ЕВРЕЯМИ СТАНУТ ВСЕ

Леонид Миронович Корогодский

В книге Леонида М. Корогодского «ЕВРЕЯМИ СТАНУТ ВСЕ»:Африканский жрец, еврей из Приседающего дома, коммунист-кагебист и бандеровец учат каббалу в Чернобыле. Рука отделилась, Нога стала полуостровом Европы, Ахилл и черепаха в Институте в Киеве.

***

На работу в Институт Александра принимал

сам Аристотель

в увитом виноградом кабинете-беседке.

Поняв, что Александр — еврей,

Аристотель странно удивился,

долго его рассматривал и расспрашивал,

как и почему он тут оказался.

К своему стыду, именно в истории евреев

Александр был не силен.

Застряли еще в Древнем Египте,

который Аристотель как раз хорошо знал

по рассказам своего учителя Платона,

который еще до основания школы в Афинах

жил в Египте и учился вместе с евреями.

Основатель вспоминал,

какие свитки присылал ему

Александр Македонский

из захваченного Иерусалима.

Что Александр знал

про древние иудейские свитки?

Приходилось многозначительно кивать.

И тут к ним,

на правах древнего знакомого,

ввалился Ахиллес

с Черепахой под мышкой.

Постепенно тот самый злополучный парадокс,

не без участия врагов греков,

троянцев,

а позднее спартанцев и римлян,

перерос в зловещую сплетню,

о том, как прославленный герой,

на самом деле не может ступить и двух шагов,

даже черепаху догнать.

Приплеталась к этому

и злополучная Ахиллесова пята.

Начали ползти слухи

о хромоте и ранней смерти героя.

Не сильно искушенный в парадоксах Ахиллес

был совершенно растерян.

Дело даже не том,

что он с первого шага обгоняет черепаху,

а в том, как это вообще Всё получается?

Совершенно травмированный этим вопросом,

он ушел с военной службы,

пережил слухи о своей смерти,

подавался учеником к различным философам,

которые совершенно запутали его самого и Черепаху.

Верная Черепаха сопровождала его

во Всех философских скитаниях.

Понять, почему быстроногий Ахиллес

не может ее догнать

она тоже не могла,

но Всегда ему сочувствовала,

утешала и страшно радовалась,

когда после очередного

тысячного и миллионного эксперимента,

он с легкостью опережал ее.

Поняв, что философия им не поможет,

они затаились и терпеливо ждали

неизбежного ее упадка

и расцвета Науки.

Продержавшись Всё Средневековье

они добрались до Института,

узнав, что он основан самим Аристотелем.

Сначала их пугало

философское прошлое Основателя,

но потом, решив,

что в одну реку нельзя войти дважды,

они вступили в его зеленый кабинет

в надежде разрешить, наконец,

их головную боль.

Эта история совершенно возмутила Аристотеля.

Ему самому поднадоели уже и Зенон, и Сократ

с их парадоксами.

Сам он революциями не занимался,

мечтал о просвещенной монархии,

пострадал от демократии,

самой первой,

афинской.

Сократа же за его парадоксы казнили.

И понимали, кого казнят, но казнили,

по закону,

демократично,

с голосованием,

почти с референдумом:

более пятисот человек высказалось.

Мудрый и наивный Сократ,

первый античный просветитель.

Он верил, что слепые прозреют

и глухие услышат,

а прозревшие будут безумно счастливы

увидеть этот прекрасный мир.

Много лет спустя,

Александр с Женой побывали в Афинах

на четырехугольной площади рынка,

на том, что от нее осталось.

Здесь и проповедовал Сократ.

Уцелел и тогдашний туалет

на одной из сторон площади.

Это была выдолбленная в камне траншея,

по которой протекала вода.

Никаких перегородок не было,

Всё по-демократичному прозрачно и открыто,

не надо даже сдерживаться,

боясь упустить мысль Сократа —

садись и продолжай впитывать мудрость.

Человек же находится не там,

где он сидит,

а там, где его мысли.

Александр посидел на обломке колонны,

покормил яблоком философствующую рядом черепаху.

