не изменилось. Я словно попал назад, в своё прошлое, — потом спохватился и добавил: — Вот разве что кристалл, которого прежде не было.

— А ещё макушка скалы разрушилась и раскатилась, — Ян чувствовал себя экскурсоводом, демонстрирующим заезжему гостю местные достопримечательности, хотя именно этот гость ещё в летописные времена все эти достопримечательности и обнаружил. А без его открытия, запечатлённого в древних свитках, он сам ни за что его не смог бы отыскать.

Но волхв не дал себя сбить с главного:

— Но внизу-то! Под землёй всё по-прежнему.

Солнце на выходе из пещеры ослепило и заставило прищуриться. Одинаково синие глаза смотрели друг на друга, словно в зеркало. Налетевший ветер взъерошил волосы, одинаково золотые. На лицо волхва набежала тень, сдвинув его брови у переносицы. «Вот таким был бы мой сын, если бы не…», — опять мелькнуло недоговорённое, несбывшееся, неотболевшее. Ян, не догадываясь о причине внезапной мрачности Баюра, огляделся. Отовсюду трещало, щебетало, жужжало… вот из кустов вспорхнула крупная птица, громко захлопав крыльями, закружила в вышине. После гулкой подземной пещеры с Мёртвым озером, отгородившейся от живой природы, хотелось вздохнуть поглубже. Нет, воздух в пещере не был тяжёлым, напротив, удивительно свежим, видимо, где-то была естественная вентиляция. Но жизнь там остановилась, или её не было вовсе, как в склепе. Может, этим и объяснялся перепад настроения волхва? Или всплыли в памяти дни юности?.. А здесь, наверху, всё куда-то спешило, ежесекундно изменялось, трепыхалось, дышало…

— Куда теперь? — спросил Ян. — В академию к Мастеру?

Баюр тряхнул головой, отгоняя застарелую боль:

— К Мастеру. Вот только заглянем в моё жилище.

На обратном пути по холму, столь обыденном для Яна, волхв будто шёл по невидимой границе меж двух временны́х миров, зеркально повторяющих друг друга, дразнящих свои отражения несовпадениями, наполняя страстную ностальгию гостя из прошлого мощной энергией, словно попутный ветер парус. Обходя красные стволы сосен, выросших на древнем голом холме, он, подняв голову, вглядывался в их горделивую высоту, соизмеряя её с истекшим временем. По левую руку — знакомое с давних пор озеро… Как широко и свободно его дыхание, как молоды и беззаботны его игры с жизнерадостно купающимся в волнах вечным, нестареющим солнцем! Волхв расправил плечи, глубоко вдохнул свежесть и, улыбаясь, посмотрел на Яна, который глядел на него неотрывно. Баюр преображался прямо на глазах: движения его становились упругими, лёгкими, в глазах вспыхивал юный задор. Словно глыбы веков соскользнули с его плеч и рассыпались в прах, возвращая ему не истраченную в этом мире молодость. И Ян уже не мог побороть ощущения, что Баюр его ровесник и что они похожи, как прошлое и настоящее этого мира, как отражения смотрящих друг на друга зеркал.

— Здравствуй, Утёс! — выкрикнул Баюр, не боясь показаться сентиментальным и смешным. — Я вернулся!

Ветер пригнул травы, причёсывая и выглаживая тропинку к жилищу Медведей, вломился в кустарники, зашуршал, растревожив птиц, и они загалдели, взметнувшись тёмным облаком, гроздьями расселись на ближней берёзе, покачивая ветки.

— Разве можно было надеяться… — пробормотал Баюр, ныряя в тёмный скальный проход.

Родовая пещера Медведей тонула во мраке и ожидании. За летние месяцы воздух внутри утратил зябкую сырость, пахло уютным теплом, сквозным сухим ветром. Баюр сразу прошёл к своей каморке, направил витидис на начертанный в углу дверного проёма солярный знак, и дверь открылась легко и бесшумно.

— Здорово! — опешил Ян. — А я не догадался. Орудовал колом.

— Осиновым? — весело съязвил волхв. — Против нечистой силы помогает.

Ян стоял у входа и наблюдал, как хозяин озирает своё жилище. Все оставленные вещи были на прежних местах, нетронутые. И казалось, вышел-то всего на минутку, а вернулся — застал только тлен и седой пепел. Будто жизнь ушла отсюда вместе с волхвом много веков назад, только следы его сохранила… Баюр присел на корточки, приподнял трухлявый пласт, бывший когда-то тюфяком, а теперь распадающийся комками. Пылевая завеса заставила расчихаться обоих визитёров. Рука, нырнувшая в недра слежавшегося мусора, извлекла нечто, от входа не разглядеть, но находка заворожила, приковала взгляд. Когда Ян подошёл и заглянул через плечо, волхв вскинул на него сияющий взгляд:

— Сохранились!

Осторожно стерев густой налёт с тонкого изящного обруча, Баюр одел его на лоб, прижав рассыпавшиеся волосы.

— Туговат… ничего, скоро сам почувствует, как надо. А это браслеты. Один — тебе, другой — мне.

— Зачем?

— Заговорённые. С этими безделушками мы недоступны никакой магии.

— Да ведь и нет никакой магии. И магов тоже.

Баюр посмотрел искоса:

— Знать бы, где упасть — соломки подстелил…

Ян взял браслет, взвесил на ладони. На вид — какой-то серебристый металл или сплав, но весит — совсем ничего, и никакой зелени, ржавчины, коррозии. Пригляделся, протёр. По всей окружности выбиты знаки. Вот шестикрылая звезда — в центре, по сторонам разбегаются символы четырёх стихий, разделённые солярными знаками, и всё вплетено в узорную вязь, у которой ни конца, ни начала…

— Можешь носить на запястье или на предплечье.

Ян вопросительно изогнул брови и услышал наставление с долей насмешки:

— Разгибать по размеру не надо. Это тебе не бижутерия. Он сам ляжет по объёму, не почувствуешь.

— Откуда он у вас? Только не говорите, что сами ковали…

— А вдруг сам? — рассмеялся Баюр. — Ян, давай на ты, а? Никто ведь не знает, сколько мне. Ведь на вид мы… хм… Подозрительно даже, если ты будешь выкать своему другу.

— Действительно! — внезапный поворот обескуражил. — Только… привыкнуть надо.

— В скоростном режиме.

Баюр с сожалением окинул взглядом своё прежнее жилище и решительно шагнул к выходу.

— А картина ваша, может быть, тоже заговорённая?

— Твоя, Ян. Тво-я, — поправил волхв, направляя витидис на знак и закрывая дверь.

— Да. Твоя. Случаем, не заколдована?

— Уже не помню, — хохотнул тот. — Хочешь все секреты враз! Горкой на блюде!

Они вышли из пещеры. Лес, пронизанный солнцем, принял их, накрыв качающимися тенями, беспечно и юно шелестя листвой, не помня вековой своей биографии. Баюр свернул на уже знакомую Яну тайную тропу Медведей и пошёл первым по колено в траве. Вдвоём на ней было тесно, и парень шёл след в след, уворачиваясь от колючих ёлочек одновременно с волхвом.

— Медведи верили, — вспоминал старожил по дороге, — что семнадцать пиков Исполинского хребта управляются Снежными великанами — могучими воинами, героями. И высокогорные владения божественных братьев, блистающие вековечными белыми одеждами, избегали тревожить.

— А ты тайком от них облазил все вершины?

— Ну… не все, — скромничал волхв. — Надеялся встретить серебристую лису, прародительницу Харлиссов.

— И как? Встретил?

— А ты сомневаешься? Откуда, по-твоему, у меня эти таинственные обережные доспехи?

— Её дар?

— Я единственный из детей Харлисс прошёл испытание на верность ей. Вопреки всем опасностям и запретам, — подняв руку, он отвёл мохнатую ветку и пропустил вперёд своего спутника, потом шагнул следом. — Сначала я видел её издали. Серебристый мех сверкал на солнце, слепил. И я шёл за ней к снежной вершине, пока она не возникла рядом, прямо надо мной, на ледяном уступе. Замерла и смотрела на меня… человеческими глазами, — Баюр и сам притормозил, словно вновь переживал волнующее воспоминание. Ян почувствовал его остановку и обернулся. Но рука волхва махнула на заросшую тропу, и шествие возобновилось. — Потом пошла по узкой тропе шагом, оглядываясь и словно поджидая, а я шагал следом. Тропинка привела в высокогорный грот. Хрустальный свод над головой пронизан солнечным светом, искрится, незамерзающий ключ сбегает из ледяной чаши и скрывается в невидимых глубинах горы. На возвышении в центре — дивной красоты ларец. В нём и лежали сокровища.

Тропа, обогнув скальные уступы у подножия утёса, выскользнула к берегу, где шумела и плескалась Элькана, и друзья пошли вдоль берега.

— А Харлисс?

— Она исчезла сразу, как довела меня до тайника.

— А как ты разгадал свои артефакты? — распирало любопытство Яна.

— Не сразу. Однако неожиданно. Как это всегда бывает. Случился раздор с рысьим племенем.

— За место под солнцем?

— Как водится. Восхотелось Рысям поиметь мзду от удачливых охотников-Медведей. Дескать, пусть платят третью часть добычи за промысел у восточного отрога хребта. А заодно повысить свой рейтинг в ранге приоритетов и показать недалёким соседям, кто в доме хозяин. Переговоры назначили на нейтральной территории, в долине. С каждой стороны — вождь, старейшины, волхвы. На меня, юного неумеху, матёрые соседские волхвы смотрели с пренебрежением, даже в расчёт не брали. Их трое, поднаторевших в соперничестве за авторитет, а я один, только вчера вылупившийся из щенячьего возраста. Переглянулись с усмешкой и давай кудесить. Напустили морок на наших. Даже вождь Медведей, а вслед за ним и старейшины в такт их условиям согласно головами кивают. А меня морок не берёт, тут-то я и понял свою силу, сотворил ответное заклинание — рассеял чары.

— Так что переговоры? Чей верх пересилил? — Ян представил себе доисторических политиков на международном совещании и вдруг подумал, что за прошедшие века природа человека, его стремления и жажда власти не так уж сильно и поменялись.

— Э-э! Наш вождь, хоть и Медведь, но дипломат ещё тот! — в голосе явственно слышалась гордость за давно почившего предка. — Независимость отстоял и Рысям выразил покровительственно-дружеское расположение как младшим братьям, не способным за себя постоять.

— А волхвы?

— Сперва растерялись. Потом разглядели на лбу моём ободок — побледнели. Добыть его невозможно, только получить в дар за особенные заслуги как знак признания и покровительства Богини. Спесь их мгновенно слетела, и мне, мальчишке супротив корифеев, в глаза заглядывали бессильно и подобострастно.

— А как же мой? — Ян нащупал под рукавом браслет. — Сработает там, где надо соломки постелить? Или проигнорирует меня как самозванца?

— Какой же ты самозванец? — возмутился волхв. — Всем, кто получил дар Богини из рук владельца, гарантирована защита.

— А что стало бы, Баюр, в противном случае? Ну, без артефактов?

— Что! Медведь принял бы роль вассала, а после непременно бы разразилась война. Не в характере моих сородичей рабскую лямку тянуть.

На переправе через Элькану суетился с лодкой человек, и друзья поспешили ему на помощь. Тот поднял голову, улыбнулся.

— Тинкор? — Ян с разбегу обнял названного деда. — Какими судьбами?

— Хотел вас встретить, да решил, что мы разминулись, — обрадовался встрече отец Лирбены. — Может, в Харлисс? Сольяна пироги напекла.

— На лодке прокатимся с удовольствием, — пожимая ему руку, ответил Баюр. — Но в гости — в другой раз. Нас Мастер ждёт.

— Жаль. Ну да что уж! Загружайтесь.

Быстрая вода подхватила лодку, как лёгкую щепку, и понесла меж живописных берегов к южной окраине академгородка.

— Ну, как прогулялись? С пользой хоть? — Тинкор, печально улыбаясь, смотрел на Яна. Со старшим внуком встречи становились всё реже. И может быть, оттого были бесценными. Особенно после недавнего испуга от его внезапного исчезновения. Видеть его живым и невредимым было несказанным счастьем.

— С Баюром-то? Иначе и быть не могло.

— А нынче с утра в Арканти прибыла дружественная делегация из Латура, — Тинкор сидел на корме, крепко держа руль, хорошо зная, что доверяться коварным играм Эльканы опасно. — Три белые яхты. Пока вы в горах гуляли, Мастер Дарни принимал важных гостей из заморской академии. Не обошлось, конечно, без солидных представителей от нашей короны. Подробностей не знаю. Это всё ваши, учёные дела. Так что над городом и по всему побережью — колокольный звон, от которого, говорят, гости в восторге. В ихних краях колокола не водятся.

— Вечером конференция? — загорелся Ян.

— По всему видать.

— Надо зайти домой, переодеться. Пойдёшь со мной на конференцию? — обратился парень к Баюру.

— Мне интересно. А можно?

— Со мной? — удивился ведущий учёный академии.

Когда переодевшиеся и преобразившиеся путешественники, сумевшие втолковать Эрни, что детей на конференцию не пускают, да ещё занять мальчишку заботой о Ковбое (хотя оба остались в сомнении, что Эрни будет паинькой и не уговорит пса, а за компанию с ним и Санни, на какую-нибудь остросюжетную прогулку), наконец-то подошли к кабинету директора академии, она оказалась заперта.

— Вот и вы! Наконец-то! — душистым вихрем налетела на них Лирбена и тут же потащила по коридору, на ходу вводя их в курс дела и просвещая подробностями, которые они пропустили самым возмутительным образом. — Артур Бартоломео приехал! Собственной персоной! Светило! Приклеился к Мастеру. Тот водит его по лабораториям, демонстрирует достижения, знакомит с проектами, с сотрудниками. Светило оказалось энергичным и любознательным, с ворохом коварных и тупиковых вопросов. Конференция не обещает быть безмятежной.

— Где они теперь? — насколько непредсказуемо-интересными могут быть разговоры учёных (особенно прибывших из-за моря), Ян знал не понаслышке и не хотел их пропустить. Баюру даже почудилось, что у него шерсть на загривке встопорщилась, как у гончей, напавшей на след.

Лирбена ахнула:

— Кажется… в твоей лаборатории.

Ян рванулся вперёд, и только повисшая на его руке синьора Вионти не позволила стремительной поступи, подобающей учёному и вызывающей уважение, перейти в спринтерский забег.

У распахнутых настежь дверей лаборатории и внутри неё толпились сотрудники академии, свои и приезжие, а в центре, рядом с высоким, сухощавым Мастером взмахивал пухлой ручкой кругленький и румяный, как сдобный калач, Бартоломео:

— Это поразительно! Вы, коллега, стоите на пороге великого открытия!

— Не я, Артур. Руководит проектом Ян Вионти. Вот, кстати, и он, прошу любить и жаловать, — обрадовался Мастер, увидев Яна с Баюром.

Бартоломео, сияя и пыхтя, мял руку Яну, едва удерживаясь от вопросов, которые не давали ему покоя:

— Весьма польщён. Да. Не ожидал. Такая смелость в столь юном… гм-м… а впрочем, именно благодаря… Годы приземляют… А вы? — обратился он к Баюру.

— Мой сотрудник. Баюр Райнс, — представил друга Ян. И поспешно добавил: — Моя правая рука.

— Очень, очень приятно, — настала очередь Баюра наслаждаться сдобными рукопожатиями. — Однако, коллеги, моё восхищение вашими идеями и ещё больше — результатами испытаний не победили во мне сомнений. Готовьтесь к бою! У меня целый арсенал контраргументов из собственных исследований. Не отобьётесь от вопросов!

— Отобьёмся! — спокойно и уверенно отрезал Баюр. — У нас тоже арсенал. Посмотрим, кому будет жарче.

— Боец! Снимаю шляпу! — светило с восторгом воззрилось на смельчака. — Не люблю нытиков, заламывающих в отчаянии руки, и скептиков, убивающих идею.

Дарни подмигнул Баюру, и дальше события понеслись вскачь.

В конференц-зале после компактной официальной части дебаты разгорелись почти тотчас. Представляться и представлять научные проекты не требовалось. Учёные двух дружественных королевств давно сотрудничали и хорошо знали друг друга. А мир науки, хоть и един для всех, столь неисчерпаем, неоднороден, непредсказуем, не… словом, спорить всегда есть о чём.

Бартоломео вооружился серьёзными контраргументами сразу против нескольких научных теорий, разрабатывающихся в академии, а потому почти не умолкал и осыпал своих оппонентов довольно ядовитыми замечаниями (неизменно подкреплёнными доказательствами, почерпнутыми из экспериментальных данных), опровержениями и разоблачениями. Аркантинцы тоже в долгу не оставались, разбивая логику противника в пыль и ставя его в тупик.

Ян Вионти, вызвавший самые горячие симпатии светила, подвергся особенно яростной атаке, но ничуть не растерялся и продемонстрировал результаты последних исследований, которые заставили отступить самых упорных скептиков.

Когда температура кипения научных споров стала падать и утомлённые рыцари формул и расчётов уже ослабляли галстуки и расстёгивали верхние пуговки на рубашках, вдруг в очередной раз поднялся с места Бартоломео:

— Я вызываю на дуэль… Баюра Райнса.

— Принимаю вызов, — он поднялся над сидящими во весь свой немалый рост, и контраст с кругленьким учёным выглядел уморительно карикатурным, но никто даже не улыбнулся, потому что здесь ценилась не красота фигуры, а красота мысли.

Дуэли учёных были обычной практикой и вносили оживление в подчас (чего уж скрывать!) рутинную и изматывающую работу. Другое дело, что случались они не часто, в последний раз, дайте-ка припомнить… хм… очень, очень давно…

— Ваши эксперименты с энергетическими полями восхищают необычайной смелостью, а результаты балансируют на грани реальности и волшебства. Однако вы признаётесь, что сбои случаются часто и программу исследований приходится постоянно корректировать. Какого рода сбои происходят? Какую опасность они представляют?

— Любые эксперименты в малоизученных направлениях сопровождаются неожиданностями, которые либо опровергают исходную идею, либо становятся сами по себе открытиями, но уже иного рода. Эксперименты со смещением энергетических полей ещё далеко не исчерпали свои сюрпризы, однако то, что удалось установить, расширяет зону научных поисков, делает их целенаправленными и взаимосвязанными.

— Например? — не сдавался латурец, не удовлетворившись обтекаемым ответом.

— Экспериментально доказано, что в результате смещения энергетических полей открываются порталы, через которые возможно проникновение в иной мир. Технологическая основа таких экспериментов существует, но требуется её систематическая доработка и корректировка…

— Во избежание перемещения непреднамеренного, внепланового, как я понимаю?

— Вот именно. На сегодняшний день обозначены связанные с пиратским проникновением некоторые проблемы, которые не являются исчерпывающим перечнем, это: злоупотребление научным открытием (при условии его тиражирования)…

— Что вы имеете в виду? — светило, безоговорочно признанный гений, был явно чем-то обескуражен, излишне суетлив, он то мял в руках платок, как скульптор глину, то вытирал им раскрасневшееся лицо. Причём, делал это настолько машинально, что, кажется, подсунь ему вместо платка сапожную щётку, он бы не заметил и повторил с ней все означенные процедуры. Баюр же выглядел спокойным и уверенным, будто победа в дуэли была у него уже в кармане.

— Преступления. Экономического и политического характера. Включая воровство в неограниченных масштабах. Узурпацию власти… Словом, откат эволюции в угоду низменным страстям, которые, увы, используя сверхновые достижения, часто погружают общество во тьму предыстории с примитивными и грубыми методами достижения цели.

— Надеюсь, ваши цели иного свойства?

— Вы сомневаетесь в этом?

— Ничуть, коллега. И всё-таки хотелось бы услышать, какие перспективы несёт в себе ваше открытие.

— Перспективы, как и опасности, многолики и далеко не исчерпаны нашими скромными выводами. Например: восстановление природного баланса на клеточном уровне органических объектов, совершивших переход через смещённые границы энергетических полей. Эта перспектива делает медицину практически всесильной.

— Ещё бы! Всего лишь шаг до бессмертия!

— То, что нашими далёкими предками высмеивалось как бредни сумасшедших алхимиков, давно стало привычной повседневностью. Невероятными с точки зрения средневековья открытиями нынче никого не удивить. Бессмертие для наших детей и внуков будет столь же обыденным, как для нас пять органов чувств, обретённых на заре человечества.

— А другие перспективы?

— Другие перспективы прогнозируются легко. Взаимодействие между мирами без привлечения транспортных средств. Дорогостоящее горючее и баснословные энергозатраты уступают дорогу бесплатной природной энергии. Вычтете ещё постройку, содержание и обслуживание этих транспортных средств, высвобождение рук, ума и времени, которые эффективнее и приятнее можно использовать в других областях знаний и творчества. Политические контакты, торговля, научное сотрудничество…

— И комфортные условия для злоупотреблений.

— Об этой изнанке медали, или если хотите — кривом зеркале идеи, я уже говорил. Именно эти опасения вынуждают к секретности и осторожности.

Дуэль продолжалась более часа. Мастер Дарни, Ян и Лирбена с Грегором, переживавшие в самом начале за Баюра (Бартоломео умел обламывать учёных высоких рангов, не смущаясь авторитетами), были приятно удивлены, как свободно и непринуждённо Баюр чувствовал себя в русле затронутых проблем, словно сам был автором и разработчиком многих проектов, без усилий сыпал аргументами, обезоруживая своего оппонента. Так что вскоре они уже сами не помнили, что он вовсе не сотрудник академии, и с интересом следили за хитросплетениями дуэли.

Под занавес баталии Бартоломео сделал провокационный выпад:

— Мы говорили о непреднамеренных поворотах экспериментов, случайностях, но не назвали переходы в иное время, в иные среды обитания живых организмов, в том числе значительно удалённые от нашей галактики. Что вы скажете об этих перспективах?

— Непредсказуемость результата исключает участие человека в подобных экспериментах, — и здесь нашёлся несгибаемый дуэлянт. — Сейчас разрабатывается программа, которая позволит без риска для человека совершать подобные путешествия со сбором информации и материальным подтверждением (или опровержением) гипотез.

Закончилось сражение под одобрительный гул аудитории и без преимущества набранных очков — вничью. Раскрасневшийся и возбуждённый Бартоломео объявил, что завтра прибывшие с визитом три яхты отправляются в обратный путь:

— Я безмерно счастлив принять на борт моей «Сантины» делегацию учёных дружественного королевства для ответного визита и участия в задуманном мною проекте. В состав делегации с позволения Мастера Дарни, — он церемонно отвесил поклон директору академии, — я прошу включить Яна Вионти и Баюра Райнса, которые сегодня продемонстрировали блестящее владение научным инструментарием и великолепную бойцовскую активность, — последние слова потонули в грянувших аплодисментах, подтверждающих согласие латурских учёных со своим лидером и выражающих гордость аркантинцев своими коллегами.

Глава 2

Остров Трувера

Полуденное солнце усердно припекало прогуливающихся по палубе людей, и они, не выдержав его жарких объятий, спешили укрыться в каютах. Никто не отвлекал разговорами Яна и Баюра, и они вдвоём наслаждались захватывающей дух безбрежностью морского простора. Полуостров Арканти давно скрылся из виду, и три белоснежные яхты, разрезая упругие волны, устремились в открытое море. Впереди — «Сантина», а следом за ней на расстоянии — «Принц Ди» и «Корса».

Баюр развалился в шезлонге и, закрыв глаза, подставил лицо солнцу. Ян, облокотившись на поручень, смотрел на оставляемую яхтой дорогу, словно распаханную плугом и отваливающую взрезанные пласты по обе стороны, расплёскивающиеся волнами. Судёнышко тряхнуло, он оторвался от созерцания пенящихся бурунов, оглянулся:

— Баюр, ты не боишься морской болезни?

— А что это? — лениво улыбнулся тот, не открывая глаз.

— Понятно, — хмыкнул Ян. — А вот наш Артур мается.

