Яблоки не падают никогда

Лиана Мориарти, 2021

У Стэна и Джой Делэйни, некогда известных теннисистов, четверо взрослых детей, которые, несмотря на внешнюю успешность, страдают от психологических травм родом из детства, вызванных соперничеством на теннисном корте и борьбой за внимание родителей. Ревность к родителям еще больше усиливается после того, как внезапно появившаяся в доме незнакомая молодая женщина по имени Саванна становится для Джой идеальной дочерью, о которой та всегда мечтала… Когда же Джой и Саванна неожиданно исчезают, подозрение падает на неуправляемого и властного отца семейства. В этой экстремальной ситуации дети супругов Делэйни делятся на два лагеря: двое думают, что их отец невиновен, а двое других в этом сомневаются. И в результате обе стороны оказываются противниками, возможно, в самом серьезном соревновании за всю историю семьи, а общая семейная история предстает в совершенно новом свете… Впервые на русском языке!

Глава 1

Двое мужчин и две женщины сидели в дальнем углу кафе под фотографией в рамке — подсолнухи на рассвете в Тоскане. Рослые, как баскетболисты, они опирались локтями на круглую мозаичную столешницу и наклонялись друг к другу, так что почти тыкались лбами. Говорили они тихими, напряженными голосами, будто речь шла о международном шпионаже, что совершенно не соответствовало атмосфере приятного летнего субботнего утра и обстановке этого маленького загородного кафе, где воздух напоен ароматом свежеиспеченного грушево-бананового хлеба, а из стереосистемы лениво выплывают звуки мягкого рока под аккомпанемент промышленного шипения и скрежета помола, издаваемых кофемашиной.

— По-моему, они братья и сестры, — сказала официантка боссу; сама она была единственным ребенком в семье, а потому чужие братья и сестры вызывали в ней жгучий интерес и компания за столиком ее заинтриговала. — Они и правда все очень похожи.

— Все болтают и болтают, видно, заказа от них не дождешься, — проворчал босс, который был одним из восьми детей и не находил ничего интересного в братьях и сестрах.

После страшнейшего ливня с градом на прошлой неделе и всю эту шли благословенные дожди. Пожары локализовали, дым рассеялся, одновременно просветлели и лица людей, в кафе снова появились посетители с наличными, так что им нужно было быстро приспосабливаться к новой ситуации.

— Они говорят, что не успели посмотреть меню.

— Спроси их еще раз.

Официантка снова приблизилась к столику, заметив, что вся компания сидит в одной и той же позе — обхватив ногами передние ножки стульев, словно для того, чтобы не съехать с сидений.

— Извините?

Они ее не услышали. Все говорили одновременно, голоса перемешивались. Эти люди явно родственники. Даже их голоса звучали похоже: низкие, глубокие, хрипловатые, будто у всех больное горло и нездоровые тайны.

— Фактически она не пропала. Она прислала нам сообщение.

— Отец говорил, что исчез ее новый велосипед.

— Что? Это странно.

— Значит… она просто уехала по улице прямо в закат?

— Но она не взяла шлем. По-моему, это очень странно.

— Думаю, пора заявить о ее исчезновении.

— Прошло больше недели. Это слишком долго.

— Как я говорил, фактически она не…

— Она по всем признакам пропавшая, так как мы не знаем, где она.

Официантка повысила голос до такой степени, что он оказался в опасной близости к грубому:

— Вы готовы сделать заказ?

Они ее не услышали.

— Кто-нибудь уже заходил домой?

— Папа сказал, пожалуйста, не приходи. Говорит, он очень занят.

— Очень занят? Чем же это?

Официантка прошаркала мимо них между стульями и стеной, чтобы кто-нибудь ее заметил.

— Знаете, что может случиться, если мы заявим о ее исчезновении? — проговорил тот из двоих мужчин, что выглядел получше. На нем была льняная рубашка с закатанными до локтя длинными рукавами, шорты и ботинки без носков. Ему едва перевалило за тридцать, предположила официантка, бородка клинышком и этакий низкопробный харизматический шарм звезды из реалити-шоу или агента по недвижимости. — Подозрение падет на отца.

— Подозрение в чем? — поинтересовался другой мужчина, потрепанная, урезанная ввысь и растянутая вширь, более дешевая версия первого. Бородки у него не было, он просто нуждался в бритье.

— Что он… понимаешь… — Хорошо одетый брат провел пальцем по шее.

Официантка притихла. Это был самый увлекательный разговор из всех, что она слышала за время работы в кафе.

— Боже, Трой! — воскликнул плохо одетый брат. — Это не смешно.

Первый пожал плечами:

— Полиция спросит, не ссорились ли они. Отец ответит, что ссорились.

— Но ведь…

— Может быть, папа и правда имеет к этому какое-то отношение, — сказала самая младшая из четверых женщина в коротком оранжевом платье в белую ромашку, надетом поверх завязанного на шее купальника, и в шлепанцах. Волосы у нее были выкрашены в голубой (официантка мечтала именно о таком оттенке) и закручены в мокрый липкий неряшливый узел на затылке над самой шеей. Руки у нее блестели, намазанные кремом от загара, будто она только что с пляжа, хотя отсюда до побережья было не меньше сорока минут езды. — Может, он сорвался. Может, он наконец сорвался.

