Ты узнаешь об этом… Второй

Лена Коро, 2020

Порой детские обиды остаются с человеком на всю жизнь. Особенно, если они касаются близких. И очень часто обиды эти толкают на поступки, оправдать которые невозможно. В пьесе «Ты узнаешь об этом… Второй» именно такой случай. Предательство и борьба за ресурсы, упущенные в детстве. И все бы ничего, но, когда в эти разборки между братом и сестрой попадают другие люди, ситуация становится неуправляемой. И дружба, и любовь меняют курс… впрочем, это надо прочитать. Вторая часть книги – привычные для автора «мудрилки».

© Лена Коро, текст, 2020

© обложка storyboardwedding.com, 2020

Ты узнаешь об этом второй

«Мало быть мужем и женой, надо ещё стать друзьями и любовниками, чтобы потом не искать их на стороне».

Японская мудрость

Действующие лица:

Роман, сорокалетний неудачник

Полина (Павловна), его невеста

Нина, его сестра

Максим (Михайлович), муж Нины

Анечка, дочь Романа от первого брака

Вика, дочь Нины и Максима

Ольга — гадалка

Нотариус — женщина лет пятидесяти

Сергей >

Елена > друзья Романа и Полины

Ксюша >

Действие первое

Наше время. Санкт-Петербург.

Сцена первая

Богато отделанная, но неуютная квартира в сталинке. Зеркало на задней стене завешено черным платком. На стульях вычурные черные чехлы с бантами. В комнате большой стол, покрытый скатертью. На нем по центру портрет в раме с таким же черным бантом. Понятно, что это поминки. Нина сидит напротив портрета, подперев лицо руками. Максим слева, уткнувшись в телефон. Не глядя на стол, практически наощупь, наливает себе водки, кладет закуску, выпивает.

Нина. А подождать всех уже никак? Почему надо нарушать порядок, обычаи?

Максим. Кто ж их знает, где они? С кладбища вроде все вместе выезжали. Есть хочется.

Нина. Выпить тебе хочется.

Максим. А тебе поскандалить? В такой день? Не гневи Бога.

Нина. Тебе-то что за день? Это моя мамочка ушла в мир иной. Не твоя.

Картинно подносит платочек к глазам.

Максим. Ты хочешь сказать, что я твою мать не любил?

Нина. А что, не так? Между прочим, она к тебе нормально относилась.

Максим. Между прочим — нормально. А в череде событий (как бы помягче сказать?)… потребительски что ли. Прости Господи… за такие речи в день такой…

Нина. Пить перестань. Уже язык не держишь… Мама и потребительски… Да она только и хотела, чтобы ты ее дочь любил, как положено.

Максим. А как положено? (поет) Чтоб не пил, не курил и цветы всегда дарил… В дом зарплату отдавал, тёщу мамой называл?

Нина. Прекрати паясничать. Дети услышат. Что подумают…

Максим. Дети подумают то, что думают уже лет десять. Или не думают. А Вике, мне кажется, в принципе наплевать…

Нина. Есть с кого пример брать…

Максим. Конечно, я пример так себе. Инженер, не преуспевший в карьере. Муж, не сделавший маму счастливой. Но отец… я плохой отец?

Нина. Комплементов захотел? Принимай. Отец ты нормальный. Дочь тебя любит.

Максим. Спасибо, жена. Хоть тут ты со своей мамой не согласилась…

Нина. Как ты можешь? В такой день…

Слышен дверной звонок.

Максим (вскакивая). Я открою.

В комнату шумно, не прекращая начатый за дверью разговор, входит Роман. За руку за собой он тянет Полину. Она в короткой шубке, смущенная, молчаливая.

Роман. А вот и мы. А вот и мы. Кто-то еще будет?

Нина. А тебе компанию, как всегда, подавай? Ты даже в такой день… в день похорон нашей мамочки… не можешь свой гонор оставить.

Роман. При чем тут мой гонор? Ты, сестрица, тон-то смени. Я тебе не муж, чтобы мне указывать. Прости, Макс, я не хотел тебя обидеть… Но ты и сам знаешь — нашей Нинон палец в рот не клади. Вся в мамашу покойную.

Нина (вскакивает). Ты хочешь, чтобы я тебя выставила? Ты не понимаешь, что сегодня день траура? Неделя траура. Девять дней траура.

Роман (подходит к столу, не садясь, наливает себе водки, выпивает, не закусывая). То есть ты считаешь, что все девять дней вправе мне мозги промывать?

Роман вновь пытается налить стопку, но Нина вырывает ее из его рук.

Нина. Я вправе промывать тебе мозги по жизни. Было бы что промывать…

Роман. Не хами. Даже если ты и старше на двадцать минут, никто тебе такого права не давал. Особенно после смерти родителей. Я уже взрослый мальчик и сам буду решать, что мне делать, что говорить, с кем пить и где работать.

Максим. Ребята. Давайте жить дружно. Вон Полину смущаете своими разборками. Вы, Поля, не обращайте на них внимания. Они с детства дерутся, игрушки делят. Но разведенные по углам друг о друге забывают и даже счастливыми бывают иногда.

Нина. Стоп. Ты обо мне? Это я изредка счастливой бываю? Так кто мне это счастье не додал, не донес, не обеспечил?

Роман. Как верно. Ха-ха. Ты же трезвая. Ты же не пьешь. Это подкорка тебя подвела… Не донес… не обеспечил… Счастье — оно не товар, знаешь ли. Просто оно, счастье, хмурых сторонится.

