Мясо по-французски

Леонид Савельев

Короткие рассказы Леонида Савельева глубоки и проникновенны. Образы героев – всего лишь наброски, но в этих набросках читатель легко узнаёт реальных людей, живущих рядом, или самого себя. Не увлекаясь описанием подробностей, автор оголяет лишь суть происходящего, оставляя образы отчасти абстрактными. Каждый рассказ начинается тихим повествованием о человеке, об обстоятельствах, о выборе, а в финале приобретает неожиданную сюжетную развязку. Любовь, смерть, одиночество, болезнь, разочарование – обо всём автор говорит одинаково сдержанно. В описании пороков и добродетелей он беспристрастен и оставляет свои переживания за кадром. Современный, самобытный и яркий язык, неожиданные сюжетные повороты будут одинаково интересны и увлекательны и искушённому читателю и новичку. Эта книга вышла в печатном издании в 2015 году под названием одноименного рассказа из книги "Часы смерти". В электронном виде автор решил назвать книгу по другому одноименному рассказу "Мясо по-французски".

Голограмма

Сатаров завёл машину. Открыв дверь, вышел, взял из багажника щётку. Закурил. Начав задумчиво скидывать снег, вспоминал разговор с женой.

— Саш! Это мещанство! Ты стал очень зависим от всего материального. Ты же художник, Саш!

— Надь! Ты о чем? Мои картины дадут деньги? На что жить будем? А сейчас ещё кризис этот…

— Если бы ты продолжал писать, возможно, и были бы… Ты хоронишь свой талант, Саш!

— А на что мы ремонт будем делать? На что тебе машину покупать? Чем платить за гимназию Славика? Да жрать что, в конце концов???

— Да не нужна мне машина! Ремонт… Саш, вслед за ремонтом ещё что-то понадобится. Ты вспомни, как ты писал! Ты совершенно забросил своё творчество! Я выходила замуж за художника… Я была влюблена в твои картины… В тебя за мольбертом.

— А сейчас, значит, не любишь?

–…Не знаю… Наверное, люблю… Но ты стал совсем другим человеком…

— Странная ты баба, Надь… Нормальные жёны только бы радовались, что муж зарабатывает… Не любишь, значит…

— Ну, я-то ненормальная, наверное, ты же знаешь… Просто дни и годы идут, а ты вместо творчества продаёшь свои машины… Вот подумай, сын уже скоро вырастет, он не будет уже в нас так нуждаться… И вот мы с тобой старые сидим тут на кухне, смотрим на дорогой ремонт, на мебель нашу, за окном у нас дорогие машины. Сын где-то далеко в своей семье. И Саша, помирать уже скоро, а жили для чего? Я-то ладно! Я и замуж выходила за любимого, чтобы мой любимый развивал свой талант… Ведь мужчину делает женщина. А ты? Ты прожил, чтобы обставлять себя комфортом, а что в итоге после тебя останется? Лишь твои восхитительные ранние работы…

— И что ты предлагаешь? — Сатаров вскочил со стула. — У меня ответственность за тебя, за сына! Не неси ерунды! Я — на работу… Легко говорить, когда деньги есть…

Бросив в снег окурок, взглянул на своё окно. В окне стояла Надя. Махнув ей рукой, он вырулил на дорогу. Включил музыку. Пел Нил Хоффман. Музыка прервалась, включилась громкая связь — послышались гудки. Нажав кнопку на руле, принял вызов.

— Саня, привет!

— О! Андрюха, здорова!

— Как сам?

— Да ничего, вроде. Дом — работа…

— Ты машинами-то до сих пор занимаешься?

— Ну да… Конечно.

— Слушай, мне тут свою поменять нужно, у тебя есть что-то приличное?

— Андрюха, приезжай, посмотришь. У меня сейчас всего 12 машин… Тебе что интересно-то? У тебя какая?

— «Камри». Ты сейчас у себя?

— Смотрю, физики у нас в стране зарабатывать начали!.. Еду, буду через минут пятнадцать.

— Да мне, наоборот, что-то подешевле, поэкономичнее нужно. Ладно, подъеду тогда через часок к тебе.

— О‘кей. Тогда проще. Давай! Жду.

Приехав на работу, зашёл в свой вагончик. Бытовка была поделена на два небольших кабинета. Светка уже сидела за компьютером в своей комнате.

— Привет, Свет! Был кто с утра?

— Да заходили парочку… Помотались-помотались и ушли.

— Ясно. Сделай мне чайку.

Сняв куртку, сел за стол и включил ноутбук.

— Вам с лимоном, Александр Викторович?

— Да.

Сатаров допивал чай и смотрел в окно, когда на территорию въехал Андрей. Саша улыбнулся и, накинув куртку, пошёл показывать свои автомобили старому приятелю.

— Ну, конечно, тебе после твоей стрёмно сначала будет: классом-то пониже, попроще. Но она свежее, Андрюх, да и ремонта не требует. Но доплатить много не смогу.

— Сколько сможешь?

— Не могу сказать пока… Прикинуть нужно будет. Позвоню тебе тогда.

— Хорошо… Скажи тогда, кстати, а ест она сколько? Актуально в кризис…

— Ну да… Дорожает всё, как на дрожжах. Литров восемь жрёт…

— Ну, нормально…

— Тогда созвонимся. Ты как сам-то? Всё в институте?

— Ну да. Кредит вот три года назад на машину ещё сдуру взял… Финансирование рубят…

— Кому сейчас легко… Чайку не хочешь на ход ноги? Что на морозе-то стоять?!

— Да можно…

Они сидели с чашками чая, на столе лежала открытая коробка с конфетами. Андрей смотрел в окно. Бродячая собака, подняв лапу, поливала на выбранную им машину.

