Планида Сергея Капустина

Леонид Рейзер, 2020

«Самый недооцененный хоккеист»… Это о талантливом, рано ушедшем из жизни хоккеисте Сергее Капустине, начавшем свою карьеру в ухтинском «Нефтянике», игравшем в «Крыльях Советов», «Спартаке», ЦСКА и сборной СССР, олимпийском чемпионе, семикратном чемпионе мира и Европы. В 1983 год у по итогам аналитического исследования всех участников чемпионата мира с использованием только-только появившихся компьютерных технологий Сергей Капустин был признан «идеальным хоккеистом», однако на родине заслуженной славы так и не получил, нередко оставаясь в тени. Причины подобной несправедливости подробно рассматриваются в предлагаемой читателю книге. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Супер-2. Скромняга

Карьера Сергея Капустина необычна и не вполне укладывается в общепринятые в советские времена рамки.

Игроки, пробиваясь в «основу» родного клуба, оставались там пожизненно — столько лет, сколько отводила им судьба. Мастеровитые хоккеисты редко покидали отчий дом. От добра не искали добра. Да и не принято такое было. А деньги, заработок для семьи? «Суммы прописью» в зарплатных ведомостях различались в разных клубах, однако не настолько, чтобы застилать глаза. Да и, повторимся, как-то не принято было гоняться за чуть более длинным рублем. Сергей Капустин относился к тем, кто не был склонен менять привычный жизненный уклад. Что в спорте, что в личной жизни.

Для него родным наряду с «Нефтяником» из города, где родился и вырос, стал клуб из столичного рабочего района — Сетуни. «Крылья Советов»! Звучно, эффектно, привлекательно. Необычно звучало на фоне бесчисленных СКА и «Динамо», раскиданных по всей стране. Воспитанник ухтинского хоккея появился на большой орбите в клубе, относившемся к авиационной промышленности. Спортивная орбита и авиапром — это было созвучно.

Попадание в команду «Крылья Советов», да еще возглавляемую Борисом Павловичем Кулагиным, явилось крупной удачей для даровитого парня из республики Коми. Об этом — целая глава в книге. Но, видимо, ничего не бывает в жизни сплошь белым либо сплошь черным… Во всяком случае, капустинская карьера тому явилась наглядной иллюстрацией.

Особенность сетуньского клуба, кроме всех прочих, заключалась в том, что он был умеренно популярен. Весьма умеренно. По длительности истории, по богатству традиций, по выпестованным мастерам «Крылышки» были сопоставимы с московскими грандами-земляками — ЦСКА и «Спартаком», с «Динамо». Увы, начисто уступали им по популярности в народе. Словно сама география вмешивалась в болельщицкие пристрастия. Армейцы и динамовцы базировались на Ленинградском проспекте, почти в центре; спартаковцы уютно устроились в излюбленном парке горожан «Сокольники», а крыльевцы пребывали на отшибе — на рабочей окраине мегаполиса, куда добраться-то можно было на электричке от Белорусского вокзала, выйдя на восьмой остановке «Рабочий поселок» или девятой «Сетунь», от которой до кольцевой дороги было рукой подать.

«Деревней» называли Сетунь — настолько удалена от центра столицы Советского Союза и настолько уединенна она была.

Популярность клуба — категория такая, что сколько ее ни изучай, до донышка не докопаешься. Московский клуб Сергея Капустина имел невеликое войско поклонников, зато состояло оно из очень-очень преданных мужчин. И ради них пластаться на льду было делом естественным. И наверняка для скромного новобранца из северного нефтегазового края это являлось нормой. Да и впоследствии блистательный форвард меньше всего помышлял о личной славе, которая напрямую связана с популярностью команды, цвета которой защищаешь.

В первой половине 70-х, при Кулагине, хоккейная Сетунь пережила небывалый взлет, покорив второй в своей длиннющей истории всесоюзный Олимп. Чемпионский состав пестрел выдающимися именами; достаточно упомянуть, что добрая половина сборной СССР состояла на тот момент из «деревенских». Давайте вглядимся в них пристальней: Юрий Лебедев и Вячеслав Анисин, Александр Сидельников и Александр Бодунов, Юрий Шаталов и Виктор Кузнецов, Сергей Капустин и Владимир Репнев, Юрий Тюрин. Были ли они известны на всю страну? Факт. А вот были ли они настолько популярны, как армеец Валерий Харламов и динамовец Александр Мальцев, армеец Владимир Петров (кстати, воспитанник «Крыльев»!) и спартаковец Александр Якушев, динамовец Валерий Васильев, спартаковцы Владимир Шадрин и Евгений Зимин, армеец Борис Михайлов?

Крыльевские мастера, не уступая пяди льда, уступали в народной приязни. И с этим ничего нельзя было поделать. Даже попадание в национальную сборную, даже возвращение на родину с золотой медалью на шее в 1974 и 1975 годах не поколебали этой чертовски несправедливой зависимости Сергея Капустина, имевшего все признаки звездного мастера, от умеренно популярных «Крылышек». Им симпатизировали не только жители западной окраины Москвы; среди трудящихся авиапрома в столице и в регионах находились, конечно же, неровно дышавшие к своей профсоюзной команде. Однако кардинально это ничего не меняло.

После ухода Бориса Павловича Кулагина из Сетуни и закономерно последовавшего снижения амбиций его детища на какое-либо мало-мальски повышение симпатий к себе Капустин рассчитывать не мог. Зная его натуру, легко допустить, что сие не волновало блистательного форварда, настроение не портило и бытие не омрачало вовсе.

Мы же восстанавливаем этапы карьеры выдающегося хоккеиста, стремясь восстановить справедливость. И оттого крыльевский период его карьеры, который рассматриваем с точки зрения личной славы, подтверждает непреложный факт — с момента выхода на большую орбиту Капустин недополучал всеобщей любви. Вот уважением пользовался повсеместно.

Наступил 1977 год.

После двух сезонов в «Нефтянике» из Ухты и шести сезонов в «Крыльях Советов» левый крайний нападающий Сергей Капустин не по своей воле очутился в ЦСКА. К тому времени за его широкими плечами было сенсационное чемпионство в составе заводской команды «Крылья Советов» и воспринимавшееся как должное двукратное чемпионство мировое, к тому же наконец Капустин стал олимпийским чемпионом, что гарантировало ему «ВИП-ложу» в истории советского спорта.

Звездный форвард, который по причинам, приведенным выше, недополучил изрядную порцию славы, попал в ряды флагмана советского хоккея — ЦСКА. Мог ли он рассчитывать на восполнение дефицита популярности в новом окружении? Мог ли, наконец, заполучить народное признание в свитере с армейской звездой на груди? Логично было предположить, что в ЦСКА — в ЦСКА!!! — звезда Сергея Капустина наконец-то, после шести лет ожидания его верных поклонников, особенно жителей Ухты, зажжется на всю мощь его таланта.

ЦСКА Виктора Тихонова побеждал практически во всех матчах. Легче было угадать 6 чисел из 49-и в «Спортлото», чем дождаться осечки флагмана советского хоккея, базового клуба сборной, которой тоже руководил Виктор Тихонов, не делавший поблажек ни себе, ни спортсменам. Капустин регулярно покидал лед победителем. Ну а как же эмоциональные волны, исходившие с трибун? Попадал новоявленный армеец в фокус внимания зрителей?

Не попадал, однако. Да и никто на его месте не попал бы.

Потому что играл Валерий Харламов. ХАРЛАМОВ! Народный любимец.

Потому что играло звено Борис Михайлов — Владимир Петров — Валерий Харламов. Тройка на все времена!

Потому что любимцем может быть только один мастер в команде — и только одно звено может быть первым в команде.

Сергей Капустин в отдельных матчах превосходил Валерия Харламова.

Звено Хельмут Балдерис — Виктор Жлуктов — Сергей Капустин в отдельных матчах превосходило петровское трио.

Но сместить народного любимца и неудержимую тройку с фокуса внимания миллионов у Сергея и его партнеров Виктора и Хельмута не было ни единого шанса.

Таковы были реалии тогдашнего большого хоккея.

И что же на круг выходит? Пребывая в суперклубе, в базовом клубе национальной сборной, Сергей Капустин ни в коем случае не потерялся, и его хоккейное искусство ничуть не поблекло. И Харламов со товарищи приняли его уважительно и душевно. И клуб пользовался большой популярностью среди советского населения. И громил всех кого ни попадя. Однако ж снова Сергей Алексеевич недополучил истинно народного признания. Нет, признавать-то признавали, но любви болельщицкой недополучил снова по не зависевшим от него обстоятельствам.

Три года в ЦСКА — вместо обговоренных с Виктором Васильевичем Тихоновым двух — не явились пиком славы Сергея Капустина. Хотя по возрасту, да и по всем объективным показателям это должно было стать зенитом его карьеры.

Однако зенит мог наступить в последующие несколько лет, поскольку арсенал грозного нападающего по-прежнему оставался наполненным доверху.

Наступил 1980 год.

Сергей Алексеевич воссоединился с Борисом Павловичем, с «отцом родным».

Кулагин принял московский «Спартак». И перед Капустиным, наотрез отказавшимся от лейтенантских звездочек, открылись просторы для долгожданной и заслуженной популярности в народе. «Народной командой» назывался «Спартак» и только «Спартак». Популярность клуба зашкаливала, превосходя славу ЦСКА и «Динамо» на несколько порядков.

Все предпосылки к обретению славы у нового спартаковского лидера имелись в достатке. Кулагин и «Спартак»! Ко всему прочему Борис Павлович создал трио на загляденье: Виктор Шалимов — Сергей Шепелев — Сергей Капустин.

Каждый — мастеровитый, склонный к комбинационной игре, да еще с элементами импровизации; каждый без изъянов в хоккейной выучке; каждый без чрезмерной склонности к солированию.

СУПЕРЗВЕНО!

На Кубке Канады в 81-м спартаковская тройка во главе с Сергеем Капустиным ничуть не уступала Сергею Макарову — Игорю Ларионову — Владимиру Крутову. Тем, кто вместе с Вячеславом Фетисовым и Алексеем Касатоновым будут в 80-е являться законодателями мод в мировом хоккее.

В финале этого супертурнира Канада — СССР спартаковское звено было неудержимо, Сергей Шепелев сделал хет-трик! Причем еще до того момента, когда наметился уничижительный и сенсационный разгром родоначальников игры — 8:1.

В течение двух лет Капустин с Шалимовым и Шепелевым призывались под знамена сборной, и это воспринималось как само собой разумеющееся. И они сполна оправдывали ожидания. Так, в 82-м Виктора Шалимова признали лучшим нападающим мирового первенства — при наличии там идола Канады Уэйна Гретцки и нашей КЛМ!

