Репутация

Лекс Краучер, 2021

Джорджиана Эллерс вынуждена жить со своими строгими тетей и дядей и посещать скучные светские мероприятия. На особенно занудной вечеринке она сталкивается с загадочной Фрэнсис Кэмпбелл, богатой аристократкой, чья жизнь кажется ей пределом всех мечтаний: эксцентричные друзья, пылкие поклонники, куча денег и свобода выбора. Под руководством Фрэнсис Джорджиана открывает для себя новый мир высшего общества, полный пьяного разврата, свободных отношений и бравой вседозволенности.

Originally published in the English language in the UK by Bonnier Zaffre, an imprint of Bonnier Books UK Limited, London.

The moral rights of the Author have been asserted

Text copyright © 2021 by Lex Croucher

© Мельникова М. М., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2022

* * *

Посвящается Джейн Остин.

Извини, Джейн

Глава 1

Все началось на званом вечере — почти все интересное начинается на званых вечерах.

Званый вечер, о котором пойдет речь, был, спору нет, не из блестящих. Ужин подали определенно скудный. Человек, нанятый играть на альте, причинял инструменту одни страдания. Из-за недостатка свечей — сугубо по причине хозяйского недосмотра, а вовсе не из-за финансовой неспособности обеспечить освещение — в комнатах царила пугающая полутьма.

«Как романтично!» — великодушно воскликнула миссис Бёртон несколькими часами ранее, когда она с племянницей совершала гранд-тур по дому и едва избежала лобового столкновения со служанкой, несущей на подносе разбавленный пунш; та ловко уклонилась в сторону и мгновение спустя растворилась в сумраке.

Романтикой тут и не пахло. Тетя обещала вечер, наполненный искусными танцами, нежными дружескими прикосновениями, а также обилие достойных холостяков с сияющими пуговицами на мундирах и щегольскими усиками. Вместо того чтобы наслаждаться всем вышеперечисленным, Джорджиана сидела в мрачной нише в пустом коридоре, завязывала и распускала узелки на своей второй после лучшей ленте и с тоской думала о похоронном обряде викингов.

Древнескандинавских воинов часто клали на погребальный костер в ладье, наполненной их личным имуществом. Об этом обычае девушка прочла в одной из дядиных книг, и чуть ранее на неделе она долго и оживленно болтала о нем за ужином, пока ела картошку.

Джорджиана только начала рассказывать о том, что жены и рабы отправлялись в мир иной вслед за своим господином, как миссис Бёртон неожиданно властным жестом хлопнула рукой по столу и воскликнула:

— Ты уже все сказала, Джорджиана?

Девушка подняла глаза от тарелки с картошкой и обнаружила, что тетино лицо превратилось в маску абсолютного ужаса.

— Простите, миссис Бёртон, но если вы только позволите мне закончить… Я думаю, жены и рабы были не прочь отправляться вслед за викингами в мир иной. Древние скандинавы верили в некое подобие рая. Если завтра мистер Бёртон споткнется на утренней прогулке и раскроит себе череп, ударившись о камень, разве вам не захочется последовать за ним? Если рай такой чудесный, как все говорят, это будет словно курорт. Вы так ждете сентября, чтобы поехать в Сент-Айвс, вот и получится, что вы как будто отправляетесь туда пораньше. Разве вы бы не бросились на погребальный костер ради того, чтобы завтра оказаться в Сент-Айвсе?

Оказалось, что миссис Бёртон не бросилась бы на погребальный костер. И викинги были исключены из списка тем для светской беседы.

За те тринадцать дней, что Джорджиана успела провести у дяди с тетей, она узнала о них больше, чем за все двадцать лет своей жизни. Она довольно быстро уяснила, что Бёртоны, люди весьма добрые и любезные, были при этом великими умельцами заполнять свои дни всевозможными мелкими домашними делами, которые не доставляли Джорджиане никакого удовольствия. Любое предложение выбраться на свежий воздух или заняться чем-нибудь, хотя бы самую малость отдающим волнением или забавой, отметалось, сопровождаемое торжественным заявлением: пока еще надо помочь ей «укорениться».

