Как быть собой и всех раздражать

Леся Рябцева

Название книги Леси Рябцевой – «Как быть собой и всех раздражать» – бьет прямо в точку! Рассказ молодой журналистки об опыте работы на знаменитой радиостанции «Эхо Москвы», возможно, вас весьма озадачит. Но скучно не будет! Своя программа, интервью с М. Ходорковским, встреча с Б. Обамой, работа в пуле С. Лаврова, поездки по всему миру, занятость в режиме 24/7. А вот чем стал для нее этот опыт – дорогой побед или путем поражения, каждый ответит по-своему.

Стажировка. Начало

Я пришла в кабинет к декану вместе со своей однокурсницей, чтобы выбрать место для стажировки. У своих преподавателей в университете я была совсем непопулярна, да и вообще учиться в университете мне было неинтересно, хотя в школе мне нравилось, там я была отличницей и не пропускала ни одного урока. В университете же все складывалось иначе, поэтому и у декана, которая направляла студентов на стажировку, было обо мне предвзятое мнение, и она хотела отправить меня на телеканал «Мир». Но я подглядела у нее на листочке на столе, что мои крутые однокурсники идут на «Эхо Москвы». И я ее спросила: «А чем я, собственно, хуже? Я тоже хочу туда». Она посмотрела на меня, вздернула бровь и со скепсисом сказала: «Понимаешь, ну если ты облажаешься — ты облажаешься. Но если там получится что-то сделать, ты очень многому научишься. Это очень сильная редакция». Я ответила: «Я смогу, я справлюсь. Пожалуйста, отправьте меня именно туда». Так я попала на «Эхо».

В самый свой первый день, когда мы пришли на практику, нас было человек десять-пятнадцать из разных университетов. Началось все с экскурсии по редакции. Мы ходили по отделам, нам рассказывали, кто, где и что делает. Вот аквариум — это кабинет, где сидят референты, они же офис-менеджеры, секретариат. Аквариумом его называют потому, что в нем всюду стеклянные двери, и девочки, работающие там, как рыбки. Вот гостевая комната, комната корреспондентов, дальше по коридору — студия прямого эфира, откуда выходят новости и некоторые передачи.

Дальше — новостная служба, где сидят новостники. Новостник — это так называемый второй глаз, человек, который помогает ведущему новостей (он же — главный новостник) следить за новостями и собирать новостной выпуск. Следом — расшифровщики. Дальше по коридору — интернет-редакция, и там мне понравилось. Правда, там было, если честно, скучновато, мало движа. Но мне уже тогда было понятно, что диджитал будет развиваться, и интернет для меня был интересной сферой. Дальше мы зашли к продюсерам. И я поняла: вот это оно, это мое место, и здесь я хочу быть. Меня как дернуло током. Гостевые продюсеры сидели вместе с программистом (это режиссер эфира) и с ведущими собирали эфир. Это были ведущие либо передачи «Дневной разворот», либо вечерних эфиров.

Мы вернулись в гостевую комнату, где обычно гости, ожидая своего эфира, общаются с журналистами, пьют кофе, чай. Ну и это самая большая комната в редакции «Эха», поэтому там проводятся все более или менее массовые мероприятия. Заместитель главного редактора Марина Королёва сказала нам, студентам, что сейчас будет распределение: она будет называть отдел, и тот, кто хочет попасть в него, должен поднять руку. Как мне кажется, большинство тех, кто идет учиться на журфак, мечтает работать в эфире либо у микрофона, либо перед камерой, то есть хочет быть на первых ролях. Поэтому, как только прозвучало: «Новостная служба», большинство студентов подняли руку.

