2. «ИЗ КНЯЗИ, ДА ПОД БОЖЬИ ГЛАЗИ»
ПОЭЗИЯ РАЗНЫХ ЛЕТ
Патриции прекрасны, словно Боги,
Честь Кесарей кровь переходит вброд,
Зазывны Королевские чертоги,
Цари милы,…но вечен лишь народ.
«ОРЁЛ». Рис. 2012 г.
ЖИТЬ, ЛЕТАТЬ И БЫТЬ ЦАРЁМ
«Унижен. Втоптан в грязь. Творцу проклятье!
Как мусор, на тропе среди камней
Лежу, как будто нет других занятий.
Царь среди птиц, орёл среди царей.
Но я — не я, коль бросив все усилья,
На этом успокоюсь рубеже,
И умывая в луже крови крылья,
Дам вольную измученной душе.
И нужно-то чуть-чуть, не до каприза —
Всего лишь метров пятьдесят ползком.
Преодолеть, схватить остаток жизни,
И снова в небо. Небо — это дом».
И полз орёл, простреленную лапу
По тропке каменистой волоча,
Назло тому, кто выстрелил внезапно.
По—царски презирал он палача.
И мысль одну сознание рядило,
Боль побеждая резкую с трудом:
«Уж если эта пуля не убила,
То надо жить, летать и быть царём.
Быть там, откуда жалкая планета
Красива, но беспомощно мала.
Не нужно скипетра. Любви! Рассвета!»
Вместо всего есть небо у орла.
Свобода титанических размеров…
Не сможет без неё, кто в ней рождён.
И на земле, что нет ему удела,
Чем смерть, другого, тоже понял он.
И кровью каждый след омыт невинной.
В ушах вороний беспрерывный гам.
Но стал ещё короче этот длинный
Путь, возвращающий Царя орлам.
Должно хватить, должно хватить терпенья.
Победа в полуметре! Ближе, сир…
Он оглянулся. Позади сомненья.
«Прощай, земля, прогнивший лживый мир!»
Оборвалась тропинка у обрыва.
Всем телом устремился он вперёд.
И вновь летит, и снова он счастливый.
Боль зачеркнул целительный полёт.
Да, да, летит, летит, свободен снова,
И свежий ветер ввысь его зовёт.
Он не услышал выстрела второго,
Которым и убит был метко влёт.
06.07.78.
ЗЕРКАЛЬНЫЙ ПОЛ СОЛОМОНА
В золоте явь плясала,
Поступь молва лизала,
В жадном пространстве зала
Речи связало.
Будто водою полно,
Скалит зеркальном полом
Царского зренья поле —
Прочь тайны пола.
Много ли разрешая,
Им этикет мешает?
Замерли в позах шахмат
Злости от шарма.
С пряностями за взятки
Сравнивая загадки,
Воспоминанья гладки
Будут и сладки.
3.05.01.
«ТЕЗЕЙ». Рис. 2007 г.
ТЕЗЕЙ
С туманом дефицит в чужих столицах,
И ясен лабиринт, и жребий — друг.
До тошноты лишь масляные лица,
Грибам подобно, лезли в ближний круг.
И жертвоприношенье — святотатство,
И псевдоодалиски — не вои,
И потных рук он не хотел касаться,
И из карманов вынимать свои.
Жаль слепнут раньше времени Миносы
И острова теряют сгоряча,
И в блеске факелов под самым носом
Им минотавр наследует, мыча.
И ясен лабиринт в следах традиций,
И нитку тратить жалко на версту,
И балагуры могут отшутиться,
И навигаторы застрять в порту.
Но всё запуталось довольно складно:
По картам лоций даже ветер тёк.
Клубок — подарок глупой Ариадны —
Тезей себе на свитерок берёг.
Он не носил доспехи у Миноса,
Шутил с Быком, туман рассеял в дым.
Бык ранен! Шут, останься! Боги просят!
Но шут был гордый. Шут был дворянин.