Нина (срывается). Прекрати. Прекратите. Меня изводить.

Возвращается на свое место, закрывает лицо руками. Вроде как плачет. Но мужчины к ней не подходят. Оба обращаются к Полине, все еще стоящей на пороге.

Максим. Полина, позвольте я шубку вашу на плечики повешу. Посохнет, пока мы здесь событие справляем.

Нина (вскидывает голову, резко). Слова подбирай. Поминки не справляют. Их проводят.

Роман (подталкивает Полину к столу. Отодвигает стул, усаживает ее). Вот Полина сейчас скажет, как правильно. Ну, не бойся, она не кусается, это так, обыденная ее роль — поучалки. А ты нам, как специалист, как лингвист, скажи. Поминки справляют или проводят?

Полина (тихо, но уверенно). Думаю, и так и так можно говорить. В старом русском языке, у Толстого, насколько я помню, «справляют». Но можно сказать, что поминки и совершают, и устраивают (и совсем тихо). Главное же не в глаголе, а в памяти нашей. Мы вот задержались, потому что в церковь заехали. Свечи поставили, записочку на панихиду подали, помолились…

Нина. Это хорошо, мама крещеная была, вроде. А что нас не позвали? Мы бы тоже в церковь зашли.

Максим. Не надо тебе в церковь. Вспомни, как тебе хреново было последний раз. Ты потом месяц вареная ходила, работать не могла.

Роман. Может от того, что некрещеная она. Нас в детстве нянька как-то по-тихому окрестить хотела. Отец-то партийный был, к церкви близко не подходил. А чтоб детей крестить… Узнал бы, няньке не поздоровилось. Но она все равно решилась. Повела нас в парк гулять, а там храм действующий. Видно, с батюшкой уже уговор был. Потому что меня завели куда-то типа ризницы, помазали, молитву прочли, крестик повесили. А эта… уперлась — «не пойду». Попа попинала, куда-то убежала. В общем, осталась без креста.

Нина. Ну, что же ты никак не успокоишься? Балаболишь и балаболишь. Зачем посторонним знать наши семейные тайны?

Роман. Кто это тут посторонний? Полина что ли?

Полина (в смущении даже привстала). Действительно, Рома. Я, наверное, пойду.

Роман. Сядь, пожалуйста. Это такой же мой дом, как и ее. И я могу приводить в этот дом того, кого хочу. Тем более, тебя. Ты не посторонняя, ты не чужая мне… (пауза).

Максим. Ты невеста.

Роман. Вот. Макс сказал то, что я не решался. Ты — невеста. И давай, привыкай к нашей не слишком дружной семье. Если, конечно, хочешь… если я тебе дорог…

Сцена вторая

Авансцена, у правой кулисы. На мягком ковре сидят двое подростков, которым на вид лет по пятнадцать, — Анечка и Вика. Первая одета скромно, вторая стрижена под мальчика, в дорогом спортивном костюме, в серьгах и с золотыми подвесками на шее.

Анечка. …Там такая классная дискотека. Музыка живая. И балет…

Вика. Балет? На дискотеке?

Анечка. Там и мастер-классы по танцам, и всякий интерактив будет. Я же говорю, что это прилично. Почему ты боишься спросить родителей? Почему они должны быть против?

Вика. Они всегда против. Если не по маминой инициативе.

Анечка. Да брось. Твой папа такой добрый.

Вика. Он добренький. Это не одно и то же. Когда мамы нет с нами, он меня понимает здорово. А как она рядом, он все время на нее оглядывается. И уши, как ватой, затыкает.

Анечка. Да, дела. А меня мама отпускает. Она один раз со мной сходила на дискотеку… (смеется). Ей не понравилось. И теперь она доверяет самой ходить… Встречает, правда.

Вика. Хорошо тебе. Только с мамой договариваться. А у меня их двое. С одним утрясешь, второй точно будет против. А потом еще начнут ругаться, выяснять, кто прав, кто виноват… В итоге я себя виноватой считаю.

Анечка. А мой папа веселый, сговорчивый. Почему же твоя мама такая серьезная? Они же близнецы.

Вика. Да какие они близнецы? Только в паспорте одно число стоит. А так они очень разные. Если бы твой папа был моей мамой (подхихикивает), я бы точно с тобой на дискотеку пошла.

Анечка. Так давай его и подключим. Он с мамой твоей не боится разговаривать.

Вика. Нет, что ты. Когда-нибудь, но не сейчас. Слышишь, она и на него рычит сегодня.

Анечка. Понятно. День не самый удачный. Но дискотека-то завтра.

Вика (не хочет продолжать тему). Слушай, а твоя мама не пришла, потому что дядя Роман училку нашу привел?

Анечка. Ты это про Полину Павловну что ли? Да нет. Мама все равно бы не пошла на поминки. Она ж с работы отпросилась, у нее прием, больные, наверное, коридор истоптали уже перед дверью.

Вика. Я твоей маме удивляюсь.

Анечка. Чего это?

Вика. Я все время на нее на кладбище смотрела. Она как-то так спокойно себя вела. Ну, когда твой папа с Полиной пришел.

Анечка. Так она же знала. И потом, они же в разводе.

Вика. Ну, ты такая же. А ведь по сути Полина твоего папу увела. Не обидно разве?