Джорджиане казалось, что она уже укоренилась до такой степени, что, заставь ее кто-то укорениться еще сильнее, она потеряет всякую чувствительность и превратится в составную часть дома — человеческий эквивалент несущей балки. Совсем недавно ей пришлось целый день провести в своей новой и довольно тесной спальне за вынужденной примеркой всех имевшихся у нее предметов одежды, пока миссис Бёртон и застенчивая горничная Эммелина проверяли их на предмет необходимой починки и переделки. К тому времени, как они вынесли вердикт последней ночной сорочке, Джорджиана вконец извелась, обозлилась и в глазах ее начало посверкивать безумие.

Вне всякого сомнения, миссис Бёртон полагала, что процедура должного «укоренения» требует длительного периода скуки и одиночества, настолько мучительных, чтобы подвергнутый им субъект пал духом и оттого сделался не в состоянии бунтовать против устоявшейся в доме рутины и лишь снова и снова перечитывал рекламные объявления в местной газете, укладывал сотни вышивальных игл по размеру или обсуждал грядущий обед на три персоны так, словно накормить предстояло пять тысяч человек. Утро, когда соседская лошадь сбежала из стойла и носилась по саду кругами, обалдев от внезапно обретенной свободы, так ярко сверкнуло среди серых будней Джорджианы, что она тешила себя воспоминаниями о нем еще несколько дней.

В романах новая жизнь начиналась не так, а романов Джорджиана прочла немало. Две недели назад она втащила в дом Бёртонов сундук в два раза тяжелее себя, набитый привезенными из дома томами, с которыми не смогла расстаться. Во всех известных ей книгах героиня, переехав в новый город, новую усадьбу или новый замок, тут же либо погружалась в водоворот отчаянных приключений, либо терялась на зловещих пустошах, либо падала без чувств в объятия случайно проходящего мимо — и очень красивого! — джентльмена.

И уж точно ни в одной книге героине не приходилось две недели кряду пялиться на сырое пятно на потолке гостиной, гадая, на что оно больше похоже — на человека, споткнувшегося о табуретку, или на сову, играющую в бильярд.

Джорджиана замучила тетю просьбами хоть куда-нибудь выбраться и теперь полагала, что этот званый вечер — ее наказание. Она уже почти час пряталась в нише, сожалея о том, что не додумалась взять с собой ничего почитать. Из своего укрытия Джорджиана могла с удобством наблюдать за перемещениями гостей, шаркающих из столовой в гостиную, и ловить обрывки их разговоров. К сожалению, хозяева дома, Гэдфорты, похоже, водили знакомство только с особами старше сорока пяти лет и без малейшего проблеска индивидуальности. Джорджиана успела подслушать, как две совершенно разные группки людей вели один и тот же разговор о том, какого цвета шторы в столовой, красного или лилового, и какой вариант явственнее свидетельствует об отсутствии вкуса. В обоих случаях все вовлеченные в беседу лица сошлись на том, что оба варианта неподобающие, но, поскольку в данный момент для окончательного выяснения вопроса слишком темно, надо будет изучить предмет повторно — попозже, в более подходящий день.

— Сливовые они, — пробурчала Джорджиана себе под нос, когда последняя компания знатоков домашнего убранства неторопливо удалилась на достаточное расстояние, и потянулась за своим бокалом.

— Глупости! Они скорее винного цвета.

Эта реплика прозвучала так близко, что от неожиданности Джорджиана в ту же секунду опрокинула бокал. Чувствуя, как непригодный для питья пунш миссис Гэдфорт стремительно пропитывает платье и нижнюю юбку, она обернулась в поисках источника голоса.