После смерти Сократа

долго еще никто не хотел

заходить в клетку со львами.

Не захотел и Аристотель.

Он ревновал к Зенону,

который, хоть и двумя веками ранее,

не побоялся схватиться с тираном

и героически погибнуть.

Зенон, даже для Аристотеля,

был классиком.

Сам Аристотель с тиранами

предпочитал мириться,

но революционную смелость,

в глубине души, уважал

и решил, наконец, раз и навсегда разобраться в вопросе.

Какое может быть Возрождение,

если даже Ахиллес

не догонит

ползущую черепаху?

Понятно, что догонит,

но сама мысль, что может не догнать…

И тому есть расчеты!

Нужна была новая теория.

Аристотель откашлялся

и начал вступление

о герое древнего мира, Зеноне,

его борьбе с тиранами

и незабываемом, классическом уже, парадоксе.

Этот Зенон, конечно, герой и древний,

но своими парадоксами

тормозит наше поступательное

теоретическое движение вперед.

Давно пора

окончательно развенчать

парадокс Зенона

и вынести его из интеллектуального мавзолея.

И Аристотель предложил Александру исследовать,

да, да,

парадокс Зенона

и он надеялся,

он был уверен,

что уважаемый еврей,

с этим справится.

Застывший Александр вдруг понял,

что сейчас он должен,

если не выразить обязательный восторг,

то хотя бы улыбнуться.

Была создана лаборатория имени Зенона,

в которую и попал

только что поступивший в Институт Александр.

Теперь ему предстояло разбираться,

почему пострадавший от древней тирании Зенон

считал, что чемпион по бегу Ахиллес

не сможет обогнать свою собственную Черепаху.

Не может же быть,

что Зенон, действительно, так считал.

Он же был совсем не дурак

и черепах каждый день видел.

Может поиздеваться решил

или что-то другое доказать?

А может, он все-таки был прав,

по какому-то бесконечно большому счету?

С такими тяжелыми думами

Александр брел в библиотеку,

перебирая варианты.

На стометровке, конечно, не догонит.

А если устроить марафон,

длиною в жизнь?

Тогда греки жили, в среднем, тридцать лет,

а черепахи — триста.

Вот и обнаружила бы Черепаха на своем пути

бездыханное тело Ахиллеса,

даже оплакала бы его,

посидела бы несколько дней в трауре,

и, не торопясь, потопала бы дальше,

к победе.

Нет, этот парадокс,

не из нашего земного мира,

в котором бесконечно и скучно

тянутся две параллельные прямые,

которые никогда, вообще никогда,

не пересекутся.

А если и пересекутся,

то мы этого никак проверить не сможем,

потому, что пересекутся они, может быть, в бесконечности

и нам до нее на этой Земле не добраться.

Чем больше он занимался,

тем больше понимал,

что не такой уж и парадокс

был описан Зеноном.

Из него следует, что движения вообще нет,

а, значит, нет ни времени, ни пространства.

Зенон это угадал,

но никак не мог доказать,

кроме как таким дурацким примером.

В природе нет

ни прямой линии, ни окружности, ни даже точки.

Математика к природе

не имеет никакого отношения.

Стоп, стоп, стоп.

Диссертацию ему писать и защищать

в этом бренном мире,

где нет никаких бесконечностей,

а эту кляксу на бумаге

принято считать идеальной точкой.

И он попытался представить

какого-нибудь галактического Ахиллеса

и такую же космическую Черепаху,

которые соревнуются,

двигаясь по изгибам поверхности в пространстве,

где сам путь решает Всё.

Ахиллес огибает по своему пути половину галактики,

где его уже давно ждет

сделавшая два шажка, но по своему пути, Черепаха.

Или в микромире какой-то, то ли квант, то ли частица

по имени Ахиллес

куда-то несется, теряя массу и почти исчезая,

а неторопливая грузная Черепаха

уже давно ищет почти исчезнувшего Ахиллеса на финише.

Сложно быть Зеноном в нашем прямолинейном мире.