— Прекратите, вы оба! — потребовала вторая женщина, в которой официантка опознала постоянную посетительницу: самый большой, самый горячий кофе с соевым молоком.

Ее звали Бруки. Бруки — с «и» на конце. Они писали имена клиентов на крышечках стаканов, и однажды эта женщина заметила застенчивым, но твердым тоном, как будто не могла удержаться, что на конце ее имени нужно ставить «и». Она была вежливой, но неразговорчивой и обычно немного на взводе, как будто уже знала, что день у нее не задался. Она расплачивалась пятидолларовыми банкнотами и всегда оставляла монету в пятьдесят центов в кружке для чаевых. Каждый день на ней были темно-синяя рубашка поло, шорты и кроссовки с носками. Сегодня она оделась как для выходного дня — в юбку и топ, но все равно была похожа на военнослужащую в увольнении или на учительницу физкультуры, которая не купится на твои отговорки, мол, у меня живот скрутило.

— Отец никогда не поднял бы руку на маму, — сказала она своей сестре. — Никогда!

— О боже мой, конечно нет! Я пошутила! — Девушка с голубыми волосами всплеснула руками.

Официантка приметила морщины у нее вокруг глаз и у рта и поняла, что эта женщина вовсе не юная, просто одевается по-молодежному. Дама средних лет в маскировочном костюме. Издалека ей можно дать лет двадцать, а вблизи — все сорок. Вот так фокус.

— У мамы и папы был по-настоящему крепкий брак, — сказала Бруки с «и».

Что-то в ее голосе — какая-то обиженно-почтительная интонация натолкнула официантку на мысль: несмотря на строгость в одежде, она, вероятно, самая младшая из всех.

Хорошо одетый брат вопросительно взглянул на нее:

— Мы росли в одном доме?

— Я не знаю. А мы росли? Потому что я никогда не видела никаких признаков насилия… то есть… Господи!

— Ну я тоже этого не предполагаю. Я только говорю, что другие люди могут предположить.

Женщина с голубыми волосами подняла глаза и заметила официантку.

— О, простите! Мы все еще не определились! — Она взяла в руки заламинированное меню.

— Ничего, — ответила официантка, ей хотелось услышать побольше.

— Хотя мы все немного рассеянны. Наша мать пропала.

— Да что вы! Это… так тревожит вас? — Официантка не могла толком сообразить, как ей реагировать.

Они не выглядели очень уж сильно встревоженными. Все эти люди с виду гораздо старше ее, значит их мать совсем пожилая дама? Старушка? Как могла пропасть старушка? Деменция?

Бруки с «и» поморщилась и сказала сестре:

— Не болтай об этом.

— Извините. Наша мать, вероятно, пропала, — исправилась голубовласка. — Мы временно потеряли свою мать.

— Вам нужно произвести обратный отсчет, — с улыбкой предложила официантка. — Где вы видели ее в последний раз?

Последовала неловкая пауза. Все четверо взглянули на нее одинаковыми влажными карими глазами, очень серьезно. У всех были такие густые ресницы, что казалось, будто они подкрашены.

— А знаете, вы правы. Именно это нам и нужно сделать. — Женщина с голубыми волосами медленно кивнула, как будто всерьез обдумывала это легкомысленное замечание. — Произвести обратный отсчет.

— Мы все будем яблочный крамбл со сливками, — перебил ее хорошо одетый брат. — А потом поделимся с вами впечатлениями.

— Отлично. — Плохо одетый брат постучал краем своего меню по торцу столешницы.

— На завтрак? — поинтересовалась Бруки, но при этом криво усмехнулась, как будто с яблочным крамблом была связана какая-то только им понятная шутка, после чего все с облегчением, мол, «ну вот, с этим определились», отдали официантке меню, радуясь, что наконец от нее отделались.

Официантка нацарапала в блокнотике: «4 × яб. крам.» — и сбила меню рукой в аккуратную стопку.

— Слушайте, а кто-нибудь звонил ей? — спросил плохо одетый брат.

— Кофе? — спросила официантка.

— Мы все будем большой черный, — ответил хорошо одетый брат.

Официантка встретилась глазами с Бруки с «и», чтобы дать той возможность сказать: «Нет, вообще-то, я такой кофе не пью, я всегда беру самый большой и самый горячий с соевым молоком», — но та была занята — давала отповедь брату:

— Разумеется, мы звонили ей. Миллион раз. Я посылала ей эсэмэски. Письма по электронке. А вы нет?

— Значит, четыре больших черных.

— Не маме. Ей. — Плохо одетый брат поставил локти на стол и надавил пальцами на виски. — Саванна. Кто-нибудь пытался связаться с ней?

У официантки не осталось предлогов, чтобы нависать над ними и подслушивать.

Саванна — еще одна сестра? Почему ее нет здесь сегодня? Или она — семейный изгой? Дочь-мотовка? Поэтому ее имя приземлилось между ними столь зловеще? Так звонил ей кто-нибудь?

Официантка подошла к стойке, ударила по звонку ладонью и припечатала к столешнице листочек с заказом.