Я же ждала, когда назовут отдел продюсеров. И вот эти слова звучат, я тяну руку, и оказывается, что желающих пойти к продюсерам четверо, а Марина Королёва говорит, что поместятся туда только трое, то ли потому что кабинет очень маленький, то ли чтобы отдел не перегружать… Королёва выбирает двух человек из другого, не моего университета и… меня. Наверное, потому что я смотрела на нее такими жалостливыми глазами, как кот из мультфильма «Шрек». Четвертая студентка недовольна таким раскладом. Но ее успокаивают: система практики на радио такова, что ты одну неделю отрабатываешь в одном отделе, на следующую уже можешь перейти в другой и в итоге за месяц стажировки пробуешь поработать во всех отделах. Так я попала к продюсерам.

* * *

Нас троих привели знакомиться к продюсерам, там же была и главный продюсер Нина Эйерджан, и она меня спросила: «Ну ты хоть что-то знаешь, понимаешь? В политике разбираешься? Людей, спикеров знаешь?». Меня скептически оглядели с ног до головы, и я абсолютно самоуверенно сказала: «Да, конечно, знаю». Но при этом я никогда не увлекалась политикой и не читала сайт «Эха Москвы», даже до конца не осознавала, что такое «Эхо Москвы» и куда я вообще попала. Но мне так нравилось то, что там происходит, и так хотелось туда попасть. Я чувствовала, что на самом деле это место, которое может очень и очень много дать. И мне хотелось выкладываться не просто на сто процентов, а на все триста. Потому что понимала, что это мое место, я ему принадлежу. Оно мое. Плюс было ясно, что поскольку я не в теме, то выкладываться мне придется больше, чем остальным. Я быстро решила, что первым делом нужно вникнуть в информационную повестку. Я гуглила каждую фамилию, которую слышала, и свое утро начинала с пролистывания всех новостных сайтов, чтобы понимать, о чем, собственно, идет речь на работе, о чем говорят коллеги.

Нас — меня и еще двух девочек — поставили на смены. Уже через неделю девочки слились, совсем перестали появляться в редакции, и я осталась единственным практикантом в отделе продюсеров. Расскажу, чтобы было немножко понятно, чем занимается продюсер. Продюсеры на «Эхе Москвы» — это люди, которые помогают собирать эфиры. А это значит, что они звонят гостям, придумывают, кто может прийти в эфир, в студию, кто может выйти в эфир по телефону. И соответственно, есть эфиры, которые нужно собрать здесь и сейчас, а есть такие, которые нужны на будущее. Потому что эфирная сетка устроена так, что передачи повторяются раз за разом, из недели в неделю. Именно их и готовят продюсеры вместе с ведущими. И вся эта рутина: общение, брифинг (так на «Эхе» назывался сбор и представление информации по нужной теме), встретить гостя, проводить гостя — это всегда лежит на плечах продюсеров.

Продюсеры также помогают ведущим выбрать направление разговора. Они иногда консультируют ведущих, если знают чуть больше, чем те… То есть помогают им держать руку на пульсе. Продюсер — это такой многостаночник. Он должен уметь делать все, в том числе общаться с людьми, быть хорошим коммуникатором.

Но вот загвоздка: я была очень застенчива. И первое время даже боялась говорить с людьми, звонить кому-то — меня пробивал пот. Я боялась, что мне откажут. Я до конца не понимала, где работаю, не понимала, что «Эхо Москвы» — популярное радио и ему отказывают очень редко. Но мне казалось, что именно мне обязательно откажут, либо я что-то не так скажу и сделаю, подставлю всех — всю эту огромную радиостанцию. Именно из-за этого незнания и, соответственно, излишнего груза ответственности первое время я могла спокойно набираться опыта. И только потом, когда уже осознала, где нахожусь, меня начал прошибать страх.