Девушка устроилась в нише рядом с гипсовой псевдогреческой колонной; несомненно, кто-то еще мог уже какое-то время незаметно для нее занимать соседнюю нишу. Джорджиана услышала шорох юбок, увидела, как на колонну легла тонкая рука, и, не задумываясь, подвинулась, позволяя непрошеной собеседнице-единомышленнице сесть рядом.

В тусклом свете Джорджиана разглядела стройную фигуру, смуглую кожу и хитроумно зачесанные наверх густые, черные, курчавые волосы. От незнакомки исходил крепкий цветочный аромат, а когда она протянула для пожатия изящную ладонь, Джорджиана заметила, как сверкнули драгоценные камни и блеснуло золото.

— Фрэнсис Кэмпбелл, — любезно представилась девушка и, прежде чем Джорджиана успела что-то ответить, продолжила: — Это, бесспорно, худший вечер из всех, на которых мне доводилось присутствовать. Подозреваю, что, случись здесь что-то хотя бы отдаленно увлекательное, все попадают на пол от душевного потрясения.

— Я Джорджиана, — улыбнулась Джорджиана. — Эллерс.

— Вот как! А меня здесь вообще не должно было быть, но мой отец продал картину этим жутким людям, Гэдфортам. Они были просто вне себя, всё твердили, какой это восторг и какая чудесная дружба у нас, как они надеются, завяжется. Картина была отвратительная — отцу не терпелось от нее избавиться, она досталась ему в наследство за все его грехи. Но, полагаю, здесь она отлично впишется… во все это. — Фрэнсис махнула рукой на безобразные колонны.

— Они Гэдфорты, — сообщила Джорджиана, недоумевая, почему вдруг у нее не получается говорить ни о чем, кроме имен.

Фрэнсис Кэмпбелл, кажется, ничего не заметила. Она опустила руку и тут же отдернула:

— Но что, во имя всего святого, случилось с вашим платьем? — Джорджиана ухитрилась совершенно забыть об опрокинутом бокале, но Фрэнсис, судя по всему, попала пальцами прямо на мокрое. — Надеюсь, это было не ваше любимое. Еще одна несчастная жертва подлого пунша. Ну, не печальтесь, попробуйте-ка этого.

Джорджиана поднесла к губам протянутую ей фляжку без единого вопроса, словно зачарованная. И поперхнулась, когда горло обожгло нечто гораздо крепче пунша.

— Это коньяк. Ужас, правда? — весело заметила Фрэнсис, пока Джорджиана кашляла. — Выпейте еще.

Джорджиана выпила.

Она еще никогда не встречала человека, способного произвести столь блистательное впечатление за столь короткий срок. Она была знакома с Фрэнсис Кэмпбелл меньше минуты, однако уже со страхом ждала мига, когда та выскользнет из ниши и оставит ее коротать вечер в одиночестве. Фрэнсис, разумеется, не была отчаянной авантюристкой или изъездившей полмира аристократкой, но Джорджиана сразу же поняла, что перед ней Главная Героиня.

— Просто не верится, что у них хватило наглости назвать это званым вечером. — Фрэнсис яростно жестикулировала свободной рукой, а в другой руке сжимала фляжку с коньяком, которую забрала у Джорджианы. — Веселье здесь, как на собачьих похоронах. И почему такая темень? Какое-то время назад я чуть не вывалилась в окно, споткнувшись о собственный подол, а потом подумала: а ведь это с учетом обстоятельств было бы предпочтительнее. Первый этаж все-таки.

Джорджиана хрюкнула от смеха, немедленно устыдившись столь неприличного звука.

— А вас кто сюда притащил?

— Хм… — Джорджиана прочистила горло. Она весь вечер общалась лишь посредством скромных кивков, и голос звучал хрипло. — Я живу у своих дяди и тети, у Бёртонов. Полагаю, они давно дружат с Гэдфортами. Они чудесные, эти Бёртоны, — поспешно добавила она, заметив, как дрогнула темная бровь Фрэнсис. — Но я не разделяю их предпочтений в области увеселений. Поверьте, попадись мне окно, вы бы сейчас наблюдали меня в виде далекой точки, все стремительнее несущейся вниз по склону холма.