— Да что ты? — удивление мгновенно стряхнуло сонливость. Волхв выпрямился, оторвавшись от прогнутой спинки шезлонга: — А зачем же он завёл себе яхту?

— Красиво. И престижно. Может он позволить себе невинное тщеславное удовольствие?

— Удовольствие зеленеть, запершись в каюте? — уточнил приятель, не оценив сомнительного честолюбия, требующего принесения себя в жертву.

— В дальние путешествия он отправляется редко. А лёгкие прогулки у берегов Латура не вызывают тошноты.

Облокотившись на леерное ограждение рядом с Яном, Баюр глядел в морскую даль и улыбался:

— Давненько я не выходил в открытое море.

— Бывал в плавании? — как многого он не знает о своём друге. А ведь как, должно быть, богата его биография! — Расскажешь?

— Как-нибудь. В другой раз.

Из кокпита один за другим показались доктор Карлайль и латурец Хорест Трувер, невысокий, но плечистый и крепкий, который держал в руках развёрнутую карту и что-то быстро говорил. Ян, глядя на него, подумал, что, не зная его как учёного, он легко принял бы Трувера за бывалого матроса. Сходство довершали короткая густая бородка на широком круглом лице и неизменная трубка, которая, если не попыхивала у него в зубах, то торчала из нагрудного кармана.

— Ян, — обрадовался Карлайль, — как хорошо, что мы вас нашли. Вот коллега утверждает, что вечером мы подойдём к острову с юго-восточной стороны, где можно сойти на берег для ночёвки. Однако на карте в этом месте нет островов. Что вы на это скажете?

Ян с Баюром расправили карту и рассматривали указанный квадрат, а Трувер нетерпеливо постучал пальцем в нарисованное море и пояснил:

— Вот здесь. Не отмечен почему-то. Может быть, слишком мал для карты. А нам — в самый раз. Отдохнём, на костре моллюсков пожарим. А утром снова в путь.

— Вы что-то напутали, Хорест, — не унимался Карлайль. — Что вы можете понимать в морских картах?

— Я видел его! — уязвлено воскликнул Трувер, словно его, учёного, обвинили в подтасовке экспериментальных данных. — Когда плыли в Арканти! Песок, редкие кустики. Удобная швартовка.

— Пустой разговор, — остановил спор Баюр. — Надо спросить у капитана.

Все головы повернулись к рубке. Там, за стеклом иллюминатора, строгий и подтянутый, почти аристократичный капитан Молинер спокойно стоял, слушая старпома, который резко взмахивал одной рукой, указывая на юг, другой держал румпель. Капитан кивнул, коротко что-то ответил и спустился по лестнице в каюту.

— Старпом в рубке, — Труверу было досадно, что ему не поверили. — Уж он-то не может не знать про остров.

Старпом, увидев делегацию, поднимающуюся к нему в рубку, сделал суровое лицо, сверяя курс по компасу, всем видом показывая, как тяжела и ответственна его вахта. Этот морской волк ещё помнил, как нёс боевую службу на настоящем военном корабле, пока его не списали на сушу по возрасту и он вынужден был довольствоваться наймом на мелкие судёнышки частных владельцев. Однако доктор Карлайль, не замечая напускной угрюмости и начальственной важности, по-домашнему просто и радушно приветствовал его и, показывая свою карту, снова усомнился в существовании острова Хореста Трувера. Старпом усмехнулся, отвёл рукой, похожей на клешню глубоководного краба, сухопутную карту, хрюкнул: «Детские шалости!» — и гордо достал свою, а вернее, капитанскую:

— Морская. Здесь всё, что может встретиться. Без фантазий.

Головы учёных тут же склонились над картой, которую без подготовки прочесть оказалось не просто. Обилие цифр и линий разного цвета, которые, видимо, обозначали глубины и течения, сначала сбивало с толку, пока не догадались сравнить очертания береговых линий с простой и понятной «сухопутной» картой.

— Здесь тоже нет! — торжествовал Карлайль, словно доказал научную гипотезу на учёном совете.

— А вы, — обратился Трувер к старпому, — разве не видели этот остров?

Забыв о своей важности, тот поскрёб в затылке:

— А ведь и правда, видел… Значения не придал.

— Вот! А я что говорил! — пришла очередь Трувера торжествовать. — Ведь не приснился же он мне!

— Но ведь на карте… — растерянно бормотал Карлайль. — Даже морской…

— Когда она составлена! — многоопытно отмахнулся морской волк. — Острова появляются и исчезают. Мир не застыл на месте. Реки меняют русла, горы — очертания. А в море сюрпризов — не счесть!

— Как скоро мы его увидим? — Баюр спрашивал старпома, но смотрел почему-то на Яна. И лицо его было серьёзным.

Клешня краба поднялась ко лбу, загораживая солнце, а её обладатель сощурился в морскую даль, что-то прикинул в уме, крякнул, потом сказал:

— Точно не определить. Координаты острова не снимали…

— По моим расчетам — ещё засветло, — не вытерпел ожидания Трувер, про которого как-то забыли, задвинув на задний план, хотя честь открытия принадлежала именно ему, и он ревниво напомнил о себе.

Моряк посмотрел на него с любопытством:

— Хотите стать на якорь?

— И переночевать на острове, — подтвердил Хорест. — Думаю, капитан возражать не будет.

— А «Принц Ди» и «Корса»?

— Места хватит всем, — щедро пригласил учёный. И поспешно добавил с улыбкой: — Если они захотят присоединиться, — в том, что кто-то может отказаться от заманчивого приключения, у него даже мысли не возникло.

Ян шагнул к Баюру и сказал чуть слышно:

— Не смотри на меня так выразительно. Я помню. Карта на Мёртвом озере…

— Может, кристалл указывал именно на этот остров?

— Знать бы ещё, что значит тот его фонтанчик.

— Скоро узнаем.

Пока решался вопрос о ночёвке на острове с визитом к капитану, с рассуждениями и спорами, а больше всего — с любопытством и азартом первооткрывателей, Ян и Баюр, которые не проявили организаторской активности, отправились навестить Бартоломео. За короткое время знакомства они успели найти общий язык с латурским учёным, который сразу воспылал к ним симпатией и сам предложил перейти на ты. Все трое проделали это легко, ибо Артур оказался в общении простым и доброжелательным.

В полумраке каюты, дверь которой была не заперта и чуть скрипнула, пропуская незваных гостей (которые, кстати, не удосужились постучать и вошли как к себе домой), на койке лежало измученное приступами тело. Оно повернуло голову на скрип, давясь дежурным приветствием:

— Добро пожаловать к умирающему…

Разглядело ли оно вошедших или всех так встречало, друзья не поняли. Да на сей момент такие подробности были не актуальны. Уж больно жалкое зрелище представлял собою совсем недавно пышущий здоровьем румяный колобок.

— Рановато собрался, — усмехнулся Баюр, прямиком направляясь к койке. — Сейчас поставим тебя на ноги. Пропустить такое событие, как открытие новой земли, тебе, учёному, непростительно. Потом придётся корить себя всю жизнь!

— Что ты собрался со мной делать? — забеспокоился Бартоломео. — Уже все таблетки сожрал, без толку!

— Лежи тихо, Артур. Закрой глаза, думай о приятном, — волхв опустился на край постели, его проворные пальцы стали расстёгивать на груди страдальца рубашку.

— Ты что, гипнотизёр по совместительству?

— А тебе известно, дорогой мой, что Хорест Трувер в данный момент занимается открытием острова, которого нет ни на одной карте?

— Авантюрист, — со свистом выдохнул толстяк. — Ему бы пиратом родиться, завоевателем каким-нить…

— Смейся-смейся. Но «Сантина» скоро пристанет к неизвестному необитаемому (предположительно!) острову. И ты должен первым сойти на берег. Иль ты не вожак своей учёной стаи?

— Вожак, — вздохнул Бартоломео. Он лежал с закрытыми глазами и чувствовал, как Баюр, откинув полы его рубахи, положил что-то на грудь, как прохладными ладонями выглаживал круги, разгоняя немощь, надавливал какие-то точки и снова вращал… И вдруг в голове прояснилось и он удивился затеянному разговору:

— Какой остров? — он приподнялся на локте и переводил взгляд со своего лекаря на ухмыляющегося Яна, который, как ассистент фокусника, заведовал реквизитом и посему приступил к застёгиванию рубашки, чтоб никто не обнаружил следов эксперимента на подопытном. — Очередной розыгрыш?

— Лежи-лежи, — парень с заботливостью сестры милосердия наклонился над ним и устроил его голову, словно кукольную, на прежнее место.

— Да вы никак отпеваете меня! Сложили мои останки в койку, как в гроб…

— Это ты умирать собрался, — напомнил Баюр, — а мы пришли подлечить тебя.

— А чего меня лечить? — возмущённо возопил «умирающий». — Я совершенно здоров! — и, опомнившись, сунул под рубашку руку, зашарил. Предмет, который только что лежал на груди и будто очищал задымлённое дыхание, глушил подкатывающую дурноту, собирал в кучку рассеянное внимание и фокусировал взгляд на конкретных предметах, исчез. — Еда! — Бартоломео вскочил и бросился к холодильнику. — Как давно я не ел!

Ян открыл иллюминатор:

— Солнце садится, — и, взглянув на «больного», рассмеялся: — Тарелку не проглоти.

— Вот умру ш голоду, — вгрызался в холодную курицу Бартоломео, хрустя прожаренным крылышком, — пропадёче беж меня! Кого вышаживать первым на оштроф штанете? Кштати, што жа оштроф?

— Насыщайся. Время терпит.

В открытый иллюминатор ворвался топот ног по палубе и крики:

— Вон! Смотрите! Вон мой остров!

— Трувер! — Бартоломео вскочил и вылетел за дверь, Ян с Баюром метнулись следом.

У борта яхты столпились учёные и моряки. Друзья, налетев на них и затормозив, тоже вперились взглядами в видневшуюся в полумиле от яхты пустынную желтоватую полоску земли. Несмотря на все шуточки в её адрес, на неказистый вид нежданно-негаданно явившегося островка, на всех лицах застыло восторженно-потрясённое изумление, которое через несколько мгновений уступило место ликованию и горячим обсуждениям, оценивающим перспективы высадки. Бартоломео, проникшись торжественностью момента, а заодно вспомнив свою руководящую роль, начал вдохновенно витийствовать:

— Это будет величайшим открытием! Наше Географическое общество позеленеет от зависти, как их паршивая ящерка! — латурцы понятливо заулыбались, вспомнив герб-эмблему Общества: глобус и бесхребетно изогнутое зелёное пресмыкающееся, то ли бегущее по шару, то ли со страху вцепившееся в него, чтобы не упасть. — Мы назовём его Остров Трувера! — Артур с чувством тряс руку сияющего коллеги. Хорест застеснялся, опустив голову, лицо его разрумянилось, но глаза из-под густых бровей горделиво посверкивали на обступивших со всех сторон товарищей и соперников по разрабатываемым золотоносным жилам в граните науки. — Только не вздумайте переметнуться из академии в путешественники! — шутливо пригрозил вожак учёной стаи. — Я не отпускаю!

На лице доктора Карлайля застыла маска удивления. Он не мигая изучал пышущее энергией и излучающее бурлящую жизнерадостность лицо воскресшего коллеги. Не далее часа назад он имел возможность убедиться в самом плачевном его состоянии:

— Как вы себя чувствуете, Артур?

— Превосходно.

— Когда я видел вас днём… гм-м… — изумлённый взгляд продолжал обшаривать румяное лицо колобка, чуть не подпрыгивающего от избытка чувств, пытаясь обнаружить признаки недомогания и подозревая оптический обман, — даже предположить не мог… такую быструю перемену.

— Симулянт, — зевнул Ян.

Бартоломео предпочёл не заметить выпад:

— Я как руководитель научной экспедиции должен первым сойти на остров, чтобы не подвергать мою команду неожиданным опасностям, — от осознания важности своей миссии он раскипятился и пыхтел, как самовар.

— Судя по наблюдениям, — вставил Трувер, — остров совершенно пустынный. Кроме мелких зверюшек, вы никого не встретите.

— Ящериц? — хохотнул Бартоломео. — Изловим одну и предъявим как вещественное доказательство нашим занудным географам-разиням.

Капитан Молинер отдавал распоряжения матросам, потом подошёл к учёным:

— В бухту заходить не будем: дно у берега не исследовано. Станем на якорь в стороне и спустим шлюпки.

Подготовка к высадке пошла полным ходом. Планировали отправиться для обследования острова и ночёвки только семеро учёных и пара матросов, остальные члены команды во главе с Молинером оставались на борту яхты. «Принц Ди» и «Корса» отказались участвовать в сомнительной экспедиции и сообщили по рации, что станут на якорь в пределах видимости (на всякий случай) до утра.

Солнце, израсходовав запасы раскалённого дыхания, будучи в зените, уже не палило так нещадно, как днём, и, уходя на покой, устало наблюдало, как шлюпки причалили к берегу, как копошились возле них люди, не умеющие жить спокойно и размеренно и вечно находящие проблемы на свою… голову.

Закрепив шлюпы на берегу, люди озирали унылые песчаные окрестности, столпившись возле Бартоломео, который принял на себя роль главнокомандующего:

— Обследовать остров нужно до захода солнца, налаживать костры и ночёвку можно и в темноте, — и, обратившись к матросу, уточнил: — Бруно, сколько времени в нашем распоряжении?

— Часа два. От силы два с половиной.

Бартоломео размахивал руками, деля остров на квадраты, членов экспедиции — на группы, двигался азартно и быстро, как ртутный шарик, командовал уверенно, будто всю жизнь только тем и занимался, что открывал необитаемые острова.

Баюр и Ян разделиться не пожелали и теперь шли, увязая в песке, поглядывая по сторонам.

— На морском дне песок в точности такой же, — делился наблюдениями Баюр. — И вообще…

— Согласен. Похоже, это и есть дно, поднявшееся на поверхность. Да и сам песок… обрати внимание — чистый, промытый, ветер не успел запорошить пылью. Будто возник…

–… самое большее — с неделю назад? А ты заметил засохшие пучки травы?

— Заметил. Это водоросли. Засохли, но ещё не облетели. Значит…

–…потому и на карте нет, — волхв усмехнулся. — А ведь могли не поверить Труверу. Молодец — настоял!

— Много ракушек, — перечислял находки Ян. — Некоторые очень большие. На берегу таких не найдёшь.

— И острые, — Баюр поднял ногу, рассматривая порез на подошве.

— А я сначала разуться хотел. Раковина!

— Размеры впечатляют, — присвистнул волхв. — Явно из морских глубин. А что это за кустики? На материке я таких не встречал.

— Я тоже, — Ян наклонился, ощупывая находку. — Кораллы.

Баюр оглянулся вокруг, размышляя вслух:

— С какой стати этот островок поднялся на поверхность? Если, конечно, наши предположения верны… — в голосе сквозила подозрительность. Жизненный опыт подсказывал ему, что из ничего ничего не возникает без уважительных причин. — Обычно такое случается в результате тектонических катаклизмов… ну там, извержения глубоководных вулканов… чего-нибудь глобального… вроде смещения полюсов, падения гигантских космических объектов. Но ведь подобных происшествий не было?

— А это что за след? — указал Ян на вмятину в песке с чётко прорисованными контурами.

— Здесь что-то лежало. Мокрое и довольно долго, — Баюр внимательно рассматривал большой круг, похожий на глубокую тарелку с присохшей к дну плёнкой-шелухой, потрогал пальцами края. — Потом высохло, и песок затвердел.

— Большая медуза? С глубины? — предположил приятель.

— Очень может быть. На таком-то пекле. Поднимайся. Пойдём дальше.

Песок неровно бугрился по сторонам, молчаливо удовлетворяя любопытство людей, но и сам зорко наблюдал за исследователями. В наступившем сумеречном свете казалось, что он ожил и даже слышалось по сторонам и сзади сухое шуршание и как будто даже движение, от чего холодок пробегал по спинам.

— Наверное, ничего нового мы не найдём, — пробормотал Ян. — Встречается всё то же, что и вначале.

— Не скажи, — его спутник пристально вглядывался в густеющую мглу впереди. — Вон, посмотри. Что-то валяется.

Они подошли ближе. Бесформенная груда при внимательном осмотре начала принимать осмысленные очертания. Изрядно прогнившие толстые доски, покрытые илом, засохшим и обвисшим грязными лоскутами, были похожи на обломки небольшого судна.

— Затонувшая шхуна? Потерпела крушение… — предположил Ян.

— Судя по всему, покоилась на дне, — Баюр пнул башмаком находку, потоптался на месте: — Что-то у меня под ногами… Ты лопатку прихватил?

Короткие походные лопатки замелькали наперегонки, но засыпанная песком находка находилась неглубоко, и через пару мгновений они заскребли по твёрдому. Копатели, переглянувшись, стали разгребать песок руками.

— Доводилось прежде клады раскапывать? — ухмылялся Баюр.

— Нет. А что?

— Хватку профессиональную ни с чем не спутаешь, — язвительно похвалил волхв.

— У меня учитель хороший, — парировал Ян в тон насмешнику.

Из песка показался рундучок, простенький, матроский, обитый железными полосками. Поржавевшие, но впечатанные в просмолённое дерево, они сохранили свои функции, и рундучок оказался крепким, хоть и потрёпанным с виду.

— Вытаскиваем, — скомандовал Баюр. — Да не за ручку! Бери снизу.

Стряхивая налипший песок и рассматривая замки, волхв, алчно облизнувшись, поинтересовался:

— Как делить сокровища будем?

Поняв, что приятелю, соскучившемуся от пустопорожнего плутания по вязкому песку, невтерпёж подурачиться (надо же как-то раскрасить идиотскую маршировку в потёмках по пустынному острову, который не удосужился удивить их ничем интересным), Ян включился в игру:

— По справедливости.

— Ну, гляди… — пригрозил Баюр. — В драку потом не полезешь?

— Ничего заранее не обещаю. Уж как получится.

С замко́м, который еле держался, справились легко, а вот крышка, плотно подогнанная, успела врасти в стенки, и Баюру пришлось снимать с пояса нож, больше похожий на боевой кинжал, надрезать и отковыривать её. Предусмотрительный хозяин упаковал свои вещички в крепкий кожаный мешок на случай, если влага всё-таки просочится внутрь. И теперь кладоискатели, вытряхнув из него содержимое, с любопытством разглядывали чужое барахло.

Баюр вытянул двумя пальцами из кучи нижнее бельё — рубаху и порты, повертел перед глазами:

— Это тебе, — принялся он за делёжку. — Снова тебе… Обратно тебе…

Ян покатывался со смеху, только успевая подставлять локоть и отмахиваться от летящего в него тряпья:

— Ты себя не обделил?

Вещички погибшего моряка были неказистыми, самыми обыкновенными, которыми даже ни один музей не заинтересуется — такого добра у них навалом, и чтобы разочарование не испортило чудный вечер, друзья устроили пикировку остротами. Кроме неинтересных тряпок, на дне обнаружились складная лопатка, фляжка в кожаной оплётке, керосиновый фонарик с треснутым стеклом и незаправленный, ложка с короткой ручкой, кружка…

— О! — волхв выудил из погромыхивающего вороха тёмно-зелёную бутыль, поболтал: — Успел вылакать! Порожнюю посуду хранил как реликвию.

— Для сугрева души?

— Лекарство против страха! — уточнил Баюр, оправдывая бывшего владельца «несметных сокровищ».

— Нет, для призыва дорогих гостей, — изощрялся его приятель, изобретая назначение загадочного сосуда. Вернее загадочную причину хранения этого хлама.

— Каких?

— Ну, его глюки, как пить дать, превосходят моё воображение. Мне на ум приходит только Белая горячка под руку с морским дьяволом — опыта маловато.

— Наверстаешь! Ты способный… — утешил его новоявленный грабитель, разгребая чужое добро. — А вот и закуска! — в Яна полетела маленькая коробочка, пойманная им на лету.

— Таблетки морфина? — вот уж чего не ожидал, даже шпилька забылась, готовая поразить подлые намёки приятеля.

— Да тут его немерено. Не хватит — проси добавки!

— За последнего жлоба меня держишь? Поделим поровну, в натуре! — Яну удалось-таки припомнить разбойный жаргон, чтобы полновесно перекрыть щипки знатока. Где он, кстати, поднабрался умений в таких разговорчиках? На пиратской шхуне служил?

— По справедливости! — напомнил сообщник. — А для полного комплекта — азартные игры! — Баюр победно потряс над головой замусоленной колодой карт. Даже кости имеются. Ну, это для бисовых шулеров. Шоб у них мигалки повылазили!

— То есть для нас? Или ты ещё кого-то имел в виду?

Из чрева рундучка, с самого дна, шарящая рука выдернула ещё один кожаный мешок, довольно объёмный, но сильно приплюснутый, волхв дёрнул за шнурок, стягивающий горловину, принюхался:

— Матерь божия! Да это ж наркобарон! — запустил руку внутрь, вытянул шмат тускло-зелёного сена. Дневной свет давно сменился на глубокий вечерний, но фонарь не включали, ещё можно было и без него всё разглядеть вблизи, а тем более унюхать. — Конопля! А это? Тьфу, колючая, зараза! Семенная шишка дурмана!

— У тебя все пальцы в пластилине… — охота к шуткам и дурачеству как-то сама собой уступила место озадаченности. Зачем простому морячку (судя по незатейливому набору интимных принадлежностей) такая уйма наркотиков? Целую армию свалит в беспамятстве. Может, он диверсант? С таким экзотическим оружием? Другого-то у него не было. По крайней мере, они не нашли.

— Чёрт! — волхв брезгливо вытер коричневую дрянь о сухую траву, и она посыпалась обратно на дно рундука. — Жмых!

— Чего?

— Опий-сырец, готовится из сока мака.

— Пережрал дурмана? И отправился на дно?

— А это что? — Баюр замер.

Скрученный трубочкой кусок кожи, перетянутый бечёвкой, выкатился из переворошённой кучки вещей и наткнулся на воткнутую в песок лопатку. Срезав бечёвку, волхв расправил рулончик и ахнул:

— Карта! А морячок-то непростой!

Ян тоже уставился в разрисованный клочок кожи:

— Остров сокровищ!

И Баюра снова пробило на шпильку:

— Жадный ты, ваше благородие. Сокровища ему подайте! Стыдно, брат. И нехорошо.

— Пиратам и расхитителям гробниц положено.

— Неизвестно, что он искал. Может, и не сокровища вовсе.

— Вот вы где! — увязая в песке и опыхиваясь, к ним спешил Бартоломео, за ним едва поспевал Карлайль. — Наши уже развели костёр, разогревают ужин. Пошли, а то эти проглоты оставят нас голодными.

Баюр быстро сунул карту за пазуху и встал.

— Нашли что-нибудь? — заглянул в яму толстяк.

— Да так, ерунду всякую, — Ян заталкивал в сундучок барахло и прилаживал замок.

— Идеи есть?

— А то!

— Обсудим у костра. Живенько, живенько!

Разговор у костра не горел таким энтузиазмом, с каким ступили на остров учёные. Исходив вдоль и поперёк открытую землю, где земли как таковой не обнаружили, наломав непривычные ноги в сыпучем песке, люди мечтали лишь об одном — поскорее растянуться на одеялах под сияющим звездным пологом и отдаться сну. Отчеты первопроходцев были похожи друг на друга, как две капли воды: находки у всех были одинаковыми, поэтому и выводы совпадали. Только рундучок погибшего моряка заставил всех встрепенуться, но и то ненадолго, ибо он не таил в себе не только сокровищ, но и вовсе ничего интересного. Кроме склада наркотиков, которые за давностью и ненадёжным способом хранения, скорее всего, потеряли товарную ценность (правда, проверять на собственном опыте никто не рискнул). Намерения погибшего морячка (в смысле распоряжения ядовитым грузом, запрещённым законом) остались невыясненными. А теперь уже и не выяснятся никогда. Так что вскоре над уснувшим островом воцарилась тишина, которую нарушали лишь всхлипы набегающих на берег волн.