* * *

Первое время в кабинете я сидела на приставном стульчике, не за столом, у меня не было своего рабочего места. Работала со своим тяжеленным ноутбуком, привязанная зарядным проводом к розетке, никуда не могла отойти, да и на самом деле очень боялась куда-то отходить. Мне хотелось быть в курсе всего, не хотелось облажаться, не ходила в туалет, не выходила на обед, не ела вообще. Потому что ко мне как к стажеру было предвзятое отношение. Ведь, несомненно, «Эхо» — это уже сложившийся коллектив, тем более это женский коллектив, и да, на «Эхе» есть дедовщина — а тут я, выскочка, совсем зеленый студентик. Не хотелось облажаться. Для меня очень важно было оказаться в нужный момент в нужном месте. И я боялась пропустить этот момент. Мне хотелось показать себя. И хотелось, чтобы меня заметили.

Я понимала, что не обладаю каким-то суперталантом либо просто еще не знаю о нем. Но также я знала, что есть ценности, которые везде и всегда актуальны, кем бы ты ни работал. Это трудолюбие, честность, храбрость, умение договариваться, пунктуальность. И так смешно: я опаздывала каждый день на пятнадцать минут. Это было моим собственным вызовом: побороть эти пятнадцать минут либо сделать так, стать такой незаменимой, чтобы мне прощали эти опоздания. Я хотела стать важной и нужной, только тогда у меня был шанс задержаться на станции подольше.

Так я и продолжала бы сидеть на этом стульчике, наверное, но мне, к сожалению, повезло. К сожалению — потому что повод не очень позитивный. На первой неделе моей работы случилась катастрофа — затонул теплоход «Булгария»³. И редакционным заданием было в срочном порядке найти свидетеля, человека, который видел, как все это происходило, как спасали людей. Нужно было найти не пострадавших, а человека, который находился на третьем судне, потому что первые два проплыли мимо, не начав спасательную операцию. Как сейчас помню: вместе с Владимиром Роменским, который работает сейчас на телеканале «Дождь», мы одновременно наткнулись на ЖЖ одного человека, который жил в тех краях и в своих постах выкладывал фотографии пейзажей той местности, где затонула «Булгария». И мы увидели, что у него в комментариях онлайн идет обсуждение этой катастрофы и одна из его знакомых позвонила ему с места событий и поделилась информацией.

Я написала ему в личку, написала ему на почту — в тот момент еще не были так сильно развиты мессенджеры и соцсети, как сейчас. Он долго не отвечал, наконец он ответил, но очень долго сопротивлялся: «…Не могу же я вам дать личные контакты другого человека». Я его уговаривала, повторяя: «Пожалуйста, это очень нужно, она прольет свет на правду». В итоге контакты были у меня, именно тогда я отличилась. Эту девушку сразу же вывели в эфир. И из всей редакции, из всех «дедов» никому это больше не удалось. А я была единственным человеком, который смог достать контакты свидетеля. Здесь сыграло несколько факторов. Во-первых, это ровно то, за что меня не любили, — условно, моя молодость. Именно это мне и помогло в работе. Во-вторых, видимо, какие-то скрытые таланты, о которых я сама не знала: умение договариваться и коммуницировать с людьми — то, чего я боялась, в итоге сработало в плюс. Ну и конечно же, мое умение пользоваться интернетом, искать информацию. Тогда в первый раз я отличилась, и коллеги меня заметили. К сожалению, через пару месяцев случилось еще одно происшествие — упал самолет с хоккейной командой «Локомотив»⁴. И ровно в тот момент я была на радиостанции. Чтобы было понятно: когда происходят катастрофы такого масштаба, то все силы редакции мобилизуются и все занимаются тем, чтобы найти контакты людей, информацию, подготовить ведущих к эфиру. Потому что иногда сетка меняется на глазах. То есть, например, есть запланированный эфир, но если вдруг происходит какое-то крупное событие, то всегда возникает вопрос: нужно ли менять тему, нужно ли пересобирать эфир? И иногда приходится передоговариваться с уже приглашенными спикерами, находить новых людей. Когда упал самолет с хоккеистами, нужно было подготовить ведущих и предоставить им статистику по всем авиакатастрофам, по человеческим жертвам и так далее — все то, что могло бы подойти к этому кейсу.