И все же. Все же…

Даже в те годы и даже в спартаковской компании, даже при Борисе Кулагине и даже с такими замечательными партнерами, как Виктор Шалимов с Сергеем Шепелевым, блистательный мастер Сергей Капустин в кумира так и не превратился.

Том у видно несколько причин.

Кулагин очень-очень желал сделать «Спартак» чемпионом. Тем самым вторично после «Крыльев Советов» добиться триумфа с профсоюзной командой, что являлось практически нереальной задачей. Тем самым Борис Павлович поквитался бы, пусть и отчасти, с Тихоновым, который сменил его в сборной страны. Виктор Васильевич подобного не допустил, держа ЦСКА непрерывно в ежовых рукавицах: Вячеслав Фетисов шел после очередного выигрыша на поклон к «старшему», выпрашивая увольнительную для всей команды, — и это происходило при колоссальном отрыве в очках ЦСКА от «Спартака», «Динамо» и всех прочих. Если бы капитан «Спартака» Сергей Капустин вместе с Борисом Кулагиным сотворил сенсацию, то фактор «народной команды» мог бы изрядно добавить ему популярности.

По игре-то Сергей Алексеевич был в полном порядке: достаточно того, что в 84-м, еще до ухода из клуба Кулагина, Капустин являлся стопроцентным игроком олимпийской сборной за считанные дни до вылета в Сараево. В целом же, сугубо теоретически, прожитые годы «работали» отчасти против него. Уж больно распространен тогда был пресловутый тридцатилетний рубеж, при наступлении которого даже классных мастеров иначе как ветеранами не величали — с плохо скрываемыми нотками пессимизма.

Снова и снова возвращаемся к фамильной особенности личностного стиля Капустина.

Это его выраженное стремление играть на партнеров, на звено, на команду — и поэтому крайне малая, до обидного незначительная доля солирующих партий в исполнении Капустина. Естественно, в спартаковский период карьеры эта личностная черта Сергея Алексеевича никоим образом не притуплялась.

И что мы наблюдаем в клубной карьере Капустина?

«Крылья Советов» — ЦСКА — «Спартак».

В каждой столичной команде обнаруживались препятствия к тому, чтобы Сергей Капустин достигал того масштаба популярности, которого, вне всяких сомнений, заслуживал.

Планида такая, значит, была у Сергея Алексеевича.

* * *

Владимир Крикунов:

«У Капустина не было такой славы, как у Харламова, Мальцева. Не знаю, с чем это связано. Может быть, он поскромнее был этих ребят, что ли. Он такой — отыграл, собрался и ушел. Если самореклама есть определенная, это и трибунам передается, а Серега такой тихий, спокойный, сделал дело и ушел без всяких там выкрутасов… Забросил шайбу и с улыбочкой покатил на скамейку. А нашим, да любым болельщикам же надо, чтоб шоу на хоккее устраивали. Конечно, в наше время этого не было. Но и тогда, если игроки устраивали «хороводы», на трибуны это дополнительно действовало. Болельщики после голевой атаки их команды радуются, а тут еще тот, кто отличился, их поджигает своими эмоциями, и получается определенная самореклама хоккеиста, что ли».

* * *

При всем при этом народ советский воспринимал Капустина очень уважительно и очень тепло. Как-то благодарно относился к нему.

Александр Чернега, многолетний друг Сергея Капустина; в спорте не работал:

«Мы с ним поехали в Горький, правда, по трагическому поводу — судья умер в Горьком, Миронов был такой, и Капустин посчитал своим долгом присутствовать на похоронах.

Как его встречали, как его люди уважали… Там же тройка была горьковская — Варнаков, Ковин, Скворцов. Вот встречавшие дают указание:

— Скворец, ты давай привози огненную, а ты, Сереж, приезжай, завтра стерлядку поедите с другом.

Серега просит:

— Возьмите нас с собой!

— Да нет, Сереж, мы на косу, порыбачим, а там постреливают… Не стоит рисковать.

Рыбиниспекция или еще кто — так я и не понял…

Назавтра два ведра ухи из стерлядки волжской сварили. Я такой ухи больше нигде не ел! Сергей тоже наслаждался.

К Сереже вообще уважение было большое. Ладно хоккеисты, там все ясно; к нему уважительно относились обычные граждане. Капустин отличался скромностью, никогда не выпячивался, не говорил лишнего; люди это оценивали по достоинству, не каждая спортивная звезда так держится. Ну и видно было, как восторгаются им и как хоккеистом. И так происходило везде, где мы вместе бывали».

* * *

Александр Чернега:

«Когда разрешили в стране заниматься бизнесом, мне приятель посоветовал в Белгород съездить: «Ребята, не хотите стоящее дело открыть? Первыми наладите выпуск туалетной бумаги». И мы в Белгороде открыли частное производство (в конце концов мы его и запороли, потому надо было там жить…) Мы приехали, все сделали, закупили и привезли станки. А где бумагу покупать? Ага — Сыктывкар. И я туда полетел. В отдел доставки зашел и стал узнавать, что как делать надо. Я говорю:

— Ребята, мне срочно бумагу в Белгород доставить нужно… Вообще-то у меня друг хороший — Сергей Капустин…

— Да ладно тебе про бумагу! Давай посидим по-человечески, ты лучше что-нибудь про Капустина расскажи…

Вот какое к нему было уважение в Коми. И я одним днем все успел сделать. Посидели с этим человеком из отдела доставки, по рюмочке выпили, дела вмиг порешали, вечером грузовик пошел на Белгород, а я полетел в Москву. И все — благодаря тому колоссальному уважению, которое было у людей к Сергею Капустину. И так везде было».

Вот как. Друг самого Капустина пожаловал к нам!

Кто знает, когда мы повстречаем Капустина, а тут человек, который дружит с ним накоротке. Грех не посидеть, потолковать с таким заказчиком.

Заказчика такого пропустим в первую очередь!..

Александр Чернега:

«В Крылатском тогда тишина была, никаких построек. Как у Сергея свободный день, мы туда заезжали к лесочку у Москвы-реки — шашлычок, вино сухое… Жена моя с его Сереженькой маленьким земляничку собирает, а мы с мангалом возимся… Отдыхаем. Пошла трапеза. Ну и винцо в ход пошло. Вообще Сергей любил шашлычок; у него в ходу фраза такая была: «Эх, сейчас бы люляшечек!»

И тут на тебе — ГА И заруливает. Вроде ничего хорошего не ждем. Гаишник берет права Серегины:

— Сергей Алексеевич, а вы выпивали сегодня?

— Да нет. Не выпивал.

— Ну вы ж Капустин?

— Он самый. А что?

— Сергей, да вы можете себе позволить. Не волнуйтесь. Отдыхайте! Честь имеем!

Где бы он ни был, его ценили, уважали. Ну, он действительно симпатичный был, приятный такой…»

Актированные дни

Публикации, посвященные звезде советского и мирового хоккея Сергею Капустину, появлялись крайне редко. И причины такого странного и несправедливого подхода прессы мы будем разбирать в отдельной главе… Пожалуй, единственная громко прозвучавшая статья вышла летом 1981 года в еженедельнике «Футбол — Хоккей», пятимиллионный тираж которого трудящиеся сметали с прилавков «Союзпечати» уже к девяти утра воскресного дня. Земляки-ухтинцы — те, кто ревностно следил за игрой Капустина и за тем, как она оценивалась в стране, подтвердили, что только ту публикацию и помнят хорошо.

Приводим выдержку оттуда.

Сергей Капустин:

«Детство прошло в Ухте, маленьком городе нефтяников и газовиков в Коми АССР. Край северного раздолья.

Нам и льда искусственного не требовалось. Заливали с октября по май. На коньки встал лет в семь, кажется, точно не помню. А вот что отчетливо помню, так это актированные дни. По радио объявляли, что в связи с сильными морозами учеба отменяется. И с раннего утра мы… гурьбой высыпали на улицу, гоняли шайбу допоздна.

После восьмилетки поступил в лесной техникум.

Наша городская команда вышла из класса «Б» в «А». Тренер ухтинской команды Анатолий Ковалевский был давний знакомый Кулагина, он-то и порекомендовал меня…

Кстати, Витя Жлуктов родом из Инты. Это всего в пятистах километрах от моего города. Так что по нашим российским масштабам выходит, он мой земляк».

(«Футбол — Хоккей», 28.06.81)

Публикация в еженедельнике, освещавшем два главных вида советского спорта, позволила мужскому населению бескрайней страны узнать о том, что Ухта славна не только добычей нефти и природного газа, но и природными хоккейными талантами, которые с особой теплотой вспоминают актированные дни, дарованные пацанятам опять-таки суровой природой русского Севера. В «Футболе — Хоккее», похоже, кроме Сергея Капустина никто другой из хоккейных звезд не упоминал выражение «актированные дни».

Из этого коротенького фрагмента беседы с прославленным двадцативосьмилетним Сергеем Капустиным становится сразу ясно, что он сызмальства жил в хоккейной стихии и бредил будущим, в котором находилось для него только одно призвание — хоккей.

Игорь младше брата на четыре года. Иного пути, как следовать за Сергеем, у него не оставалось. Гордиться братом, прислушиваться к брату, пробовать подражать брату — все эти естественные помыслы овладеют Игорем попозже, а в детстве он просто пошел след в след при погружении в ту же ледовую стихию.

Игорь Капустин:

«Кто на севере не жил, могут подумать, что актированные дни случались редко за зиму. Не знаю, как где, а в Ухте нам, пацанам, было грех жаловаться на этот счет. Крепкие морозы редкостью не считались, потому актированных дней за длинную зиму набиралось совсем не мало — дней по десять-пятнадцать, а то и поболее…

В такие дни мы спешили на стадион, в детский парк. Наспех одевались чуть потеплее, да вообще этим не заморачивались — привычные же были к холоду. Ну а на крепком морозе подолгу находились, сначала занимались в секции, а потом сами гоняли — сколько раз обмораживали ноги, руки…»

В той давнишней публикации в еженедельнике «Футбол — Хоккей» Сергей Капустин поведал широкой публике о самых счастливых днях своего детства, которые назывались актированными. С утра до вечера хоккей с забегами домой что-нибудь перехватить на кухне, подкрепиться еще часика на три. У читателя наверняка создалось впечатление — ну случались пики холодов, такие редкие дни, когда отменяли занятия в школе. Однако по словам Капустина-младшего, актированных дней за длинную зиму набиралось довольно значительное количество, причем часто шли они чередой. Но три-четыре дня сплошного хоккея — это же по существу были неофициальные учебно-тренировочные сборы! Утром — игра и только игра, в которой Сережка Капустин искал и находил свои приемчики, помогавшие превосходить сверстников и выживать среди тех, кто был постарше на год, два, три. Ничего лучше тех самых актированных дней для будущего форварда мирового класса никакая передовая в те годы методика не могла придумать. Не придумали бы и сегодня наисовременнейшие технологии, разработанные в недрах кафедр хоккея высших учебных заведений. А после обеда — секция, где упражнениями, надо думать, особо не докучали; больше играли только под ненавязчивый аккомпанемент советов детского наставника.