— Вот так и люди, как это собака… Конечно, объяснение есть всему, но нет таких гениев, которые смогли бы их понять. Человеческий разум ограничен. И он достиг своего предела. И мы, как эта собака, которой никогда не понять, как устроен автомобиль…

— Ты это сейчас к чему?

— Да, занимаюсь исследованиями с космологами и астрофизиками из Лондона… По переписке, разумеется — сам не был в Лондоне… Так вот, похоже, наш мир иллюзорен, и он — голограмма.

— Матрица?

— Ну, что-то вроде того… Причем, это совершенно точно. Мы исследовали все съемки Млечного Пути с космического телеспутника. И знаешь, при приближении четкость картинки пропадает, становится всё размыто.

— Поясни… Не понял.

— Ну вот возьми фото любое: вроде картинка, а увеличиваешь — всё в мелких зернах… Так вот и там: по мере приближения все становится размыто и точках… Это, пойми, явь, а не фото… Мы живём в голограмме вселенских масштабов… Пространство-время не является непрерывной линией. И доказательств этому всё больше… Матрица, как ты говоришь!

— Ты серьёзно? Я не совсем улавливаю, Андрюх… Не мог бы ты как-то предельно просто объяснить… В нескольких фразах саму суть?

— Саш… Объяснить могу и одной фразой. Но чтобы её понять, тебе потребуются годы.

— Ну, объясни.

— Нас реально НЕ существует!

Сатаров смотрел в глаза товарища. Почему-то после этой фразы по спине побежали мурашки. Андрей отвёл глаза и опять посмотрел в окно. Собаки не было.

— И одновременно, Саня, существует несколько реальностей. Одновременно мы можем быть в тысячах мест, с миллионами разных судеб. Одновременно… Ладно, Саш, мне в институт пора. Ты позвонишь тогда?

— Если бы мне говорил всё это кто-то другой, я бы пропустил мимо ушей… Но ты меня, Андрей, в ступор ввёл.

— Да я сам в ступоре, дружище… Доказательства всему неопровержимые! И чем дальше погружаемся — тем больше. Ладно, мне, правда, пора. Встретимся ещё.

Андрей поднялся, протягивая руку. Сатаров сглотнул слюну и протянул влажную ладонь.

* * *

Сатаров открыл дверь и вошёл в свою квартиру. Подойдя к мольберту, он сел напротив картины и пристально в неё уставился. Его старая сталинская квартира, оставшаяся ему от бабушки, была превращена им в мастерскую. Кругом стояли его работы. Смотря на картину, он думал о только что состоявшемся разговоре с Надей.

— Надь! Это мещанство! Ты постепенно стала очень зависима от всего материального. Ты стала как все!

— Саш! Ты о чем? На что я жить буду? А сейчас ещё кризис этот…

— Да нет, понятно… Тебе приходится вести этот бизнес. Славик учится в лучшей гимназии. Ты фактически рассталась со мной — мы живём порознь… У меня нет денег — всё ясно. Я о другом…

— А что ты предлагаешь? Бросить всё? Или заняться обслуживанием ещё и тебя? Да, Саш, ты талантлив у тебя великолепные картины… Но… много но… Чем платить за гимназию Славика? На что купить квартиру для Славика? На что сделать ремонт? Да жрать что, в конце концов!?

— Надь, вслед за ремонтом ещё что-то понадобится. Ты вспомни, как было! Ты выходила замуж за художника… Ты была влюблена в мои картины… В меня за мольбертом. И я тебя так же любил… Почему все изменилось? Почему главным стало материальное? Ты же не была такой! Как я тебя любил…

— А сейчас, значит, не любишь???

–…Не знаю… Наверное, люблю… Но ты стала совсем другим человеком…

— Странный ты мужик, Саша. Другая баба бы с тебя три шкуры содрала за то, что мне самой приходится ребёнка растить, и бизнес вести, и хозяйство. Ещё и деньги тебе на холсты и краски давать… А ты ушёл сам — тебе так удобнее сидеть там и писать свои картины. Жил бы ты с нами — к тебе и требования были бы другие!

— Наденька… Вот подумай, сын уже скоро вырастет, он не будет уже ни в тебе ни во мне так нуждаться… И вот мы с тобой такие старые сидим тут на кухне, смотрим на дорогой ремонт, мебель нашу, за окном у нас дорогие машины. Сын где-то далеко в своей семье. И, Надя, помирать уже скоро, а жили для чего?… Выходит, мы прожили, чтобы обставлять себя комфортом, а что в итоге после нас останется? А останется лишь этот дом, ремонт и машины… И кому это нужно? Разве для этого жизнь?

— И чего ты предлагаешь? — Надя устало взглянула на него. — У меня ответственность за тебя, за сына! Не неси ерунды!.. Легко говорить, когда у меня деньги есть… Когда я от тебя ничего не требую… Пиши, Саш… Ты талантлив… У тебя потрясающие картины. Кстати, почему ты их не продаёшь?

— Художник должен писать, а не продавать. Продавать должны галеристы.

— Ну, так пусть галеристы этим займутся — предложи им!

— Это, опять же, не моя работа… Я должен писать картины — в этом моя жизнь!

Надя тяжело вздохнула, с тоской посмотрев на него. Они подошли друг к другу и обнялись. Надя ласково гладила его по спине, Саша гладил её голову.

— Мне на работу пора, Саш… Тебя подвезти?

— Нет, Наденька, не нужно, я — на маршрутке.

— Завтра придёшь? Есть-то что есть там у тебя?

— Приду… Вечерком. Да найду, что поесть… Спасибо тебе, милая. Люблю тебя очень!..

— До завтра тогда… И я тебя люблю, милый мой!..