Поскольку у меня неплохо с английским, то я могла искать информацию еще и в иностранных источниках. И я нашла, как сейчас помню, для программы «Кейс» Юрия Кобаладзе разнообразную статистику на тему авиакатастроф, и мы собрали эфир. Важно понимать, что тогда подобная информация не была так растиражирована, как сейчас, и ее действительно нужно было искать. А сейчас информационный поток стал намного более плотным: мы оперативно находим подобные сведения, а раньше это занимало полчаса-час тщательного поиска. И еще один момент. Когда работаешь в СМИ, в любом случае происходит профессиональная деформация, и очень важно, с одной стороны, не погружаться в ситуацию, потому что можно сойти с ума. Ведь все эти события, в том числе трагические, ты вынужден пропускать через себя, чтобы углубиться в проблему и не облажаться. Ты должен разбираться в теме, которую готовишь к эфиру или на которую пишешь материал. В то же время очень важно иметь достаточно высокий эмоциональный интеллект (либо развивать его), потому что часто ты общаешься с людьми, которые стали свидетелями, а то и вовсе участниками происшествия. И в любом случае, конечно, важно оставаться человеком. Венедиктов всегда говорит: «Журналистика не может быть объективной». Даже когда мы говорим об информационной журналистике, о новостях, они все равно делаются человеком — человек выбирает те темы, которые ему ближе всего. Если, например, ему нравятся дети и это для него важная тема, то, скорее всего, в свой выпуск новостей он возьмет ту новость, то событие, которое связано с детьми. Если же он любит технику, то, скорее всего, возьмет то, что связано с техникой, и так далее. Мы не роботы, у нас есть чувства, эмоции, переживания. Поэтому просто нужно признать: да, журналистика субъективна.

* * *

Первые полгода на «Эхе» я, собственно, училась во все это вникать. Я вникала в информационное поле, учила имена и фамилии. «Эховская» продюсерская — это очень хорошая школа, потому что в конце концов ты сможешь общаться с кем угодно, с человеком любого чина, любого звания, любого возраста, любых взглядов и интересов. Отмечу еще, что журналист не может высказывать свое мнение, не может выражать согласие или несогласие с источником и спикером. Потому что ему важно только достать информацию. В общем, только через полгода непрерывной работы я смогла оказаться, как мне кажется, на одном уровне с остальными продюсерами. И у меня уже были собственные проекты, например рейтинг влиятельности женщин, какие-то другие отдельные передачи.

Мне еще повезло с тем, что я неплохо владею английским языком. Как-то раз, в начале моей стажировки, Венедиктов спросил меня: «У тебя какой язык?». «Русский», — говорю. А он: «Так уверенно это говоришь!». Все засмеялись. И он посмеялся, что, мол, даже Марина Королёва, известный филолог, не могла бы таким похвастаться. Но он спрашивал про иностранный язык, а у меня это английский, и с этим мне повезло, потому что большинство эховцев, особенно старшее поколение, — это франкофоны, они знают только французский. И Венедиктов попросил меня готовить ему для передачи «48 минут» документы и информацию на английском языке. Я искала информацию и переводила ее на русский. Опять же, тут сыграла моя молодость, потому что я искала информацию не только в СМИ, по журналам, газетам и сайтам, но и в социальных сетях. Я отправляла ему эти подборки в личку «Твиттера», «Фейсбука». Ему мой подход нравился, и он из передачи в передачу просил меня готовить информацию к эфиру.