Анечка. Наверное, было обидно… когда он сказал, что уходит… Мне было, если честно, так обидно… Он же хороший. Он никогда голоса не повысил, всегда веселый, компанейский.

Вика. И чего они не поделили тогда?

Анечка. Ничего они не делили. Я слышала, как папа сказал: прости, полюбил другую.

Вика. А мама что?

Анечка. Я думала, она заплачет, будет его уговаривать. А она просто так тихо-тихо сказала: я тебя понимаю.

Вика. И все?

Анечка. И все. А потом меня позвали и сказали, что поживут пока отдельно.

Вика (достаточно ехидно). Вот и пожили. Моя мама говорит, что мужа нельзя отпускать от себя дальше, чем на восемьдесят сантиметров.

Анечка. Почему на восемьдесят?

Вика. Это размер личного пространства.

Анечка. То есть нельзя выпускать его из своего личного пространства?

Вика. Выходит.

Анечка. А как же тогда твой папа, например, на работу ходит?

Вика. Ну, работа — это не отменить, он деньги должен зарабатывать для семьи.

Анечка. Ну, ну, тогда выходит, что на работу поводок спустить можно?

Вика. Какая ты грубая… Почему поводок? Никто папу на поводке не держит. Но контролировать же надо.

Анечка. Зачем? Если любит, не убежит.

Вика. Ну, вот твой же убежал…

Анечка. Мой разлюбил.

Вика. А мой, даже если разлюбит, не убежит.

Анечка. Почему это?

Вика. Потому что мама… (шепотом)… ты никому не скажешь?

Анечка. Если ты просишь, не скажу

Вика. Даже своей маме. Уговор?

Анечка. Ладно. Но моей маме можно… она не подведет, если что. И поможет.

Вика. Нет. Никому. Потому что помощь тут не нужна. Это просто тайна такая.

Анечка. Хорошо.

Вика (тоном заговорщика). Мама тут звонила кому-то, договаривалась о встрече. Я думаю, она звонила гадалке. Потому что говорила, что надо посмотреть, изменяет ли муж. И заговор сделать, чтобы привязать…

Анечка. Ты ничего не путаешь? Зачем ей такое? Это же только раньше, давным-давно, в сказках всяких… любимых… как это слово?., присушивали.

Вика. Да ничего я не путаю. Она, наверное, к этой гадалке сходила, потому что потом я видела, как она папе в подушку что-то зашивала…

Анечка. Может, подушка просто порвалась?

Вика. Вот Фома неверующий. Я же говорю, я видела. Она подушку сначала распорола, а потом туда что-то засунула и зашила.

Анечка. Ничего себе. Я не верю в такие дела.

Вика. А я верю. Папа как шелковый стал. Поддакивает. Чтобы она не говорила, со всем соглашается.

Анечка. Просто скандалов не хочет.

Вика. Это-то так. Но он теперь даже с друзьями не встречается. Никого домой не приводит. И звонит ей каждый час с работы.

Анечка. Так, может, любит… Вот и звонит.

Вика. Про любовь не знаю. Может, еще и любит… Хотя, знаешь, он раньше маму нет-нет да поцелует тайком, погладит… смотрел на нее так задумчиво, подолгу-подолгу… А сейчас с работы придет, пару слов кинет, поест и к телеку. И ничего не видит, не слышит. А я же знаю, что передачи эти он не любит… Он только футбол раньше смотрел. А теперь все подряд.

Анечка. А ты зачем за ними подглядываешь?

Вика. Я и сама не знаю. Но прямо руки… уши, глаза чешутся. Мне кажется, если твой папа ушел, вдруг и мой уйдет. А как я тогда?

Анечка. Как ты? Нормально. Мы с мамой даже очень хорошо живем.

Вика. Так это ты. Это с твоей мамой. А с моей разве договоришься? Она строгая. У нее все по правилам. Трусы здесь, носки здесь… Это в шкафу. Так и в жизни. Туда нельзя — неприлично, с этим не водись — из плохой семьи. Тройку получила? Ты меня позоришь.

Анечка. Завал. И ты терпишь?

Вика. А что, «без сладкого остаться»? Если я перечить буду, то вообще гулять не пустит.

Анечка. Но ты же на тренировки, в музыкалку ходишь…

Вика. Так все потому же. Мне и слон на ухо наступил, и йога эта уже достала. Я бы лучше на бальные танцы походила… Но это, говорят, не модно сейчас.

Сцена третья

Та же комната в старой родительской квартире. Но за столом уже только Роман и Максим. Полина собирает посуду и курсирует туда-сюда, видимо, на кухню и обратно. Поэтому разговор между мужчинами то стихает с ее появлением, то вновь возобновляется.

Роман. Не понимаю, как ты с ней живешь? Была такая тихая девочка. Все время хныкала. Хотелось пожалеть, приласкать…

Максим. Так, может, я ее и встретил еще такой… Хотя, нет. Знаешь, что меня тогда к ней толкнуло? Вот все вы, знаю, считаете, что богатство вашей семьи меня привлекло.

Роман. Я так не считал никогда…

Максим. Считал, считал.

Роман. Не. Я думаю, что ты на нее запал потому, что она как две капли воды на твою маму похожа.

Максим. Да нет. В смысле, что похожа немного — да, а запал не поэтому. У меня ведь в тот момент такая девчонка была… Как раз очень на мать похожая. А Нина появилась в моей жизни совершенно случайно.