Глава 3

Кракен

Баюр проснулся от озноба. Утренняя свежесть осы́пала его мурашками и заставила встряхнуться. Он посмотрел на мирно посапывающих учёных, на седое кострище без признаков дымка, на розовеющий горизонт. Ещё все спят? Хорошо! Можно спокойно рассмотреть карту, поразмышлять. Он приподнялся, встав на колени и разминая затёкшие мышцы, огляделся вокруг. Что-то изменилось. Кажется, яхты были с другой стороны острова, когда он ложился спать. Неужели он вчера так устал, что перепутал стороны света и расположение яхт? Быть того не может. А рассвет? Он что, теперь рождается на западе? И вдруг горизонт поплыл перед глазами. Закружилась голова? С чего бы? Он вскочил на ноги. Нет! Голова не кружилась — кружился остров…

— Ян!!!

Сонные глаза разлепились, прищурились на волхва:

— Рано ещё.

— Быстро!!!

— Голова кружится.

— Нет, Ян. Это остров плывёт.

— Что?!! — вскочив на ноги и не успев поднять общую тревогу, подброшенный мощным толчком, он вместе с Баюром свалился на песок.

Горизонт в вихре калейдоскопа смешал голубое, розовое и оранжевое, завинчиваясь вокруг острова, как пробка на бутылке с закупоренными в ней людьми. Вырвавшийся из воды дикий рёв заложил уши, море покрылось рябью. Повскакавшие в панике учёные беспомощно озирались в поисках причины происходящего. Невольно все взоры устремились на место, где вечером пришвартовали шлюпки, и на яхту — единственный путь к спасению от взбунтовавшегося острова.

Шлюпки разбросало далеко от «берега» и крутило в водовороте, а на «Сантине» кипел настоящий бой. Все, кто оставался на яхте, высыпали на палубу и отбивались попавшимся под руку инвентарём от гигантских щупалец, которые с разных сторон захватывали судно, омерзительно извиваясь и неся неминуемую гибель. В лучах восходящего солнца посверкивали кухонные ножи, кортики и топорики, но главными в битве были палки, отломленные бог знает от чего, которые против чудовища были абсолютно бессильны. «Принц Ди» и «Корса», совершенно не способные противостоять гигантскому спруту, сначала мирно спавшему и выглядевшему, как безобидный песчаный островок, а теперь рассвирепевшему, поднявшему бурю, уничтожающему всё в пределах досягаемости, уходили на безопасное расстояние в надежде уберечь от гибели хотя бы тех, кто оставался у них на борту, а также выловить из пучины чудом спасшихся жертв чудовища.

«Остров» начал погружаться, а когда вода поднялась людям выше пояса и они в ужасе смотрели друг на друга, не представляя себе, что можно предпринять, вдруг выпрыгнул, словно ужаленный снизу, показав огромное бордово-сизое тело с чёрными и красными прожилками. Необъятная пасть с бесчисленными острыми зубами в обрамлении мощных извивающихся щупалец раскрылась, чтобы издать очередной рёв. Двое учёных не удержались на теле спрута и были смыты вместе с песком и воплями в море, но монстр не дал им утонуть, а заглотил вкупе с мутной водой, тут же отрыгнув её обратно.

Бартоломео вцепился в Баюра:

— Я не умею плавать!

— В брюхе у кракена тебе это умение ни к чему.

На «острове» осталось всего трое — Ян, волхв и вцепившийся в него мёртвой хваткой Бартоломео. Карлайль, Трувер и сопровождающие их два матроса скатились по скользкому боку спрута в море и в панике плыли подальше от монстра, щупальца которого были заняты яхтой.

— Зачем ты меня вылечил? Лучше бы я болел в своей каюте.

В это время раздался треск, и «Сантина», увитая в фиолетово-бордовый шевелящийся кокон, треснула, как хрупкая скорлупка. Оставшиеся в живых люди попрыгали в воду и поплыли, надеясь спастись от страшной участи.

— Думай, Баюр! Ты же мудрый… и изворотливый, — Бартоломео, не надеясь на свою изобретательность, тем более на способность противостоять чудовищу, смотрел на волхва, как утопающий на соломинку.

— В воду не прыгать, — принял волевое решение волхв. — Держаться на загривке кракена до последнего. Возможно, он даже не знает, что мы у него на «шее». Сейчас покуролесит, пойдёт на глубину, а мы поплывём.

Ян повиновался приказу беспрекословно, немедленно ухватившись обеими руками в шевелящиеся на скользкой спине монстра отростки неизвестного назначения. Бартоломео и рад был бы подчиниться, но понятия не имел, как это сделать, и жалобно промямлил:

— Да, но я…

— А ты, Артур, держись за меня.

Руки светила клещами сомкнулись на ремне волхва и судорожно закостенели. Теперь отодрать его можно было только вместе со штанами.

Неизвестно, когда собирался кракен на глубину, а пока он кружил на одном месте, устраивая водовороты и опасные воронки, ревел и лязгал челюстью. Длинные толстые щупальца то свивались кольцами, то вытягивались и шарили в поисках добычи, взбалтывая морские волны до пышной белой пены.

На счастье жертв, толстая и скользкая шкура монстра обросла, словно пучками травы, короткими, шевелящимися отростками, которые первым заметил Ян. Баюр по его примеру тоже вцепился в них, толстяк же не выпускал из стиснутых кулаков ремня, считая его самым надёжным спасательным средством. Мерзкие отростки и в руках продолжали шевелиться, но отвращение, равно как и другие чувства, уступило место одному единственному инстинкту — неукротимой жажде спасения. Соскальзывая и поддерживая друг друга, они потеряли счёт времени. Им казалось, что кракен бушует уже целую вечность, что их му́ке не будет конца, что занемевшие пальцы вот-вот разомкнутся и они свалятся в море, чтобы отправиться в ненасытную утробу чудовища.

Сколько бы ещё смогли продержаться узники «острова», чтобы не сползти в пучину, бог весть. Но вдруг кракен остановился, спрятал щупальца-убийцы под воду, притих. На поверхности моря остался прежний остров, только теперь уже без песка. Люди перевели дух.

— Всё равно здесь оставаться нельзя, — прохрипел Бартоломео. — Надо выбираться.

Баюр кивнул, разжал занемевшие пальцы и огляделся вокруг. Далеко, у самого горизонта, были видны мачты дрейфующих яхт, ожидающих и вылавливающих спасшихся. Волны, постепенно успокаиваясь, выравнивали зеркальную поверхность моря, и трудно было поверить, что четверть часа назад здесь бушевал ураган, погибли люди, яхта, шлюпки…

— Спускаемся тихо в воду. Вот здесь, — командовал Баюр. — Без всплеска, бултыхания. Постарайтесь создавать как можно меньше волн, чтобы кракена не растревожить. Плывём к яхтам. Ян, ты хорошо плаваешь?

— Я вырос на море.

— Артур, держись за мой ремень, не шевелись, повисни тряпкой.

Им удалось бесшумно спуститься в воду, и они осторожно, без гребных взмахов и брызг поплыли, пользуясь затишьем, держа курс на виднеющийся у горизонта «Принц Ди». Бартоломео повис на ремне Баюра и не шевелился, превратившись в дохлую рыбу, Ян плыл рядом, подстраховывая толстяка. Десять метров от «острова»… двадцать… двадцать пять… Баюр оглядывался, следя за безмятежно застывшей тушей чудовища на поверхности, прислушиваясь к обманчивому спокойствию. И вот, когда уже избавление от участи десерта стало почти физически ощутимым и воспрянувшие пловцы, окрылённые надеждой на спасение, рванули изо всех сил, «остров» медленно затонул, а из воды бесшумно поднялась зловещая пасть, раскрылась на необъятную ширину и стремительно понеслась за беглецами. Они оказались лёгкой добычей. Последнее, что они увидели, были огромные челюсти, которые с лязгом сомкнулись над их головами.

***

— Какая ужасная смерть! — капитан «Принца Ди» Доккар опустил бинокль. — Они сумели уплыть далеко. Ещё немного — и мы бы выловили их и спасли.

Собравшиеся на палубе люди, с биноклями и без, потрясённые, в гробовой тишине осмысливали и переживали случившуюся трагедию. Монстр, проглотивший последних оставшихся в живых «островитян», не сумевших его обмануть и убраться подальше, исчез из виду, уйдя на глубину и сделав их дальнейшее пребывание в здешних водах не только бессмысленным, но и опасным. Наступившая тишина звенела в голове натянутой струной, и её напряжение не в силах были разрядить ни крики чаек, вьющихся над пиками мачт, ни мерное похлюпывание волн у бортов яхты, ни ласковое тепло набиравшего силу дня. Откуда-то издалека, из прошлой жизни, давно забытой и ставшей смутным воспоминанием, донеслось:

— Поднять якорь! — капитан спешил покинуть опасный квадрат, чтобы трагедия, столь наглядно и убедительно продемонстрированная, не дотянулась ещё и до них. — Полный вперёд!

Из тех, кто отправился в экспедицию на остров, удалось спастись только Карлайлю и Труверу (последний не простит себе своего открытия до конца жизни), да с «Сантины» — старпому, двоим учёным, троим матросам. Погибли двенадцать человек, включая капитана Молинера, мужественно сражавшегося с гигантскими щупальцами, захватившими судно, до последнего. Такой ужасной смерти в зубах морской твари не припоминали на своём веку даже бывалые моряки, включая старпома. Поисковые шлюпки подняли на борт и, отклонившись от курса, огибая опасную зону, на полном ходу помчались в Латур. «Корса» летела рядом, не отставая.

— Я слышал байки старых моряков о кракене, — говорил молоденький юнга матросу, скручивая трос, — но не думал, что это всерьёз.

— Даже имени его не упоминай! Мы ещё не спаслись.

Море привычно качалось за бортом, отбрасывая пенную волну, солнце играло бликами на воде, но что творилось на глубине, было тайной, смертельно опасной, непредсказуемой, о которой вслух говорить у мореплавателей не принято, дабы не притянуть беду. Тревога, витавшая в воздухе, напрягала нервы и не давала ослабнуть обострённому вниманию к каждому неожиданному звуку, всхлипу, скрипу. Пассажиры, стараясь не мешать матросам, бессмысленно торчали на палубе, забыв о каютах, беспокойно всматриваясь в морскую поверхность, ещё не осмыслив до конца потерю товарищей-учёных, ещё ожидая преследования монстра и готовясь к отпору.

***

Что-то мягкое… рука лихорадочно шарит по поверхности… как влажная губка… широченный шершавый матрац… вздрагивает и ёжится. Темно, душно… Пованивает тухлой рыбой… Взмах над головой, во все стороны… Стены… вокруг стены… мокрые, сопливые… то приближаются, то расходятся… Дышат?.. Матрац дёргается, как живой… Беспокойное прощупывание жмущегося в судорогах сидения ясности не прибавило, не вызвало в памяти аналогичного опыта. Да на такое смердящее, склизкое, чмокающее под задом добровольно плюхнуться раньше… да ни за что! А теперь… кажется, даже рад — всё-таки жив, может, ещё не конец, как-нибудь удастся вывернуться… Шок постепенно истаивает, уходит, а сознание проясняется. Ян пошевелил ногами, руками — всё цело. Где он? Где Баюр? Бартоломео? И вдруг услышал в кромешной тьме:

— Почему он нас не глотает?

И в ответ — до боли родной голос, спокойный и уверенный, обращающий панику в позорное бегство:

— Потому что мой кинжал пригвоздил его язык. Не знаю, надолго ли…

Ян вспомнил кинжал волхва, обоюдоострый, размером с небольшой меч. Передышка между сменой блюд? Парень почувствовал себя десертом, который дожидается, когда гурман нагуляет аппетит, и его чуть не вывернуло наизнанку.

— Баюр, перемещение! — прохрипел он, запоздало вспомнив запасной путь спасения.

— Вместе с кракеном? В момент телепортации у него освободится язык, мы окажемся у него в желудке, и тогда всё — хана! Я тоже очухался только теперь… почти съеденный. На пике опасности забыли об атефактах.

— О чём вы говорите, чёрт бы вас побрал?!

— Да уж лучше бы чёрт… наверное…

Темница вдруг ярко осветилась, и Бартоломео ошарашено воззрился на прозрачный кристалл в руках Баюра, сияющий гранями. Свод и стены, ребристые и вздымающиеся, источали липкую слюну, которая пузырилась и капала сверху, скатывалась по бокам и вдоль сомкнутых рядов острых и частых зубов чудовища, подтекала под язык, на котором сидели пленники и вокруг которого уже стояли озерца вязкой вонючей слизи. За спиной Яна зияла чёрная дыра глотки с извивающимся красным язычком, словно лепестком пламени из адской бездны. Откуда-то снаружи донеслось мощное мычание, как гудок многомерного траулера или сухогруза.

— Наверное, этот гад утащил нас на глубину. Только бы не разжал свои зубищи. Тогда нам конец, — рассуждал Бартоломео.

— А теперь? — усмехнулся Баюр. — Только начало? Всех прелестей и удовольствий?

— Ты что-нибудь придумаешь, — самообладание не покинуло толстяка, он с надеждой смотрел на всемогущего друга. Его вера была сродни детской, непререкаемой, когда способности взрослого и мудрого защитника не подлежат сомнению. Она давала силу не раскисать, пока рядом надёжная рука и властная воля, которая вытянет, вызволит из любой западни. Надо только ей подчиниться.

Баюр поправил на запястье браслет, потом тыльной стороной руки вытер со лба выступивший пот, и вдруг стены темницы стали прозрачными, открыв взору морское дно, по которому медленно двигался монстр.

— Ай да, Харлисс! — ахнул от неожиданности и восторга волхв. — Ай да затейница!

— Всего лишь потёр? — изумился Ян. — А что ещё они могут? Твои доспехи?

— Вы говорите загадками! Что происходит? — пыхтел толстяк, который привык в научных экспериментах разделять причину и следствие, а здесь, в этой мешанине случайностей, ни конца, ни начала не найти, не говоря уж о поступательности. Он совсем запутался. Реальное и несбыточное, сказочное так ловко подменяли друг друга, что в голове вертелось, не давая их распознать, отсортировать. Так что фокусы своего друга и спасителя он принимал за чистую монету, как природное естество, иначе… иначе свихнёшься прежде, чем испустишь дух в утробе подводного гада.

— Смотри, Артур. Такое в кабинете в микроскоп не увидишь.

— Да где он, мой кабинет? Вместо этих пейзажей я лучше бы таращился в микроскоп.

— Ян, а тебе эти пейзажи ничего не напоминают?

— Напоминают? Шутишь? Хотя… что-то смутное…

Баюр вынул из пазухи клочок кожи, мокрый и скомканный, расправил:

— То-то я подумал, что на земную поверхность не похоже… Но даже предположить не мог…

Ян проморгался и тоже уткнулся в кожаные каракульки:

— Уж не сожрал ли нашего морячка кракен?

— Какого морячка? — у Бартоломео никаких соображений в этом гиблом месте не зарождалось, только вопросы. А его друзья как назло перебрасывались непонятными ему шарадами, вынуждая его чувствовать себя иностранцем, не разумеющим чужой язык. Он ошалело переводил взгляд с одного на другого и ждал хоть каких-нибудь пояснений, подсказок.

— Помнишь сундук, Артур? — как любознательному ребёнку объяснял волхв.

— Ну да. С барахлом каким-то.

— Так вот. Среди прочего барахла там была эта карта с неизвестными обозначениями.

— А почему вы её утаили? Не представили с этим сундуком?

— Мы вернём её в сундук, — покладисто пообещал кладоискатель. — Покажи, где он. И где люди, которым мы должны предъявить карту.

Бартоломео насупился. Он не любил выглядеть болваном. И не желал быть бесполезным балластом, а все его попытки помочь друзьям и хоть что-то придумать были безнадёжно провальными.

— Наркотики! — вспомнил он. — Похоже, что ваш морячок охотился за этой скотиной. Ишь припас какую уйму отравы. Надо было прихватить с собой.

— Ими до смерти не отравишь, — усомнился Ян. — Такую-то тушу! Хотя он, может, и не планировал до смерти, лишь бы одурманить, приручить, а потом управлять… Что-то он искал здесь, а добыть это мог кракен.

— Вот эта линия, а? — как ни в чём не бывало обратился Баюр к Яну. — Не кажется тебе, что она совпадает с маршрутом нашего кракена? Вот она огибает треугольник, видишь? А на дне это…

— Пещера, — догадался Бартоломео. — Логово кракена, как пить дать.

— Логово, говоришь? — волхв прищурился на громадный треугольный камень, нависший над мутным кратером, вокруг которого не было никакой растительности, и даже рыбы избегали сюда заплывать. — Что-то не спешит он нырять в свою дырку.

— Вряд ли он живёт в дырке, — развил свою мысль оживившийся Артур, — это туннель, который ведёт в его владения.

— Ты тоже сказок наслушался? — без тени улыбки обронил Баюр, даже не взглянув на толстяка. — Впрочем… не исключено. Чем чёрт не шутит?

— Что-то я никак не соображу, — нахмурился Ян, — зачем морячку эта карта? Он что, в логово кракена собирался попасть?

— Звучит абсурдно.

— А нам-то что делать? — завозился на мокром «матраце» латурец. В их положении все варианты, которые он мог изобрести, были смертельными и его не устраивали. Выплюнет их кракен на дне морском, проглотит (если, конечно, сумеет освободиться от кинжала) или утянет в своё логово — один результат. Но как его избежать — ничего не приходило на ум.

Чудовище, намертво сцепив зубы, оберегающие пришпиленный язык, совершило неспешный рейд вокруг треугольного камня, собрало в пучок щупальца и, сунув их в кратер, стало углубляться, энергичными движениями расширяя туннель. Мощное скользкое тело полетело сквозь подземный ход в кромешной тьме легко и быстро, а массы песка смыкались за ним, как груды цементного раствора, запечатывая потайной лаз. И вот уже стены разошлись в стороны, открывая обширную полость, подводную пещеру. Морская вода, просочившаяся сюда с кракеном, быстро впитывалась в губчатые стены, пол и исчезала, оставляя на поверхности потёки прихваченного по пути песка. Крупные светящиеся гнилушки и какие-то то ли рачки, то ли паучки, ползающие по своду, создавали смертельно-призрачный, потусторонний полумрак. И тогда кракен разжал челюсти. Пленникам приглашения не требовалось. Они выкатились из его пасти мгновенно, при этом Баюр успел выхватить свой кинжал, освободив язык монстра, и унеслись от своего похитителя настолько далеко, насколько позволяли размеры подводного убежища.

Конечно, вздумай этот прожорливый гад напасть на них, их жалкая защита оказалась бы бессильной, а от самих жертв не осталось бы мокрого места.

Однако кракен (к величайшему облегчению загнанной в угол добычи) с наслаждением зевнул во всю свою чудовищную пасть, пошевелил освобождённым языком, рыгнул, обдав свои жертвы гнилостным зловонием, и, обняв щупальцами себя со всех сторон, затих. Только круглый выпуклый глаз, не мигая, вылупился на замерших людишек. Конечно, куда им тут деться? Вот выждет, когда переварятся их товарищи, и приступит к продолжению банкета. А может быть, им только казалось, что он смотрит на них, потому что всё поведение кракена показывало, что он не берёт во внимание кого-то ещё в пещере, кроме себя самого. Люди готовились к бою, а враг, прикрыв плёнкой глаз, спокойно уснул.

— Ну и ну! Чем дальше, тем чудесатее, — прошептал Бартоломео. — Хорошо хоть воздух здесь есть, правда, вонючий, зараза, — он зажал нос, чтобы не расчихаться. — Но, каким образом он сюда проникает — убей, не пойму. А там что за груда такая? Да нет же, — он придержал за рукав Яна, нацелившегося в дальний угол. — Вон, за горбом у скотины этой.

Скотина зашевелилась, распрямляя и снова сворачивая щупальца, то ли потягивалась, то ли успела проголодаться. Один размах был не очень осторожным и задел ту самую кучу, которую заметил Артур. Зазвенело. Что-то упало и покатилось до самого центра логова. Люди снова насторожились, но кракен затих. Или притворился, гад.

— Да ведь это… кольцо. Золотое, — опешил Артур. — Зверюга копит драгоценности!

— Отрыгивает после съеденных людей. Золото ж не переваривается, — Ян прикинул на глаз размер кучи. — Надо ж было столько сожрать! И как его не разорвало!

— Не, — толстяк прищурился, разглядывая наваленные поблёскивающие трофеи, — там и крупное что-то. Гляди, крест с алмазами! Тоже золотой, небось, с потонувшего корабля…

— Или потопленного…

— А может, это морской дракон? — взыграло воображение латурца, подсказывая ему алчные вкусы чешуйчатых гадов, хранителей сокровищ. — Драконы любят сокровища.

— Мордой не вышел, — фыркнул парень. — К тому же драконы вылупляются из яиц, а этот — скорее всего, продукт икорного производства. Хотя… во вкусах они чем-то явно сходятся.

Баюр прощупывал стены пещеры и бесшумно шёл по краю, исследуя положение, в котором они оказались по воле случая. Кристалл пришлось погасить и спрятать в карман, чтоб не привлекать нежелательное внимание хозяина логова, а эффект просвечивания ловушки артефактами стал бесполезен: за каменной толщей виднелась лишь густая непроницаемая муть, не дающая никакого представления о их местонахождении. Благо, кое-какое свечение источали глубоководные лишайники, паразитирующие на морском мхе, облепившем бока убежища, да ползающие по нему, как привидения, прозрачные светящиеся козявки. Стены и свод почти сплошным ковром были облеплены губкой, вбирающей излишнюю влагу, благодаря чему донный резервуар не наполнялся водой. Только под ногами попадались хлюпающие лужи. При надавливании обшивка пещеры тихо чавкала и сочилась какой-то слизью. Ян, следя за монстром краем глаза, пошёл в противоположную от волхва сторону, с отвращением отряхивая руки от губкиных соплей. Бартоломео ничего не оставалось, как заняться изучением свода и простирающегося под ним пространства. Далее центра пещеры он соваться не рискнул.

Подводная полость имела почти правильную округлую форму, без выступов и щелей и сохраняла постоянный климат с достаточным доступом воздуха. Вонь вскоре проветрилась, только со стороны кракена смердело по-прежнему. Ничего, что могло бы помочь узникам, обнаружить не удалось.

— Воздух, — тихо сказал Баюр, когда товарищи, разводя руками, подошли к нему. — Откуда-то он поступает, просачивается. Надо найти.

Он снова достал из пазухи наследство погибшего морячка и, отгородившись спинами друзей, подсвечивал кристаллом карту, которой сам хозяин воспользоваться не успел.

— Вот этот круг в центре… Не сама ли пещера?

— Похоже.

— Мы находимся вот здесь… кажется.

— Именно! Вот она, спираль, — обрадовался догадке Бартоломео. — Это кракен. Его постоянное место. А это что? Рядом с ним?

— А это как раз то, что мы ищем… Воздуховод.

— А куда он ведёт?

— Куда бы ни вёл, — дальновидно рассудил Ян. — Не дожидаться же, когда людоед проснётся и соизволит нами подзакусить.

— Да ведь он его охраняет! Уверен гад, что мы никуда не денемся, — горячился толстяк. — Разве мы не рискнём, Баюр? Я готов…

— Успокойся. Хладнокровие и трезвый расчёт — лучшие помощники в непроверенной ситуации.

— Других вариантов всё равно нет. Хорошо, хоть этот отыскался, — самый юный пленник высказал совокупное мнение, которое сложилось у всех синхронно и мгновенно.

Друзья переглянулись и уже без слов поняли друг друга, что оттягивать миг спасения из ловушки (сомнительного, конечно) чревато. А точнее — самоубийственно.

Медленно и бесшумно они приближались к щели, возле которой спиралью покоился кракен. Волхв кивнул Яну, и тот неуловимой молнией исчез в небольшом проёме. Прислушались… Тихо.

— Теперь ты, — подтолкнул волхв Артура.