Такого никогда не было в истории радиостанции. Через две недели (всего через две недели!) после стажировки шеф-продюсер, главный продюсер «Эха Москвы» Нина Эйерджан и главный редактор Алексей Венедиктов предложили мне работу. Венедиктов позвал меня в свой кабинет и сказал: «Слушай, какие у тебя вообще планы?». Я на тот момент работала в одной пресс-службе, но взяла отпуск, чтобы постажироваться на «Эхе». В той компании меня, конечно же, не стали удерживать, я рассказала об этом Венедиктову и попросила: «Было бы неплохо мне взять на неделю отпуск, чтобы отдохнуть, а потом, если вы не против, я бы с радостью вышла на работу». И Венедиктов с легкостью согласился: «Конечно, отдыхай и возвращайся, будем тебя ждать». Свой очередной день рождения я тогда встречала уже как сотрудник «Эха Москвы», и, более того, я помню, как сидела за праздничным столом, слушала эфир, в котором Венедиктов меня поздравлял с днем рождения, упоминал мое имя и поздравлял с тем, что я стала сотрудником «Эха Москвы».

Обычно, чтобы попасть в редакцию, нужно пройти стажировку или даже поработать в референтской службе, о которой я говорила в самом начале, то есть побыть секретарем, офис-менеджером, пройти всю эту школу. Кстати, это одна из самых важных ячеек редакции, совсем недооцененная, потому что именно через этих сотрудников проходит вообще все, что только может быть. И за все косяки чаще всего отдуваются тоже именно они. Через них проходят и слушатели, и посетители, гости, вызванные эксперты, ранние и поздние смены — всё проходит через них. Все психи и нервы ведущих тоже проходят через референтов. Но мне повезло пропустить этот этап — работу референтом. У меня был свой этап, другая школа, которая меня научила не меньше, но я была единственным сотрудником, который попал в редакцию именно так. Всего через две недели я смогла удивить продюсеров и главного редактора.

Первые полтора года мне было нормально работать. Порой я смотрела на своих коллег постарше с пятнадцати-семнадцатилетним стажем, а то и больше: с самого открытия «Эха Москвы» они на одном и том же месте, чуть ли не на одном и том же стуле, собирали одни и те же эфиры с одними и теми же ведущими, занимались одним и тем же. Такая постоянная бесконечная рутина. Так и со мной — ничего нового особо не происходило эти полтора года. Мне становилось грустно и скучно. И в какой-то момент мне показалось настолько скучно, что я стала искать себя, — хотелось понять, можно ли как-то вырваться из этих рамок. В то время я еще помогала гостевым продюсерам проекта «Господин хороший», который выходил на телеканале «Дождь». Это была очень сложная работа: дело происходило летом, никому не хотелось работать, никому не хотелось ходить на эфиры.

Моей задачей было заставлять людей, договариваться с ними, чтобы они пришли в эфир телеканала «Дождь», слушали и комментировали что-то, пока Андрей Васильев, Дмитрий Быков и Михаил Ефремов делали свои зарисовки. Работа была неблагодарная, но зато она приносила деньги. На тот момент я уже съехала от родителей, и деньги мне были нужны, поскольку на «Эхе» я пока работала на полставки, а это совсем небольшая зарплата. Но мне нужно было еще как-то снимать квартиру, на что-то жить, что-то есть. Васильев меня очень сильно чморил, не уважал, и, соответственно, никому никакого дела до меня не было. Как не было и дела до того, чтобы меня чему-то обучить, как-то натренировать и вообще позаботиться о моем самочувствии и состоянии. Это обычная, как мне кажется, история для многих редакций, так происходит не только на «Эхе», не только на «Дожде». Но свою школу ты должен обязательно пройти. И я рада, что прошла через все эти этапы. Уже много позже, работая со своей собственной командой, я никогда не забывала этот опыт.