Фрэнсис рассмеялась. Она забрала у Джорджианы пустой бокал, наполнила коньяком, вернула и подняла свою фляжку для тоста:

— За наши чудовищные семьи и за бесконечное множество куда более веселых празднеств, которые мы в этот самый миг пропускаем! Пусть же наши друзья учинят неслыханный кутеж вместо нас.

Джорджиана не считала Бёртонов совсем уж чудовищными, а ни на какое празднество получше попасть никак не могла, поскольку в настоящее время испытывала прискорбную нехватку связей, однако упоминать об этом в тот момент ей показалось грубым, и она коснулась своим бокалом фляжки и сделала большой глоток.

Издав утомленный вздох, Фрэнсис приникла к колонне, словно в мире и вправду не было большей муки, чем вытерпеть посредственное светское мероприятие:

— Утешает меня во всем этом лишь то, что хозяйка дома — поистине персонаж. Вы видели ее платье? Сплошь розовый атлас и неудобный корсет. Она похожа на клубничное бланманже, которое кто-то ухватил и сжал. Воображаю, как позже вечером мистер Гэдфорт будет натирать ее гусиным жиром, чтобы вызволить из этого наряда.

Джорджиана захихикала. Щеки у нее раскраснелись, а голова кружилась от оказываемого ей внимания и коньяка, который, похоже, раззадорил Фрэнсис. Последняя как раз принялась расписывать усы мистера Гэдфорта: «Вам приходилось видеть белку, растоптанную лошадью?» — когда в гостиной постучали вилкой о бокал и гул голосов смолк — верный признак того, что кто-то собирался произнести речь.

Скорчив гримасу, Фрэнсис поднялась на ноги, разгладила складки платья и ловко спрятала фляжку в ридикюль:

— Пойдемте. Сейчас мистер Гэдфорт начнет лить слезы радости и предлагать моему отцу свое бренное тело и бессмертную душу в благодарность за эту чертову картину, а мне надо будет улыбаться, делать реверансы или хотя бы удерживать этого Гэдфорта, когда ему вздумается начать целоваться взасос.

Фрэнсис взяла Джорджиану под руку, и они вернулись к гостям. Взглянув на двух девушек, любой счел бы, что их связывает давняя сердечная дружба.

Мистер и миссис Гэдфорт стояли прямо перед тем, что, судя по всему, было «чертовой картиной», сияя улыбками и сжимая наполненные до краев бокалы в потных ладонях. Джорджиана не могла не видеть бедную миссис Гэдфорт ровно такой, какой ее описала Фрэнсис, и прикусила губу, чтобы не рассмеяться, когда хозяйка дома неловко поправила лиф, заставив грудь оптимистично устремиться ввысь. Фрэнсис тоже засмеялась, не предприняв ни малейшего усилия, чтобы скрыть свое веселье, после чего высвободила руку, шутливо отвесила Джорджиане короткий прощальный поклон и отправилась в другой конец комнаты к паре, бывшей, судя по всему, мистером и миссис Кэмпбелл.

Внезапно почувствовав себя беззащитной без новой подруги или родственника, за которого можно было бы спрятаться, Джорджиана отступила к задней стене, а мистер Гэдфорт тем временем прочистил горло и начал говорить. Джорджиана не уловила ни слова из этого наверняка ужасающего монолога — она рассматривала Кэмпбеллов.