А вот как отложились в памяти золотые для хоккейных мальчишек денечки у коренного ухтинца, часто видевшего на льду Капустина-старшего.

Александр Лубянецкий, ухтинец, выступал за «Нефтяник» (Ухта):

«У нас даже когда отменяли из-за морозов занятия в школе, тренировки не запрещали — в школу на уроки-то мы не ходили, а на занятия в секцию хоккейную с огромным удовольствием! Вот в такой морозный день в школе объявляли: «Вниманию родителей и учащихся! Ввиду низкой температуры воздуха занятия с 1-го по 10-й класс отменяются». И тут мы с самого утра выходили прямо перед школой, между домами, играть в хоккей. Представляете, учителя идут на работу — им ведь положено, — а ученики в актированный день вот прямо под носом у педагогов возле школы играют в хоккей в валенках. А после обеда еще и в секцию шли заниматься. Сереге и в школе больше всего физкультура нравилась, другие предметы он, честно сказать, не жаловал».

Актированные дни — фирменный знак ухтинского хоккея!

Будто кто-то надумал оригинальный метод воспитания мальчишек, бредящих хоккеем. Хотите ни дня без игры и с днями без сидения за школьной партой — пожалуйста! Хотите гонять во дворе или в детском парке и потом еще идти в секцию — вперед и с песнями!

Это давало лишние часы, проведенные в ледовой стихии. Это давало возможность не расставаться с игрой. Это позволяло в будущем буквально породниться с хоккейной игрой. Все это и происходило с Сережкой Капустиным.

А главное — это закаляло характер. Крепкий, ядреный морозец выгонял любую дурь из головы — лень, слабоволие, бесцельность… Ухтинская зима делала Капустина-старшего с каждым зимним днем сильней и телом, и духом, и, естественно, самой игрой.

Пожалуй, единственное, что настораживает: упоминание Лубянецким полного равнодушия Сергея к школьным предметам. Не считать же таковым физкультуру для того, кто днями напролет гоняет шайбу…

Игорь Капустин:

«Что в каком возрасте происходило, точно уже и не припомню. Начинали мы играть в валенках. Во дворах, в проездах, где лед накатывался сам собой. Потом двухполозные конечки родители покупали, и мы привязывали их к валенкам — это уже почти шиком считалось. Ну а после этого родители покупали «гаги» — пределом мечтаний считалось! Про «канады» даже не заговаривали…

Кроме хоккея мы тоже находили для себя какие-нибудь игрища. То в снежки воюем, то с высоты второго этажа в сугроб прыгаем… Сейчас из дома никого не выгонишь, все с компьютерами в обнимку сидят, не отрываясь, а нас с Серегой домой было не загнать. Мы с другими ребятами в спортивные секции готовыми приходили: ловкость, координация, смелость, закалка, выносливость… А сейчас — от компьютера еле-еле оторвут мальчишку и на шикарном авто везут на тренировку; да что там за час успеет, чему он научится?!»

Александр Лубянецкий:

«Во дворах у нас тогда хоккейных коробок не было — ставили два деревянных ящика из-под бутылок прямо на мостовой и гоняли в валенках по отполированной до льда поверхности!»

Любопытная подробность капустинского детства.

Шайбу гонял не в «коробке», а на улице в буквальном смысле этого слова. На мостовой. На любой проезжей части, которая на морозе после проезда любого авто полировалась, превращаясь в идеальную ледовую поверхность. Для «мелких» то, что надо. Ведь что означало для них шайбу гонять? Обводить! Обводить кого угодно и когда угодно. Так ежедневно шлифовался один из ключевых элементов хоккейного арсенала. В валенках поначалу гоняли. Конечки купить накладно было для семейного бюджета, и не торопились с этим. Тоже ничего страшного, те же приемы обводки потом воспроизводились на коньках довольно легко и быстро; конечно же, счастливчики, одаренные «гагами» и тем более «канадами», обогащали собственный арсенал технических приемов при ежедневном катании на залитых «коробках».

«Мышка». Так прозвали Сережу во дворе: маленький, верткий и неугомонный, оббегал любого и обводил, обводил, обводил. Ну а когда подрос, разумеется, это прозвище кануло в прошлое.

А младшего брата Игорька прозвали в ухтинском детстве «Пузан» — маленький и пухленький. А когда спустя годы очутился в Москве в «Крыльях Советах», Сергей машинально окликнул брата «Пузан»; крыльевцы тут же подхватили это, сократив до «Пузо». Ничего общего с действительностью это не имело. В бытность сильным нападающим Игорь Капустин числился среди самых маленьких в команде, но никакой упитанности и близко не было; даже сегодня ни грамма лишнего жира не имеет.

Любопытная подробность, которую сообщил Александр Лубянецкий, — отсутствие деревянных «коробок» во дворах.

Это уже тогда, когда во дворах Москвы и Ленинграда, волжских и урало-сибирских городов разгорались настоящие хоккейные страсти на настоящих площадках — естественно, уменьшенных размеров. А что же Ухта отставала? Видимо, не до того было нефтяникам и газовикам, их хозяйственникам, их начальникам. Носится детвора по мостовым, по которым машина раз в час проедет, ну и ладно. Был парк с настоящим катком; была секция, занимавшаяся на «коробке»; был, наконец, стадион — домашняя арена «Нефтяника».

На том, как продвигался Сережа Капустин в этом виде спорта, описанные подробности его хоккейного времяпрепровождения негативно не сказались. Скорее всего, только способствовали его росту.

О росте, кстати.

Несколько лет кряду он на уроках физкультуры становился ближе к концу шеренги. Зато за одно лето, по словам Игоря Капустина, вымахал аж на одиннадцать сантиметров! С теми, кто приближался к юношеству, подобное случалось. То ли это в седьмом классе случилось, то ли в восьмом. Не важно. А важно то, что превращение в рослого юного хоккеиста добавляло изрядную порцию баллов в актив Сережи Капустина, в его перспективы вырасти в грозного форварда… В тридцатилетнем советском левом крайнем нападающем Сергее Капустине зарубежные специалисты увидят «идеального хоккеиста», что, в частности, подразумевало оптимальные росто-весовые параметры.

* * *

Родители Капустина запечатлены на снимке, сделанном на улице Ухты, — красивая пара северян-тружеников в воскресный день либо в день праздничный. Снимок размещен в первой фототетради этой книги.

Родители подарили Сергею с Игорем жизнь. Вырастили сыновей порядочными людьми, которые подарили им внуков и внучек. А еще подарили родителям гордость за то, что прославляли фамилию: старший — на всю страну и на хоккейный мир, младший — в Союзе тоже был хорошо известен.

Игорь Капустин:

«Отец был начальником цеха КИП (контрольно-измерительных приборов) на ухтинской ТЭЦ. Пользовался уважением в городе, знали его. Мама работала в «Комиэнерго». Только должность не помню. Помню, что была ИТР, — инженерно-техническим работником трудилась, специальность имела.

Наша семья жила в хорошем кирпичном доме в трехкомнатной квартире. На первом этаже. Никаких металлических решеток, чтоб воры не забрались, не ставили; тогда это не принято было.

Отец — мягкий человек. Добрый. Разумный.

Мать тоже особо строгой к детям не была. Жизнерадостная. Энергичная.

Мать с отцом работали, имели квалификацию, были на хорошем счету. Мы с братом ни в чем не нуждались, были обуты, одеты, накормлены, но нас и не баловали. В доме было все необходимое, но без какого-то шика, выпендрежа обходились. Жили как и другие семьи в Ухте.

На то, чем нас мама потчевала, мы с братом и внимания не обращали. Досыта ели. Простая и здоровая горячая еда была в доме. Домой-то мы с Серегой забегали, чтобы перехватить что-нибудь, подкрепиться, — и обратно на мороз в хоккей играть. Такой «бермудский треугольник» получался у нас с братом: школа — стадион — дом. Дома мы мало времени находились.

У нас с братом каких-то любимых блюд не было. Единственное — мать следила, чтобы мы разогревали то, что она сготовила. Чтобы горячее ели — полезнее и сытнее, здоровее, что ли. Между прочим, в нашем детстве в ухтинских гастрономах запросто лежала икра красная и икра черная; помню, у продавщиц такие горки икры на плоских подносах были; цены не кусались, доступно это было. Как, наверное, и по всей стране.

Мы с братом росли в спокойной и благоприятной атмосфере. Родители нас лишний раз не дергали и не надоедали с указаниями, советами и тем более запретами. Не наказывали — в общем-то, не за что было; но и не поощряли, не хвалили — тоже, в общем-то, особых поводов мы не давали.

Полдня в школе проводили, полдня — на катке. Школу ни брат, ни я не прогуливали. И вели себя там нормально, тихонями не были, но и дисциплину особо не нарушали. А зачем — себе дороже будет: мать с отцом грузить, огорчать. На родительские собрания кто-то из них ходил, наверное, чаще мама; но там братьев Капустиных не полоскали. Так, чтобы вызвали родителей за плохое поведение и плохую успеваемость, — нет, нет, такого не случалось.

Что Серега учился так себе, мягко говоря, ни отца, ни мать не смущало. Дома это вообще не затрагивалось: ну учится и учится… А по мне тем более вопросов не возникало, оценки приличные имел, «хорошистом» считался. Главное для наших родителей, как и для других, было — чтобы мы не болтались без дела на улице. А так они спокойны были за нас — мы либо в школе, либо на катке. Нигде не шляемся не пойми с кем…»

Александр Володин, близкий друг Сергея Капустина; воспитанник ухтинского хоккея:

«Знал я Серегиных родителей. Алексей Иванович. Хороший человек. Хороший и толковый мужчина. Анну Максимовну я поменьше знал, хотя моя мать ее «Анька» называла. Говорила: «Я хорошо Аньку знаю». Они то ли в один детский садик ходили, то ли в одной школе учились. Серегин отец такой серьезный, вдумчивый. Я любую профессию уважаю, но он не простым слесарем или токарем работал, а техническую специальность имел. Уважали его в городе. Алексей Иванович. Впечатление о нем осталось у меня очень хорошее, теплое такое. Мама, та попроще была, а отец какой-то основательный.