Роман. Что значит, случайно? Вы на одном факультете учились. И, как я понимаю, это был уже не первый курс.

Максим. Жениться я в тот момент не хотел… хотя проблем с выбором у меня не было. Гулял то с одной, то с другой. Именно гулял… В кино, на танцы, до парадной…

Роман. Верю, сам такой был… За ручку подержишь, мурашки по спине. А поцелуешь — всю ночь сны эротические снятся.

Максим. Вот я и говорю. Поэтому, когда Нина меня на танцах сама пригласила, да прижалась от живота и ниже… Меня заинтересовало. А потом мне вдруг моя девушка со слезами рассказывает, что Нина ее где-то после лекции в туалете зажала и стала угрожать. Мол, из института вылетишь, ни одного зачета не сдашь, связей у нее хватит… Если от меня не отстанет.

Роман. Нинка? Тихоня? Но, знаешь, это в ее стиле. Она и в детстве, чтобы своего добиться, могла родителям такого про меня порассказать…

Входит Полина, Роман замолкает.

Роман. Эх, какое времечко было… Помнишь, Светку с медицинского?

Максим. Да я к ним в корпус никогда и не заходил…

Роман пытается дотянуться, приобнять Полину.

Полина (понимает, что мешает диалогу). Ром, если поможешь вот эту стопку тарелок отнести на кухню, я долго не появлюсь (целует его в макушку).

Роман. Нет, нет, ты нам не мешаешь… Мы просто студенчество обсуждаем…

Полина. Конечно, конечно. И почему-то такими тихими голосами, что на кухне ни слова не слышно.

Роман. А хотелось бы?

Полина. Мне — нет.

Максим. Понял.

Роман помогает Полине вынести посуду, а, возвращаясь, сразу наливает по стопке.

Роман. Давай выпьем (пьют). Значит, она тебя отбила, а не то, что ты на нее запал…

Максим. В том-то и дело, что запал. Мне, знаешь, именно это тогда и понравилось. Что она за меня борется. Дерется. Вроде как за косы других девок таскает… Ну, типа, нужен я ей так, как другим не нужен.

Роман. А… у тебя же комплекс «чип и дейла». Спасу и сохраню.

Максим. Seving and increasing… Сохраню и преумножу… Нет, это не то.

Роман. Да и я не о том. Я о твоей постоянной готовности подавать нищему. Меня это как мужика, знаешь, напрягало поначалу. Ладно руку предложить при выходе из автобуса — это простая вежливость. Но ты-то, мне кажется, постоянно в толпе старух выглядываешь, чтобы через дорогу перевести.

Максим. Что, такое впечатление произвожу?

Роман. Это я еще мягко сравнил. А пожестче — у тебя комплекс. Неполноценности, между прочим.

Максим. Ты жесток. Но говори, говори. Это видно? Посторонним видно?

Роман. А ты не понимаешь? На работе на тебе ездят все, кому не лень. Даже подчиненные… Максим Михайлович, вот тут отчет не сходится — посчитайте вы. А у нас поставщики браку навезли — вы с ними не разберетесь? Манипулируют твоей порядочностью повсеместно…

Максим (хмуро). Мы сейчас о твоей сестре говорим.

Роман. Ага, моя сестра была первопроходцем. Она тебя раскусила еще на школьной скамейке.

Максим. На вузовской.

Роман. Да какая теперь разница? Давно раскусила. Надкусила. Закусывает теперь. От меня, слава Богу, отстала.

Максим. Ну, нормально. Радуешься, что другу перепало твое несчастье.

Роман. Я радуюсь, что тяжелая артиллерия нашла другую цель.

Максим. Не радуйся. За годы я научился нивелировать ее обстрелы.

Роман. Ну-ка, ну-ка… Поделись опытом. Вдруг пригодится.

Максим. Я теперь… когда она вдруг начинает права качать, я просто тупо ухожу взглядом туда, в прошлое. И представляю ее нежной, заискивающей… Тогда все ее наезды кажутся такими хрупкими. Просьбами кажутся, капризами. Что грех не сделать так, как она хочет.

Роман. Вот дурак. Ты же этим все больше и больше раскручиваешь ее ненасытность.

Максим. Ну, и что? Я уступлю за столом, она в постели уступит…

Роман. Совсем крыша съехала. Ты чего радуешься? Что под каблуком приспособился? И не понимаешь, что зависимость эта в итоге породит ненависть.

Максим. Брось, давай выпьем.

Нина (показываясь на пороге). А вот это уже ни к чему. Поминки закончились. Пора расходиться.

Роман. Ну ты и злыдня.

Сцена четвертая

Темно. Фонарь освещает только автобусную остановку, к которой выходят Полина и Роман.

Роман. Надо было такси вызвать. Похолодало.

Полина. Знаешь, ты за этим занятием еще полчаса в прихожей провел бы.

Роман. По-твоему, лучше мерзнуть, чем сестрицу мою терпеть?

Полина. Ты к ней несправедлив. Задираешь, как в детстве.

Роман. Так мы все родом из детства. Все наши комплексы некуда не уходят. Просто прячутся. Чтобы чего-то достичь, мы их маскируем, гримируем, запихиваем в пыльный угол чердака нашего…

Полина. Как раз Нина, мне кажется, этого не делает. Она не прячет свое раздражение, боль.

Роман. Боль? Чего же это такого больного ты увидала в ее поведении?