Отец Фрэнсис был красавцем: высокий, бледный и широкоплечий, темные волосы и усы аккуратно причесаны. Держался он внушительно, почти по-военному, и легкая улыбка, в которой застыли его губы, хоть и дрогнула немного, когда речь мистера Гэдфорта сделалась громче и патетичнее, однако никуда не исчезла. Его супруга также отличалась высоким ростом и яркой внешностью, но, в отличие от крепко сложенного мистера Кэмпбелла, была худощава и весьма темнокожа. Джорджиана решила, что миссис Кэмпбелл родом из Африки или, может быть, Вест-Индии — вне всякого сомнения, из краев, где куда солнечнее, чем в Англии. На первый взгляд, никто не обращал на нее особого внимания, но, присмотревшись, Джорджиана заметила, что джентльмен, стоявший в нескольких футах от миссис Кэмпбелл, то и дело бросал на нее взгляды, а служанка с полным напитков подносом таращилась на женщину, не стесняясь. Миссис Кэмпбелл была одета в платье из роскошного темно-синего шелка, густые, тугие черные кудри со знанием дела уложены и заколоты, ожерелье на ее шее украшали — ошибиться было невозможно — настоящие бриллианты.

Но сколь бы впечатляюще ни выглядели супруги Кэмпбелл, они не могли сравниться со своей дочерью.

Теперь Джорджиана могла как следует ее рассмотреть, поскольку миссис Гэдфорт определенно сосредоточила в гостиной весь свой свечной фонд. Платье Фрэнсис было простого кроя, однако столь тщательно украшено драгоценностями, что его обладательница будто бы вся сияла каждый раз, когда на нее падал свет. Щеки девушки заливала краска — вероятно, она казалась свежим румянцем юности гостям, не подозревающим, что эффект достигнут за счет изрядного коли чества французского бренди. Нечто в ее глазах — золотисто-карих, удивительно ярких на фоне кожи цвета темного янтаря — намекало на то, что Фрэнсис думает о чем-то чрезвычайно забавном. Все в ней, от лент в волосах до манеры себя держать, говорило о невероятном богатстве и его спутнице — врожденной элегантности. Джорджиана мгновенно ощутила, что недостойна такой компании, но вместе с этим ощущением пришло — и пересилило его — отчаянное желание каким-то образом добиться расположения Фрэнсис и завоевать ее дружбу.

Мистер Гэдфорт тем временем определенно подбирался к кульминации своей речи.

— Эта прекрасная картина — это утонченное произведение искусства — придала завершенность нашему жилищу, и всякий раз, глядя на нее, я буду с любовью вспоминать моего невероятно доброго друга, высокоуважаемого лорда Кэмпбелла.

Джорджиана вздрогнула, едва не расплескав свой бокал второй раз за вечер, и вновь бросила благоговейный взгляд на родителей Фрэнсис — как оказалось, не мистера и миссис Кэмпбелл, а лорда и леди Кэмпбелл. Затем она перевела глаза на Фрэнсис, которая уже откровенно усмехалась, глядя на мистера Гэдфорта. Тот, подняв свой бокал, благодушно улыбнулся ей в ответ, полагая, что является участником веселья, а не его незадачливым объектом.

Речь завершилась вежливыми аплодисментами, и в животе Джорджианы что-то неприятно сжалось. Если Фрэнсис с родителями сейчас сбегут, это положит конец короткой, яркой передышке в ее унылой жизни с Бёртонами. Если ей придется выдержать еще одну неделю нескончаемых рассуждений о плотности ткани шалей или правильном выращивании репы, она совершенно точно лишится рассудка. Фрэнсис уповала на будущее, наполненное остроумными разговорами, достойными собеседниками и изысканными приемами, с которых никто не мечтает спастись, скатившись по склону холма и приземлившись в канаву с застоявшейся водой. Фрэнсис казалась началом истории, которую Джорджиана безумно хотела дочитать до конца.

Когда повсюду в гостиной загудели голоса и светское общение возобновилось, у нее не хватило смелости отправиться выяснять, осуществили ли Кэмпбеллы свой элегантный выход. Голова у Джорджианы закружилась от облегчения, когда прохладная ладонь коснулась ее руки.

— Вы так одиноко здесь стояли, — сказала Фрэнсис, — словно кто-то завлек вас и бросил. Пойдемте, познакомьтесь лучше с моими родителями.