Серега в отца пошел. Однозначно. Игорь — в мать. Однозначно. Анна Максимовна, она такая невысокая была, и «Пузо» тоже невысокий. А Серега в отца — рассудительный такой, чуть вальяжный, и Алексей Иванович тоже таким был. Серега — сто процентов папин сын».

Александр Лубянецкий:

«Вообще он был такой вот необычный, он у меня в памяти даже с детских тех времен остался — такой рассудительный. Он не был каким-то взрывным человеком, нет, он такой серьезный. С чувством собственного достоинства — это сразу видно было. Может, это вообще черта, свойственная северянам, — такие обстоятельные, вдумчивые…Никакой южной экспрессии».

Сережа Капустин жил на вольном хоккейном воздухе в городе-труженике; в городе, которому это зимнее зрелище дарило радость и отдых до или после нефтегазовых вахт.

Сережа Капустин рос хоккеистом и никем иным себя не видел. О запасных вариантах и не помышлял, не готовил себя к тому, что станет предпринимать, если не попадет в команду мастеров, в которой можно зарабатывать себе и близким на хлеб. Вообще с юношества не строил гигантских планов и не витал в облаках; просто жил хоккеем, проживая с удовольствием каждый день, ведь и дня не проводил без хоккея.

Александр Лубянецкий:

«Хоккей тогда был в таких городах, как наша Ухта, на первом месте. Хоккеисты всегда как пижоны ходили: спортивные шерстяные штанишки, эти ботиночки «прощай, молодость», войлочные, на молнии — хоккеист идет. И его знали. У людей телевизоров тогда не было, центральное телевидение в Ухте только в конце 60-х появилось, народ жил своей жизнью. Днем отработали, вечером вся Ухта шла на улицы, и все гуляли, посещали все спортивные мероприятия. Когда был хоккей, город был пустой практически, тишина, зато вся чаша стадионной хоккейной коробки была забита. Рядом дома стоят, из окошечка видно совсем близко эту коробочку, с крыш люди смотрели, с балконов. А на улице — минус тридцать-сорок градусов…»

Игорь Капустин:

«Наш отец считался в городе заядлым болельщиком. Хоккейным. Матчи «Нефтяника» вообще не пропускал. Свое место имел на стадионе! На первом ряду, кажется. Там у таких болельщиков, как отец, были закреплены места в первых рядах. Но никто же не сидел — в ухтинский-то мороз! Все стояли, одетые по максимуму тепло. Отец надевал куртку со штанами — специальные для летчиков, а на ноги — унты. При желании мог в Ухте все что угодно достать. Не простужался на хоккее, не болел после этого.

Болел за «Нефтяник» как-то спокойно, без перепадов в настроении — и когда команда выигрывала, и когда проигрывала. За успехами Сергея, за тем, как он все лучше и лучше играл, следил, конечно, но тоже обходился без похвал и назиданий. Та же история и с мной повторилась… Повторюсь: нас никто никуда за ручку не водил.

Как брат в 71-м переехал в Москву и попал в «Крылья Советов», отец старался не пропустить трансляцию их матчей по радио. Слушал внимательно и не отвлекался. Может быть, внутренне и гордился старшим сыном, но внешне этого не проявлял. Сохранял обычные для него спокойствие и выдержку. В те годы в Ухте не показывали спортивные телетрансляции, и вся надежда была на радио.

Когда мы с родителями в 75-м переехали в Москву, отца пригласили на работу — строился дворец для «Крыльев»… Домашние игры Серегины вообще не пропускал. Но когда он в ЦСКА, в «Спартаке» выступал, отец не ездил туда».

То, что Алексей Иванович слыл заядлым болельщиком «Нефтяника», напрямую не влияло на его старшего отрока, который сызмальства, еще не вполне осознавая, выбрал прямую линию, направленную только в одну сторону — в хоккей. Но, конечно же, отцовская любовь к суровой и увлекательной мужской зимней игре являлась благоприятным фоном для сознания Сережки Капустина.

Александр Лубянецкий:

«Родился я в Ухте в 1955 году. Жили мы в старой части города, там же, где семья Капустиных, по соседству. Учились с Сергеем в одной школе № 2. Стадион «Нефтяник» стал нашим вторым домом родным. Занимались мы в ДЮСШ-1 при гороно, в детском парке. Я был в команде 1954–55 годов, Сергей — в группе 1952–53 годов, а его брат Игорь — в 1956–57.

Случалось, что Игорь с тремя возрастными группами занимался: потренировался, чуть передохнул — и уже с другими ребятами упражнения выполняет. Шустрый такой. Поведением отличался от старшего брата, тот поспокойней был.

Зимы в Ухте настоящие. И длинные. И каждый день у нас был хоккей. А летом вместе со старшим Капустиным в футбол играли, в баскетбол… Серега вообще по жизни был игровик. И везде здорово смотрелся. Выделялся на общем фоне».

Капустинское поколение отличалось игровой культурой. В любом коллективном виде спорта были хороши. Одни получше, другие похуже, однако никто, что называется, из игры не выпадал. Не выпадал — ни по координации движений, ни, главное, по чтению игры. Капустин являлся тому ярким примером.

Александр Лубянецкий:

«У Сереги, кстати, тяжелый характер был — в отличие от Игоря. Может, в чем-то это был плюс, что у него было какое-то абсолютно свое мнение, и переубедить его было невозможно… Вот он как решил — так оно и будет! По крайней мере, так мне тогда казалось.

Он не был душкой, сложный характер имел. Сказать, что он был весь со всех сторон положительный, нельзя. Были, наверное, какие-то свои недостатки, но сейчас даже как-то трудно судить о том. Обычно по истечении времени начинаешь идеализировать человека…

На игре его характер тоже отражался. Бывало, жадничал, конечно. Как оно всегда бывает с индивидуально одаренными ребятами. Тем более понятно, у него были лидерские качества, не то чтобы явно выраженные, такие, что сразу человека можно поставить — вот это капитан, но он абсолютно не боялся, например, брать игру на себя. Хотя где-то, как обычно бывает у индивидуально способных парней, перебирал в этом плане. Например, получив плохой пас в хорошей позиции, сразу мог отвесить: «Что ты там, руки-крюки!» или что-то в этом роде. Ведь он сам всегда старался идеальный пас выдать и требовал от других того же, чтобы ему конфету выложили. Особенно младшему брату доставалось от него по этому поводу, он его все время душил за всякие такие промахи в игре: пас не туда дал, это невпопад сделал…»

Игорь Капустин:

«Отношения у нас с братом всегда нормальными были. Хорошими. Добрыми. Какими и должны быть. Как мне вообще кажется.

Разница в возрасте была не очень маленькая и не очень большая — четыре года.

Каких-то раздоров, каких-то мелких стычек или ссор между нами вообще не припомню. Характерами, наверное, различались, но главное — по манере игры мы совсем разные. Брат — рослый и атлетичный, а я — совсем невысокий и худощавый.

Серега как старший брат подсказывал, когда, что и как мне делать на тренировках, в играх. Всегда по делу и без сюсюканья. Я прислушивался, старался использовать эти советы. Конечно, как младший брат я помногу смотрел за тем, как Серега катается и какие решения принимает, как в пас играет, когда бросает, как силовые единоборства ведет… Но подражать напрямую ему я просто не мог: совсем разные габариты у нас, да и все разное было в наших манерах игры. Главное — что он твердил мне: «Играй на своих сильных качествах! Используй это по полной!»

Такого, чтобы придирался на каждом шагу, не помню. И все-таки я пытался черпать полезное для себя, пристально наблюдая за братом. Все равно кое-что перенимал, особенно в плане тактических решений.

На лицо мы были более или менее похожи — ну как братья.

Но Серега владел силовой обводкой, мощно катил, защитники от него просто-напросто отскакивали. А у меня расчет был на маневренность, резкость, тактическую хитрость.

Брата щедро одарила природа. Но и не скажу, что меня обделила. Иначе где бы я был в хоккее со своими ста шестьюдесятью восьмью сантиметрами. А так, как ни крути, я в «Крыльях» и в «Спартаке» в сильных тройках выходил — с Тюменевым и Ромашиным, с Тюменевым и Кожевниковым, во вторую сборную много лет привлекали меня.

Между прочим, брат сперва не выделялся росточком. Зато за одно лето вымахал аж на одиннадцать сантиметров. Точно не скажу, когда, в шестом или седьмом классе это было.

Ну и сразу это дало ему дополнительные возможности в хоккее…»

Александр Володин:

«Я всегда считал, что Серега — это человек по таланту совершенно другого уровня, четко это понимал. И потом, это был человек, который фанатично любит хоккей. Не то, что он пытался как-то быстрее попасть в команду мастеров, нет, он спокойно рос, двигался прямо, без всяких зигзагов, слава богу, и травмы обходили стороной его в то время. Я уже в то время несколько операций имел, а он без травм. Спокойно рос, без тщеславия какого-то, делал свое дело, как положено. Ну и оно само пришло, дорос.

…Я отлично помню, как в детской спортивной школе Серегу из младшей группы перевели к нам, а до этого мы вместе катались на застывших лужах в старой части Ухты, я прекрасно отдавал себе отчет, кто такой Серега. И в то время я уже понял, я видел, что человек талантливый во всех отношениях, во всех. Для меня в первую голову интересен игрок, который может сыграть на любой позиции. Ну, кроме, естественно, рамки, хотя в рамку он, по-моему, ни разу не вставал. Тренер, конечно, заставлял разочек, чтобы понюхать, что такое шайба, но мы сторонились этого, потому что кто же будет шайбу ловить… Какой умный человек будет шайбу ловить?! Она же больно бьет.

Важно было Серегино общее понимание игры, общее понимание хоккея. Если человек понимал хоккей, читал игру, он мог сыграть на любой позиции. Хотя понятно, что он рвался только вперед, забивать шайбы, обыгрывать соперников.

Очень важным я считал технические способности хоккеиста — руки, катание, броски, дриблинг. Получается сочетание — человек читает, понимает игру и технически оснащен. Так вот, в Сереге не было изъянов. Мы с ним долго играли в детях, в юношах, в молодежке, очень много, несколько лет. С той поры оставались близкими друзьями».

Володин интересен тем, что какое-то время котировался выше Капустина; интересен тем, что, попав раньше Капустина в «Нефтяник», вскоре вообще расстался с хоккеем и выбрал иное призвание, со спортом вообще не связанное; и, наконец, безумно интересны собственные суждения Володина о Капустине.