Полина. Ром, день сегодня невеселый. Поэтому она имеет право…

Роман. День невеселый — это ты права. Но у нее, открою секрет, все дни такие.

Полина. Ты придираешься.

Роман. Не хочу тебя огорчать… Вернее, не хочу, чтобы это как-то отразилось на наших отношениях… Но дам совет — избегай ты с Ниной общаться. Хмурь заразна.

Полина. Почему? Это же твоя родная сестра. Близнец. Она такая, как ты.

Роман. Вот тут ты не права. Мы не похожи. Как будто при раздаче Богом характеров нам на двоих достался один мешок и его разделили пополам. Понимаешь, вообще не похожи. В Нине те черты, которых напрочь нет у меня. И наоборот… Наша мама, наверное, хотела одного ребенка. Нет, точно одного. Этого было достаточно, чтобы выпустили за границу.

Полина. Разве детей заводят, чтобы семью за границу выпускали?

Роман. Объясняю. По слогам. Мамы-папы больше нет, поэтому уже можно. Папе должность предложили тогда в диппредставительстве. А он холостой. Ему так и сказали — женишься, ребенка зачнете, и должность твоя.

Полина. И тут мама навстречу и попалась…

Роман. Как бы не так. Она с папиным другом хороводила тогда. Тот и сболтнул про дипкорпус. Что туда холостяков не берут. Вот она моего папашу и начала обрабатывать.

Полина. За спиной у друга?

Роман. Это как раз самое простое было. У них, вроде как, любовь не слишком клеилась. А отцу на руку. Девка красивая, профессия хоть куда. Бухгалтер и за границей бухгалтер. Он и женился.

Полина. И должность получил?

Роман. Получил. Как ты знаешь, мы уже в Потсдаме родились.

Полина. Как странно звучит: мы родились. Я, скорее всего, не готова была бы двойников растить…

Роман. Вот и мать, наверное, не готова была. Потому что всю жизнь потом повторяла: у меня не четыре руки, не четыре сиськи… Прости.

Полина. Ты так говоришь, как будто считаешь, что она как раз эти четыре сиськи и имела. Но тебе не перепадало, что ли.

Роман. Опять не права. Мне из четырех доставались три. Я вторым родился, более слабым. Меня откармливали. Если кричал — на руках носили. А Нинка была сильная, сосала за двоих и дрыхла ночами как сурок.

Полина. Вот. Мы родом из детства. Три к одному — это ее принцип распределения. Он с ней по жизни. Ее обделили. Значит, надо самой и еду, и право на любовь отстаивать.

Роман. Так это же только на мамину-папину любовь.

Полина. На любую. Не сердись на нее. Она ведь воюет, прежде всего, с собой.

Роман. Это тебя на занятиях по психологии научили людей оправдывать за недостатки?

Полина. Да не знаю, кто и как научил… Но видно же, что она вся такая напряженная.

Роман. День сегодня такой.

Полина. Да, день… Но она и на Максима пару раз так тихо, интеллигентно наехала… лучше бы накричала. Нет. Это у нее давнишняя боль, старая история…

Роман. Хватит о ней. Где этот автобус, черт возьми?

Полина. Поздно. Сейчас придет. Давай о чем-нибудь веселом. Тогда и ждать веселее будет.

Роман (приобнимая Полину). Ты, как всегда, умеешь переключить на приятные мысли. Давай помечтаем на полгода вперед.

Полина. Почему только на полгода?

Роман. Нет, нет, не пугайся ты. Полгода ожидания. А потом прекрасное время надежд.

Полина. Не говори загадками. Я не понимаю, к чему ты клонишь.

Роман. К свадьбе нашей клоню. Ты же хочешь за меня замуж?

Полина. Ты бьешь под дых. Знаешь ведь, что сегодня мы не можем себе этого позволить. У нас нет ничего за душой. Кроме любви. Ты пока без хорошей работы, оба на съемных квартирах…

Роман. В том-то и дело, что пока. Пока. А через полгода я вступлю в наследство. Ты видела эту родительскую квартиру? Сто метров, центр, потолки три с половиной метра.

Полина. Господи, Рома. Что ты такое говоришь? Еще и сорокового дня не прошло.

Роман. Так я тебе говорю. Я же на поминках молчал про квартиру. Но, согласись, это же правда жизни — мечтать о том, как можно устроить эту жизнь, имея деньги. Много денег.

Полина. Как-то мне не по себе от твоих слов.

Роман. Поля, ну, зачем ты так, словно ты белая и пушистая, а я такой-сякой, сволочь последняя… И башмаков не износив, в которых шла за гробом мужа…

Полина. Да, я об этом. Рано говорить…

Роман. Но думать-то можно? Мечтать. Как мы с тобой и машину, и квартиру купим. Да, не в центре, да, может, небольшую… Но это наш шанс.

Полина. Хорошо, милый, успокойся. Мечтай, планируй. Мысль материальна. Но прошу, с Ниной до сорокового дня не обсуждай эту тему. Ей ведь тяжелы могут быть твои посягательства.

Роман. Какие посягательства? Я претендую только на то, что мне по закону положено. Нас, детей, у родителей было двое. Значит, половина наследства — она моя. Я даже не стану просить там мебель какую-то, технику, золото. У матери, знаешь, золота много было. Отец ей постоянно дарил.

Полина. Правильно. Книги. Забери только книги.