И она повела Джорджиану в другой конец комнаты.

— Вы проводите в наших краях лето, мисс Эллерс? — спросила леди Кэмпбелл, когда с формальной частью знакомства было покончено.

— В некотором смысле да, леди Кэмпбелл, хотя, может статься, продержусь подольше, — ответила Джорджиана, старательно изображая, как ей хотелось верить, легкий шутливый тон, словно обстоятельства, в которых она оказалась, лишь слегка ее забавляли. — Моей матери нездоровится, поэтому она и мой отец перебрались на побережье, чтобы дышать свежим воздухом. Они решили, что для меня будет лучше не отрываться от цивилизации. Мои дядя и тетя — Бёртоны — были так добры, что приютили меня. Они живут сразу за восточным мостом.

Местоположение дома Бёртонов — слишком близкое к городу для внушительного имения, но при этом слишком далекое от модных районов — достаточно ясно свидетельствовало об их достатке (точнее, отсутствии оного), и Джорджиана ждала, что собеседники к ней слегка охладеют. Ее опасения оказались напрасны: Кэмпбеллы, похоже, принадлежали к разряду, который тетя именовала «порядочные, деликатные люди», что означало «люди, которые не станут открыто насмехаться над другими из-за их финансового положения», и они просто вежливо поинтересовались здоровьем Бёртонов.

Миссис Бёртон, что стояла чуть поодаль и позади Кэмпбеллов, не подозревая, что ее особа является предметом обсуждения, вдруг заметила, с кем разговаривает Джорджиана. Послав племяннице сдержанную вымученную улыбку, она с озабоченным видом что-то спешно зашептала на ухо мужу. Джорджиана начала подозревать, что речь идет о похоронном обряде викингов.

— Фрэнсис, милая, не могла бы ты поговорить с миссис Гэдфорт и помочь мисс Эллерс подобрать что-нибудь к ее платью? — тихо попросила леди Кэмпбелл, положив руку на локоть дочери и указав глазами на огромное пятно от пунша, о котором Джорджиана, увлекшись, совсем позабыла.

— Ну конечно! — воскликнула Фрэнсис. — Господи, а я просто стояла тут и смотрела на вас, всю в пунше и печали. Пойдемте.

Джорджиана присела в реверансе и позволила увлечь себя прочь из комнаты, лишь в начале темной лестницы заметив своей спутнице, что они движутся в направлении прямо противоположном пышному бюсту миссис Гэдфорт.

— Ах вы, душечка моя, никто и не заметит, — успокоила ее Фрэнсис. — И к тому же я умираю от желания увидеть остальной ее гардероб. Готова биться об заклад, что там уйма золотой парчи и какая-нибудь парадная шляпа с фруктами.

Коньяк делал свое волшебное дело — Джорджиана чувствовала, что должна воспротивиться, однако вместо этого почему-то охотно пошла за Фрэнсис. Снова взявшись под руки, девушки принялись искать гардеробную. В полутьме это оказалось нелегким делом, но в конце концов Фрэнсис распахнула нужную дверь и радостно захлопала в ладоши.

Присев на обитую розовым бархатом скамейку для ног, Джорджиана наблюдала, как Фрэнсис вытаскивает из шкафа одну кошмарную вещь за другой — накидку из павлиньих перьев, маску, сделанную, судя по ее виду, из кожи, серое платье с вырезом настолько низким, что человеческий сосок просто не имел возможности в него уместиться, — пока обе не рухнули без сил от смеха. Фрэнсис жестом попросила помочь ей расстегнуть сзади платье, и Джорджиана, секунду поколебавшись, принялась неловко возиться с крючками, а потом стала смотреть, как Фрэнсис исследует гардероб уже с новой целью.

— Вот, — наконец сказала она, забирая у Джорджианы фляжку, которую та даже не помнила, как взяла. — Примерьтека это.

Фрэнсис бросила Джорджиане непонятный ком ткани и выскользнула из комнаты.