Александр Володин:

«Человек жил этим спортом. Все время и все силы отдавал. Хоккей, хоккей… Только хоккей. Но я что замечал — не было у него фанатизма. Рассудительно вел себя. Вот мы с ним вышли с утречка, потренировались — пора и честь знать; пошли пообедали; потом в школу; после школы опять пошли тренироваться. Учился он безо всякой охоты, зато и не прогуливал уроки. Это обязанность была каждого пацана — каждый день посещать школу и учиться. У Сереги были проблемы с учебой, а мне, наоборот, и давалось легко, и интерес к некоторым предметам чувствовал. Зато в хоккее мы вроде как менялись ролями.

Еще что я замечал за ним — постепенно шел вверх, без сногсшибательных скачков. И его этот неторопливый темп устраивал. Вроде никуда не спешил, а ведь наверняка мечтал о большом хоккее. Сейчас вот думаю: может, верил в свою звезду, никого не посвящая, и не суетился, не «фанател», шел выбранной дорогой, никуда не поспешая».

Вообще это интересная и весьма поучительная история — крепкая дружба Капустина с Володиным, их конкуренция за место под хоккейным солнцем. Дружба сохранилась на долгие годы, а в конкуренции верх взял тот, кто поначалу выглядел чуть скромнее.

Судя по высказываниям земляков Капустина, Сергей хоть и прибавлял в постижении хоккейного искусства, акселератом не являлся. И хорошо, что развивался постепенно, без резких скачков вверх. Естественность в том наблюдалась. И определенная стабильность присутствовала; такая капустинская неуклонность продвижения к высокой цели. А что до акселератов, то они чаще всего впоследствии либо разочаровывают, не оправдывая щедро выданные им авансы, либо вовсе пропадают с радаров.

Александр Володин:

«Мы с Серегой в младших классах в одной школе учились. Мои родители поменяли квартиру, и семья переехала в другой район; после четвертого класса я перешел в другую школу. Виделись-то все равно часто, на льду, разумеется.

И вот играем мы школа на школу — я против него. Капустин в своей команде лидер, я — в своей. Он — нападающий, я — защитник. Сражаемся.

И вот момент. Серый выкатывается на меня, начинает обводить, уже наполовину обыгрывает меня, и я уже на нем вишу, уже клюшку заблокировал; вроде все исполнил правильно и момент исчерпан; мы с ним, сцепившись накрепко вдвоем, улетаем в борт и ударяемся в закругленье; а я, пока туда катимся, вполоборота смотрю — а шайба-то после его броска пересекает линию ворот. Гол! И Сережа мне говорит: «Сань, не ломай клюшку!» Я же блокирую его клюшку, продолжаю висеть на нем. И я со злости, на эмоциях, сломал другу закадычному клюшку. А клюшки тогда ох каким дефицитом были…

И до сих пор в моих ушах звенит — «Сань, не ломай клюшку!»

А я с досады из-за проигранного ему эпизода вот как поступил…»

Володинское изложение, само по себе яркое, поражает воображение. Это же свидетельство растущего капустинского дарования. Свидетельство «фамильного» стиля, как любил выражаться выдающийся тренер Анатолий Владимирович Тарасов.

Ведь как Серега объегорил Санька? На скорости стал уходить вправо, а тот ведь не лыком шит (опережал Капустина в темпах прогресса) — развернулся и приклеился к нему, повиснув на плечах и заблокировав клюшку. Ну все — каюк! Форвард нейтрализован. Форвард обезоружен. Любой форвард, но не Капустин. Как он исхитрился в таком беспомощном положении направить шайбу в ворота, да еще мимо вратаря?! И когда, в какой момент такое исполнил?

«Картина маслом» — любимое выражение следователя одесского уголовного розыска из телевизионного сериала «Ликвидация», которого блистательно играет Владимир Машков.

Сережка Капустин нарисовал свою «картину маслом»!

Игровой эпизод, о котором поведал Володин, сам по себе необычный. Оттого и столько эмоций вызвал у непосредственного участника того самого матча школьных команд. Этот эпизод отражал уже формировавшийся стиль Капустина — фамильное сочетание мощи и ловкости, смекалки и устремленности. По строгому счету даже одного такого впечатляющего эпизода хватило бы для прозорливого тренера, чтобы предсказать светлое хоккейное будущее ухтинца Сережи Капустина.

Игорь Капустин:

«С Серегой никто в Ухте подолгу не работал.

В Ухте же не было такого строгого разделения на группы по годам рождения, по возрастам. Ковалевский вел сразу несколько возрастов. Но и он — не скажу, что много тренировал брата. Но когда Серега чемпионом мира стал, речь зашла о том, кому давать звание заслуженного тренера СССР. Дали Ковалевскому.

А непосредственно перед попаданием в «Нефтяник» с братом возился Гурий Викторович Кузнецов. Очень, скажу, толковый тренер. Вот Гурий Викторович подвел брата к основному составу «Нефтяника».

А в «Нефтянике» Серега только два сезона отыграл. Ухта в классе «Б» выступала, а во втором Серегином сезоне боролась за выход в класс «А». В полуфинальном турнире он получил приз как лучший бомбардир. А в финале тоже отыграл впечатляюще.

Из «Нефтяника» брат поехал сначала на просмотр в «Спартак» к Борису Александровичу Майорову. Серегу порекомендовал Валера Березовский — спартаковский воспитанник, играл тогда в Ухте. А уже в «Крылья Советов» брат поехал по рекомендации Ковалевского — тот вроде бы знаком был с Борисом Павловичем Кулагиным по совместной работе то ли в Барнауле, то ли в Оренбурге. Кулагин сразу определил: «Глина есть — фигура будет!»

Вот так Серега сразу из класса «Б» попал в высшую лигу. И через три года стал чемпионом СССР, обладателем Кубка СССР и чемпионом мира».

Виктор Маклаков, игрок «Нефтяника» (Ухт а) в 60 — 70 годах:

«Я 1946 года рождения. На семь лет старше Капустина. Но пути наши пересеклись в «Нефтянике». А видел Сергея еще до его прихода в команду мастеров.

Я был приглашен в «Нефтяник» города Ухты и прожил здесь девять лет. Поначалу приютили меня на стадионе, а потом обжился — семья, жена, квартиру дали. Девять сезонов от звонка до звонка в Ухте отыграл.

При нашей команде была детская спортивная школа по хоккею, и там создали такую дружную юношескую, молодежную команду, в которой постепенно росли местные ребята — ухтинцы. Среди них был Сергей Капустин — из всех своих друзей-товарищей очень сильно выделялся напором и трудолюбием. Ухтинские морозы, снег — ему это было нипочем. Как у него свободное время — берет коньки, клюшку и на детский стадион. Чуть ли не жил там! Пропадал на этом льду! В городе детский парк был, и там находилась детско-юношеская школа хоккейная.

А заправлял в школе Гурий Викторович Кузнецов. Тренер замечательный! Очень хорошо работал с подрастающим поколением. Из молодежной команды в «Нефтянике» появились Володин, Женихов, Минин, Гайнанов — вратарь, Саша Никитин. Как сейчас помню, мы этих парней стали привлекать в основной состав. В местной плеяде был и Сергей Капустин».

В таком городе, да с такими природными одаренностями, да с таким характером Сережа Капустин не мог не стать Сергеем КАПУСТИНЫМ.

* * *

Ухтинская хоккейная вольница взрастила Сергея Капустина, который с лихвой отблагодарил родной город, прославляя его везде и всегда, в каждом матче с каждым соперником, на родине и за ее пределами.

Эта самая вольница способствовала его неуклонному росту и раскрытию уникального природного дарования в сочетании с его устремленностью к высотам. Редчайшей красоты цветок распускается только в благоприятном, подходящем ему климате и только на определенных землях. Так происходило и с этим ухтинским самоцветом.

Что могло помешать? Кто мог все испортить?

Тренер. Только тренер, который возился с теми мальчишками, что азы игры усвоили на мостовых и в проездах Ухты, на замерзших лужах, как упомянул Володин. Только тренер, который занимался с молодежной командой.

Испортить мог муштрой в поведении и муштрой в хоккейных наставлениях. Ломкой через колено способен был погубить даже такого перспективного ухтинца, каким был Сережка Капустин. Не муштровал. Не ломал. Не давил ни в чем. В общем, сделал едва ли не главное, что требуется от детско-юношеского педагога, — не испортил, не погубил дарование.

И все мы благодарны за это Анатолию Даниловичу Ковалевскому.

Ковалевский получил звание заслуженного тренера за воспитание Сергея Капустина — чемпиона мира и чемпиона Олимпийских игр. Сергей назвал Ковалевского своим учителем в ту пору, когда занимался несколько лет в ухтинской секции в детском парке.

Однако, по свидетельствам хоккейных очевидцев, ключевую роль в карьере Капустина сыграл Гурий Викторович Кузнецов.

Кузнецов осуществил, пожалуй, главное — благополучную переправу из хоккея молодежного во взрослый.

Ту самую переправу, на которой слишком часто мы теряли и теряем таланты, которые тускнеют, превращаясь в середняков, а то и вовсе пропадают с горизонта.

Ту самую переправу, которая является наиболее сложным этапом для любого спортсмена-игровика.

Гурий Кузнецов блестяще справился с архисложной задачей, решение которой требует и педагогического такта, и человеческой интуиции, и тактической квалификации, и творческой жилки.

Александр Володин:

«Гурий Викторович! Тренер от бога!

Душевное спокойствие от него исходило. Лишнего слова Викторыч не скажет. Он лучше промолчит, но не повторит свои же слова и пустого ничего не произнесет. Как-то так незаметно приучал нас, что говорил всего один раз. Не уловил — получи… В следующий раз будь любезен внимательно учителя слушать.

Сейчас вот я наблюдаю, как тренеры, вплоть до тренеров сборной, ведут себя: крик, шум на тренировке и все — через губу. Я понимаю, что жвачка нервы успокаивает, но противно же смотреть, как ее мнут беспрестанно…

Гурий Викторович!

Спокойно все объяснял и доходчиво очень. Если кого-то наказывал, то строго по делу. Например, меня с одной тренировки выгнал. Как получилось: я на тренировке чуть отвлекся, он объяснял что-то, а я тихо шутки-прибаутки отпускал. И сам не слушал, и другим не давал, мешал, в общем. Как он заметил, не знаю. Только слышу: «Володин, вон с тренировки!» Шутки в сторону… Я, правда, отъехал к борту — с глаз долой, а сам думаю: ну как же могу уйти, как пропущу его указания? Постоял в сторонке минут десять, но с занятия не ушел. Ну как уйду? А как возвращаться? И Гурий Викторович тактично сделал вид, что вроде как и не заметил, что я не ушел. И я остался до конца тренировки, отработав в общей группе, как все.