Роман. Совсем забыл про книги. А где они? Я сегодня в гостиной даже книжного шкафа не видел. А ведь был…

Полина. Ты что? Думаешь, Нина книги успела вывезти? За три дня?

Роман. А шут ее знает… Надо Макса спросить. Без него-то ей сложненько было бы столько томов упрятать.

Полина. Смотри, кажется наш автобус подходит. Побежали? Голосуй, голосуй.

Сцена пятая

Квартира родителей. Максим, Нина, Вика. Разбирают книги, коробки, Вика то и дело отвлекается, засунув нос в телефон. Видимо, сидит в соцсетях.

Нина. Может, не надо нам эти книги разбирать? Пусть Роман их возьмет. У нас и так пылесборников дома хоть отбавляй.

Максим. Ты о чистоте или о качестве библиотеки?

Нина. Не хами.

Максим. И не думал. Просто последнее время ты стала изводить всех своей чистоплотностью. Вот я, грешным делом…

Нина. Что-то не припоминаю, чтобы тебе моя чистоплотность не нравилась.

Максим. Ладно, ладно, это твое дело. Моего здесь ничего нет. Конечно, я не против забрать кое-что. Например, Ремарка.

Вика. У нас же есть.

Нина. Вот. Даже ребенок знает, что Ремарк у нас есть.

Вика (как бы защищая отца). Но не весь, как здесь, у бабушки. Нам в школе задали прочитать «Три товарища». Но я не нашла. Зато очень неплохо пошла «Триумфальная арка».

Максим. Вика. Ну, разве так можно? Пошла… про книгу. Это же не выпивка.

Вика (смеется). Надо записать твой перл.

Нина. Прекрати. Что записать? Глупость?

Вика. Это не глупость. Это как раз очень кстати. Это вроде как юмор.

Нина. Нет, вы посмотрите… Теперь пошлость именуется юмором.

Максим. Вот дурак, сам напросился.

Вика. Пап, не переживай. Мама редко в интернет заглядывает. А то бы на такие шутки не закипала.

Нина. Я не закипала.

Вика. Хорошо, запыхтела.

Нина. Вы всегда заодно. Иди лучше вон ту коробку разбери.

Вика. Вот эту? (Открывает). Здесь письма, мам.

Нина. Неси сюда, посмотрю.

Максим. Будешь читать?

Вика. А что? Тут такие открытки интересные. Ух ты. Да это целое состояние.

Нина. Неси сюда, говорю. Я посмотрю, что с этим делать.

Вика приносит коробку, достает кипу открыток, начинает их разглядывать. Нина берет в руки перевязанную голубой лентой стопку писем.

Нина. Интересно. Адрес странный. Иркутская область.

Максим. Чего странного? Там мой брат служил.

Вика. Папа, при чем тут твой брат? Это ба-буш-ки-ны письма. Они старинные.

Нина. Штемпель. 21 ноября 1981 года.

Максим. Да, мой брат еще не родился…

Вика (опять как бы защищая отца). Юмор, юмор, юмор…

Нина (вскрывает конверт). Почерк какой каллиграфический (читает). «Здравствуй, дорогая моя Пенелопа». Фу, и тут пошлость…

Максим. Почему сразу пошлость? Может, тот, кто писал, уехал надолго. А она ждала его как Одиссея…

Вика. Ты дальше-то читай. Или хотя бы подпись посмотри.

Нина (переворачивает листок). Твой Одиссей.

Максим. Ха-ха, что я говорил. Люди раньше были более романтичны.

Вика. Читай, читай. Вслух.

Нина. Ну, вслух это читать как-то неприлично. Это письмо влюбленного мужчины…

Максим. Откуда ты знаешь, как выглядит письмо влюбленного мужчины?

Вика. Пап, вот тут ты переходишь…

Нина (увлечена, поэтому, скорее всего, не слышит, что говорит Максим). Да, в наше время мужчины уже таких писем не писали.

Максим. Я тебе не писал точно. Не успел. До свадьбы.

Вика. Но мог бы и после свадьбы.

Нина. Он не уезжал без меня никуда. Вот и не писал.

Максим. Надо было отпускать, было бы что вспомнить.

Нина. Можно подумать, тебя на цепи держали.

Максим. На цепи, не на цепи, но крепко.

Вика. Бульдожьей хваткой.

Нина. Ты в своем уме? О матери так говорить? Ты даже думать так не должна.

Максим. Современные дети…

Вика. Родители, позвольте заявление сделать. У нас в школьной программе есть предмет «Психология», между прочим. И мы уже прошли взаимоотношения в паре. В семье. Как они строятся, как рушатся. И я знаю много признаков, которые говорят об этом. Так что не обижайтесь, если я вам иногда подсказывать буду. Ну, прости, вырвалось. Следующий раз отреагирую в более корректной форме…

Нина. А почему ты об этом не говорила? Что такой странный предмет в школе…

Максим. Ты забыла. Она говорила.

Вика. Ты мне даже на вопросы анкеты отвечала.

Нина. Господи, я же не думала, что это по психологии. Для школы. Может, это вы с девчонками дурили в Интернете.

Максим. Успокойся. Ничего такого ты там не могла сказать, чтобы так паниковать.

Нина. Я не помню.

Вика. И ладно. Все равно анкеты давно уже обработаны.

Нина. И теперь вся школа знает, что у нас в семье творится?

Максим. Почему творится? Происходит.