Толстяк подошёл на цыпочках к щели, просунулся в неё до пояса и… застрял. Проклятье! Тот, кто делал эту дырку, не предусмотрел габаритов Бартоломео, и теперь он крутился и пыхтел, пытаясь себя протолкнуть, но безуспешно. Толстая спираль у его носа пришла в движение, а, когда он увидел, как медленно приподнимается плёнка на круглом глазе, внезапно схуднул от ужаса и провалился в бездну. Баюру уже пришлось с оружием пробиваться к щели. Щупальца взвились в воздух и ловили нахального человечка, который, размахивая кинжалом, рубил их, а куски, отлетая в стороны, продолжали извиваться и ползти. Ещё несколько обречённых мгновений он бы продержался в неравном бою и бесславно сгинул, если бы не спасительная дыра. Изловчившись, он звериным прыжком сиганул в щель и уже во тьме, поглотившей его, услышал высоко над головой яростный рёв обманутого кракена.

Глава 4

Плен

Он летел сквозь зелёные ветви, увитые плющом, которые с треском ломались и летели вниз вместе с ним. Запахи леса, прокалённого солнцем воздуха были резкими, перехватывали дыхание, будто забылись за вечность, проведённую под водой, в вонючем логове спрута-людоеда, и казалось, что грудь вот-вот разорвётся от хлынувшего в неё потока. Он упал в густой бурьян, широко разросшийся, высоко поднявший макушки трав, заплетённые цветущим вьюнком, покачивающиеся на ветру и надёжно скрывающие его в своей глубине, и возблагодарил богов. Несмотря на пышную крону дерева и травяную подушку, затормозившие и смягчившие падение, боль от удара выгнула спину, а в закрытых глазах вспыхнули и закружились звёзды. Воображение живо нарисовало иной вариант падения, где его окровавленные останки мучительно испускают дух на голых острых камнях. Вздох облегчения стёр картину несостоявшейся бесславной кончины, и волхв прислушался. Щебетание птиц и жужжание насекомых чередовались с журчанием воды. Где-то рядом была река. Или ручей.

Он посмотрел вверх, на щель, из которой вывалился, и увидел ослепительно голубой простор. Без конца и без края. Ни щели, ни каменной глыбы, в которой могла находиться щель, не было и в помине, только необъятная, ошеломляющая небесная даль. Хороший портал пригрел под боком глубоководный паук! Сидит там, как собака на сене: сам не ам и другим не дам. Вот к чему подбирался морячок… На черта ему это сдалось? Впрочем, его обстоятельства остались неизвестными. Да и глупая какая-то у него была подготовка… хотя опять же — всего им знать не дано…

За зелёной ширмой из ближних кустов послышалось шуршание, и к нему на четвереньках подползли друзья, всё ещё не решающиеся подняться в рост.

— Слава Всевышнему! — запыхтел Бартоломео. — Цел? Я боялся — не отобьёшься. Да ты, видно, тёртый калач, не по зубам кракену.

— Калач у нас ты! — Ян сунул ему под нос кулак.

— Виноват. Надо, надо худеть… — покаянно признал свои недостатки толстяк. Однако радость спасения от вонючей утробы подводной жабы перекрыла вину: — Где мы, Баюр?

— Надо полагать, в ином мире.

— Я серьёзно!

— Ты не рад? Хочешь назад?

Артур передёрнулся, замотал головой:

— Даже не верится, что всего несколько мгновений назад… Бр-р-р! И дырка исчезла!

— У кракена в норе — портал, который, возможно, открывается не всегда. Нам повезло.

— Не исключено, что он откликнулся на наши артефакты, — добавил Ян. — Впустил нас и снова закрылся.

— Опять артефакты! Вы о чём? — спохватился латурец. Давешние неразрешённые загадки в разговорах друзей опять всплывали на поверхность, но до сих пор так и не открылись его пониманию.

— Пора на разведку, — волхв приподнял ветку дерева над головой. — Что-то мне этот пейзаж напоминает. Ян, ты успел оглядеться?

— Мельком.

— И что почувствовал?

— Де-жа-вю. Вроде дома… но какое-то всё другое.

Волхв вышел из бурьяна и направился к реке, которая быстро и весело катилась своей дорогой без всякого интереса к случайным людям, направляющимся к берегу и озирающимся по сторонам. Друзья не отставали от него, с удовольствием подставляя дрожащие тела, облепленные мокрой одеждой, тёплому ветру, который не только высушивал её, но и выгонял противный тинный запах.

— Портал — коварная игрушка судьбы, — рассуждал по пути Баюр. — Занесёт в такие края… и времена… Почище кракена будет.

— Ну уж нет! — Бартоломео с наслаждением дышал простором привычной земной жизни, сравнивать которую с приключениями в пасти гигантского спрута было сущим кощунством. — Отныне все путешествия — по земле или по воздуху! Даже если бы моя яхта уцелела — избавился бы от неё в два счёта!

Крутой изгиб реки заставил дорогу послушно повернуться и бежать навстречу солнцу. Волхв вглядывался в даль, удивление и тревога на его лице перекликались с беспокойством Яна, который вопросительно поглядывал на друга и молчал, не желая навязывать своих впечатлений. И только Артур с удовольствием размахивал руками в такт шагам, переживая счастливый случай, будто родился заново, остро ощущая, как неудержимо и щедро вливаются в него потоки жизненной силы.

Когда лес по правую руку притормозил свой разбег и показал то, что покуда было недоступно глазу, Баюр с Яном ахнули разом:

— Утёс!

— Исполинский хребет!

— Но почему…

— В лес! — скомандовал волхв. — Скройтесь в зелени!

–… почему всё так изменилось? — недоумевал Ян, лавируя между хлещущими ветвями. — Мы прошли берегом, а моста… моста над Эльканой не было! И дорога… дорога, огибающая утёс… Раньше её не было!

— Наоборот! — с мрачной догадливостью объявил волхв, соскребая с волос и рубахи налипшую паутину. — Именно раньше, много веков назад, она была. А вот моста тогда действительно не было.

Ян побледнел:

— Ты хочешь сказать…

— Мы вернулись назад, — добил его Баюр. — Я хорошо помню то, что вижу.

Бартоломео колобком вкатился в тень листвы по приказу, успев понять, что его спаситель попусту языком не мелет, и чем быстрее и точнее он подчинится, тем целее будет шкура. Правда, разговор друзей ему опять был непонятен. Либо у них от страха крыша поехала, либо они знали чего-то, не доступное ему, связанное с местными достопримечательностями. В географии дружественного королевства латурец был не силён, и окрестности странными ему не показались, но лучше довериться аборигенам. С вопросами приставать он тоже не спешил. До сих пор его любознательность игнорировалась самым возмутительным образом. Может, хоть теперь сами усовестятся, объяснят.

Кусты дикой малины и живицы с гроздьями прозрачных оранжевых ягод, разбавленные кое-где орешником, шалашиком нависшим над густыми зарослями, заплетали подножье деревьев и отгораживали лесной массив от дороги, так что друзьям можно было не опасаться, что их заметят. Им же самим, напротив, было хорошо видно накатанное каменисто-песчаное полотно, туда-сюда пропускающее повозки гостей. Вот и сейчас они уже издали услышали негромкие голоса и всхрапы лошадей. Притаившись в зелени, они дождались, когда на дороге показались повозки, скрипя колёсами и покачиваясь, которые катили по наклонной к реке, нагруженные дичью, пушным товаром, скрынями, бочонками. Некоторые повозки были крытыми, и что в них везли, видно не было.

— Торговцы, — шепнул Баюр. — Они всегда приезжают к Медведям с этой стороны.

— К медведям? — встрепенулся Бартоломео.

— Племя Медведей, — объяснил Баюр. — Я в этом племени не последнее лицо, Артур. Волхв! Слышал про такое?

— Вы смеётесь надо мной! — обиделся латурец. Нашли время! То же мне остряки. Ну ладно бы — в уютных креслах, за бокалом вина… или под шашлычки и смех возле реки…

Однако предводитель троицы — так уж вышло, что Баюр верховодил спасением, а без него, возможно, их уже и не было бы в живых (всё-таки недаром Артур почуял в нём что-то особенное ещё в академии!) — и не думал шутить. Он сосредоточенно всматривался в торговый караван сквозь зелень кустов и со всей серьёзностью припечатал:

— Ничуть. Мы в прошлом.

— Предположим, — латурец хорошо знал этот беспроигрышный трюк дискуссии и всегда имел его на вооружении: в исходной точке дебатов согласиться с абсурдом оппонента, а потом срезать его железным аргументом и загнать в тупик. — Но ведь прошли века. Ты не мог быть…

— Мог, — Ян похлопал Бартоломео по плечу. — Он бессмертный.

Мгновенный столбняк, заставивший светило поперхнуться возмущением, был весьма красноречивым, но недолгим. И хотя до конца постичь заявление не удалось, толстяк (надо отдать ему должное) умудрился быстро освоить ситуацию:

— Я ждал что-нибудь в этом роде. Ещё с дуэли заподозрил, что сам чёрт тебе ворожит. Надо полагать, что это далеко не последний сюрприз. Фокусов в твоём рукаве немерено, и они так и прут наружу, — но к ногтю себя прижать не дал, по-петушиному выпятив грудь: — Предупреждаю: я стойкий, меня с толку не собьёшь, не надейся!

Вереница повозок вдруг остановилась. Впереди о чём-то заспорили, заругались караванщики, а прямо напротив затаившихся друзей встала последняя повозка, крытая, которую сопровождали два воина. Наблюдательный глаз сразу отметил их настороженность и причастность именно к этой повозке, другие их не волновали.

— Чего встали? Бараны! — услышали притихшие кусты раздражённое шипение охранников. — Нашли время!

— Тут не знаешь, как ноги унести побыстрее, — злой плевок под колёса и неразборчивое ворчание.

Воины сошлись нос к носу и тихой скороговоркой заспорили. Их язык, хоть и был тот же, на котором говорили друзья, всё-таки отличался от современного. Что делать, прошли столетия! Поэтому волхву пришлось непонятные обороты речи шёпотом «переводить».

— Барыги — вечные баламуты. Их хлебом не корми — дай глотку подрать да поторговаться.

Ян с Артуром молча переглянулись.

— Что-то тут нечисто, — еле слышно пробормотал волхв. — И повозка особняком… словно краденое везут…

Один охранник заглянул под полог, прошипел:

— Лежи тихо, дёрнешься или выкинешь какую штуку колдовскую — простись с белым светом, — он замахнулся было кулачищем, но напарник врезал ему под рёбра. — Хох!

— Не трожь! Карачум не за то нам золотом платит, чтоб дохлятину ему привезли. Лучше одёжу его забери.

— Была охота! А вдруг она заговорённая? С него станется. У волхвов такое в обычае, потом обчешешься, если не окочуришься, — он размахнулся и забросил в кусты то, что удалось содрать с пленника, накрыв барахлом головы притаившихся в засаде наблюдателей.

Караван вздрогнул, повозки качнулись, торговцы разошлись к своим телегам с товаром, воинственные разбойники торопливо заняли места по обеим сторонам охраняемого объекта, и скрипучая процессия продолжила путь, оставив незамеченных свидетелей странного разговора разгадывать его тайный смысл.

— Кто такой Карачум? — деловито спросил Бартоломео.

— Это вождь Харлиссов, что ещё недавно жили высоко в горах, а теперь спустились к морю и поселились там, в зелёной долине, — в голосе Баюра слышалась тревожная хрипотца. — Кажется, я знаю, кто у них в повозке.

— Я тоже догадываюсь, — Ян не сводил глаз с друга. — Украли волхва? Но зачем?

— Он по рождению Харлисс. Не исключено, что жадный и расчётливый Карачум решил вернуть утраченное достояние. Пока Баюр был не волхвом, а всего лишь бесполезным мальчишкой-сиротой и подыхал с переломанными костями в горном разломе, он так рьяно не пытался найти его и спасти.

— А теперь позарился на его славу, решил утвердить свою власть над соседями с помощью магии? — Ян с лёту понял смысл похищения. За прошедшие века поменялся образ жизни людей, далеко шагнул прогресс общества, даже внешний облик прежних жителей существенно отличался от нынешних. Но низменные страсти и стремления остались практически теми же. Та же погоня за богатством, властью… За примерами ходить далеко не надо. Хватит Антонова и Виктора Кондратьева.

— Да-да, я понимаю, — оживился Бартоломео. — Отнять у конкурентов гения — значит лишить их силы и приобрести могущество.

— Заметь, Артур, — просвещал Ян, — волховское могущество! Редкостный дар!

— Так вот ты какой! — с восторгом и удивлением рассматривал Бартоломео Баюра, словно впервые его видел. — А это, — ткнул он пальцем в тончайшей работы ободок на лбу, — и есть тот самый артефакт? Который показывал чудеса прозрачности в пасти у кракена?

— Это подарок богини Харлисс, хранительницы духа племени.

— Понимаю, понимаю, — бормотал Бартоломео, ничего не понимая, окончательно сбитый с толку и уверенный только в одном: человек, который умеет быть бессмертным, который жил среди древних людей и дружил с богиней, который обладает каким-то могуществом, недоступным научному объяснению, — непременно сумеет восстановить справедливость, пространство и время, а главное — вернёт их обратно, домой.

— Проверить надо, — размышлял Баюр. — Вдруг мы ошиблись? Может, волхв гуляет себе среди Медведей, а в повозке был кто-то другой.

— Я с тобой, я здесь всё знаю, — решительно заявил Ян.

— Нет! Я один! — решительно воспротивился следопыт. — Одному легче затаиться. В крайнем случае прикинусь их волхвом: у нас одно лицо.

— А шмотки? Ну-ка, чего этот кретин выбросил? — Ян зарылся в кусты. — На, примерь! Жилет, натуральная кожа! От лучших кутюрье. Размер может не подойти. С тех пор ты подрос. Остальное… всё порвали, идиоты… Кровь… — голос дрогнул, смех оборвался. — Он ранен, Баюр…

Волхв скинул рубаху, протиснулся в безрукавку, прикрыв ею сверху изрядно потрёпанные брюки, оглядел себя:

— Пойдёт… Да, возмужал я, повзрослел. На нём-то всё свободно болталось, а на мне как влитое.

— Сравнил! Ему на вырост шили, экономили, — суетился Бартоломео, одёргивая обновку, отряхивая мусор.

— Ну, всё. Ждите меня здесь. Не высовывайтесь.

Баюр шёл к себе домой. В свой старый, родной, ни с чем не сравнимый дом, который снился ему тревожными ночами сотни лет, давно покинутый и невозвратимый. Здесь он учился и рос, здесь совершал потрясающие открытия, спасал племя от гибели и удивлялся своим победам, здесь его любили и берегли. Дом, который он не сумел защитить и оставил погибать, предпочтя обезопасить дорогих его сердцу людей. Их лица, имена и голоса давно затерялись в вечности, но его память сохранила всё… Где-то в груди щемило, сбивая и путая мысли, и он решительно тряхнул головой, отгоняя накатившую горячей волной ностальгию.

В долине у подножия утёса кипела обычная хозяйственная жизнь, вились дымки костров, смеялись дети, перекликались женщины. Баюр встал за каменным уступом, взглядом прочёсывая видимое пространство, и вдруг заметил под ёлкой, растопырившей колючие лапы, неподвижно лежащего Остроуха. Не шевелится. Убит? Пригибаясь к земле, чтобы издали не заметили, он подобрался поближе к собаке и, увидев, как мерно вздымается лохматый бок, облегчённо перевёл дух. «Сон-трава, — догадался он. — Вот почему волхв остался без защиты». Баюр снял браслет с предплечья, коснулся им обруча на лбу и выбросил руку в сторону пса, освобождая его от зачарованного забытья. Остроух вздрогнул и вскочил на ноги. Белая стрела на лбу отыскала цель, остановилась, и следом послышалось угрожающее ворчание.

— Остроух… не узнал. Это я, Баюр.

Пёс поскуливая и виновато виляя метёлкой хвоста, бросился к волхву, тыча мокрый нос в его ладони и чихая от непривычных запахов.

— След, Остроух. След хозяина.

Обнюхав жилетку, лохматый друг сначала растерянно завертелся на месте, потом ткнулся носом в истоптанный песок и, злобно ворча, пошёл мимо изломанных и смятых кустов прочь от утёса к дороге, Баюр за ним. Заметить его никто не успел, только позади он услышал, как Рисвер крикнул:

— И там его тоже нет, отец!

— Я же видел его недавно. Может, он на утёсе, как всегда?

— Он провожал караван, — Сангрей — догадался по голосу Баюр. — Потом я не видел его. Мы сходим к скалам, где волхв собирает травы.

— Не нравится мне это. Идите вместе, с Рисвером и Лазвилом. Оружие возьмите.

Остроух помчался быстрее, не замечая хлёстких веток, охаживающих его по бокам, зато Баюр, едва поспевающий за ним, в полной мере насладился поркой, успевая только лицо загораживать локтями от зелёных кнутов. Больше он ничего не слышал, но выяснил главное: украли юного волхва, и теперь его надо спасать.

Одним мощным прыжком пёс перемахнул дорогу и оказался в кустах над разорванными одеждами волхва. Ян с Артуром предусмотрительно отскочили за деревья. Баюр, догнав собаку, подозвал друзей:

— Это Остроух, мой пёс, пусть он обнюхает вас. Пойдём за караваном. Надо спасать волхва.

Пёс с явным неудовольствием подпустил к себе незнакомцев и слегка поворчал для порядка, но разрешил им поприсутствовать возле хозяина, надеясь, что тот передумает, и подозрительный огонёк в глазах не спешил сменить на доверчивый. Пока. Посмотрим, что это за птицы с нездешним запахом.

На дорогу выходить не стали, бежали лесом. Здесь не было непроходимых чащоб, всё давно исхожено. Караван, хоть и не сильно спешил, успел докатить до Эльканы и теперь двигался вдоль берега вдвое медленнее. Дорога, соседствующая с рекой, хоть и была накатана, но камни на ней встречались гораздо чаще, и следовало быть осмотрительными, чтоб лошади не повредили ноги, повозки не перевернулись, а каравану не пришлось застрять. Волочащуюся вереницу тяжелогружёных повозок догнали без труда, но той, в которой везли волхва и которая замыкала процессию, в ней не было. Друзья недоумённо переглянулись.

— Свернули в лес. Караван был прикрытием, — предположил Ян. — Здесь полно лесных дорожек, некоторые довольно широкие, можно на машине проехать. С повозкой уж точно…

Баюр огляделся:

— Остроух, твоя очередь. Ищи!

Пёс заметался. Если бы хозяин оставил следы на дороге… Колеса же все пахнут одинаково. Пришлось самим прочёсывать окрестные тропинки, прислушиваясь к лесным шорохам и скрипам.

— Этот Карачум… — пыхтел Бартоломео, — он что, убьет вашего волхва?

— Если тот не захочет ему подчиниться и выполнять его волю, — ответил Баюр.

— Ясно. Значит, убьёт.

— Думаешь?

— Да разве ты подчинишься? А ведь у него даже нет твоих артефактов. Хотя… чем они могут помочь? Сделают прозрачным этого харла?

Баюр остановился, повернул к себе лицом Бартоломео и строго отчеканил:

— Харлисс! Это имя богини. Не надо его коверкать.

Бартоломео прикусил язык, и до него наконец дошло, что в этом мире течёт иное время, иные ценности имеют вес, а словами не разбрасываются, не жонглируют, ибо они — знаки заклинаний, и легкомысленная небрежность на этом игровом поле оплачивается жизнью.

***

В последний раз Баюр видел Карачума, будучи мальчишкой. Тогда, потеряв родителей, оглушённый своим сиротством, он мало что замечал вокруг, помнил только взгляды соплеменников, жалостливые, торопливые. Вождя он боялся. Колючие глаза отталкивали, видя в нём только лишний рот, не способный прокормить себя. Хрупкий мальчик не обещал вырасти в могучего воина, не видно в нём было и других полезных для племени способностей. Как бы ни старался Баюр помогать взрослым по хозяйству, собирая хворост, грибы с ягодами, спускаясь в зелёные долины и перелески, все его усилия не шли ни в какое сравнение с расторопной работой умелых, натруженных женских рук, не говоря уж о взрослых мужчинах, воинах и охотниках. Лишний. Никому не нужный мальчишка. И потому во время великого переселения к морю, когда он, с трудом удержав повозку, чуть не свалившуюся с обрыва, сам упал в расщелину, изранившись и переломав кости, вождь с облегчением объявил его мёртвым и вздохнул, не жалея юнца, а благодаря богов за избавление от бремени.

Охотники из племени Медведей случайно нашли его и проявили немалую изворотливость, чтобы вытащить живым разбитого, полуживого светловолосого мальчика. А волхв Шилак, уже тогда седой и высохший, как жердь, до самой зимы выхаживал его и постепенно стал обучать волховскому ведовству.

Теперь Карачум, наслышанный о чудесных умениях юного Харлисса, могучей силе его заклинаний, способных справиться с чудовищами, поднявшимися из неведомых глубин, или спасти от гибели целое племя, поражённое мором, судя по всему, возмечтал вернуть себе чудесным образом воскресшего и набравшегося колдовской мощи волхва.

Баюр, притаившийся с друзьями в лесных зарослях, слышал, как недовольно огрызались друг на друга похитители, выкатывая пленника, стянутого ремнями, из рогожи и больно пиная в бока, и догадывался, что вождь опять сумел надуть наёмников, найдя за что урезать обещанную плату. Свои злость и обиду они вымещали на беззащитной жертве, поскольку сам вождь был не в их власти. По дороге в посёлок Харлисс разбойники припоминали, к каким уловкам прибегал Карачум при расчёте за прошлые заказы, чтобы заплатить меньше обещанного, клялись, что это дело последнее и больше ноги́ их не будет у сквалыжного прохиндея. Но перехватить их по пути не удалось, да и Баюр не хотел подвергать друзей опасности. Негодяи были вооружены и убить неумелых нападающих им было раз плюнуть. Проще и безопасней выкрасть пленника по прибытии.

Заглянув в лицо волхву и убедившись, что наёмники не обознались и не провели его, Карачум швырнул им кожаный мешочек, многозначно загремевший:

— Проваливайте. Будете нужны — сам вас найду. А вы, — приказал он двум дюжим Харлиссам, — сволоките его в сруб, — и сам направился туда первым.

Баюр выполз из засады и, скрываясь за высокими кустами по кромке леса, бесшумно прокрался в сторону сруба — к небольшой бревенчатой избушке с вырезанным под самой крышей проёмом вместо окна, выходящим на крошечную безлюдную опушку перед лесом. Остроух бесшумной тенью следовал за ним, привыкший повиноваться хозяину и, когда требовалось, быть незаметным. Друзья так же тихо последовали за ними. Прижавшись к стене, можно было услышать всё, что происходит внутри, даже осторожно подглядывать, благо, рост позволял дотянуться до проёма, ничем не прикрытого, не занавешенного.

— Выкатывайтесь, мне перемолвиться надо с дорогим гостем, — глумливо захихикал Карачум. — Далеко не отходите, позову, если что.

Хлопнула дверь.

— Давно не виделись, — ехидное кхеканье. — Скучал поди? Ах да! — спохватился вождь и выдернул изо рта волхва тряпичный узел. — Можешь выражать мне свою благодарность, — заржал он, откинув назад голову, довольный, что сумел так удачно поддеть блудного Харлисса своим остроумием, а пуще того — наконец-то заполучить его со всеми потрохами.

Волхв молчал.

Баюр время от времени заглядывал в окошко, надеясь, что похититель всё-таки развяжет пленника, и следил, чтобы в порыве торжества он не стал глумиться над поверженным. У подлецов в порядке вещей демонстрировать свою силу беспомощной жертве — пинать, охаживать плетью и всякое такое унизительное, не боясь отпора. Пёс прижался к его ноге, ловя малейшее движение повелителя, чтоб догадаться о приказе за мгновение до произнесённого слова и броситься его выполнять.

Вождь оборвал смех резко, будто отсёк ножом, и заговорил полушёпотом, с присвистом между редких зубов, с огоньком в глазах, алчно вспыхивающим, как в чахоточной лихорадке.