Вот почему Викторыч перевел Сережку к нам? Сережка был на полгода младше, а в нашей старшей группе были люди и моего возраста, и на четыре года старше; и 52-го, и даже 48-го; ну такая пестрая компания была у нас. И Кузнецов бац — и перевел Капустина, который 53-го. Значит, разглядел в нем что-то!

Гурий Викторович! Порядочный. Образованный. Выдержанный.

А жена — красавица. Очень нам всем нравилась. Она беременна тогда была.

Очень тепло мы о Кузнецове вспоминаем. Ну все, кто прошел его школу, благодарны Гурию Викторовичу».

Смело полагаем — именно такой наставник был необходим ухтинскому самоцвету. Чтобы слов произносилось немного и каждое было весомо. Чтобы повышенных тонов не было, крика, суеты, ругани — тем более. Сергей и тогда в Ухте, и позже в Москве ощущал комфорт при более или менее спокойной работе над повышением мастерства — индивидуального и командного. Собственно, и Кулагин в «Крыльях Советов», а затем спустя три года в «Спартаке» не отличался суетой и руганью, а уж к своему любимцу тем более не мог применять методы кнута.

Александр Володин:

«Приближалась дата — пятидесятилетие Сергея Капустина. 2003 год. Я долго руководил хоккейным клубом ветеранов имени Сергея Капустина. И вот с приближением того юбилея мне пришла мысль — отыскать Гурия Викторовича. Сам-то он из Самары, туда и вернулся из Ухты. Я написал письмо самарскому губернатору: так, мол, и так, в вашей области проживает Г.В. Кузнецов, работал в такие-то годы в Ухте, его воспитанники выступали в таких-то командах, достаточно серьезных, а Сергей Капустин стал звездой советского спорта… прошу помочь с информацией о Кузнецове… прошу рассмотреть вопрос о поощрении прекрасного наставника хоккейного… И что-то ответа нет и нет. Раздобыл телефон губернаторский, нет, телефон самарского министра спорта. Звоню напрямую и представляюсь:

— Здравствуйте, Володин беспокоит.

— Да, да, получили ваше письмо. Простите, как ваше имя-отчество?

— Александр Михайлович.

— Александр Михайлович, а мы даже не знали, что в нашем крае такой тренер проживает, что Сергея Капустина он воспитал.

— Ну так я для этого и письмо вам написал. Теперь будете знать.

— Я задание дал — сейчас разыщем Кузнецова обязательно. Вы трубочку не вешайте, пожалуйста.

И я слышу его разговор с помощницей:

— Я просил, чтобы Кузнецова нашли. Что по этому вопросу?

— Да-да. Нашли Кузнецова. Он приболел. Дома он.

— Так. Скоренько мне, прямо сейчас — его телефон. Александр Михайлович, вы нам раскрыли глаза.

— Ну так вы поощрите достойного человека. Что, у вас в области много таких тренеров? Таких, как Кузнецов, вообще единицы в России…

Выдающегося педагогического таланта человек. Наставник молодежи великий, не побоюсь таких высокопарных слов».

…«Награда нашла своего героя».

Хвала Александру Михайловичу Володину, который пусть с запозданием, но хоть при жизни Кузнецова воздал должное Гурию Викторовичу.

Его следовало отметить высокой наградой и в годы капустинской карьеры, и после ее финиша; невероятно душевной вышла бы встреча Сергея Алексеевича с Гурием Викторовичем в конце 80-х — начале 90-х, когда Капустин с Кузнецовым не были слишком заняты…

Одного такого воспитанника, как Капустин, хватило бы для того, чтобы Кузнецова чествовать всячески.

Вообще школьных учителей мы часто забываем, а потом кусаем себе локти.

Будем считать, что те страницы книги, которые заполнились благодарными, уважительными и восторженными воспоминаниями о Гурии Викторовиче, отчасти восстановят справедливость, воздадут должное Кузнецову, который справился с переправой Сергея Капустина на берег мужского профессионального хоккея.

Началу его профессиональной карьеры, двум неполным сезонам в местном «Нефтянике», будет посвящена целая глава, где мы снова повстречаем Кузнецова при весьма интересных обстоятельствах…

* * *

Игорь Капустин:

«Брат, если честно, так себе учился. Учился так, чтобы не доставали его замечаниями, чтобы не придирались. А я, наоборот, прилично справлялся. Я закончил школу-десятилетку, и у меня в аттестате ни одной тройки не было! По всем предметам поставили четверки, и две пятерки получил — по физкультуре и по английскому.

А Серега после восьмого класса из школы ушел и поступил в Ухтинский лесотехнический техникум. Если честно, чтобы попроще было, ну чтобы времени и сил больше на хоккей оставалось».

Все будущие звезды советского хоккея в общеобразовательной школе не выделялись успеваемостью, в отличниках не числились. Даже если в младших классах худо-бедно смотрелись за партой, то ближе к получению аттестата зрелости неминуемо сдавали свои позиции: учеба во второй школе — хоккейной — становилась первой по значимости и интересу, отнимая львиную долю времени, и все помыслы уже были связаны у парней только со спортом.

Однако то, что Сережа Капустин с прохладцей относился к географии и истории, арифметике и литературе и ко всем прочим предметам, не так уж и хорошо было, поскольку он не приобрел навыков к усидчивой и умственной работе. Оценки оценками, а навыки куда важней. И спустя долгие годы это аукнется ему не лучшим образом: завершив спортивную карьеру, он, знаменитый на весь мир хоккеист, поступит в Высшую школу тренеров, где отсутствие тех самых навыков к учебе скажется самым негативным образом…

Игорь Капустин:

«Брат ушел из лесотехнического техникума, когда в Москву переехал. Там уже, когда в «Крыльях Советов» зачислили в штат команды мастеров, Серега закончил вечернюю школу; в клубе еще несколько ребят учились в вечерней школе. Ну а потом он поступил в областной институт физкультуры в Малаховке, закончил его. А я в 75-м, когда мы с родителям переехали к Сереге поближе в Москву, поступил в центральный инфизкульт на Сиреневом бульваре, где была военная кафедра, — это на время учебы освобождало от службы в армии».

Нефтяник Капустин

В дни хоккейных матчей улицы и площади Ухты не отличались многолюдьем, многолюдье наблюдалось только в одном месте — на стадионе с залитой ледовой коробкой и забитыми под завязку трибунами. Накануне сражения «Нефтяника», в день сражения и целый день после него для мужского населения не существовало более животрепещущей темы для горячей дискуссии, иногда и под что-нибудь горячительное, чем очередная игра любимой команды.

Влюбленный по уши в хоккей, играющий в хоккей с утра до вечера с вынужденным перерывом на обязательную школу, живущий в таком рабоче-хоккейном городе юный Сережа Капустин, естественно, видел себя в скором времени облаченным в форму «Нефтяника». И тогда народ уже будет обсуждать его, Капустина, игру, а может статься, что граждане начнут ходить «на Капустина».

«Нефтяник» являлся верхом его устремлений. Это означало переправу в мастера, в «профессионалы» (запрещенное в те годы слово), которые могут себе позволить не только тренироваться и состязаться, а еще за такое счастье и денежки получать законным образом. Мечтал ли он о далеких далях с вершинами на горизонте? Ну если только сугубо абстрактно. Так, скорее всего, было. Для начала надо было стать солдатом хоккейного войска, а уж потом мечтать о генеральской папахе.

Если бы шестнадцати-семнадцатилетнему Сереже Капустину кто-нибудь сказал, что будет играть в «Нефтянике», он бы поверил. Верил же в себя безоглядно.

Если бы шестнадцати-семнадцатилетнему Сереже Капустину кто-нибудь пообещал, что в «Нефтянике» будет выкатываться в центр площадки вместе с партнером Валерия Харламова по молодежной команде ЦСКА, вряд ли поверил бы. Это уж слишком было.

А если бы кандидату на попадание в «основу» местного «Нефтяника» Сергею Капустину кто-нибудь напророчил, что он, ухтинец Капустин, будет буквально через считанные годы выступать в сборной СССР вместе с Валерием Харламовым и еще через три года являться одноклубником народного любимца, он, ухтинец Капустин, среагировал бы так: «Да брось несусветицу нести!»

Однако именно так и произошло.

После зачисления в штатное расписание клуба «Нефтяник» (Ухта) Сергей Капустин тренировался и выступал с Валерием Лопиным, который провел все годы учебы в школе ЦСКА с Валерием Харламовым. А после двух сезонов в «Нефтянике» все в карьере Капустина было так, как он, ухтинский пацан, мог видеть разве что в своих хоккейных сновидениях. Сборная СССР. Харламов. Чемпионаты мира. Олимпиада. А кое-что и в его мечтах не присутствовало — Кубок Канады в 76-м, Кубок Вызова в 79-м, Кубок Канады в 81-м; Суперсерии сборной и клуба против клубов НХЛ.

Впрочем, полной уверенности в таких его снах и мечтаниях отчего-то нет…

Александр Володин:

«Что было хорошо все-таки в «Нефтянике» — в нем играло большое количество ребят, которые прошли московскую школу, школу ЦСКА, «Спартака», «Динамо». Эти парни воспитывались в спортивном отношении фундаментально и по-современному. Кстати, из харламовской группы, группы 1948 года рождения цээсковской школы, в Ухте сразу несколько человек выступали. Из той группы только один Валерка Харламов стрельнул, больше никто. И вот эти ребята отслужили армию в разных СКА, в разных городах, и приехали в Ухту».

Это для Сережки Капустина очень здорово было. Когда ты на поле с правильно обученным человеком, а не с каким-то самородком из деревни, который не знает правил построения игры, то тебе и расти проще. И Серега прислушивался к таким хоккеистам, внимательно смотрел на все, все впитывал, словом, учился и прибавлял, прибавлял, прибавлял.

Чем еще хорош был «Нефтяник» для местного крайнего форварда Капустина? Тем, что никто не делал из него крайнего в случае неудач команды. К коренному ухтинцу, к своему воспитаннику, как ни крути, отношение было бережливое, доброе. И вдобавок благоприятствовало то, что команда сражалась в каждом матче, но сознавала, где примерно ее место в турнирной иерархии, каким по величине кружочком отмечена Ухта на хоккейной карте Советского Союза. Какого-то психологического прессинга в гонке за турнирные очки ухтинцы не испытывали, и это тоже было хорошо для спортивного совершенствования совсем еще молодого нефтяника Капустина.