17.11.04.
ГЕРАКЛ
(Из цикла «Критерии»)
У нас Геракл завелся от обеда,
Из книги вылезает почудить,
От Эврисфея так и до Адмета —
Являет подвигов златую нить.
Немейский лев ему — на склонах кошка,
С Лернейской гидрой — церемоний нет,
Птицы Стимфала великану — мошки,
Лань Керинейскую — загнал в рассвет.
Кабан — убит, и скотный двор Авгия —
Очищен от навоза влагой рек,
И Критский бык, и кони, дорогие
Царю бистонов — всех укротит грек.
За поясом Царицы Ипполиты
Сегодня к амазонкам он пошёл,
А завтра за коровами! И врыты
Уже столпы, что тоже хорошо.
Пёс Цербер трёхголовый укрощен им,
И доблестный освобождён Тесей,
И яблоки добыл чудорождённый,
И победил Антея. Службе всей
Венцом было держанье свода неба
Во славу Зевса, грозного отца…
А нам его рассказы — вместо хлеба
И русского родного холодца.
20.07.14. о. Крит
ДЕДАЛ И ИКАР
(Из цикла «Критерии»)
Дедал знал: нет у неба брода!
Пусть выше всех взлетит Икар,
Но кара выбором свободы —
Страшнейшая из многих кар.
Он славы суетной добьётся,
На миг став равным небесам,
И не дотянется до солнца,
И солнцу пищей станет сам.
Дедал премного потрудился
И лабиринт нагородил,
Что минотавр переродился
Во славу брака двух светил.
Покинуть же головоломку
Ему и сыну целиком
Для мифа стало слишком громко
И для Миноса не тайком.
Дедал знал: нет у неба тропок,
И мест для передышки нет.
Икар был лёгок и не робок,
Но мотыльком летел на свет.
И — прочь советы! Море света!
Зачем куда!? Зачем домой!?
Раскинул крылья — стал планетой!
Дедал же — улицей хромой.
21.07.14. г. Ретимно, о. Крит
ЭГЕЙСКИЕ ВЕТРЫ. Триптих
ПЕРЕХОДЯЩИЙ ЗОЛОТОЙ ЛУК
Попутного ветра стреле откровений!
Ушных перепонок коснётся в полёте.
И пенье лихое её оперенья
Роднее оркестра разбуженной плоти.
И рук не поранишь о Лук Аполлона,
И каждая Муза на нём расписалась,
И меткости — гордость прилипчивым фоном.
А цели, ожив, тетиву бы кусали.
Прицелиться — выбор, а выстрел — решенье,
Под смех или слёзы — забавы вершина.
И даже пикантней — в изнанку мишени,
Огонь на хвосте — поцелуй петушиный.
Однажды уже перейдя к Одиссею,
Сей Лук воевал, восстанавливал память.
Его полюбить, он и бредни рассеет,
И хамелеонов разгонит клопами.
Колчан офицера прибавим к оружью.
Там стрелы остались, всё верно и просто.
О, звонкий и точный! Лук вечен и нужен,
Пустить эпиграммы свободно и остро.
Стреле откровений попутного ветра!
Хотят Робин-Гуды турниров и споров.
Так пусть же подвозят и буки, и кедры!
Мы все их — на стрелы, и стрел будут горы!
«ТРОЯ. ОДИССЕЙ». Рис. 2014 г.
НО́МОС (собственный мир)
«Берега, что мне обещаны,
Исчезают за туманами».
Н. Гумилёв
И Троя далеко, и идол нем.
На достиженье цели равноправие.
Везение прощает, но не всем,
Как ясно, что не каждый чих во здравие.
Понадобится убивать — убью,
Помочь — так помогу и не задумаюсь.
Спасение в любви? Так я люблю!
Зачем же, право, волновать звезду мою?
Туникою на ветре поиграть
Тебе пора. Укрощены чудовища.