— Мы с тобой покорим всё побережье и горы! Все племена станут нашими данниками! Харлиссы станут богами! Твоё ведовство превзошло возможности волхвов всех окружных племён, и славу эту надо утвердить властью!

Карачум расхаживал по земляному полу хижины, искоса поглядывая на свою жертву, которая продолжала лежать, ибо вождь ещё не решался освободить её от ремней.

— Я могу править обширными землями, держать в повиновении многие племена. А вместо этого сижу здесь, в долине, с горсткой неумех, которые не научились ещё как следует ловить рыбу, чтобы не тревожили мысли о голоде. Твоё имя — первый шаг к страху, которым мы опутаем всех соседей. А кто осмелится перечить — учиним примерное наказание. В назидание! Ну, не мне тебя учить… — и довольно рассмеялся, подмигивая «компаньону», как заговорщик, раскусивший хитрую махинацию мошенника, но не сдающий его из соображений собственной выгоды. — Как ты справился с морским драконом — и по сю пору никому не внятно. Только рукой взмахнул и заклятье наложил! Непонятое могущество рождает страх и повиновение! Нельзя упускать плывущую в руки власть!

Волхв молчал.

— Ты чего, онемел от счастья? Сам-то и подумать не мог, что такое может статься? — вождь возомнил себя покровителем, открывающим головокружительные возможности недотёпе, не способном с умом применить дарованную ему богами силу подчинять себе людей, понуждать их пресмыкаться, а самому богатеть и стяжать славу. — Если бы не я, так и жил бы в нищете у Медведей, лечил их болячки, да помыкали б тобой, как прислужником. Ты им чужак по рождению, неровня им, и дальше рабского порога тебя не пустят ни за что при всём твоём усердии.

Нахально возведённый поклёп связанная жертва стерпеть не смогла и напомнила глумливому оратору о его собственном подлом поступке и об источнике ведовских знаний:

— Ты же бросил меня подыхать в горах, пальцем не пошевельнул для спасения! Столько лет не интересовался моей судьбой, зная, что я жив! Если б не Медведи, ты бы со мной сейчас не разговаривал и о владычестве своём не мечтал. И волховским могуществом я обязан Медведям. Это их Шилак указал мне дорогу да научил таинствам.

Баюр сдвинул брови. Эта история была ему доподлинно известна. Впрочем, обещания и распалившиеся мечты деспота о безграничной власти и вседозволенности тоже новизной не блистали и были вполне предсказуемы. Знал бы этот хмырь, усмехнулся он про себя, что все его перспективы, причём умноженные на бесконечность, давно в кармане у его пленника. И раз он ими не воспользовался до сих пор, значит, его ценности совершенно иные, до которых деспоту не дорасти никогда, а говорить о них тем более не имеет смысла.

Ян слушал с непроницаемым лицом, наматывая на ус. Бартоломео, хоть и попал в чужой мир, где многое ему было непонятно и требовало пояснений, создавшуюся ситуацию просёк сразу. Она вызывала оскомину как от повторяющегося, вечного, неумирающего, осточертевшего порока, стандартного беса всех мировых тиранов, дорвавшихся или рвущихся к неограниченной власти. Друзьям даже не надо было переглядываться, чтоб убедиться в едином мнении, но согласовывать действия пока было рановато. Только Остроух нетерпеливо перебирал лапами, не смея ни зарычать, ни заскулить.

— Шилак был сильный ведун, — согласился вождь, останавливая хождение и пропуская мимо ушей упрёки, — уважаемый, но ведь до того, как он ушёл к пращурам, его всё одно никто не боялся. Умелый знахарь, по звёздам предрекать горазд был — и только. Ты не его место занял, а проторил свой путь. Таких умений не припомнят наши старейшины, хотя хранят в памяти древнейшие были, дивные и пророческие, — и вдруг оборвал рассуждения. Решил, видимо, что достаточно уговаривать упрямца, пора переходить к действиям. — Короче, ты покуда останешься тут. Поразмысли. Убить тебя я всегда успею. А то, что сказал сейчас, — не пустые слова! Согласишься — сделаю тебя старшим над всеми, только мне подчиняться будешь. Все будут тебе угождать да веления твои исполнять. Ну как? Заманчиво? То-то! А заартачишься — пеняй на себя! Моя рука не дрогнет.

Толкнув дверь, Карачум широко шагнул за порог, оставив пленника связанным. Такому умельцу оставлять свободные руки опасно. Два воина, ожидавшие вождя снаружи, подбежали сразу.

— Щенка беречь пуще глазу! — кивнул вождь на хижину и зашагал прочь. — Не досмотрите — шкуру спущу! — крикнул он, обернувшись.

Оставшись один, связанный волхв разогнул ноющее тело насколько смог, оглядел хижину. Харлиссы, не знавшие прежде забот по строительству домов, осваивали новое ремесло основательно, брёвна стен очищены от коры, гладко отёсаны и подогнаны плотно, так что лезвие ножа (где бы ещё взять его!) не вогнать. Высоко от пола — прямоугольник окна, открытого для ветра и солнца, которое уже не стояло высоко, его мягкий золотистый свет умиротворённо лился в проём сруба, разбавляя гнетущий полумрак. Но избушка крепкая, новая, даже крысы не успели ещё подточить брёвна и нарыть ходов. К тому же тугие кожаные ремни… Самому не освободиться. О ноющих ссадинах по всему телу, оставленных наёмниками, разозлёнными его сопротивлением (уж они отыгрались на нём от души, когда удалось связать), он старался не думать.

Прикрыв глаза, волхв оценивал создавшееся положение и искал решение. Если Карачум убьёт его, Медведи о том не узнают, ибо никто не видел, как его украли и куда увезли. Если ему всё же удастся освободиться и спастись, тайну похищения придётся сохранить от Медведей, дабы не развязать войну, не стать причиной гибели и вражды двух племён, с которыми судьба крепко его связала. Разве виноваты Харлиссы в том, что их вождь такой? Вожди меняются, а народы продолжают свой путь в грядущее. Заставить Карачума отказаться от задуманного? Но как?

Глава 5

Два волхва

— Двое часовых. Их надо обезвредить, — Баюр наблюдал сквозь ветви орешника за вялым, вразвалку обходом избушки на отшибе посёлка Харлиссов двух воинов, которым непонятен был приказ вождя. Их выдернули из артели рыбаков, уходящих в море на промысел — дело нелёгкое и хлопотное, требующее сноровки и опыта. Но ДЕЛО! Слоняться здесь и изнывать от скуки — больше устанешь, чем в море. У них только-только начало получаться как следует, лодки даже соперничали меж собой, кто вернётся с бо́льшим уловом, а тут…

— Убить?! — с ужасом прохрипел Бартоломео.

— Всё бы тебе кровь проливать. Уйми свою кровожадность, Тамерлан!

— Шутки шутишь? Я твоего Тамерлана знать не знаю, так что ты меня не достал.

— Учись, Артур, как побеждать без крови, без выстрелов, одной только силой искусства.

— Что ты задумал?

— Для начала распределим роли. Спектакль должен быть бесшумным, коротким, впечатляющим. Само собой — без трупов. Но главное — убедительным в бессмысленности и гибельности его продолжения.

Заговорщики зашептались горячо и быстро, но всего договорить не успели, потому как к часовым неожиданно подошел Карачум, о чём-то заговорил с ними, поглядывая то на избушку, где лежал связанный пленник, то вокруг, на обступивший посёлок лес.

Не желая выпускать ситуацию из-под контроля, друзья затаились у ближайших кустов и услышали:

— Ничего тревожного не подметили? — острые глазки вождя пробежались по лицам воинов. — Как щенок? Молчит?

— Всё тихо, вождь. Даже в сон клонит, — воины лениво переминались с ноги на ногу, опираясь на копья. — Ходишь тут без дела.

— Как это без дела? Смотри у меня, проспишь щенка — сам без головы останешься.

— Да смотрим мы, — вступился за товарища напарник. — Только непонятно нам.

— А вам ничего понимать и не нужно. Вождь велел — разве непонятно?

— Была бы важная птица, боец богатырский, а то — тьфу! — мальчишка! Копьё в руках не держал. Срамно даже вдвоём его охранять, засмеют нас.

— Проворонишь — отправлю к праотцам, — разозлился Карачум, однако объяснять, кто такой пленник и какая в нём важность, не стал. — Там не скучно будет! А насмешкам откуда взяться? Никто не знает, по какому делу я вас озаботил. Да помните о тайне сговора нашего… наш… наш… я будто чуял, — бессвязно забормотал грозный вождь. Челюсть у него отвисла, и он онемело выставил руку перед собой, чтобы воины оглянулись.

Воины оглянулись. В тридцати шагах от них стоял Баюр и улыбался во весь белозубый рот, а рядом скалился его пёс, лохматая зверюга, с которой в одиночку не справиться.

В голове без пяти минут владыки необъятных земель с их лесами, горами, морским побережьем и всеми племенами вместе взятыми мелькнула удивлённая мысль: «Его же, вроде, усыпили? Или наёмники набрехали? Схалтурили? Ну, погодите у меня!»

Шок от внезапного появления волхва, без пут да ещё с верным и безжалостным защитником, постепенно заменялся изворотливой сообразительностью, и Карачум начал приходить в себя:

— Как… тебе… удалось?.. Ремни… колдун проклятый. Что ж я, старый пень, не заклепал тебе рот…

Ведь знал о его непостижимом могуществе и всё же дал маху. Рано торжествовать начал, забыл об осторожности…

— Так он… это… вождь… в голове, мыслями усилился…

— Схватите его!

Баюр поднял руку и тыльной стороной вытер лоб.

— Да проверьте в дому́… А-а!!! Что с вами?

— Вождь, я скрозь тебя вижу… И Анкел наскрозь просвечивает…

— Ты тоже, — выдохнул Анкел. — О Боги! Так он превратит нас в духов!

Воины упали на колени и склонили головы перед волхвом, а Карачум продолжал хорохориться:

— Ты выглядишь старше, волчонок. Двигаешь время? Как тебе это удаётся?

— Возмужал… — согласился тот так просто, будто подтвердил сущую безделицу. Повёл плечами, разминаясь, и кожаная безрукавка затрещала. — Видать, после твоих наставлений.

— Наглец! — вскипел негодованием несостоявшийся владыка племён, поняв, что щенок попросту над ним издевается. — На кого замахнулся?

— Замахнулся не я, а ты. Заруби себе на носу, — голос юнца зазвучал жёстко, с нарастающей угрозой, которой не в силах противостоять никто, даже боги. Колени вождя задрожали, — не я в твоей власти, а ты в моей. Я могу развеять вас дымом немедля! Обратить в камень, в любую тварь… могу отпустить… — последние слова Баюр произнёс как бы между прочим, без нажима, без интереса, мол, вариант нежелательный, волховского умения не требует.

— Р-р-р-р… Гав!!! — мракобесье отродье пялилось на трясущегося вождя голодными волчьими буркалами, в которых вспыхивала лютая злоба (этого колдовского выродка сонное зелье ненадолго успокоило. И ведь отыскал же сопляка!). Не хватало только знака хозяина, чтобы этот живодёр кинулся на ошалелого врага и разорвал в клочья в мгновение ока.

Вождь стал белее мела. Он протянул к волхву руки и ужаснулся их призрачности, а равно и жизни своей, висящей на волоске:

— Не гневайся, великий волхв! — просипел он, не узнав своего голоса. Ужас костлявой лапой сомкнулся на горле, не давая вздохнуть. — Забудь обиду! Я узрел твою силу и внимаю тебе со всей покорностью. Проси, что хочешь, отказу не будет, только не твори мести! Клянусь никогда не чинить тебе зла…

–… и всему племени Медведей!

–… и всему племени Медведей! — покладисто залепетал перепуганный Карачум, будто затверживая обет. — Молю тебя, — бухнулся на колени по примеру своих охранников, — верни прежний облик и отпусти. Я понял урок и не повторю ошибки.

Баюр вздохнул:

— Жаль без подарка тебя оставлять. Может, рога наколдовать, а? — он склонил голову набок, прикидывая, к лицу ли будет вождю украшение. — Или хвост? — и с удовольствием наблюдал, как негодяя пробрала неуёмная лихорадка.

— Не… не надо…

— Почему? — наивно удивился волхв. — Издалека видать — вождь! И удобство: оружие всегда при себе. И плётка назади приторочена. Все бояться будут, а ты — повелевать!

Карачум обречённо поник головой, осознав, что проклятый кудесник добивает его опрометчиво сболтнутой на пике торжества мечтой, которую он открыл ему самонадеянно и безбоязненно, обманутый притворной беспомощностью «щенка».

— Ладно, — брезгливо сморщил нос вершитель судеб, — не хочешь — как хочешь. Надумаешь — обращайся, — он устало провел рукой по лбу. И тела Харлиссов стали наливаться естественной плотью, обретая упругость и тяжесть, согреваясь горячим и сильным током крови. — Я принимаю твою клятву. Нарушишь её — прокляну тебя и всё племя! Я могу всё! Прощать и ми́ловать! Мстить жестоко и безжалостно!

— Я понял, великий волхв, — обрадованно затараторил вождь, до конца ещё не веря, что прощён, и не смея подняться на ноги.

— О твоей безумной выходке не должен знать никто: ни Харлиссы, ни Медведи. Иначе быть войне.

— Я буду нем. Клянусь!

— Прощай, Карачум, — Баюр бесстрашно повернулся спиной к своему похитителю и зашагал к лесу. Его зверь разочарованно заворчал, показав оскаленные клыки, встряхнул свою необъятную шубу, так что пыль от неё запорошила глаза коленопреклонённому вождю, и потрусил следом за хозяином.

Харлисский вождь и его воины ещё долго смотрели ему вслед, не смея шевельнуться и глубоко вздохнуть.

За деревьями стояла затаившаяся троица, включая юного волхва, которого верные соратники вытащили из избушки в окно, пока Баюр отвлекал преступные элементы воспитательной беседой. Изумлённому пленнику коротко объяснили, кто они такие и как сюда попали. И вот теперь он неотрывно глядел на своё отражение, уверенным широким шагом сокращающим разделяющее их расстояние, — на того, кем он станет в будущем, веря и не веря в происходящее.

— Что ты такое наплёл этому жулику? А? «Великий волхв»? — прилип к вернувшемуся Баюру Бартоломео, которого так и распирало победное торжество. — Я слышал, как ты хвастался, что всемогущ, всех превратишь в ящерки и в поганки. Здесь так принято? Ты думаешь, они поверили?

— Думаю, поверили.

— Обманывать нехорошо, — довольно хихикал толстяк, со злорадным упоением потирая пухлые ручки. — Кто только тебя воспитывал!

А Баюр не сводил глаз со своего зеркала, канувшего в вечность, унесённого океаном вселенной. Но каким-то чудом отхлынули волны, и прошлое всплыло на поверхность. Юный волхв, голый по пояс, казался ещё моложе своих лет. И беззащитней. В сравнении со взрослым Баюром — совсем мальчишка. Сердце заходило ходуном. Ему бы поговорить со своим отражением, вразумить, предостеречь, открыть то, что спрятано за щитом времени, но недавнее красноречие улетело вольной птицей, покинув онемевший язык.

Подошёл Ян и по-свойски стал сдирать с плеч приятеля кожаный жилет, чем и вывел его из оцепенения. В машинально подставленные ладони ткнулся комок его рубашки, и Баюр принялся одеваться, не попадая в рукава, но когда дело дошло до пуговиц, самообладание окончательно вернулось и мысль заработала.

— Пугать Карачума надо тем, чего он боится сам, — наставлял старший волхв младшего, глядя, как Ян одевает пленника, закостеневшего, словно манекен с неморгучими глазами, — и говорить с ним так, как он может понять. Чтобы проняло до печёнки! То есть с позиции сильного, грозного и всемогущего. Рассуждать о благородстве и разводить философские слюни — бесполезно.

— Хорошо, хоть штаны не тронули, — Ян оправлял на груди юноши кожаный жилет и чувствовал себя рядом с ним много взрослее и мудрее. Если его старший друг, за плечами которого имелся многовековой опыт, был для него несомненным авторитетом, то к младшему он испытывал нечто похожее на покровительство. — Если бы эти уроды ещё и штаны с тебя стащили, щеголял бы теперь голым задом. У нас запасных нет.

— Ты был великолепен! Я еле удержался, чтобы не зааплодировать! Королевский театр отдыхает! — продолжал свои восторги Бартоломео, чуть только не подскакивая рядом с артистом. — Теперь пойдём к Медведям? Им тоже покажем спектакль?

Баюр, направившийся было к тропе, остановился как вкопанный, а юный волхв при упоминании своего племени, вдруг очнулся и встревоженно спросил:

— Тебя уже видели наши?

— Нет. Я пришёл и ушёл незаметно.

— Хорошо. Медведям не нужно знать о тебе, — младший Баюр улыбнулся светло и грустно. — Сила камня, — он покосился на Бартоломео, не уверенный, стоит ли говорить при нём, но тот прилежно шнуровал ботинки, не придавая особого значения болтовне оказавшихся лицом к лицу двух близнецов, — тайна даже для соплеменников.

— Нам пора прощаться, хотя и жаль… так скоро. Тебя уже ищут в округе. Возвращение к истокам было ошеломляющим для меня. Другим этого не понять.

Младший кивнул. Его потрясение было больше в разы. Если старший хотя бы знал свою историю, то для него открылась завеса будущего, сокрытого за семью печатями.

— Значит, всё-таки… бессмертие… — пробормотал он, осмысливая подтвердившееся предположение, которое возникло во время экспериментов с камнем, но не имело доказательства.

— Это твой крест, — широкая ладонь опустилась на плечо юноши, то ли утешая, то ли утверждая в стойкости. — Камень жизни тебя не отпустит.

— Вижу… — и не удержался от рвущего душу признания: — Ты мне нравишься. Теперь я знаю, что меня ждёт. Я стал сильнее.

— Прощай, дружище. Помни: нет времени и нет расстояний, которые могли бы нас разделить. Мы одно целое. Мы шагаем след в след.

Они звонко ударили ладонь в ладонь и разошлись в стороны. Остроух, вытаптывающий землю вокруг двух хозяев, совсем растерялся и заметался между ними, не зная, за кем идти. Старший Баюр наклонился и крепко обнял пса:

— В последний раз! Больше не доведётся свидеться. Оставайся здесь. Это твой мир, — и подтолкнул по-щенячьи разыгравшегося Остроуха к младшему хозяину.

Ян достал из-за ворота амулет и поднёс к витидису, мгновенно оказавшемуся в ладони старшего Баюра. Бартоломео вцепился сразу в обоих, боясь разминуться во временны́х пространствах.

…ещё мгновение… вот оно… лицо юного волхва… синее небо в глазах, распахнутых до горизонта… смотрят прямо в душу… вливаются в неё светом… ещё один миг… золотой луч в волосах… вот лицо дрогнуло, занавесилось туманом… побледнело… растаяло…

***

— Я думал, мы хоть лететь будем. Или, на худой конец, в дырку какую провалимся, — разочарованно бубнил Бартоломео. — А и всего-то декорации сменились! — он огляделся вокруг, не замечая, впрочем, существенных трансформаций. — Сменились или нет, Баюр?

— Ты же видишь: юного волхва нет, пса — тоже.

— Но лес есть! — не унималось светило, сомнения которого были не побеждены.

— Он всегда был и будет. Только растёт и движется. Не очень заметно.

А Ян оживился, воспрянул духом:

— До́ма! Сколько прошло времени, как мы отплыли в Латур?

— Пойдём к Мастеру. Всё узнаем, — у Баюра как-то неуютно было на сердце, словно отняли что-то дорогое, навсегда отлучили, наложили запрет владеть недозволенным.

Берег Эльканы. Сверкающая река. Каменный мостик… После злоключений оказаться дома! В безопасности! Лицо Яна, по-детски счастливое, выглядело глуповато, так что на учёного он был не похож, тем более на гения. Каждая мелочь, на которой прежде взгляд не задерживался, радостно узнавалась. Бегущие и петляющие тропинки, ощетинившиеся колючками кусты, птичий гомон, шум ветра в ветвях над головой — всё дышало, бурлило и шелестело бескрайней, бесшабашной, безоглядной — вечной жизнью. Баюр с усмешкой взглядывал на друга, чувствуя, как заразительна юность свежестью впечатлений, неустанной способностью удивляться и совершать бесчисленные открытия в обыденном.

— А ты, Артур, я вижу, во вкус вошёл, — посмеивался волхв, глядя, как Бартоломео, пыхтя, старался попасть в ногу со своими спутниками и не попадал. — Чем больше чудес, тем больше хочется?

— С чего ты взял?

— Не ты ли сейчас желал провалиться в дырку? Обиделся, что полетать не удалось?

— Это я радуюсь так! Скорей бы дойти! Только в стенах Академии я почувствую себя в своей шкуре. Там меня голыми руками не взять!

— Дуэлянт!

— Ты меня, кстати, не победил! В следующий раз я тебя щадить не буду. Положу на обе лопатки. А то слишком много побед на одного человека. Излишества портят характер.

— В академгородок, наверняка, уже долетела весть, как нас сожрал кракен, — напомнил Ян. — Если есть силы, прибавьте шагу. Совестно заставлять близких страдать.

— Давай, Артур, прибавим уже, — согласился Баюр. А то загулялись чересчур. Об тебе в Латуре кто страдает?

— Некому обо мне страдать. Как-то я не предусмотрел крайней ситуации… Да со мной ничего и не случалось.

— Ты что же, не женат ещё? — неподдельно удивился волхв.

— Меня девушки не любят. Я толстый.

— Это не главное, — авторитетно заявил его многоопытный друг, мнение которого после последних событий в глазах толстяка взлетело в рейтинге на недосягаемую высоту. — Ты умный… талантливый… Ну а вертихвостки, которые этого не понимают, тебе самому не нужны. Плевать мы на них хотели.

— Лирбена, — вспомнил Ян, — называет тебя светилом.

— Да? — заинтересовался Бартоломео. — А кто такая Лирбена?

— Моя мать.

— Да-а, — приуныл потенциальный жених, — все матери советуют выходить за меня замуж, но дочери не торопятся… И потом… — спохватился он, — я ведь уже женат на своей академии, на лаборатории, на микроскопе, пробирках… и прочем хламе.

— Многожёнец!

— Извращенец!

Так и шли в город, лёгким трёпом развлекая скучающую дорогу, чтобы она резвее бежала, пока не показались Восточные ворота.

— Ян, — посерьёзнел Баюр, — тебе лучше отправиться сразу домой. Родители с ума сходят. А мы с Артуром пойдём в академию, к Дарни. А?

— Да. Так и сделаем.

***

Мастер Дарни сгорбился над бумагами за столом и был похож на тощего, оголодавшего грифа, запорошённого снегом и терзающего падаль. Со злобной мстительностью чертя роспись, чуть только не пронзая листы насквозь, и, кажется, даже не вдумываясь в написанное, он словно вымещал на них своё ожесточение. Не поднимая головы, он недовольно каркнул, услышав, как открылась дверь:

— Что надо? Пошли вон! Сегодня отчёты не принимаю… — и, метнув взгляд на вошедших, вдруг лишился сил, упал в кресло, как тряпичная кукла, уронил безвольные руки и побледнел.

— Мы живы, Дарни, — Баюр подбежал к Мастеру, испугавшись за его сердце, непроизвольно достал из кармана витидис. — Нам удалось спастись. Очнись. Всё позади.

Бартоломео протягивал стакан воды. Мастер дрожащей рукой взял оживляющий эликсир, безотказный в случаях с обморочными девицами, отхлебнул:

— Живы… невероятно… А Ян?! — губы едва слушались, как чужие, так что в сиплом шёпоте слова приходилось больше угадывать, чем слышать их.

— И Ян! — предупредил всплеск ужаса волхв. — Побежал домой успокоить Лирбену. Всё хорошо!

Рука Мастера внезапно окрепла, и он одним махом осушил стакан.

— На наше счастье, кракен проглотил нас вместе с Баюром, — тараторил Бартоломео, — без него мы бы не выбрались.