Нина. Ты обязана принести мне результаты.

Вика. Зачем? Зачем тебе результаты?

Максим. Я видел. Ничего особенного. Среднестатистическая семья.

Нина. Ты шутишь?

Вика. Не самая плохая.

Нина. Нет, подожди. Результаты, что, на всеобщее обсуждение выносили?

Вика. А что? Ты же на собрание не пошла. Если и пришлось немного покраснеть, так папе.

Максим. Успокойся, это было вроде ролевой игры. Как исправить ту или иную ситуацию.

Нина. И ты играл?

Вика. А что тут такого?

Нина. Ты играл? Ты нашу жизнь обсуждал с другими бабами?

Максим. Нина. Какими «бабами»? Кто был на собрании, тот и обсуждал. Там, кстати, отцов много было.

Вика. Я же говорю, среднестатистическая у нас семья. Таких много.

Нина. Ну, докажите мне, что все так невинно. Обнародуй, пожалуйста, что конкретно обсуждали в наших с тобой отношениях.

Максим. Ну, я же не записывал.

Нина. А ты припомни. Что ты про меня и нас с тобой выложил.

Вика. Он ничего не выкладывал. Только то, что ты сама в анкете указала.

Максим. А что ты так переполошилась?

Нина. Не заговаривай мне зубы. Что конкретно ты рассказал?

Максим. Там не надо было рассказывать. Там надо было предложить варианты, как исправить ситуацию. То есть как в нашей семье решается тот или иной вопрос. Ответы уже были. В анкете. Я просто зачитывал.

Нина. Например.

Максим. Ну, там же много было ситуаций и ответов. Каждый предлагал. А потом психолог говорил, как надо.

Нина. Давай, давай. Вспоминай.

Вика. Расскажи про то, как ты белье стираешь.

Максим. Вот. Ничего особенного. Я даже плюсик получил.

Вика. Все тетки, мам, тебе завидовали.

Максим. Оказалось, что в других семьях мужчины только помойные ведра выносят…

Нина. Господи, за что мне такое унижение? Он стирает за меня белье.

Вика. А что, не так?

Максим. А что здесь плохого? Я смолоду стирал и пол мыл. Приучен.

Нина. Кем приучен? Мной? Я тебя, что, по-твоему, как собачку дрессировала?

Вика. Просто у тебя же ногти всегда длинные были, а маникюр дорогой. Папа деньги семейные экономил.

Максим. Дочь, не говори глупости. Я просто делал тяжелую домашнюю работу.

Нина. Ты что, мои ногти обсуждал?

Вика. Никто ничего не обсуждал. Хотя ты сама в анкете указала, почему не делаешь ту или иную работу по дому.

Максим. Нина, успокойся, все было пристойно. Никто тебя не обсуждал и не осуждал.

Нина. Но подумал. Знаю я эти бабские коллективы.

Вика. Там мужчины, как ты знаешь, тоже были.

Нина. Я не про собрание уже. Я про учителок. Теперь мне кости перемывают — типа барыня, мужик за нее работает.

Вика. Ну, и пусть завидуют.

Нина. Да не завидовать они будут, в первую очередь. А отца жалеть. Не повезло вам, Максим Михайлович. А кругом столько красивых и работящих баб.

Максим. Кто про что, а вшивый про баню…

Вика (смеется). В точку, в точку.

Нина. Хотите, чтобы я обиделась?

Максим. Никто тебя не хочет обидеть. Просто ты почему-то всегда все темы в одно русло загоняешь.

Нина. Вика, выйди, разговор принимает не детский оборот.

Вика. Подумаешь, они ругаться хотят… ругайтесь.

Максим. Я не хочу ругаться.

Вика (уходя). Но маме же надо выяснить отношения.

Максим. Вика, иди уже.

Вика. И узнать — ты ее любишь или уже нет. (Уходит).

Нина. Вся в тебя.

Максим. Я был бы расстроен, если бы она была похожа на соседа.

Нина. Что за дурацкие шуточки.

Максим. Хорошо. Но ты же сама провоцируешь постоянно.

Нина. Чем я тебя провоцирую на хамство?

Максим. Своими разговорами о том, что я тебе изменяю.

Нина. Сейчас я ничего такого не говорила. Тем более при ребенке.

Максим. Ты уже не замечаешь. Даже ребенок, который уже не ребенок, понимает это.

Нина. Конкретно. Если обвиняешь, приведи конкретные слова.

Максим. Да все твои слова об этом.

Нина. Нет. Это не доказательство.

Максим. Хорошо. Вспомни, как ты отозвалась о собрании? Сборище баб. И я среди них как в цветнике.

Нина. Я не говорила про цветник.

Максим. Именно про цветник не говорила. Но говорила так, словно я на собрание пошел лишь бы с другими женщинами (заметь, бабы — это женский пол)… с другими обсуждал свою личную жизнь.

Нина. И где тут ревность?

Максим. Не ревность, а желание указывать мне, как и с кем я могу говорить…

Нина. Обо мне — да, могу указывать.

Максим. Тогда надо было самой на собрание идти.

Нина. У меня йога была в это самое время. И ты знаешь, я не могу пропускать занятия.

Максим. Почему я могу отпроситься с работы ради дочери, а ты занятие какое-то там пропустить не можешь?