В этом месте отмотаем ленту времени немного назад, примерно на полгода-год, и в оправданности такого поворота вы убедитесь наглядно.

Александр Володин:

«…Я отлично помню, как в детской спортивной школе Серегу из младшей группы перевели к нам, а до этого мы вместе катались на застывших лужах в старой части Ухты.

Я уже рассказывал, что Капустин продвигался вперед не семимильными шагами, зато непрерывно и без надрыва. Какое-то время я опережал его, в команду мастеров попал раньше него, однако я отдавал себе отчет в том, кто такой Серега. Уже понимал, что человек талантливый во всех спортивных составляющих.

…Играем «по молодежке» очень важный матч в Ухте, по-моему, против «Металлурга» новокузнецкого. Счет — 2:2, концовка матча.

Смотрю — Серега там о чем-то с тренером шепчется. С Кузнецовым Гурием Викторычем. У нас большинство, вбрасывание в зоне нападения. Серега выходит со мной в паре. Я так посмотрел на эту бодягу — почему без меня решаете такие вопросы? Ты кто?! Я тебя, Сережа, уважаю, но не лезь туда, куда тебя не просят. А я-то сам читаю игру и могу сыграть остро, и бросить я могу, и все что угодно могу сделать. На задней линии если выходит в паре со мной защитник, он ко мне на подыгрыш выпускается, на страховке находится, ну, всю черную работу он выполняет. А тут думаю: на фиг ты нужен сейчас в большинстве, мне его страховать, что ли? Бурчу себе под нос. То, се… Ну, не сильно доволен, конечно, я был.

Вышел Серега. А мы Кузню заперли в их зоне — шайбу гоняем, атакуем, бросаем. Смотрю, а он шайбочку, которую вдоль борта они пробрасывают, не выпускает, борт закрывает хорошо; он их игрочка прихватывает там. И потом, что самое интересное, Сергей у синей линии слева располагается, а я справа всегда играл, хотя мне все равно, и какой-то из игроков ведет шайбу, из Кузни, собирается выбрасывать шайбу из своей зоны, а его прихватывает наш игрок, и что тому делать — ему надо шайбу выбрасывать, и он ее срочно выбрасывает повыше и куда подальше.

Серега что делает? Он вот так вот вдоль синей линии летит, параллельно льду, летит, клюшка в одной стороне, а он вот так вот руку выставил, ну как Яшин, и ловит шайбу!

Сейчас-то никто так в футболе не играет.

Вот так вот ловит, раз, перехватил ее, подработал, и она уже у него на крюке.

Я думаю: Серый — молодец, красавчик! И борт закрыл, и шайбу не выпускает.

И все две минуты он борт закрывал, как положено, как защитник. Сначала я пытался его страховать, а потом посмотрел — ничего делать не надо, играю в свою игру, на своем месте, а он все четко выполнял. Мы забили в том большинстве шайбу — 3:2.

И тут ближе к концу матча у нас кого-то удалили, мы в меньшинстве остались, кузнечане поменяли вратаря, и мы еще забили — 4:2.

Но у меня и сегодня перед глазами, как Серега летит, словно птица, за шайбой. Фантастика!

Кто в те годы выпускал четырех нападающих при численном преимуществе? Да никто! А Викторыч придумал такое.

По большому счету я могу сказать, что на высшем уровне сегодня мало кому из классных нападающих по силам выйти на позицию защитника в большинстве. Малкин и отчасти, только отчасти, Мозякин и Ковальчук.

А Серега, пацан, в конце 60-х годов такое в Ухте вытворял!

Я вроде как в хоккее что-то понимаю, но у меня и в мыслях не было, о чем он с Кузнецовым шепчется. Они замутили такое! У меня перед глазами это все стоит, как он отыграл четвертым нападающим и как он действительно летел, будто Яшин. Просто фантастика!»

За один только этот игровой эпизод следовало Капустина срочно переводить в мастера, в «Нефтяник», а Кузнецова поощрить ценным подарком.

Этот эпизод не зря вызвал бурный восторг Александра Володина, потому что явно свидетельствовал о незаурядности его друга Сергея Капустина.

Более того, этот же эпизод высветил Александру, очень перспективному хоккеисту, то, насколько его спортивное будущее не сулит чего-то экстраординарного, когда рядом такое вытворяет Сергей.

Сергей покатил напористо и красиво, неудержимо покатил к высотам. Александр на удивление скоро — буквально и двух сезонов не отыграв в «Нефтянике»! — бесповоротно расстался с клюшкой и шайбой, решившись поступать в Ухтинский технологический институт на факультет гражданского строительства, где конкурс заставлял абитуриентов серьезно готовиться к экзаменам. Володин напрягся, наверстал упущенное в школе из-за тренировок и матчей и поступил в высшее учебное заведение.

…Спустя годы их маршруты поразительным образом пересекутся вблизи московской кольцевой дороги: загородная база ЦСКА, где тогда служил рядовой Капустин, находилась в Архангельском, а центральный военный госпиталь имени Вишневского, где сержант Володин командовал хозяйственным взводом, — на окраине Красногорска; в пяти минутах езды или в получасе ходьбы друг от друга находились. Сергей предложил Александру: «Сань, хочешь в хоккей — помогу устроить тебя в какой-нибудь СКА». На что получил ответ: «Серый, ну зачем мне хоккей — у меня высшее образование, служу нормально, демобилизуюсь и вернусь к нормальной работе». А еще как-то Капустин подшутил: «Ты же сержант, а я рядовой. Так что можешь приказывать мне!»

Виктор Маклаков:

«Народ ухтинский — это что-то!

Когда я приехал в Ухту, там обычная коробка с двумя боковыми деревянными трибунами была. Так вот в любой мороз болельщики битком забивали стадион, болели неистово! Нигде такого больше не видел! Мы и в Подольске играли, в Загорске, во многих городах, но там послабей поддерживали свою команду, как-то размыто у них все было. А на играх «Нефтяника» вся Ухта поддерживала свою команду, весь город любил нас. И мы старались не расстраивать болельщиков, стремились играть лучше и лучше, и народ шел на стадион, невзирая на суровые погодные условия!

Потом у руководства возникла идея нарастить трибуны вокруг коробки. Трибуны не очень высокие были, рядов десять-двенадцать, круто вверх шли. Конструкции металлические, надежные. Световое табло смонтировали. Так вот на каждый матч и новые трибуны заполнялись битком — даже в жуткие морозы посещаемость постоянно была полная — четыре тысячи человек! Стояли, как после войны на «Динамо» в Москве.

В сильный мороз, кстати, играли в шесть периодов по десять минут, не отменяли матч. Пальцы рук, ног обморожены, сопли висят, гусиным жиром намажем нос — и на лед. А люди на трибунах стоят, не расходятся!

Помню, приехало московское «Динамо» на матч Кубка СССР. Юрзинова и Давыдова не было, но Стас Петухов был, Волков был, Орчаков был, Щеголев. Хоккей начинался в шесть часов, так вот в два-три часа дня люди приходили с лопатами, вычищали, столбили место. В четыре часа битком стадион!

Заливка льда тоже уникальная была — санки таскали с бочкой и трубой, воду туда наливали — и на веревочке фью-ю-ю-ю…чтобы ровненько было все. Бочка воды, труба, тряпка — и пошло дело! Заливочных машин никаких не было.

Потом машину все же купили — когда мы поднялись из класса «Б» в класс «А». Чтобы было понятно, это был переход из четвертого по значимости эшелона советского хоккея в третий. Но все равно продолжали играть на открытом стадионе. Дошло до того, что уже в 90-х, когда ухтинский «Технолог» вышел в Открытое первенство России (в то время второй эшелон отечественного хоккея. — Прим. авт.) и по положению должен был играть в крытом дворце, пришлось ему базироваться в Рыбинске.

Бывали случаи, начинали играть под открытым небом, и вдруг — снегопад. Думаете, отмена матча? Ничего подобного — пауза, лопатами и скребочками снег убирали и продолжали игру. Часто болельщики помогали расчищать. Так что не было такого, чтобы из-за снега останавливали встречу».

В тех суровых условиях, в той некомфортности, которую приходилось испытывать местным игрокам, безусловно, была и своя прелесть. Хоккей же канадцы изобрели для того, чтобы сражаться под открытым небом. Кстати, в Стране кленового листа немало регионов с настоящей зимой… Такая естественность ухтинского хоккея закаляла характер молодых мастеров, закалила и Сергея Капустина. Однако здесь так и не удосужились отстроить тогда арену с искусственным льдом — в отличие от многих городов в провинции, в отличие от того же восьмидесятитысячного Воскресенска в Московской области, — что явилось непростительной ошибкой и по существу заморозило развитие хоккея в городе и продвижение «Нефтяника» в верхние эшелоны отечественного хоккея.

* * *

Виктор Маклаков:

«Капустину повезло — он делал первые шаги в хоккее в тот момент, когда Ухта жила хоккеем, боготворила этот вид спорта.

В 1959 году в город приехал выпускник Московского института физкультуры Владимир Целищев. Я еще против него успел поиграть на первенство Москвы, он, по-моему, выступал за команду мясокомбината — сильная командочка, между прочим. Я помню его, высокий такой. Вот он первый приехал в Ухту хоккей здесь поднимать, показывал, как тренировки проводить. Вначале он стал тренером ухтинских молодых футболистов, а затем — хоккеистов. Он стал первым профессиональным тренером, создавшим настоящую хоккейную команду, в составе которой сам выступал в линии нападения. Это он увидел среди ухтинских подростков будущего любимца местных болельщиков — вратаря Колю Лю, Александра Семенова, Николая Лушкова и других. Благодаря их усилиям команда не только стала чемпионом республики, но и смогла выйти в розыгрыш первенства РСФСР, а затем и СССР по классу «Б».

Хоккей в 1960-е годы привлекал огромные массы ухтинцев. В любые морозы стадион «Нефтяник» был переполнен болельщиками. Местные мальчишки мечтали попасть в состав «Нефтяника». И Серега не был исключением. У них перед глазами был пример Коли Лю — он первым из ухтинских хоккеистов пробился в высший свет, принимал участие в первом сборе вратарей высшей, первой и второй лиг первенства СССР, первой и второй сборных команд Советского Союза и молодежной сборной под руководством знаменитых советских тренеров Григория Мкртычана и Анатолия Тарасова. Уверенную игру Николая оценил опытнейший наставник воскресенского «Химика» Николай Эпштейн, пригласивший его в подмосковную команду. Лю согласился, отыграл за «Химик» несколько сезонов, вернулся в Ухту и еще долгие годы служил верой и правдой ухтинскому хоккею, вместе с Цхадая создал первую в республике женскую хоккейную команду, с упорством добивался решения о строительстве в Ухте ледового дворца спорта. Николай успел в самом начале побывать на месте строительства объекта его мечты. Жаль, немного не дожил до его открытия».