Лицо Дарни оживало, бледность таяла, глазам возвращался блеск:

— Стоп! Сначала и всё по порядку. С подробностями!

Пока рассказчики, чередуясь и подсказывая друг другу, восстанавливали последние события, у дверей директорского кабинета собралась туча народу, и оттуда, из коридора, доносился приглушённый нетерпеливый гул, который тотчас ворвался в отворённую дверь, пропустившую в кабинет сияющую семью Вионти. Дома оставили только Эрни с собаками.

И напряжение, сковавшее мужчин, сосредоточенных на опасных и безвыходных положениях, сразу пошло на убыль, побеждённое незатейливым радостным щебетанием ликующей Лирбены.

— О, Боги! В один день два таких ошеломляющих события! Гибель и воскрешение! Одного из них хватило бы с избытком, чтобы переживать год! — рокотал Грегор. — Да что там год? Всю жизнь!

— Всю жизнь ждать их возвращения?! Грегор, не убивай меня словами! — глаза счастливой женщины цвели неземным светом и притягивали взоры.

Грегор, глядя на жену, вдруг ударил себя по лбу:

— Ах, да! Ты ведь единственная, кто не поверил в гибель Яна, Баюра, Бартоломео… Поразительно! Сообщение из Латура о трагедии. Очевидцы в бинокли видели это ужасное зрелище, как монстр заглатывает пловцов. Никакой ошибки быть не может! А она вопреки всякой логике упёрлась на своём. Нет! Они не могут погибнуть! Я буду их ждать! Они вернутся!

— Я оказалась права? — торжествовала жена. — Милый, в жизни нет логики.

— В смерти тоже, — добавил Баюр.

— Не надо о смерти, — взмолилась Лирбена. — Она сегодня осталась ни с чем. Вы вернулись!

— И теперь будем жить вечно, — расхохотался Бартоломео.

Дарни скользил смеющимся взглядом по лицам и сначала помалкивал, потом, когда веселье пошло на спад, спросил:

— Откуда взялся этот кракен? Или как его там… Море Великое всегда было судоходным, тихим, и даже старинные предания ничего подобного не припомнят.

— Вы говорили, что в Арканти аномальных зон нет, — напомнил Баюр.

— Как мало мы знаем свою родную землю, — качнул головой Мастер. Нет, мол, не подумайте, что это личный упрёк каким-нибудь недобросовестным сотрудникам. Просто наматывайте себе на ус, каков целинный простор для учёной пытливости, в какие щели ещё не совал свой придирчивый глаз беспристрастный микроскоп. — Благоприятный климат, щедрые урожаи, отсутствие катаклизмов сделали нас спокойными, ленивыми и нелюбопытными. Мы не ждём беды, а когда она приходит, оказываемся безоружными, не способными с ней бороться.

— Уж не хочешь ли ты предложить нам исследование дна морского в поисках чудовища? — с сомнением поинтересовался Грегор.

— Этим займутся специалисты, Грегор. Не выставляй меня идиотом.

— Но вопросы твои неспроста. Что ты задумал?

— Пока сам не знаю.

— А я знаю! — вдруг осенило Яна. Он оглядел притихшие удивлённые лица. — Экспедиция! Научно-исследовательская!

— А что исследовать? — Бартоломео уже не выглядел пострадавшим. Привычное окружение учёных в стенах академии вернули ему уверенность и способность анализировать по всем правилам науки. Он развалился в кресле и задавал вопросы, как экзаменующий преподаватель. — Должна быть цель, направление поисков.

— Аномальные явления? — неуверенно предложил Ян.

— Можно и аномальные явления, — разрешил Бартоломео. — Тогда потребуется специальная аппаратура, инструменты, а значит — машина.

— Это организовать несложно, — отозвался Мастер. — Я распоряжусь.

— Создать группу учёных-специалистов разных профилей, способных переносить походные условия, — продолжал инструктировать экзаменатор.

— Думаю, недостатка в специалистах, желающих отправиться в экспедицию, не будет, — хозяин кабинета выразительно кивнул на стопку научных отчётов на столе, прихлопнув её ладанью. — Засиделись в лабораториях. Я и сам…

— Вы, Мастер Дарни, директор академии, и должны остаться здесь, а мне можно, — Бартоломео вскочил с места, загоревшись новой идеей, и напускная важность растаяла без следа. — С моим участием экспедиция приобретает статус международной и обязывает оба государства выделить ассигнования.

— Деньги будет считать более ответственный человек, чем ваша компания, к тому же профессионально подготовленный, чтобы остальным не засорять мозги. Обеспечивать группу всем необходимым ему будет удобнее отсюда, из академии, — оценивающий взгляд руководителя обвёл присутствующих. — Кто войдёт в состав экспедиции?

— Мы все и войдём, — как само собой разумеющееся ответил Грегор, — кроме…

— А врач? — Лирбена, предчувствуя борьбу за свою кандидатуру, посмотрела в глаза мужу. — В группе должен быть врач!

— Но Эрни…

— Эрни отправим к бабушке, в Харлисс. У него каникулы!

— Артур, а ты хорошо подумал, соглашаясь идти в экспедицию? — засомневался Баюр. — После того, что ты пережил…

— С тобой? — удивился Бартоломео. — Хоть к чёрту на рога. К тому же я не рассчитываю здесь, в Арканти, встретить какие-нибудь аномалии.

— Ну, не скажи. А вдруг именно тебе посчастливится стать первооткрывателем?

— Намекаешь на остров Трувера? — фыркнул толстяк. — Дважды на одни грабли не наступают! После того, что я видел и где побывал, трудно удивить меня сильнее. Но что-нить мы откроем всенепременно!

— А вдруг желающих будет много? — повернулась Лирбена к Мастеру. — Много народу — много суеты, разногласий…

— Не больше десяти. Придирчивый отбор. А разногласий не будет: строгое подчинение старшему! — он прищурился на будущих участников экспедиции, но думал недолго. — Старшим назначаю… Грегора! — все головы повернулись к будущему начальнику, не очень понимая, чем продиктован выбор главы академии. Тот закрепил своё решение с директивной непререкаемостью: — Он выслушивает всех, но решение принимает сам. А остальные — беспрекословно подчиняются.

— Почему меня? — оказанная честь учёного не обрадовала. Это ж сколько мороки! Чтобы заниматься хозяйством экспедиции, распорядком, прилаживаться к вовсе не шёлковым нравам азартных исследователей, в пылу открытий забывающих об осторожности, придётся собственные планы урезать наполовину. — Только этого геморроя мне не хватало!

— У тебя холодная голова, — чеканил Мастер. — Ты не примешь опрометчивых решений. Ты держишь в узде фантазии и очертя голову не кидаешься, как некоторые… — хмурый взгляд стрельнул в троицу, возникшую из небытия, — в сомнительные авантюры.

— Кто бы говорил, — засопел Бартоломео. — Если бы сам плыл с нами на «Сантине», я уверен, первый бы вляпался и уже переваривался бы в желудке у кракена.

Мастер обезоруживающе рассмеялся:

— Вот поэтому я и не гожусь руководить экспедицией, а поручаю это ответственное дело Грегору.

Глава 6

Амулет Шилака

Полуостров Арконт предоставил тёплое побережье моря Великого королевству Арканти, густо заселившему плодородный край, а дальше оно уходило в глубь материка и простиралось далеко на север, где климат уже не баловал своих обитателей, а зимы были долгими и морозными настолько, что люди порой неделями не выходили из дома.

Кантар, столица, расположился в центральной части королевства и попал в благоприятную климатическую зону, здесь не страдали от изнуряющей летней жары и ледяных зимних ветров. А на западе и востоке простирались необъятные лесные массивы, окаймлённые пограничными грядами гор, Норхеймами и Абелунами. В горах не было селений, только в предгорьях изредка встречались охотничьи домики, рыбацкие шалаши, будучи временными пристанищами тем, кто по разным причинам застрял в этих неласковых местах, заблудился или… скрывался. А в сезон охоты они иногда обживались артелями.

Группу учёных вместе с приборами, скарбом и запасом продовольствия автобус высадил у горного озера Гульпек. Дальше дорога колёс не признавала — ухабы и камни, разливы ручьёв, глубокие промоины, тесные тропинки…

Официальная программа исследований предполагала изучение целого списка природных особенностей, включая почвенный слой, водоёмы и ручьи, растительный и животный мир, особенности ландшафта и скальных образований. А вот аномальные явления составляли неофициальную часть программы. Кроме Грегора и Лирбены, Баюра, Яна и Бартоломео, в состав экспедиции вошли ещё пятеро учёных, которых Мастер утвердил не только за интеллектуальные способности, но и за физическую силу и выносливость.

Тед Бургас, невозмутимый и на первый взгляд нерасторопный, богатырского телосложения, казался ленивым, полусонным медведем, однако удивлял способностью мгновенно собраться и действовать быстро и рационально в соответствии с ситуацией. Его, как и Рэ Шинона, не могли вывести из равновесия, заставить замирать от ужаса или впадать в панику неожиданные опасности. Воображение друзей не простиралось далее конкретной действительности, и потому в самый ответственный момент их руки не дрожали. Рэ в отличие от Теда обладал весёлым нравом и неугомонной общительностью, которой хватало на двоих. Может быть, потому их приятельские отношения не омрачались соперничеством, что они, столь непохожие, выгодно дополняли и уравновешивали друг друга. Предусмотрительного и экономного Генри Латама недоброжелатели называли жадным, никак не объясняя его заботы о товарищах и готовности отдать последнее в случае необходимости даже малознакомым людям. Впрочем, его покладистость и улыбчивое согласие с критикой в свой адрес обезоруживало даже их. Бен Форст и Кай Иглей были увлечёнными исследователями, серьёзными учёными, а временами… хм… шалопаи и остряки. Ну, что ж тут такого? Иногда полезно и подурачиться, а то можно состариться раньше времени. В партиях они прежде не бывали и так рвались в экспедицию, что Мастер не мог им отказать. Вот и вся компания. Ах, да! Последним в списке был Ковбой. Правда, никто ему не сказал, что он последний. А если б и сказал — ни за что не поверил бы, ведь он всегда бежал впереди всех.

Подробности нашумевшей истории с кракеном не решились сообщить всем желающим, и Бартоломео с немалой изобретательностью сочинил версию для общественности, как кракен раскрыл пасть ввиду прибрежных островков и, взвыв от выдернутого из языка кинжала, ушёл на глубину, а они смогли добраться сначала до островков, потом до берега и, определившись с местоположением, вернуться в академгородок. При всех невероятностях версия была вполне правдоподобна и ничьих сомнений не вызывала, в том числе и новых членов экспедиции. Что же касается портала в прошлое — об этом речи вообще не было. Даже Артур, которого распирало поделиться впечатлениями, молчал, как рыба. Только перед Мастером отвёл душу (с разрешения Баюра), правда, о том, что юный волхв и Баюр — одно лицо, увёртливо умолчал. Без купюр, рассудил он, их приключения в прошлом доведут Дарни до столбняка. Конечно, пришлось и сюжет подправить (в этом помощников Артуру не требовалось. С его-то фантазией!). Разумеется, Баюр не оставил Мастера в заблуждениях, но это уже потом, наедине. Если уж собственные тайны волхва волей-неволей открылись латурцу, то осведомлённость директора Академии ни к чему выставлять напоказ. Неминуемо возникнут нежелательные вопросы, которые, бог знает, как далеко заведут. А там возникнут сомнения, подозрения… Нет уж! Лучше прикинуться шлангом.

— На берегу Гульпека остаются Тед и Рэ. Отвечаете за сохранность оборудования и приборов, — Грегор окинул взглядом груду вещей и членов экспедиции. — Плохо без транспорта. Придётся всё тащить на себе.

— Можно сделать носилки, — предложил Латам. — Быстро, удобно. Нести легче.

— И уместится больше, — подхватил Кай. — Не придётся лишние хо́дки делать и время бестолково просаживать.

— Займитесь, — согласился Грегор. — Инструменты есть. Деревьев навалом.

Послеполуденное солнце ослабило подогрев, и жара спала. Осень вступала в свои права. Ночи и зори стали холодными, и только в полдень светило распалялось что было мо́чи, бахвалясь своей силой, которой хватало ненадолго, а потом тихо ласкало, словно прощаясь.

Грегор подошёл к друзьям:

— До темноты управимся?

Баюр усмехнулся:

— Ты, главное, учёные премудрости определи к месту. Приборы там всякие, оборудование. Это нежные создания. А хозяйству темнота не помеха.

Лесная тропа в соответствии с картой, которую Грегор не выпускал из рук, вела на глухую полянку, где и предполагалось разбить лагерь. Проводника не нанимали («Ещё чего! Сами разберёмся!»), а потому подсказок и советов не было. Начальнику прибавилось головной боли, но он пока не роптал, надеясь на счастливый случай, а ещё на то, что ориентирование в этом квадрате у всех членов экспедиции было примерно одинаковое, то есть равнялось нулю, а значит, особых претензий или упрёков за ошибку не последует. Выбор места для стоянки тем не менее оказался очень удачным, только озадачивало одно обстоятельство. Тропа, по которой они шли, носила многочисленные следы людей и животных, поляна же выглядела первозданно, нетронуто, словно её обходили стороной. Не смущаясь странностями, Баюр начал ставить палатки, Лирбена занялась костром, а Грегор с Яном отправились назад к озеру за оставшимися вещами и сотрудниками. Бартоломео разрывался между палатками и костром, желая помочь обоим друзьям, но остановился на строительстве лагеря. Не потому, что работа эта мужская, и не потому, что он с ней хорошо был знаком, а потому, что дел у Баюра было гораздо больше — обустроить лагерь до темноты и так, чтобы всем было удобно. Помощник из него, прямо сказать, был никакой. Всё-то у него выходило криво и не к месту, его молоток бил не по колышку, а по пальцу или падал на ногу, а палатка с покосившимся столбом (умудрился-таки поставить самостоятельно) так накренилась, что чуть было не сократила членов экспедиции на одну живую единицу, причём именно ту, наличие которой позволяло ей гордо именоваться международной. Наконец Баюр, не выдержав, вздохнул:

— Артур, уйди.

Ничуть не обидевшись, толстяк поступил в распоряжение Лирбены. Он бегом кидался выполнять её поручения и вдруг падал на ровном месте, ронял посуду, а потом шарил в траве, отыскивая ложку, но не находил, проливал воду мимо котла в костёр, сам удивляясь своей неловкости и вызывая тихий смех Лирбены и ехидные ухмылки Баюра. Тогда он отошёл в сторону и, насупившись, занялся починкой собственного рюкзака. Как только энтузиазм рьяного помощника перестал фонтанировать, всё как-то само собой наладилось.

Скоро над поляной поплыл аппетитный аромат, приправленный дымком, а на тропе показались остальные члены экспедиции с носилками. Бартоломео бросился помогать разгружать ящики, но Баюр, подойдя к упакованному оборудованию, отстранил его:

— Сегодня не твой день, Артур.

Пришлось незадачливому толстяку отойти в сторонку и безропотно наблюдать, как его коллеги быстро и слаженно вскрывают коробки, извлекают из их недр ценные приборы и тут же уносят в приспособленную для них рабочую палатку, как монтируют разобранные конструкции и сразу устанавливают на подготовленную площадку, укрепляют опоры. Некоторые ящики уносили в палатку нераспакованными. А пока примеривались к самому большому, прикидывая, как за него ухватиться да сколько рук понадобится, Тед широким жестом отодвинул товарищей, без видимых усилий поднял его и понёс.

— О-о-о! Подъёмный кран отдыхает! — свой восторг Бен сопроводил ехидными аплодисментами.

— Подъёмный кран — дорогостоящая и громоздкая штуковина, а наш Тед — бесплатный, — Ре, размахивая руками, как ярмарочный зазывала, гордо демонстрировал тягловую мощь своего друга. — И габариты у него… чуть-чуть поменьше. Никаких хлопот с транспортировкой! Передвигается самоходно!

— «ПК» модифицированный! Рекомендуем: сам мыслит, планирует и осуществляет! Леди и джентльмены, аплодисменты! — рекламировал Кай и первый захлопал в ладоши, подняв руки над головой и показывая пример.

Другие поддержали: «У-у-у!». Тед никак не отреагировал, лишь молча ухмыльнулся. Кай и Ре его не удивили, ему случалось слышать и более заковыристые остроты, нарезаемые неуёмными ядовитыми язычками соратников.

Ужинать расположились вокруг костра и хвалили кулинарные таланты Лирбены, секрет которых крылся в свежем воздухе, усталости и зверском голоде перетрудившихся учёных. Ей было приятно, хотя готовила наспех, не имея опыта полевой кухни, заботясь лишь о съедобности стряпни, главное — побольше, чтобы всем хватило. Бартоломео умудрился опрокинуть миску себе на колени и обжечься. Ему сочувствовали, предлагали помощь (Бен уверял, что сможет отпились дефектную ногу совершенно безболезненно: «даже не дёрнешься», если перед этим кулаком по лбу вбить анастезию), и только Баюр, сидя напротив толстяка, молчал и, прищурившись, наблюдал за ним. Потом внимание развеселившихся людей переключилось на Ковбоя, который зарычал и оскалился, держа лапой недогрызенную кость, хотя никто у него не отнимал. Посыпались шуточки и объедки с «барского стола», последние исчезли в зубастой пасти мгновенно, на лету, а словесные изыски ему были по барабану.

— Усерднее жертвуйте, жмоты! — подбадривал Рэ. — Вам-то дрыхнуть, а ему — в ночной дозор!

После ужина умиротворённые и сытые учёные расползались по палаткам. Две двухместные предназначались Грегору и Лирбене, Бену и Рэ. Одну трёхместную облюбовали Баюр, Ян и Бартоломео, вторую — остальные. Ночным дежурством заведовал Баюр и первую очередь определил себе. Он уселся на бревно подле костра, подбрасывал в огонь веточки и краем глаза наблюдал за Бартоломео, который бродил по поляне, дожидаясь, пока все угомонятся, и отправляться спать не торопился.

Наконец зябкая темнота укуталась тишиной, только стрекотание цикад, будто перестрелка, слышалось с разных сторон. Артур решительно направился к волхву, сильно споткнулся, чуть не упав, и остановился в двух шагах:

— Ты ведь не думаешь, как все, что я такой увалень и недотёпа, у которого валится всё из рук и который без всяких причин падает на ровном месте?

— Значит, причины всё-таки есть? — вкрадчиво уточнил волхв.

— Только ты можешь меня понять, — в отчаянной искренности «увальня и недотёпы» никаких сомнений не было, — и, может… может быть, даже не будешь смеяться.

— Выкладывай, — велел блюститель ночного порядка.

— Здесь кто-то есть, — доверительно зашептал Бартоломео. — Уж не знаю, почему выбрали именно меня… чтобы покуражиться.

— Почему так думаешь? — лукавый прищур синеглазого стража вовсе не обещал верить на слово. Мало ли что взбредёт в голову кабинетному учёному, впервые попавшему в полевые условия. Смириться с собственной неловкостью ему не позволит высокий статус светила, значит, начнутся лихорадочные поиски козла отпущения, на которого можно навешать что угодно.

— А как думать? Вот я крепко держу миску, — пухлые ручки, сложившись лодочкой, прижались к выпирающему животу. — И вдруг… она выскакивает и переворачивается.

Обыденность случая выглядела несерьёзно, и грех проказнице-миске был милостиво прощён:

— Бывает.

— Хорошо, — не унимался толстяк, не зная, как достовернее доказать свою правоту. — Но ведь если б один раз!.. Постоянно падаю. Всё роняю…

Ковбой остановился посреди поляны и разразился оглушительным лаем.

— Ковбой! — прицыкнул волхв.

— Вот! — обрадовался поддержке незаинтересованного свидетеля Артур. — Псина меня понимает лучше. Он тоже что-то чувствует. Приглядись… Даже ведёт себя странно… Вот — видишь? Будто играет с кем-то.

— Просто гоняется, — отмахнулся Баюр, тем не менее продолжая наблюдать за подозрительной игривостью лохматого друга. Непредвзятые аргументы его поведения были куда нагляднее и убедительнее сбивчивых примеров латурца.

— Не наговаривай на собаку. Ковбой — умный пёс, просто так гоняться не будет. А за ужином? — напомнил незаслуженно осмеянный обличитель. — Кто у него кость отнимал? А вы — ха-ха-ха! ха-ха-ха!

Баюр следил за манёврами пса. Тот резвился, но далеко не убегал. Уворачивался, вставал на задние лапы, подпрыгивал и припадал на передние. Будто и впрямь играл с кем-то. Но с кем?

— Я сначала не придал значения, — продолжал исповедоваться Бартоломео. — Ну, уронил… Ну, упал… А потом понял: неспроста… А тут ещё Ковбой…

— Он, в отличие от нас, кажется, видит тех, с кем играет, — нехотя процедил волхв, опосредованно соглашаясь с подозрениями нескладёхи-учёного.

Артур не сводил с собаки глаз:

— Похоже. Я и сам подумал, да сказать не рискнул. И так уж всех насмешил через край. А теперь вот выгляжу идиотом.

— Ну-ка, присядь рядом со мной.

Когда Бартоломео плюхнулся на бревно, Баюр потёр лоб, и поляна мгновенно преобразилась, словно подёрнулась белёсой дымкой, в которой явно угадывались человеческие фигуры. И хотя Артур не первый раз лицезрел фокус прозрачности, всё же вздрогнул и поёжился. Люди, будто сотканные из тумана, непринуждённо бродили вокруг. Лица тоже были видны, но как-то нечётко. Их одежда разнилась не только покроем или модой, но носила и характерные признаки определённого рода деятельности, возможно, профессии, а иногда — положения в обществе. Но в любом случае, она выдавала нездешнее происхождение своих владельцев или… иное время жизни. Они свободно ходили, переговаривались друг с другом, но были как будто изнанкой реальности и походили на негатив фотографии. Теперь стало видно, с кем играл Ковбой. Второй пёс, похожий на него как две капли воды, с такой же стрелой на лбу, резвился, скакал и валялся в траве наравне с реальным. Собакам было весело, они трепали друг друга, вертелись волчком, отпрыгивали и снова сцеплялись, азартно размахивая лохматыми хвостами.

— Остроух? — узнал Бартоломео.

Но Баюр смотрел в другую сторону и вдруг резко вскочил:

— Шилак!

Навстречу ему шёл высокий прямой старик с длинной чёрной бородой (учитывая негатив — седой) и такими же длинными волосами, перехваченными на лбу ремешком. Он остановился в трёх метрах от своего воспитанника и заговорил тихо, но вполне внятно:

— Не думал я, что доведётся когда-нибудь ещё говорить с тобой.

— Но как ты смог…

— Это ты смог увидеть нас, а я всегда тебя вижу. Неужто мыслил ты, что я, развалясь на каймановой вершине, любованием тешусь да горжусь за тебя?

— Я чувствовал, что ты рядом, но не знал, — лепетал Баюр. Бартоломео не узнавал его. Куда подевался уверенный, сильный мужчина, которого трудно чем-либо испугать или смутить, который всегда найдёт выход из затруднительной ситуации, наоборот, заставит противника трепетать и слушаться. Перед призрачным стариком стоял ученик, почти такой же юный волхв, которого довелось увидеть Артуру, провалившись в портал.

— То-то. Всего нам знать не дано, — седовласый старец тихо и дробно рассмеялся. — А чутьё порой дороже всех знаний.

— Но почему вы здесь?

— Земля здесь силой богата, она притягивает. Мы часто собираемся на этой полянке, чтоб ощутить забытую тягость тела, напитаться травным духом. Аль не заметил, что пёс твой не проходит скрозь Остроуха, а играет с ним, ровно с живым? Здесь мы не бесплотные духи, а люди, токмо невидимые.

— Но с нами ни разу не столкнулись. Только над Артуром забавитесь.

— Прежде сталкивались с людьми, — признался наставник. — По неопытности. Оттого дурная слава про эту землю пошла и нынче люди стороной её обходят. Теперь сноровистее стали. А друг твой один из всех здесь чужой. Молодые ду́хи испытывают его. Ну, и забавятся, не без этого. Дай ему амулет. Из тех, которым ещё я тебя учил, они отстанут. А лучше — вот, возьми мой, — Шилак снял шнурок с шеи, — он обережёт его и пото́м, коль надобность будет.