И поцелуй, как яблоко, сорвать,
Вкусить, да и потребовать ещё, ещё.
Наш Но́мос — достижение легенд!
Предательство простить? Так это, Господи!..
У поражений все черты побед
В любом, увы, неповторимом возрасте.
Обходит стороной меня беда,
Я не герой, и в этом нам везение.
Предать понадобится — я предам.
Предназначение — моё спасение.
В попутный ветер клясться — пить эфир.
Птиц пропущу, как брызги моря, мимо я.
Наш Но́мос — это собственный наш мир,
Понятие на Трои неделимое.
Оскал вперёд смотрящей головы
Пугает встречных близостью прощания.
Понадобится воскресить — увы…
Нам лоция заменит завещания.
К гекзаметру спиной сумеем встать.
Не прячься, цвет туник ярче вырази!
И идол, глядя вслед, не смел махать.
И по лицу струились капли сырости.
НЕСРАВНЕННОЕ
Сияньем звёзд отмечена строка
И оперением богаче стала.
Покину скоро облик старика
И седина совьётся в цепь металла.
Летит строка сквозь кольца топоров.
Всё позади, и Сциллы, и Харибды.
Я в жители готовлюсь тех миров,
Что выше и Тартара, и Аида.
Не надо сравнивать ни жизнь и смерть,
Ни песнь и плач, ни даже вдох и выдох.
И на людей, как на Богов, смотреть
Нельзя! Ослепнешь зрячим с умным видом.
Не надо сравнивать и с жизнью жизнь,
И с песней песнь, и даже вдох со вдохом.
Людей рядить промежду воздержись,
Прозреешь в слепоте, от истин охнув.
Шагами меря остров поперёк,
Летая вдоль, окружность голосую.
И степень соли слёз проверить смог,
И от неё отсеять соль морскую.
Не надо сравнивать и с жизнью плач,
Богов и песни, выдохи со смертью,
И вдохом человека не означь.
Всевиденье убьют всезнанья клети.
Да, сравнивать нельзя ни плач и вдох.
Ни выдох с человеком, ни на песню
Жизнь не походит, да и смерть — не Бог.
Циклопом у костра в ночи не грейся.
Виденья, отсветы ты примешь за гостей,
И перебрав наощупь всех баранов,
Потребуешь наряд под цвет костей.
В Гомеры — поздно, а в Орфеи — рано.
2.09.01.
«ТРОЯ. ЕЛЕНА». Рис. 2014 г.
ОДИССЕЯ
Какая бы ни близилась премьера,
Иль мера жизни б стала полумерой,
Моей ход мысли мной освобождён
От Маркса с Кантом, но не от Гомера,
Что проливается, порой, дождём,
Иль вылезает вдруг из-за кулисы,
Иль в костюмерной туникою вислой
Вдруг пальцем мне грозит, как неслепой:
«Страшись Судьбы!», «Пройди тропой Улисса!»,
«Ну, победи в борьбе с самим собой!»
В младые дни, когда морская пена,
Но не прописанная, как ни странно, сцена,
К себе манила пуще озорства,
Уже являлась на пути Елена
С умом в глазах и патокой в устах.
И лихорадило и колотило,
И от ворот бараном воротило,
И вёсел треск ушёл в копейный лом,
И Пенелопа всё давно простила —
И так Итаки Царь не впал в полон.
Мы — э-ге-гей! — Эгею переплыли,
И ближе локтя стены Трои были.
Но Нестор вдруг женился на другой,
Ахилла пляс в Раю и в новой силе,
А был ли Менелай — тут в тексте сбой.
Конь, фаршированный тупым десантом,
Перед Приамом показавшись франтом,
Был скормлен илионцам под вино.
Я ж оседлал строптивые пассаты,
Обрёл заветный лук, и всё вольно!
Побег Елены и её Париса,
Чей юный тополь выше кипариса,
Из летописи греческих побед
В былины дотатарских русских высей
Не удивили мудрецов и свет.