В чем это выражалось? Во-первых, я с легкостью набирала молодых и неопытных и обучала их. Я не жалела своего времени на них, чтобы дать им старт в профессии. Кстати, за время моей работы на «Эхе», в том числе помощником главного редактора, коллектив омолодился и средний возраст сотрудников снизился на пять, а то и на десять лет. Ну и плюс, опять же, я помню все эти мои перипетии с переходами из отдела в отдел или с возможностью взять какую-то дополнительную работу, новый проект. За время своей работы я доказала, что неважно, какая у тебя должность в этот момент, — ты всегда можешь заниматься чем-то, на первый взгляд, сторонним, но тем, что тебе больше всего нравится. И поскольку на «Эхе» работы и проектов хватало всегда, это было достаточно легко осуществить. Главное, что Венедиктов был совсем не против такого подхода, просто, наверное, раньше к нему никто не подходил с такой идеей. Я была тем человеком, который впервые за все это время пришел к нему в кабинет и сказал: «А давайте сделаем вот так!» — и не побоялась этого. Потому что у всех было свое представление о том, какой он, Венедиктов. Но мало кто знал, какой он на самом деле.

* * *

В 2013-м, спустя два года работы на «Эхе» продюсером, гостевым продюсером, я снова заскучала и начала искать, как и где еще могу поработать. Так обо мне услышала помощница Алексея Венедиктова Катя, которая уезжала на месяц в командировку, на стажировку в Штаты, и искала себе замену на это время. И она стала приглядываться ко мне. И вот меня решили до ее отъезда «опробовать» на работе в общественном штабе по наблюдению за выборами мэра Москвы. Этот штаб тогда только-только открылся, и Венедиктов был инициатором его создания и руководителем. Он сказал: «Ну, я не верю в эту затею». В меня, значит, он не верил. Но добавил: «Ну вот попробуй, у меня есть штаб, займись там чем-нибудь». Я «чем-нибудь» и занялась. В штабе я должна была сама придумывать себе работу, и в основном ее суть была в том, чтобы избавлять Венедиктова от работы. Поэтому я взяла на себя все коммуникации со СМИ, журналистами, то есть пресс-служба была на мне.

Я брала на себя организацию работы внутри штаба, коммуникации самого Венедиктова, его встречи, график в дни работы штаба. И еще коммуникации с представителями власти и партий. И собственно, это была моя проверка, которую, как мне кажется, я прошла. И постепенно Венедиктов и Катя все чаще стали брать меня с собой на какие-то мероприятия — нужно было посмотреть, как я смогу сойтись с Венедиктовым. Потому что если я буду работать с ним, то должна буду это делать много и часто, постоянно. Как минимум я должна быть ему не противна как человек. Конечно, он мог смириться с тем, что я всего на месяц, но было бы хорошо, если бы я была ему скорее приятна, нежели «ну так себе, сойдет». В итоге Катя уехала на стажировку, а я стала замещающим помощником главного редактора. И это было очень сложно и очень интенсивно. У нас было очень много работы, проектов.

Венедиктов меня сначала не разглядел, хотя позже он очень часто говорил: «Как я мог тебя не заметить?». Сначала ему казалось, что я рано или поздно уйду из редакции, как обычно со стажерами и случается. К слову, из того самого потока стажеров никто из ребят, кто вместе со мной пришел на радиостанцию, не остался на «Эхе». И кстати, все в университете тоже были удивлены, когда узнали, что я работаю на «Эхе», потому что меня недооценивали, не замечали и, мягко говоря, не любили. Были даже случаи, когда преподавательница меня унижала перед всеми. Например, у меня были дреды, и она могла публично хватать меня за них. Еще она шантажировала студентов, говорила, что не поставит им зачеты, хамила, огрызалась, а все сидели и молчали. Это тоже причина того, что я была рада сбежать из университета туда, где меня ценят, где я могу показать себя, потому что ни я не любила университет, ни он меня не любил.