Нина. Нам нельзя без уважительной причины…

Максим. Коне-е-чно… сексуальная растяжка станет недостижимой… или со стойки на голове рухнешь…

Нина. Вот ты сейчас опять меня обижаешь. А знаешь ли ты, что именно йога позволяет мне не вестись на такие удары?

Максим. Знаю. Поэтому и не люблю эти твои асаны и погружения. Лучше бы была натуральной, наорала бы, сказала все, что думаешь…

Нина. Тебе не понравится…

Максим. Зато я хоть буду знать, с кем живу.

Нина. А ты до сих пор не понял?

Максим. Мы ругаемся в рамках приличия или ты действительно хочешь, чтобы я сказал тебе правду-матку?

Нина. Про матку мне не надо.

Максим. О! Вот. Зацепило? А я ведь не то имел в виду.

Нина. Знаю, что ты имел в виду. Что всегда имеешь в виду. А это мое дело, насколько мне нужен секс или асаны.

Максим. Это как ни странно и мое дело — когда твоя женщина предпочитает растяжки на йоге удовольствию в постели.

Нина. Все. Я не намерена это больше обсуждать (кричит). Вика, собирайся, мы едем домой.

Максим. Пожалуй. Я еще покопаюсь в книгах.

Нина. А нам что, на метро ехать?

Вика (заходит). Я не против. Зайдем по пути в Макдональс. Перекусим.

Нина. Нищие что ли?

Вика. Ну, как знаете. Ругайтесь дальше. Я поехала тогда.

Нина. Подожди. Я еду с тобой.

Сцена шестая

Школа. Класс, где учится Вика. На доске полустертое задание по русскому языку. За столом сидит Полина. Она проверяет тетради, когда в класс входит Максим.

Максим. Полина Павловна, можно?

Полина. Да, да, входите, Максим Михайлович.

Максим (садится за первую парту напротив Полины). Вы меня вызвали? Странно. Могли бы в менее официальной обстановке, наверное, поговорить. Вы же почти родственница.

Полина. В том-то и дело, что не надо бы об этом в вашем доме говорить.

Максим. Пригласили бы к себе.

Полина. Шутите? Вам на машине два часа добираться. После работы. Больше в пробках простоите, чем поговорим.

Максим. Понятно. Напрочь отказываетесь в гости приглашать.

Полина (смущается). Что вы, что вы… Но, если честно, я боюсь, что вам не понравится. Я же скромно живу. На съемной квартире. Ни ремонта, как хочешь, сделать, ни мебели по вкусу купить.

Максим. Только это смущает?

Полина. Да разговор пустяковый. А так придется в него Рому посвятить. Он и так к сестре неважно относится, а тут такое дело…

Максим. Вы о Нине?

Полина. Да. Меня Вика попросила отдать вам результаты теста и анкеты. Сказала, что мама сильно переживает. И не хочет, чтобы эти бумаги попали в руки чужих людей.

Максим. Что, настолько все плохо?

Полина. Да вы сами знаете, ничего страшного в анкетах нет. Но Вика очень просила. По этическим соображениям я обязана отдать вам все: и анкеты, и результаты игры, и заключение психолога.

Максим. Там даже заключение психолога есть? Все по-серьезке?

Полина. Не пугайтесь. Наоборот, очень положительное заключение. Что вы как отец много времени уделяете воспитанию дочери, жене помогаете…

Максим. То есть семья благополучная?

Полина. Да, да, все хорошо. Но Вика просила.

Максим. Ладно, давайте.

Полина (достает из портфеля папку А4 и передает Максиму). Я копий не делала…

Максим. Да бросьте. Все это уже похоже на нелепую комедию. У нас все хорошо.

Полина (смущается). Максим, Максим Михайлович… но я-то прочитала… и я теперь тоже в курсе.

Максим. Ты своя. Вы, простите, Полина, своя. Господи, официальные помещения заставляют говорить, как на трибуне.

Полина. Я гарантирую, что никто, кроме меня и психолога, полностью документы не видел. А психолог у нас из герценовского университета, у нее таких занятий по Питеру — каждый день…

Максим. Да что же вы меня все пугаете?

Полина. Я не пугаю, я хочу заверить, что ваши семейные дела не станут предметом обсуждения… Вика сказала, что именно это Нину напрягает.

Максим. Понятно. То есть внутренние терки по этим опросам не просматриваются?

Полина. В том-то и дело, что просматриваются.

Максим. Но психолог же поставил хорошую отметку?

Полина. Да. Вам. Тебе.

Максим. А Нине?

Полина. Нине надо бы к психологу походить. Но теперь уже не надо.

Максим. Что значит, иметь в органах своего человека…

Полина. Максим, я постоянно не понимаю, когда вы шутите, когда вас что-то задевает… Так-то я умею с родителями общаться. Но наш случай исключительный. У меня первый раз в классе близкие мне люди учатся. Я не очень уверена, что поступаю верно и говорю правильные вещи.

Максим. Вот это и здорово, что говорите не правильные, а те вещи, о которых надо говорить.

Полина. Если честно…

Максим. Давай так и договоримся — всегда честно.

Полина. Если честно, я вас немного побаиваюсь.

Максим. Я такой страшный или вы что-то там такое вычитали между строк?

Полина (улыбается). Вот. Вы меня насквозь видите.

Максим. Ты, ты видишь.

Полина. Хорошо. Ты видишь.

Максим. Ну, и? Прочитав эти глупые бумажки, каким ты меня теперь видишь?

Конец ознакомительного фрагмента.