Из палатки, пошатываясь, вышел сонный Ян сменить дежурного и, пройдя несколько шагов, остолбенел. В призрачном свете поляны бродили белые люди, а Баюр стоял рядом с высоким стариком с длинной бородой и посохом, держа его за руку. Такое зрелище не могло вызвать паники только у Яна, наученного опытом видеть чудеса, так что опомнился он быстро и безбоязненно направился к волхву.

— А меня позвать? — на ходу укорил он друга.

— Прости, — оправдывался Баюр. — Эффект внезапности. Знакомься. Это Шилак.

— Тот самый?!! — опешил парень. И как только удаётся этому молодому долгожителю выуживать из слежавшихся пластов древности людей, чьи имена не под силу упомнить даже вечности! Вот, значит, каков наставник сироты Харлисса, который, получив из мудрых рук путёвку в жизнь, стал могущественным волхвом. Впрочем, по рассказам Баюра он таким его себе и представлял.

— Единственный, другого не было, — с теплотой и гордостью объявил ученик. Что ж, перед первым и самым любимым в своей жизни учителем, который не только открывал ему тайны мироздания, но и спас от смерти, он всегда будет благоговеть и чувствовать себя неумехой-мальчишкой, с восторгом глядящим в рот мудрецу.

— Что я пропустил?

— Ты не видел, как я тёр лоб.

— Это я видел раньше.

— Тогда ничего.

— Смышленый отрок, — одобрительно посмеивался старый волхв. — Ты умеешь выбирать друзей.

Бартоломео несмело подошёл и встал за спиной Баюра, которого вдруг осенило:

— А знаешь, Шилак, будет лучше, если ты сам наденешь амулет Артуру.

— И то верно, — старик взял шнурок и вдел в него покорно подставленную голову притихшего светила. — А теперь возвращай нам незримость, Баюр. Не след о нас знать людям, окромя тех, кого Боги выбрали. Харлисский дар береги, богиня чтит тебя. Ну, прощай…

Не успел Баюр опустить руку ото лба, как поляна потемнела, словно смежила веки и скрыла дивные сны. Бартоломео нащупал на груди амулет, удивившись, что он не исчез, не растаял вместе с видениями.

— Ничего себе — вещий волхв, — по привычке задирал толстяк Баюра. — Умеешь ты заводить друзей. Видимых и невидимых. И как прикажешь это понимать?

— Как сон, Артур. Ты устал, тебе давно пора спать. Чарующие, сказочные грёзы!

— Рассказывай! — огрызнулся Бартоломео, нетвёрдой походкой выруливая к палатке и потрясая зажатым в кулаке амулетом.

— А ты куда? — шикнул Ян в спину волхву, направившемуся следом за ним. — Ты же теперь не уснёшь!

— Ещё чего! — Баюр широко зевнул, демонстрируя свои желания, совпадающие с возможностями. — Буду спать как невинный младенец.

— Ха! Ты — и младенец? Да ещё невинный? — оставаться одному парню было скучновато, тем более что хотелось расспросить ночные подробности, которые он якобы не пропустил.

— Артур мне колыбельную пророкочет. Он большой искусник по этой части.

— Бросаешь меня! Хоть бы из вежливости спросил: не страшно ли мне одному?

— Ха! Тебе — и страшно! А Ковбой? Да вас — целый гарнизон!

— Топай-топай! — пошёл Ян на попятный, увидев, что волхв остановился. — Не хватало ещё нянчить тебя завтра, когда ты носом клевать будешь, — этого за Баюром не водилось. Приходилось только удивляться и гадать, сколько же он может выдержать без сна. Но не оставлять же за ним последнее слово!

Тот усмехнулся, но на выпад всё же ответил, не желая оставаться в долгу:

— А придётся. Деваться тебе некуда. Не бросать же добро, то есть меня, — он уже сунул голову в палатку и опустил за собой полог, как занавес после спектакля, но аплодисментов комедианты не удостоились.

Ночь щедро залила чернилами поляну и лес вокруг, утопив его во тьме с головой, и даже небо, которое хоть и вооружилось бесчисленными прожекторами, не могло пробить черноту. Только бесстрашный пятачок костра, со всех сторон осаждённый мраком, геройски отстаивал свою независимость, выстреливая залпы искр в атакующего противника.

Когда мгла износилась, отсырела и стала расползаться рваными лохмотьями, обнажая светлеющую даль и макушки деревьев, а птицы засвистели и поднялись на крыло, Ян в последний раз обошёл поляну. Рядом с костром дрых Ковбой, вздрагивая и перебирая лапами, продолжая бежать во сне. Вынырнули из палатки Грегор с Лирбеной.

— Давно не видел столько снов, — улыбнулся Грегор, поёживаясь от утренней свежести. — Будто копились, а в эту ночь на свободу вырвались.

— Ничего не слышал? — спросил Ян, продолжая подкладывать ветки в огонь.

— А было что слышать?

— Сейчас Баюр расскажет. Вон идёт. Его враки складнее выходят.

Опуская впечатления, волхв коротко поведал о ночных событиях, предоставив друзьям дорисовать и осмыслить детали самостоятельно. Лирбена молча готовила завтрак, но не пропускала ни единого слова. Прицепив котелок над огнём, она присела на бревно:

— Занятная полянка. И ведь не расскажешь никому, кроме Мастера. И аномалий никаких…

— Членам экспедиции этого знать точно не нужно, у них другие заботы, — решил Грегор. — Бей в кастрюлю. Подъём! Ишь, разнежились на пленере.

Разбуженные учёные вяло подгребали в костру, явно не выспавшиеся, недовольно бурчали. К полевым условиям ещё предстояло приноровиться, это вам не академические лаборатории! Завтракали расслабленно, начальник не подгонял, давая время собраться с мыслями. Потом подошёл к Бартоломео и тихо попросил:

— Покажи, — толстяк не выставил напоказ, а скрыл под футболкой странный дар, но сразу понял, о чём речь, и вытянул за шнурок амулет.

Гибкий чёрный корешок оплетал отшлифованный до блеска маленький деревянный кружок, в котором по краям были выжжены непонятные знаки. В чём его таинственная сила было неведомо, но источник его возникновения ошеломлял. Грегор повертел его в руке, потёр гладкий кружок пальцем (ещё бы на зуб попробовал!), с задумчивым сожалением вернул:

— Так, пожалуй, поверишь и в чёрта, и в коврюжную матерь. Охотнички за кошмарами! И как тебе, научное светило, глянулась изнанка физической реальности?

— Честно?.. Стыдно признаться — струхнул, — не стал рисоваться Артур. — Но жуткое любопытство перевесило. Теперь… повторись оно снова — поучаствовал бы с исследовательской целью, а то ведь ночью даже забыл, что учёный.

— Распробовал, значит. Смотри, не оплошай вдругорядь.

Баюр, который сидел рядом с Бартоломео и от которого разговор не таили, авторитетно добавил:

— Случай ещё представится.

— Думаешь? — оживился латурец.

— Уверен. И не один раз.

Что миски опустели и завтрак подошёл к концу, стало понятно по всколыхнувшимся там и сям разговорам, уже расцвечивающимся острыми словцами и ответными смешками. Впереди был нелёгкий рабочий день, и начальник счёл своим долгом напомнить порядок жизни и работы экспедиции, который сочинили вместе в автобусе. Чтоб народ не расслаблялся и чувствовал ответственность не только за свои исследования, но и за полновесную жизнь всей команды:

— После завтрака из лагеря расходимся группами по два, по три человека. В лагере остаются двое — занимаются своими материалами и хозяйством, чтобы к прибытию остальных было что поесть.

— Да помним мы, гражданин начальник. Что ты прям как в зоне! — съязвил Тед.

Рэ тут же поддержал его:

— Грегор, ты бы ослабил бдительность. Для полёта научной мысли нужна свобода, импровизация. За ней мы сюда и приехали.

— Свобода, которая не в тягость остальным, — подправил Латам.

— Разумеется, Генри. Мы же не маленькие. Философские определения нам ещё в студенчестве вдолбили.

— Сдаюсь, — Грегор поднял руки и рассмеялся. — Обещаю не изводить нотациями при условии поддержания порядка.

— Сегодня я останусь в лагере, — Генри Латам оглядел собравшихся, ожидая ответной реакции.

— Артур, может быть, ты тоже останешься? — предложил Грегор.

— Не-е, я с Баюром.

— Я останусь с Генри, — вызвался Форст. — Мне ещё записи свои надо привести к общему знаменателю, подогнать планы под местные условия, прикинуть кой-чего…

— Решено, — подытожил Грегор. — По коням, ребята.

Глава 7

Вулкан

Неутомимы и неисчерпаемы фантазии осени. В начальной своей поре, до наступления стойких холодов, она рисует тонкой кисточкой, выбирая пастельные тона, принимая роль изысканного художника-аристократа. Опалённые золотом окоёмы шелестящих, ещё живых и трепещущих листочков выглядят драгоценными украшениями в наступающем карнавале осени. И похваляются, и дразнят друг друга убранством лесные красавицы, день ото дня наливаясь новыми красками, удивляясь собственным превращениям. Откуда пришла ты, осень? Таинственная колдунья, повелительница цвета и аромата, зачем дурманишь красой и заманиваешь в неясные дали, что чуть покажутся впереди и снова прячутся? Кого пытаешься поймать сетями бесчисленных паутинок, вырастающих на каждом шагу волшебным образом? Не догнать, не понять, не надышаться ею никому не дано. Никогда…

Молчаливое шествие троих друзей по шуршащей тропинке не нарушало беспечной прелести раннего утра, пока не прозвучала вслух первая фраза и разговор не отодвинул на задний план любование декорациями.

— Почему ты выбрал этот маршрут? — обоснование цели исследования для Бартоломео было первоочередным делом. Дальше всё катилось по невидимым рельсам, годами накатанным до автоматизма, помноженного на опыт. И хотя менялся предмет изучения, основные принципы исследования мало отличались друг от друга и срабатывали неосознанно, сами собой. Так птица, не задумываясь, с какой ноты начать, поёт свою песню, которая у неё всегда одна, но вечно новая, неповторимая.

Ян ждал этого вопроса, и всё-таки в ответе угадывалось больше сомнения, чем уверенности:

— В прошлом году я просматривал научный сборник Ардапаганского универа и наткнулся на отчёт геологов, которые работали у подножья Абелунов. Ещё тогда возникла мысль, но слабая, только царапнула, что породы, которые они обнаружили, должны иметь вулканическое происхождение. Но исторические источники о вулканах в этих местах умалчивают.

— А сам-то бывал здесь? — уточнил Баюр.

— Как-то случая не представилось. А теперь вот вспомнил.

— Что за породы? — заинтересовался Бартоломео.

— В статье упоминались опаловые отложения и травертин.

— Травертин, травертин… — пробовал слово на вкус толстяк. — Где-то слышал.

— Это известковый туф.

— И что? Теперь мы геологи?

— Я понял! — обрадовался догадке Баюр. — Опалы и травертин возникли не сами по себе, а благодаря специфическому воздействию, ради которого мы сюда и тащимся! Хороший я ученик?

— Троечник, — скривившись, процедил Ян.

— Ну, давай же, не маринуй! — горячился Бартоломео. — Выкладывай начинку!

— А начинка находится в скале. Точнее, под скалой.

— То есть?

— Опаловые отложения называют гейзеритами. Они образуются под воздействием термальных вод и обычно составляют дно и берега гейзеров…

–…но гейзеров в окрестностях нет! — горячился Бартоломео, опережая Яна и договаривая за него. — Значит, их надо искать под землёй?!

— Пять с плюсом.

Торжествующий Бартоломео повернулся к Баюру:

— В следующий раз арбитром на дуэли будет Ян Вионти.

Волхв пропустил выпад дуэлянта мимо ушей, не удостоив его ответом, и приступил к расспросам:

— Как же до сих пор никто не сподобился проверить?

— Сам удивляюсь. Геологи изложили только факты, выводы делать не стали. А у других свои проблемы. И вообще, мне кажется, что статья прошла незамеченной. Вот ещё странное наблюдение. Абелуны на этой широте летом снежных шапок не носят в отличие от Норхеймов, западных гор. Здесь тёплые горы с богатой растительностью. Снег долго не лежит. Только в самые лютые стужи покрывает высокогорье и то ненадолго и быстро сходит. Весна наступает даже раньше, чем в долине.

— Как это объясняют? — Баюра тоже зацепила странность. Почему другие не озадачились вопиющей природной неувязкой? Чтобы сей аномальный факт насторожил, учёная степень не нужна, достаточно уроков природоведения начальной школы. И он, как строгий экзаменатор, стал загонять «студента» в угол.

А Ян не поддавался:

— Тёплые восточные ветры! Поклон вам и уважуха, господа метеорологи, — согнуться спине в ехидном почтении воспрепятствовал тяжеленный рюкзак. — А мы найдём эту причину под землёй.

— Ты знаешь, куда идти? — Баюр с большим сомнением оглядывал дорогу и разбегающиеся от неё тропинки. Ничего примечательного, можно идти в разных направлениях, разницы никакой.

— В статье указаны координаты. За точность не ручаюсь, но кажется, мы в том самом месте.

— Знаю я это «кажется». Особенно в вашей компании, — заворчал Бартоломео. — Снова попадём туда, не знаю куда. Всё-таки не надо было оставлять Ковбоя в лагере. Глядишь, и вынюхал бы нам направление. Правда, в координатах он разбираться не мастак. Да и вы, как я погляжу, тоже…

На его ворчание внимания не обращали, оно было вроде обязательного припева, чтобы с ритма не сбиваться. Сам же Артур уже загорелся интересом и теперь не плёлся, кряхтя под тяжёлой ношей, а выпрямился и шёл впереди всех, вглядываясь сквозь поредевший лес в ещё далёкие, но с каждой минутой приближающиеся отроги гор.

Тропинка успела растерять остатки травы, и под ногами стелился песок, намытый весенним паводком. Он был хорошим ориентиром, позволяющим не сбиться с направления, ибо вымывался из пород и выносился на поверхность, где его подхватывали вешние потоки и гнали вниз по склону дальше. Стали попадаться камни по обочинам, размером с бочку, и мелкие, россыпью, прямо на дороге. Впереди видны были только голые скалистые великаны, высоко задравшие каменные лбы, а у их подножия теснили друг друга всевозможные кустарники и роскошные травы, знать не знающие, что пришла осень.

По мере приближения к горам тропинка, сначала узкая, всё больше раздавалась вширь, и теперь влилась в просторную дорогу, огибающую Абелуны, по которой (судя по ровным наезженным полосам) катили легковые и грузовые колёса, деревенские повозки и велосипеды.

— Следите внимательно, — руководил Ян. — Надо найти русло, откуда вытекает песок.

Задача была нелёгкой, ибо все подступы к скалам густо заросли зелёной щетиной. Да и русло не по желобку просачивалось, а разливалось широко, может быть, на десятки метров, а то и километров. Вот в скале показалась расщелина, и Ян уверенно направился к ней. Друзья не спорили. Если со стороны фасада нет ничего особенного, значит, искать надо в глубине. Шли друг за другом, протискиваясь меж скалистыми уступами, постоянно задевая снаряжением о неровности и переступая свалки камней. Но под камнями, раскатанными как попало, величиной с кулак и мелкой россыпью, был песок, позволяющий надеяться на правильный выбор пути.

Метров через двести расщелина раздалась в стороны, и идти стало свободно. Всё чаще встречались земляные полянки, которым не хватало места только у подножья, и они уверенно ползли вверх по скалам, отвоёвывая у бесплодного камня новые колонии для своего бесчисленного зелёного потомства. Ущелье всё не кончалось. Песчаная тропинка, повторяя его изгибы, бежала и бежала, скрываясь за поворотами, и кажется, мечтала уморить людей прежде, чем выведет из каменных тисков на простор и остановится. Или упрётся в тупик. Последний вариант никого не вдохновлял, поэтому его тщательно вычёркивали даже из воображения.

Наконец, стена по правую руку сжалилась над пыхтящей троицей, сражённая её настырностью, и остановилась, а за ней, в глубине сверкающего под солнцем каньона, широко раздвинувшего обступающие скалы, амфитеатром изогнулся неописуемой красоты каскад каменных вод, словно плывших по ступеням и застывших по велению незримого мага.

— Нашли! — вырвалось у Яна, который больше всех переживал за правильность выбранного маршрута. — Травертин!

Коричневые, серые, бежево-молочные и ярко-белые с розовыми разводами ровные ступени, будто обточенные электронным инструментом, блестели, переливались под солнечными лучами, поражая экзотичной красотой, которая не вписывалась в каменный пейзаж, а словно возникла из ниоткуда, по волшебству.

— Я никогда такого не видел, — растерянно бормотал Бартоломео.

Над ступенями нависала массивная шапка травертина, похожая на вырвавшуюся из недр и застывшую снаружи разноцветную пену, осевшую и спрессовавшуюся. Нижняя ступенька террасы тонула в небольшом водоёме, отражающем небо с лениво плывущими облаками, огороженном с другой стороны травертиновым бордюром, напоминающим кирпичную кладку.

— Бассейн под открытым небом, — объявил Баюр и направился к водоёму.

Издалека вода казалась жёлтой, но оказалась исключительно прозрачной с песчаным дном, а глубина едва достигала трёх метров. Баюр снял рюкзак, ботинки и объявил:

— Привал!

Потом, присев на ступеньку, опустил ноги в воду:

— Тёпленькая! — он блаженно прищурился.

Птичий щебет из-за выступа подтвердил его наблюдения. Стайка мелких пернатых, не замеченная вначале, устроила купальню на краю водоёма с брызгами, писком и шумным хлопаньем крыльев.

Устраивая снаряжение рядом с рюкзаком волхва, Артур с Яном озирались, отыскивая какой-нибудь грот или провал, ведущий в недра, но никаких зацепок не было. Обидно возвращаться ни с чем. Ян набрал в пластиковую колбу воду и маркером помечал её.

— Должен быть лаз, — припечатал он. — Обязательно! Искать надо лучше.

Баюр начал раздеваться.

— Собрался ванну принять? — ехидно озвучивал эпизод Бартоломео. — Вы, мол, тут жарьтесь на солнце, а я пока целебные омовения совершу.

Волхв ослепительно улыбнулся ему и нырнул.

— Вода в водоём откуда-то поступает, — рассуждал Ян, вглядываясь в недра водоёма, но безуспешно. Потревоженный донный песок взвился тучей, и мутные клубы поплыли в разные стороны, скрывая пловца. — Там, под ступенями что-то есть.

Голова волхва вынырнула у самых ног Артура, и тот сразу протянул руку, но Баюр опёрся о ступеньку и ловко выпрыгнул:

— Есть.

— Дырка? — предположил толстяк. — Большая? Я пролезу?

Баюр глянул на купель, из которой вынырнул, потом на сосредоточенное лицо Яна:

— Щель? Пролом? — гадал он вслух. — Может, породы просели. Но выход точно нерукотворный.

— И что там? В дырке? — не отставал Бартоломео.

— Оттуда идёт тёплое течение, а остывшее из водоёма возвращается обратно.

— Понятно. Там тоже озеро. Два сообщающихся сосуда, — заключил Бартоломео. — Это мы в школе проходили.

— А может быть, и не два, — огорошил его волхв. — Подземная полость иногда простирается на километры, на сотни километров.

— Может быть, поищем вход снаружи? — тоскливо предложил Артур.

— Ага, будем искать его до вечера и не найдём, — сразил его Ян безжалостным реализмом. — Вещи оставим здесь. Возьмём…

— Ботинки обязательно, — подсказал волхв. — Надеюсь, ты не забыл вакуумный пакет?

— Обижаешь, — предусмотрительный исследователь растопырил горловину рюкзака и зашуршал, роясь в его глубинах.

— Остальное на твоё усмотрение. Кстати, Артур, ты можешь остаться здесь. Заодно имущество постережёшь.

— Да за кого ты меня принимаешь?! — взъерепенился толстяк. — Ну и что, что я плавать не умею? Зато я умею крепко держаться за твой ремень!

Ян упаковывал вакуумный мешок, как всегда, продуманно, не забывая мелочей, в том числе ботинок Артура, заставив его разуться. Погружаться начали со ступенек у самой щели.

— Вдохни глубже, Артур, — посоветовал волхв. — Неизвестно, когда выныривать придётся. И не выпускай из рук мой ремень.

— Не учи учёного. Опыт имеется. И не хилый!

Проход (или промыв) был у самого дна, не слишком свободный, тем не менее Бартоломео легко просунулся в щель. Волхв плыл с открытыми глазами, толстяк превратился в дохлую рыбу (повторение опыта грозило перерасти в традицию), стараясь не мешать буксиру, Ян управлялся с мешком. Температура воды заметно повышалась, но пока была не только терпимой, но даже приятной. А когда Баюр устремился вверх, дохлая рыба воспрянула духом и живенько забултыхала ногами.

Очутившись над водой, Артур глубоко вдохнул, и даже тяжёлый, насыщенный какими-то примесями воздух, показался ему освобождением.

— Гейзер, — определил Баюр.

— Как я и предполагал, — Ян удовлетворённо хмыкнул. — Всё сходится. Вопрос: что он здесь делает? И в какой компании? Не с бухты-барахты же он появился?

Парна́я вода приятно расслабляла и нежила, на гладкой поверхности то и дело вспучивались пузырьки, выпуская газ. Бартоломео поднял глаза и ахнул, чуть не захлебнувшись хлынувшей в открытый рот водой. Высокий свод и размеры подземной полости вызывали уважение. Было темно. Хотя и не настолько, чтобы чувствовать себя запертым в сундуке. А так, словно глубокие сумерки в лесу. Где-то в глубине было светло, будто кто-то разжёг костёр, а здесь, на периферии, только рассеянное свечение.

— Пирог с начинкой из гейзера, — попытался пошутить толстяк.

— И не только, — обнадёжил волхв. — Думаю, этот гейзер — только приманка для непутёвых любознательных артуров. Сейчас будем дегустировать.

Выбравшись на каменный берег, друзья вскрыли пакет и с удовольствием обулись. Мокрые штаны в прогретом воздухе быстро сохли, и дискомфорта никто не испытывал. Вот только дышать здешним воздухом было тяжеловато.

Оглядевшись, они обнаружили, что впереди пространство бескрайнее, всё сплошь покрытое крупными и мелкими гейзерами, которые вели себя по-разному. Одни равнодушно парили, иногда выпуская на поверхность пузыри, другие дымились и бурлили, будто на дне черти разместили адскую жаровню. А вдали виднелось дымно-голубоватое свечение, в которое беспорядочно врывались оранжевые сполохи. Именно с них Баюр не сводил глаз.

— Туда? — спросил Артур, преданно глядя на волхва, готовый последовать за ним в огонь и в воду. Впрочем, в воде он уже побывал с ним предостаточно. Таких практических занятий хватит на всю оставшуюся жизнь. И хорошо, если только в воспоминаниях, без повторения пройденного материала.

— Постойте, — Ян достал фонарь и пошёл по берегу гейзера. — Опал! Ага! Я так и думал.

Он сбил с края осколок и взял пробу воды, всё подписал и упрятал в мешок.

— А те наплывы? Видишь? — Ян без церемоний развернул голову Артура двумя руками. — Нет, дальше.

— Не иначе — обсидиан, — догадался Бартоломео. — Бог мой! Какие залежи!

— Вулканическая порода. Не разбредайтесь далеко. Здесь небезопасно, — напомнил волхв, на ходу подбирая камешек обсидиана и протягивая Яну. — Спрячь улику. Предъявим скептикам, их у нас изрядное количество, переходящее в качество. На слово не поверят.