Через месяц, когда Катя вернулась со стажировки, она стала расспрашивать, как у меня дела, чем я занималась, а затем сказала: «Слушай, я больше не могу, я увольняюсь». А я… Я очень устала, и это было совсем не то, чем я хотела заниматься. Но я и не знала, чем хотела заниматься! А еще мой молодой человек был против того, чтобы я работала на «Эхе», — ему не нравилось, что я, в частности, так много времени провожу с Венедиктовым, ну и вообще, что была занята в режиме 24/7. А Венедиктов мне говорил, что я для него выносной кислородный баллон, выносной аккумулятор. Реально, он настолько загорелся мной, моей энергией и тем, что мы можем с ним очень много сделать. Мы так быстро друг к другу подстроились, друг друга дополняли, договаривали друг за другом какие-то фразы, очень много всего придумывали, ему нравился мой быстрый пытливый ум. И когда я уходила с «Эха» (на несколько месяцев, а потом вернулась), я оставила около двадцати проектов, которые мы запустили, но не доделали. Венедиктову нравились мои амбиции. А мне больше всего нравилось, что он, в отличие от всех остальных возрастных сотрудников, не отталкивал меня, не ревновал, не завидовал. А наоборот, подпитывал меня.

Наверное, здесь не последнюю роль сыграло его учительское прошлое, его учительский характер, и у него одной из задач было, конечно же, растить новое поколение и замену себе, замену для нового «Эха». Но за месяц работы его помощником я так устала! Это была жуткая беготня, я почти не спала, не понимала, что происходит, чего я хочу, хочу ли я вот так работать и куда все это приведет. У меня произошло выгорание, и я, наверное, была просто не готова к этой должности. А еще я должна была успевать быть «примерной женой» для моего молодого человека. Но, к сожалению, ему это было совершенно не нужно. Слава богу, я поняла это достаточно рано, но тем не менее на это понадобилось время. Через четыре месяца отношений я собрала вещи, ушла от этого мужчины и вернулась на «Эхо Москвы». Вернулась я так: меня опять подобрала и заметила помощница Венедиктова Катя, которая предложила организовать нашу встречу. И мы встретились с Венедиктовым, как сейчас помню, в ресторане «Китайская грамота». Он сказал: «Возвращайся на любую должность, какую хочешь. Занимайся чем хочешь». Он понимал, конечно, что к той нагрузке, которую он мне дал за тот месяц, я просто не была готова, потому что была молоденькой девочкой, а не как он — прожженным мастодонтом журналистики. Однако я сказала, что все-таки хочу быть его помощником, готова брать любые проекты, готова вернуться. Катя, помню, тогда смеялась: мол, те задачи, которые я выполняла как помощник, совершенно не совпадали с теми, которые делала она, поэтому мы с ней никак не конкурентки друг другу. И она, может, даже не понимала, как я могла всем этим заниматься. А я занималась, как уже говорила, в основном встречами, коммуникациями, медиапроектами, инфопартнерством и только потом уже — совсем немножко — эфирной работой. Катя же занималась очень много финансовыми, логистическими делами, документооборотом.

* * *

Мне нравилось доказывать самой себе и окружающим, что я могу и умею что-то делать. Да-да, у меня была какая-то жуткая закомплексованность — комплекс отличницы, понятное дело. Мне хотелось, чтобы мной гордились родители, чтобы я могла сказать: «Вот, смотрите! Я смогла чего-то добиться сама». Мне хотелось утереть нос преподавателям в университете, своим однокурсникам, которые меня недооценивали. Но в первую очередь мне хотелось самой себе доказать, что я не забитый гадкий утенок, что могу очень многое, — главное, чтобы у меня была для этого площадка, платформа. И еще нужно, чтобы хотя бы один человек в меня поверил. Пусть не целая команда, но хотя бы один человек! И для меня это был, конечно, Алексей Алексеевич.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

3

Крушение теплохода «Булгария», произошедшее 10 июля 2011 года в Куйбышевском водохранилище на территории Республики Татарстан. В происшествии погибло 122 человека.

4

Катастрофа самолета Як-42 под Ярославлем, произошедшая 7 сентября 2011 года. На борту находился хоккейный клуб «Локомотив» (Ярославль). В авиакатастрофе погибло 44 человека.