Как раз тогда и раскрутились гайки,
И не по Гегелю писались байки,
И острова мозаикою дней
Срывались, будто гончие собаки,
Для встречи выживших в боях людей.
На задниках описанных страданий,
Где целых, где местами даже драных,
Не скверы, но пучины в бурунах,
Не карусели у массивов зданий…
И парки — те, что судьбы рвали в прах.
И зрителей пейзажи не смешили,
И падуги сменяться не спешили,
Свет выставляли зевсовы пять жён.
Не мы сюжету главному служили,
Но он терпел нас — нем и поражён.
Легенды — наши верные холопы.
Мой к Пенелопе путь от Пенелопы —
Через прекрасное и злой кошмар —
Себе под киль легко века ухлопал
Под крики гарпий и хмельной угар.
Сирены, в сладкой пене возникая,
Навязчиво наш воск в ушах лаская,
Томились. Нам простить их и забыть.
И даже любящая Навсикая
Рвалась не в счастье, но поработить.
И бой в дому — себе за время мщенье.
И возвращение, и превращенье
Из старца в мужа, из бомжа в себя —
Лишь отрезвление и подношенье
Одной лишь милой, что ждала, любя,
И претерпела, и перестрадала,
Сопротивлялась и не увядала,
И сохранила, и загнала вглубь.
И по-божественному — это мало,
А по-людски, поверьте — груда груд.
Но Одиссей ведь мог и не проснуться,
Родной Итаки снова не коснуться,
Не протрезветь, не приказать себе,
И в соль воды опять не окунуться,
Не возрази однажды он Судьбе,
Не вспомни, что пути желаний — к бедам,
Пути ошибок — к внутренним победам,
Незаурядность — не для суеты.
Где Альфа зрима — там вернее Бета,
И Гамма — там, где не горят мосты.
Сладка соль мысли и пороку встречна.
Елены — славны, Пенелопы — вечны!
Парисы — для названий городов.
Но Одиссеи наши — бесконечны,
Как род, предназначение и кров.
И как бы и когда меня ни злили,
Но стрелы лука пребывают в силе,
Когда я заправляю их в салат.
Кто ест, тот есть! И значит, мы и были!
И это — не Гомер, но Сопромат!
15.10.11.
АЛКИВИАД
Из пыли столетий он выметен ветром.
Он — Алкивиад, он — любимец толпы.
Не знаем деяний, не помним заветов,
Глаз, цвета волос, высоты, худобы.
Он так захотел, он был Алкивиадом —
Явленьем природы, причудой страстей.
Собачьи хвосты разноцветной гирляндой
На бедрах его — привлекали людей.
То там пробежал и следов не оставит,
То тут наследил, хоть ему не с руки.
Коль брался, то всё у него получалось.
А нет его, бей кувшины в черепки.
С закатом исчезнет, вернётся с рассветом.
При нём — кавардак, без него — кутерьма.
При беге хвосты развивались по ветру,
Бросались в глаза и не шли из ума.
Преступен ли был? Удручён ли виною?
Не битый и сам не желающий бить —
Властителей он обходил стороною,
Они же его и не смели ловить.
Одеждой разбойника-комедианта
Храбрился он или же след заметал?
Он — Алкивиад! Он — ценнее таланта!
Он то, чем никто в этой жизни не стал.
Где он улыбнётся, там плач прекратится.
А в шторм окунётся, тишь сразу и гладь.
Он — песня прозрения маленькой птицы,
Которая тучи сумела прогнать.
Облаянный снова при каждом рассвете,
Запомнился всем он, как снегом зима,
Как вкусом вино, как свободою ветер,
Как вбитые в летопись строки письма.
Он — Алкивиад! Он — легенда! Он — сказка!
Украл — подарил, не смолчал — подсказал.
При жизни не пойман он и не доласкан,
А смерти, как выяснилось, и не знал.
Собачьи хвосты разноцветной гирляндой
Конец ознакомительного фрагмента.