К дальнему свечению шли осторожно, чтобы не провалиться в бесчисленные озерца-гейзеры. Неровная каменистая поверхность то крошилась под ногами, обнаруживая свежие известняковые отложения, не успевшие отвердеть, то подсовывала острые камни, которые чувствовались даже через толстую подошву ботинок. Подземная полость не охватывалась взглядом, конца ей не предвиделось, но друзей сейчас не занимали её размеры, они, как зачарованные, шли к сполохам света. Воздух становился всё горячее, высохшая одежда снова промокла, теперь уже от пота. Всюду свисали сталактиты, целые занавеси, иногда такие плотные, словно стены, с которых вниз ступенями натекали и застывали новые отложения.

— Это тоже травертин, — показывал на них Ян. — Между прочим, элитный стройматериал. Древние цивилизации обтёсывали этот туф и возводили дворцы. А теперь мы восхищаемся историческими развалинами.

— Так может, этого травертина в прежние времена было здесь не меряно? А туф добывали в здешних месторождениях? — предположил Бартоломео.

Оттуда, из-за травертиновой стены, шёл свет, а вместе с ним треск, воздух раскалился, не насыщая лёгкие кислородом, а только иссушая гортань. Гейзеры, которые обходили друзья, бурлили и кипели, выбрасывая фонтанчики. Шишковатый камень под ногами сменился гладким, по нему сочилось мокрое и хлюпающее, обеспечивая скольжение. Порой ноги разъезжались в стороны, и скорость движения резко упала, внимая гласу осторожности. Бартоломео шёл по краю гейзера, выпуклым опаловым окоёмом наплывающим над тропой, где ботинки не скользили и устойчивость была надёжной. И вдруг у самого берега вырвался шипящий фонтан. От неожиданности Артур вздрогнул, покачнулся и… свалился бы в кипяток, если б не вовремя протянутая рука, за которую он, не раздумывая, крепко ухватился и устоял на ногах. Он глубоко вздохнул и признательно кивнул Баюру, который был ближе к нему. Ещё придёт время рассыпаться в благодарностях, а теперь не до того. Хотя… как тот смог дотянуться до него? Это ж какой длины нужно иметь руку! Или они растягиваются у него на пружинах до трёх метров?

— Кажется, что там гигантский костёр… или мартен… — подбирал Ян подходящее слово.

–… или домна, — подсказал Артур.

–… печка, — обобщил волхв. — Только откуда ей здесь взяться? Под землёй? Никаких следов человека. Вообще никакой живности.

— Здесь и жизни нет никакой, — оглядывался по сторонам Артур.

— Жизнь есть везде, и отсутствие в ней человека вовсе не показатель, — Ян шёл впереди и торопил остальных: — Ещё немного! Давайте! И мы увидим дракона.

Артур, успевший глубоко вдохнуть, подавился последним словом и раскашлялся:

— Совсем рехнулся? А доспехи ты прихватил?

— Он одним тобой наестся, — утешил его сомнения парень, — а может, и подавится. А с нами будет беседовать о вечном и нетленном, сокровищами бахвалиться.

— Вот оно! Бескорыстие тружеников науки! — возопил потенциальный обед. — За ржавый грош товарища заложат!

— Обижаешь! Мы хоть и бессребреники, но за твою бесценную голову, будь уверен, заломим цену втридорога! — пообещал Ян.

А Баюр уточнил:

— Три ржавых гроша!

Скольжение неожиданно прекратилось, снова под ногами забугрился горячий сухой камень, и хотя падение на скользкой дороге уже не грозило, зато легко было споткнуться, от чего каждый успел не раз чертыхнуться.

Край стены травертина приближался, за ним слышалось какое-то движение, которое временами останавливалось, а потом снова возобновлялось. Сути его понять было невозможно. У каждого исследователя были свои догадки, но вслух их не высказывали.

Огненный бассейн, открывшийся за границей отвесной занавеси вдруг, внезапно, заставил друзей остановиться и замереть в изумлении. Неровная окружность впадины была огромна. Земля и породы в огненном месиве, как в гигантской квашне, ворочались в разные стороны и воронкой уходили в глубину в центре, которая словно всасывала их, а на смену вывалила новые массы, с завидным усердием выдыхающие удушливый раскалённый воздух, почти лишённый кислорода. Временами они останавливались, словно прикидывая, а не выкинуть ли им новый трюк, незабываемый, с фейерверками, потом уныло продолжали замес, только в обратном направлении, поджидая, когда смертоносное «тесто подойдёт», поднимется и вспучится само. Сухой жар опалял гортань, не давая надышаться.

— Подземный вулкан, — прохрипел и раскашлялся Баюр.

— Значит, свет шёл от него, — изрёк очевидное Артур.

— Поэтому — гейзеры, тёплые горы, изобилие и плодородие сверху. Насколько он опасен? — вопрос Яна был риторическим, скорее — размышление вслух.

Баюр включился в безадресный диалог:

— Он ещё молодой. Но его рост и поведение зависят не от времени, а от характера подземных сил. Определить их без приборов нельзя.

— Зрелость магмы, концентрация газов, сила давления… — перечислял Артур. — Это ж бесценный клад для экономики!

Движение внутри вулкана приостановилось, словно готовилось к исполнению сложного акробатического прыжка, даже оранжевое свечение приглушило накал, а друзья, остерегаясь жара, по широкой дуге стали обходить монстра, углубляясь в подземную полость без границ и просветов.

— Интересно, есть здесь другой выход? — спросил Бартоломео и сам ответил: — Должен быть. Без вентиляции этот дракон вёл бы себя по-другому.

— Взорвался? — предположил волхв.

— Не исключено.

Пограничная линия вулкана каменным забором удерживала плавящееся варево и загораживала от света дорогу идущим, так что путники спотыкались всё чаще, в контрасте света и тьмы ощущая себя в изоляции. Уже обвыкшись с горячим климатом, а главное, выяснив его причину, друзья почувствовали себя увереннее, и хотя условия не изменились, их движения и сообразительность стали энергичнее и быстрее.

— Кстати, — с проникновенной искренностью обратился Артур к волхву, — не успел тебя поблагодарить.

— За что?

— За то, что спас мою шкуру возле кипящего гейзера.

— Я? — от удивления волхв остановился и повернул голову к спасённому.

— Но ведь ты подал мне руку? — резонно вопросил толстяк. — Никого другого поблизости не было.

Однако подозреваемый не склонен был присваивать чужую славу. Ему и своей хватало:

— Я рванулся было тебя удержать, когда ты покачнулся, но ты выправился сам.

— Сам?! А за чью же руку я ухватился?

Баюр вдруг рассмеялся, хотя причины не было:

— Амулет Шилака с тобой?

— Да, — Артур ощупал на груди футболку. — Ты думаешь…

— Берегут тебя, — уверенно заявил волхв.

— Кто?

— Да те забавники, что на поляне над тобой потешались.

— Чтоб игрушку сохранить? — обиженно засопел Бартоломео, подозревая, что друзья-соратники тоже не прочь над ним позабавиться.

— Чтоб вину загладить, — серьёзно, без всякой подковырки сообщил Баюр.

— И так будет всегда?

— Пока душу не зачернишь. Наши неправедные и злые поступки чёрными пятнами оседают в душе. А добрые дела дают душе свет. Вот он-то и позволяет духам увидеть тебя и помочь в минуты опасности.

Время, потраченное на обход вулкана, утратило привычный отсчёт, и определить его было невозможно, тем более что часы у друзей как-то разом остановились. Радовало другое: откуда-то из боковых отсеков шёл прохладный воздух, и курс движения немедленно выровнялся навстречу свежему потоку. Через несколько мгновений поток усилился и уже можно было вздохнуть полной грудью, а впереди показался серенький просвет.

Проём между вставшими друг против друга чёрными, будто обугленными, уступами был узок и позволял протиснуться только по одному, но уставшие подземники претензий не предъявляли, безумно довольные, что отыскали выход и вырвались на свободу. Вот только где? Понятно, что не у водоёма, где оставили вещи. Определить направление, куда возвращаться, требовалось быстро и безошибочно, ибо наступивший вечер быстро переходил в ночь, а в незнакомых горах отыскивать дорогу — дело безнадёжное. Ночёвка исключалась однозначно: экспедиция в полном составе организует поиски пропавших да ещё и сама заблудится; их собственная экипировка для сна на холодных камнях вовсе не была предназначена (не к вулкану же проситься на постой); и, кстати, защищаться им тоже было нечем. Кто их знает, эти горы, какая зубастая живность у них тут водится. К утру останутся от них одни косточки. А может, и они не останутся… Так что петлять по тропинкам, а потом исправлять ошибки маршрута категорически не рекомендовалось.

Направления и повороты под землёй восстанавливали вслух и спорили, вспоминая и уточняя, где пришлось свернуть, что пришлось обходить. Баюр через головы друзей поглядывал на тропинки, которые бежали в разные стороны, ничуть не заботясь о выборе людей. И вдруг ему показалось, что за дальним уступом на повороте мелькнул пышный серебристый хвост.

— Нам туда, — уверенно определил он.

— Почему? — приготовился спорить Артур.

— Потому что.

Аргумент был неопровержимее аксиомы, в поисках доказательств которой не одно поколение умников ломало головы. И потому Бартоломео сразу прикусил язык, готовый высыпать короб возражений, вовремя вспомнив, как непрост волхв. Коль уж он так уверен, лучше довериться ему без дискуссии.

За поворотом открылась панорама, захватывающая дух. Угасающий день раскрасил мир причудливо и щедро. Красное солнце ещё оглядывало пройденный путь и не погасило небеса, цветущие размашисто, неэкономно, а вдалеке, ниже, был отчётливо виден бассейн, в который днём нырнули исследователи.

До лагеря добрались, когда на небе уже посверкивали одинокие звёзды. Беспокойство за отсутствующих достигло градуса тревоги, поэтому о сне не было и речи, все были на ногах в ожидании задержавшейся группы, готовые ринуться на поиски. Но встретили блудных товарищей без упрёков и расспросов, а сразу пропустили к костру и горячему сытному ужину, о котором измотанная вконец троица всю дорогу мечтала. За день, пока они путешествовали во чреве Абелунов, мелкое зверьё растащило все их съестные припасы, так что пришлось завязать пояски потуже и топать натощак.

— Что такого вы могли найти, чтобы так задержаться? — наконец спросил Грегор, дождавшись, когда ложки звякнули в пустых мисках.

— Вулкан, — небрежно ответил Баюр, и у Грегора отвалилась челюсть.

Глава 8

Рельсы

К утреннему костру собирались, поёживаясь от застоявшегося на поляне ночного холода. Солнечные лучи, пролившись сквозь макушки деревьев, как в решето, начинали борьбу за температурный режим, и воздух постепенно теплел, а чечётка зубов затихала, пока не сошла на нет. Горячий завтрак оживил недоспавшие закоулки сознания, а дымящийся чай подогрел оптимизм исследователей до кипящей деятельности.

— Первый день экспедиции прошёл удачно, — подводил итоги Грегор.

— Более чем, — подправил Латам.

— Да, — начальник тряхнул давно не стриженной шевелюрой, как вороновым крылом, и усмехнулся: — Вчерашний результат уже оправдал всю экспедицию… По крайней мере, окупил с избытком.

— Можно возвращаться? — подхихикнул Кай и схлопотал от Бена подзатыльник.

— Продолжаем работать по намеченным планам, — Грегор нахмурился. Вот ведь шалопаи, ей богу! Попробуй ими поруководи! Мастеру легко рассуждать в уютном кабинете: строгое подчинение старшему! А у них нет ни старших, ни авторитетов, каждый сам себе голова! Он кашлянул и попытался пробудить у коллег ответственность за возложенную на них научную миссию: — Постарайтесь максимально выполнить всю программу, чтобы по итогам не смазать впечатление от вчерашнего открытия. Было бы неплохо вернуться не с одним результатом, а с целой коллекцией. Конечно, не каждому так повезёт: пойти по наитию и наткнуться на природное чудо…

— На каждого по вулкану здесь не наберётся. Это ж надо! Сперва наша троица усмирила и обдурила кракена, явилась с того света без царапины, потом сподобилась ещё и вулкан выискать. Да таких счастливчиков среди нас — раз, два и… — завёлся было Кай, но Бен обхватил его за шею и запечатал широкой ладонью рот:

— Продолжайте, ваше вашество, поганец обезврежен, — но, увидев вытянувшуюся физиономию начальника, добавил: — Да не обижайся ты, Грегор, видишь, молодому вольный ветер в башку вдарил. Но работу свою он знает, и результаты у него, уж тебе-то известно, не срамно́ в академии представить.

Грегор вздохнул и закончил:

— Короче… Если вы не роботы и не зациклены на буквальности формулировок, то вы поняли, что я имел в виду.

— Ну что ты всё выдуриваешься? — воспитывал Кая Латам, когда все разошлись. — Детский сад, ей богу. Обидел Грегора. За что?

— Да он не обиделся, — оправдывался Кай. — Пошутить нельзя?

— Конечно, не обиделся. Он умней тебя. Будет он на твои глупости растрачиваться.

— А чего я такого сделал? — начал закипать объект воспитания.

— Ну как же! Роняешь авторитет начальника, — распекал его самый покладистый член экспедиции, — высмеиваешь его распоряжения…

А Иглей, не выносящий принудительного причёсывания, хорохорился всё ершистее:

— А чего он строит нас, как в детском саду? Чтоб мы пальчик не занозили? И сам же шлёт нас на съедение местной фауне и флоре.

— Он отвечает за тебя, дурья башка! А распоряжения его вполне адекватны, да и мало их. И чего ты взбеленился-то? Ну, не ты нашёл вулкан. Но ведь мы одна команда. Наш вулкан!

— Да чего ты привязался ко мне?! — взорвался воспитуемый, хотя ничего обидного не услышал. Видно, мягкие укоризны Генри отыскали-таки уязвимую точку. — Вулкан — не вулкан! Откуда тебе знать, на что способен я? Утешает он меня, как двоечника… — Кай вскочил с бревна и зашагал к палатке, зло размахивая руками, словно грозил выместить на ней полученные несправедливые упрёки.

Генри Латам, возлагавший надежды на положительный результат своих нотаций и получивший прямо противоположный, удручённо вздохнул и посмотрел вокруг. Баюр с Грегором стояли в стороне и что-то обсуждали. Бартоломео выволок из палатки свой рюкзак, доставал из него какую-то мелочь — не разберёшь издалека — и тыкал в нос Бену, сидящему рядом на корточках с ехидной физиономией, потом широко разводил руки, определяя, видимо, размер, а Бен недоверчиво ухмылялся. Тед и Рэ монтировали антенну, возились с проводами, с приборами. Ян пришёл от ручья с двумя вёдрами воды, поставил их перед Лирбеной, которая, чмокнув его в висок, занялась кухней, а парень, свистнув Ковбоя и взяв топорик, снова скрылся за деревьями… Никто не слышал разговора с Каем, не видел его злости. Что он там, в палатке, делает? Не плачет же в подушку! Пойти к нему? Нет, надо выждать, чтобы кипяток остыл и пар испарился… Латам помог Лирбене залить воду в котёл и подвесить его над костром. Из леса появился Ян, волокущий здоровенный сухой ствол, Ковбой с торбой на шее замыкал шествие. Генри разгрузил пса, ещё послонялся по поляне и решился…

Отдёрнув полог палатки, он с порога почувствовал неладное. Кая не было, зато в полотне со стороны леса зиял вертикальный разрез сверху до низу. Латам сразу заорал:

— Все сюда! Кай пропал!

Не прошло и минуты, как маленькая палатка набилась людьми, застывшими с раскрытыми ртами, а Ковбой протиснулся между топчущимися ногами к дыре, обнюхал её и вопреки ожиданиям не залился грозным лаем, а лёг, положив морду на лапы, и заскулил.

— Разрезал палатку не Кай, — очнулся Грегор.

— И не зверь, — продолжил Ян, — иначе пёс бы облаял след.

— А кто тогда? — Бортоломео непроизвольно перешёл на шёпот.

Бен подошёл ближе:

— Разрез ровный, будто острым ножом…

–…или лучом, — подсказал Рэ.

Баюр раздвинул края и вылез наружу:

— И ушёл он не сам. Его тащили волоком.

Вслед за волхвом стали протискиваться остальные.

— Не затопчите след, — Баюр показал на примятую дорожку в траве, которая вела в кусты и пропадала из виду. — Кто пойдёт со мной?

— Я, — первым вызвался Ян.

— И я, — осмелел Бартоломео.

Баюр с сомнением покосился на него:

— Предупреждаю: один из вас потеряется в лесу и будет съеден волками.

Артур понял, на кого намекает волхв:

— Конечно, мне за вами не угнаться. Вы ведь помчитесь бегом?

— А вдруг он ранен и ему нужна срочная помощь? — Лирбена с надеждой смотрела на Грегора.

— Первую помощь они сами смогут оказать, — отрезал начальник. — Ты будешь долечивать в лагере.

— Грегор, разреши мне, — Рэ был полон решимости. — Вдвоём им будет тяжеловато. А бегаю я быстро. Ну и всё остальное…

— Связь наладил?

— Да. Мы можем посылать вам сообщения.

— Вот это вряд ли, — рассудил волхв. — Если ОНО может бесшумно вырубать сознание, то связь тем более.

— Рэ и Ковбой, — назначил Грегор.

— А мы что будем делать? — возмутился Бен. — Ждать у моря погоды? Или догадливо копать могилу и собирать цветы?

— Латам и Бартоломео останутся на связи. Лирбена — понятно.

— Но, Грегор!

— И больные, и здоровые захотят есть! — отрезал начальник. — А мы с тобой, — обратился он к Бену, — параллельным курсом — к Чёртову отрогу. Что-то подсказывает мне: вся эта хмарь оттуда.

Баюр, пристраивая на плече торбу, которую принёс Ян и сам уже с рюкзаком стоял рядом, согласно кивнул:

— Там и встретимся.

Ковбой уже освоился с запахом, взрыкивал на след и по сигналу волхва бесстрашно вломился в кусты.

— Не зря, значит, местные стороной обходят эти места, — протянул Латам. — Даже прозвали Вражьей землёй.

— А чего молчал? — огрызнулся Грегор.

— Да ты первый бы поднял на смех! Предрассудки! Суеверия!

— А если нет?

— Вот теперь — нет.

— Чего врут?

— Врут, что люди теряются. Иногда выходят, но в другом месте, — Генри наморщил лоб, припоминая слышанные байки. — Что вдруг знакомые картины становятся неузнаваемыми, чужими. Будто бес кружит, вражьей силой бахвалится. С таким врагом не поборешься, а сгинешь — легко.

— Ну, эт мы ещё поглядим! Бен! Готов?

Параллельный курс шёл протоптанной тропинкой, которая огибала кусты и, спустясь с пригорка, бежала сначала вдоль ручья, а потом скрывалась в лесу. Лирбена, держась за плечо Латама, до рези в глазах следила за уходящими, пока они не пропали из виду, потом поникла, опустила голову.

— Так, — Бартоломео со всей ответственностью назначил себя старшим, руководящий стаж у него был солидный, — все по местам. Генри — на связь. А вдруг? Нельзя пропустить сообщение! Лирбена — к костру. Я — вместо Ковбоя — охранять рубежи.

***

Баюр бежал легко и бесшумно, Рэ не отставал от него, а Ян замыкал цепочку, озираясь по сторонам. Ковбой далеко обогнал людей, запах следа был стойкий и не давал обмануться, но… только одного человека. Того, что волоком тащили по траве. Запаха того, кто его тащил, не было. Как сказать это хозяину?

Баюр потёр харлисский ободок, опасаясь пропустить невидимое существо, укравшее Кая, и бежал в белёсой прозрачности, словно в тумане. Он уже подметил, что след оставлен только бесчувственным телом, проложившим «лыжню», но никаких углублений, вмятин от пяток упирающегося похитителя видно не было. Да нормальный человек с такой скоростью и не смог бы утащить волоком обездвиженное тело. Сколько уже пробежали, а он в зоне видимости так и не появился. Заметил ли это Ковбой?

«Лыжня» не старалась выбирать удобные тропинки, а стремительно неслась, презирая препятствия, через кустарники, кочки, поваленные стволы, застоявшиеся вонючие лужи, разрушила целый стог муравейника, разметав его обитателей, которые уже принялись за реконструкцию своего сооружения. След был хорошо виден, но смысл похищения неясен. Кому в глухой местности понадобился скромный учёный, который даже никаких государственных тайн не знает или засекреченных технологий? А может быть, его хотели просто съесть? Но к чему такие сложности? Они каждый день бродят по окрестностям и представляют собой лёгкую добычу для хищников…

Виляние между стволов деревьев изматывало больше всего, но вот и деревья стали расступаться, переходя в редколесье и позволяя бегунам выровнять траекторию и увеличить скорость. Что касается «лыжни», то она по-прежнему мчалась впереди всех туда, где возвышался Чёртов отрог и где Грегор и Баюр собирались встретиться. След пересёк дорогу, что шла у подножья Абелунов, огибая их, и скрылся за каменным выступом. Ковбой исчез за поворотом и через несколько мгновений громко залаял.

— Кажется, нашёл, — перевёл волхв. — Прибавим?

Бегуны уже выложились так, что прибавлять можно было только теоретически, тем не менее откуда-то вырвалось новое дыхание, как у спринтеров перед финишем.

— Так и вылетим за поворот? — осторожничал Рэ. — А вдруг там ЭТИ?

— На врагов пёс лает остервенело, — опроверг опасения Ян. — А сейчас — радостно.

Возразить было нечего, однако бросаться очертя голову навстречу неизвестно кому всё же не решились. У поворота притормозили и осторожно выглянули из-за уступа. В двадцати шагах от них прямо на тропе лежал Кай, а Ковбой стоял над ним и то лизал лицо, то поднимал морду и лаял. Вся троица выскочила одновременно и бросилась к бездыханному телу.

— Убит? — выдохнул Рэ, ощупывая товарища, который не подавал признаков жизни. — Кажется, не ранен… не заметно…

Баюр нащупал сонную артерию:

— Жив. Сердце в норме. Похоже, спит.

— Может, оглушили, — гадал Ян. — Или вкололи снотворного?

— Хуже. Отодвинетесь-ка.

— Хуже? — Рэ вылупил глаза. — Да говори же, чёрт возьми!

— Откуда я знаю? Гипноз… или магия.

Рэ присвистнул:

— И что нам теперь делать?

— Замолчи, Рэ, — ответил Ян. — Баюру надо сосредоточиться.

Кай спал, открыв рот, его лицо было спокойным, безразличным. Но обычный сон давно спугнула бы та возня, которую подняли вокруг тела люди, тем более Ковбой со своим рявканьем. Волхв растерянно ощупывал свои амулеты и артефакты, рука его остановилась на предплечье, которое под рубахой обнимал харлисский браслет. Он спустил его до кисти и снял с руки. Тонкая вязь, заплетающая магические знаки в единую цепочку, казалось, бежит по кругу, не останавливаясь. Пристальное слежение за её движением вызывало головокружение и резь в глазах. Не раздумывая дальше, волхв развёл концы браслета и одел его на шею Кая. Тело вздрогнуло, а изо рта потекла струйка белого дыма, которая вилась сначала возле лица, а затем вытянулась вверх, вырвалась целиком и растаяла в воздухе.

Волхв посмотрел на Яна, задравшего голову:

— Ты видел?

— Белый дым. Что это было?

— Видимо, здешний дух, или демон. Чего он хотел?

— О чём вы? — не понял Рэ. — Я ничего не видел.

Вдруг Кай резко сел. Быстро оглядевшись, он круглыми глазами упёрся в не менее удивлённые лица:

— Ребята, вы чего, а? — и на всякий случай слегка отодвинулся.

— Я так и думал… не помнит ничего, — волхв без всяких психологических методик огорошил пациента в лоб: — Мы тебя здесь нашли. Напрягись, Кай, вспомни, как ты сюда попал.

— Вы чё, издеваетесь? Затащили меня в горы, извращенцы! Теперь будете на шашлык разделывать?

Рэ упёрся рукой в ногу Кая, готового вскочить:

— Тебя украли, балбес! Мы бежали по следу и вот… обнаружили тебя на этом месте. Давай не выёживайся. Постарайся вспомнить, как это случилось.

Конец ознакомительного фрагмента.