* * *

Виктор Маклаков:

«Когда меня позвали в Ухту, я, как любой хоккеист, узнал о материальных условиях в «Нефтянике», о вариантах с жильем. Полученная информация устроила, и я поехал в этот замечательный северный край. И никогда потом не жалел о своем выборе. Девять сезонов, считайте, почти всю карьеру там провел.

Ставки у игроков «основы» довольно приличные были. А вот кто сколько точно получает, в команде, в общем-то… не знали. Не знали! Потому что зарплата зависела от той организации, куда тебя прикрепляли, где тебя оформляли на конкретную должность. Я попал в СМУ-3 (строительно-монтажное управление. — Прим. авт.), а там начальник был большим любителем хоккея, и мне вместо двухсот пятидесяти рублей платили триста. А оформили меня слесарем. Вот так. А другой начальник, предположим, спорт вообще не любил, а тут еще какого-то хоккеиста ему навязали, и плати ему зарплату… Мой одноклубник мог и меньше меня получать; мог и больше. Предположим, везешь начальнику пригласительный билет на матч «Нефтяника»: «Завтра хоккей — приходите, пожалуйста». И в ответ: «Спасибо. Обязательно приду». А другому начальнику привезешь и услышишь: «Да на черта мне твой хоккей сдался!»

Зато премиальные по общим правилам выдавали. Как в команде устанавливали, так и распределяли. Кто больше в запасе просидел пятнадцать рублей за победу, а кто шайбы забрасывал или острые пасы отдавал, кто в меньшинстве выручал, тому четвертной. Еще, конечно же, обговаривалось, что размер премии зависел от того, сильную команду победили, середнячка или аутсайдера. Добавляли к среднему уровню премиальных. До тридцати рублей доходило, если не ошибаюсь.

Но никогда в «Нефтянике» никого не обманывали. Все обязательства выполнялись. И никаких свар из-за денег между хоккеистами не возникало. Коллектив подобрался сплоченный. Иначе я девять сезонов подряд не отыграл бы в Ухте.

Капустина деньги как-то особо не волновали. Сергей от радости светился, что его, такого молодого, в основной состав включили. Старался на тренировках, выкладывался в играх, прислушивался к старшим товарищам. Ко мне тоже уважительно относился».

Еще с ухтинской поры у Сергея никогда и ни с кем не возникало сложностей в общении. Ни когда сам молодым был, ни в зените карьеры, ни ближе к ее финишу. Его повсюду уважали, потому что было за что. Ему все симпатизировали, потому что не симпатизировать ему было попросту невозможно.

Виктор Маклаков:

«В местной детской спортивной школе Гурий Викторович Кузнецов собрал детей и тренировал их какое-то время, а потом уехал. Очень, скажу, сильный тренер. И когда его ребятишки подросли и возмужали, мы этих ребят стали подключать в нашу команду мастеров. Потихоньку привлекали в основной состав, а помимо них в хоккейной школе детей было очень много.

Первое время им было тяжело, вообще всем. Все-таки к мужикам пацаны попали, и тяжеловато им приходилось. Первое время мы их никуда особенно не привлекали, в пекло, на матчи не бросали. Чтобы не надломить юнцов.

Сергей выделялся. Фигура! Один из лучших!

В центре никогда не играл, всегда крайним был. Мне что бросалось в глаза? Стремление такое — везде только вперед, вперед к победе. Вообще не любил проигрывать. Не переносил это.

На тренировках играем в футбол, баскетбол, ручной мяч, ну и хоккей — и он везде был на виду, у него игровых качеств было полно. И не мог быть плохим, хуже кого-то, он должен был только лучшим быть. Лидером считаться. Лидером и победителем.

А какую мощь имел, какую хоккейную скорость! Еще упорством выделялся. Когда мы взяли его первый раз на полный подготовительный период, на предсезонку, Сергей прошел весь цикл на равных с мужиками. И там тоже был впереди нас всех. И в кроссе бежит впереди, и в любой игре выделяется. Упорный и старательный, каких я не встречал!

А какие пасы отдавал — закачаешься! Правда, с ним играл Витька Шарков — центральный нападающий; тоже такой парень грамотный — распасовывал, вел игру в тройке; у них так удачно все получалось.

И вот после того, как Капустин прошел весь сбор с «основой», он сразу влился в состав — и дальше его карьера пошла вверх.

Это был у него последний сезон в Ухте. Я с ним один полный сезон непосредственно поиграл. А до того мы его потихоньку подпускали и, выходит, ничего не испортили; тогда как-то незаметно Сергей половину-то матчей провел.

И в том единственном полном сезоне Сергей Капустин стал ведущим игроком».

В сезоне 1970/71 молодой дебютант профессионального хоккея забросил 31 шайбу (27 + 4 в финальном турнире) — больше всех в «Нефтянике»! А «Нефтяник», между прочим, выступал в состязаниях довольно высокого уровня; из того хоккейного пласта вышли известные мастера, которые потом украшали составы московских клубов.

Практически одного (полного) сезона в мужской хоккейной компании хватило Капустину для того, чтобы созреть для штурма иных высот.

О том, что Капустин-старший доберется до вершин, никто в Ухте определенно не говорил.

Виктор Маклаков:

«Сэр Капустин».

Так я его прозвал. Из уважения к его характеру и его таланту.

А вообще ребята его иногда звали Кэпэс. Ну, это — от фамилии. Чтоб покороче было. Но не скажу, чтоб часто Кэпэсом называли».

Очень это оригинальное и весомое прозвище. Ведущий форвард «Нефтяника», матерый Виктор Маклаков, присвоил безусому Сергею Капустину статус на аглицкий манер. То был высокий хоккейный чин, который не приспособлен к употреблению в хоккейном коллективе. Не станешь в игре так его называть: два слова же, да еще одно нерусское. Но весьма любопытно и показательно, что в течение первого и единственного сезона в Ухте авторитетный игрок Маклаков нефтяника Капустина иногда уважительно называл «Сэр Капустин».

Виктор Маклаков:

«Когда Капустин в нашу команду уже влился, в основном составе твердое место занял, он придумал то, что мы, опытные игроки, заметили и взяли на вооружение. У нас у всех клюшки были деревянные и прямые, мы рубанком их шлифовали и облегчали. А Сергей до чего додумался: я прихожу в раздевалку как-то, смотрю — клюшка торчит, привязанная к батарее. Так он делал себе загиб на крюке, какой лично ему удобен был. А мы до этого клюшечку почистим, угол подточим, облегчим и все. А Сергей клюшку намочит и ставит на ночь к батарее, утром приходит — она уже по «спецзаказу» готовая. Вот такое капустинское ноу-хау. Мы тоже стали так делать.

В том сезоне в «Нефтянике» Капустин играл очень здорово. Катание такое размашистое, мощь, скоростина — как танк все сметал на своем пути; руки мягкие, то, что надо; поляну видел прекрасно; пас партнеру всегда готов был отдать — удобный и своевременный; с альметовской точки как бросит — в дальний угол получи, вратарь. Капустин — прирожденный просто игрок!

Единственное, что я замечал, — это его непростой все-таки характер. Сергей мог где-то на партнера обидеться, но только в игре. Не то что заносчивым был… Серчал по делу: «Что ты пас мне не дал?!» Или: «Что не открылся?!» В таком духе. Претензии по делу, по игре предъявлял. Прав был, конечно, но слишком уж эмоционально это выражал. И где-то такая несдержанность могла и сказаться на его игре, ну на какое-то короткое время. Зато после матча Сергей — сама доброта. А еще немногословным был. К нам, старшим товарищам, прислушивался, никогда не грубил, без капризов и без заносчивости вел себя.

«Чемергес» — так мы в Ухте называли крепкий алкоголь. Откуда взялось такое словечко, не знаю. (Напитки на основе технического спирта или очищающих жидкостей. Употреблявшие регулярно отличались баклажанным цветом лица и короткой продолжительностью жизни. — Прим. авт.) В «Нефтянике» нормальная атмосфера была в коллективе; каких-то серьезных проблем со спортивным режимом не было. А Сергей, тот вообще не притрагивался к «Чемергесу». (Маклаков имеет в виду алкоголь, продававшийся в магазине. — Прим. авт.)».

Сезон нефтяника Капустина сослужил ему добрую службу. Все, что мог, впитал и усвоил. Расправил плечи и встал на ноги не то чтобы широко и крепко, зато достаточно для того, чтобы, не тушуясь, приступить к штурму хоккейной Москвы.

Виктор Маклаков:

«Мы, опытные хоккеисты «Нефтяника», понимали, что этого парня ждет хорошее будущее. Но и не сказал бы, что были уверены в том, что звездой станет. Один только полный сезон здесь выступал. В городе все уже были наслышаны про то, что Капустина Москва забирает. Болельщики вовсю эти новости обсуждали. Мы его по-доброму напутствовали перед отъездом в столицу. Но никаких «отходных» не было, конечно; он же совсем молодым уезжал.

Ну а потом мы все очень внимательно следили за тем, как у Капустина складывалось в «Крыльях Советов», в сборной. Переживали за него похлеще самых заядлых ухтинских болельщиков…»

Александр Володин:

«Еще в Ухте Капустин прибавлял во всем. Лучше становилось катание, более накатистым становилось с его фирменным широким шагом, с капустинской амплитудой, которая увеличивалась и увеличивалась. И с каждым годом на моих глазах прибавлял и прибавлял. Руки еще мягче и ловчей становились. Бросок с кистей оттачивал по силе и по точности. И в чтении игры был все лучше и лучше.

Ну буквально во всем росло Серегино мастерство!..»

* * *

В 1971 году коренной ухтинец Сергей Капустин отправился покорять хоккейную столицу Советского Союза, одну из главных столиц мирового хоккея.

Отправился звездочкой, известной только Ухте и окрестностям.

Как в русской сказке, то явилось перепутьем. Налево пойдешь — застынешь, оставшись тем, кто ты есть, и вернешься на север. Направо пойдешь — померкнешь, и вообще неизвестно, что с тобой станется. А напрямки двинешься — ослепишь всех вокруг красотой и силушкой своей былинной.

Сергей Алексеевич Капустин, по натуре своей прямой, как струна, никуда не стал сворачивать.

Прямая же завсегда короче любого извилистого маршрута…