Немного помедлив — платье казалось слишком объемным и безвкусным из-за обилия рюшей, — Джорджиана натянула одеяние через голову. Оставшись в комнате одна, она внезапно почувствовала себя до невозможности нелепо, но, взглянув в туалетное зеркало, обнаружила, что глуповато ухмыляется. Прическа растрепалась, и во всем облике девушки сквозила пьяная беспорядочность, какой Джорджиана никогда раньше не наблюдала у своего отражения. Неважно — все меркло в сравнении с тем, как чудесно было после двух недель одиночества наслаждаться мгновениями легкомысленной, дурашливой дружбы, пусть и вращались эти мимолетные отношения исключительно вокруг издевательств над тучной и немолодой супружеской парой.

— Миссис Гэдфорт, вы просто обворожительны, — потешным басом произнесла Фрэнсис, снова входя в комнату.

Джорджиана расхохоталась, увидев, что Фрэнсис с блеском перевоплотилась в незадачливого мужа хозяйки дома. Она где-то раздобыла парадный сюртук и цилиндр. И то и другое было ей велико, и Фрэнсис приходилось поддерживать детали туалета, иначе она рисковала в одно мгновение оказаться раздетой.

— Ах, мистер Гэдфорт, вы такой проказник, — подхватила Джорджиана нелепым фальцетом. — Съешьте же меня, как французский пудинг!

Фрэнсис с веселым хихиканьем приковыляла к Джорджиане и рухнула рядом с ней на скамейку для ног. Девушки продолжали смеяться — немного истерически, — пока Джорджиана помогала Фрэнсис нарисовать тоненькие усики сурьмой миссис Гэдфорт; когда работа над усами была завершена, Фрэнсис сняла одно из своих колец и надела на палец Джорджиане, словно свадебное.

В таком виде — усевшихся на скамейку верхом и пылко признающихся друг другу в супружеских чувствах («Мистер Гэдфорт, в сравнении с этой картиной вы подлинное произведение искусства!» — «Ах, благодарю вас, миссис Гэдфорт, и должен заметить, меня привели в восхищение слегка порнографические фигурные кусты, что вы организовали на задней лужайке»), — их и обнаружила леди Кэмпбелл.

Стоило двери отвориться, как Джорджиана застыла — от накативших стыда и ужаса она была готова воспламениться. К ее удивлению, леди Кэмпбелл не выглядела сердитой — лишь усталой.

— Умой лицо и возьми плащ, Фрэнсис, — негромко сказала она. — Отец говорит, что пора уезжать. — И, ничего не добавив, развернулась на каблуках и вышла.

Джорджиана, совершенно раздавленная и униженная, взгля нула на Фрэнсис, полагая увидеть ее в таком же состоянии, однако Фрэнсис, похоже, только рассердилась.

— Ну вот, пожалуйста. Стоит забрезжить хоть слабенькой надежде на веселье, как моя мать душит все на корню. Она ужасная зануда.

Фрэнсис стянула с себя сюртук, оставшись в одной нижней юбке, и принялась одеваться, а залившаяся краской Джорджиана стащила через голову платье миссис Гэдфорт и аккуратно повесила его обратно в гардероб. Фрэнсис оставила сюртук мистера Гэдфорта валяться на полу, отступила в сторону, словно не имела к нему вообще никакого касательства, а потом попросила назад свое кольцо.

— Как бы то ни было, надеюсь увидеть вас на следующем приеме. — Уходя, девушка помахала Джорджиане рукой. — Было приятно познакомиться, миссис Эллерс.

Снова оставшись одна, Джорджиана собрала с пола раскиданную одежду и спешно развесила по местам. Вернув в шкаф сюртук мистера Гэдфорта, она побежала на первый этаж, гадая, что подразумевала Фрэнсис под «следующим приемом», и налетела на Бёртонов.

— Господи, чем ты занималась, Джорджиана? — воскликнула тетя. — Почему ты такая красная? Ты упала? Тебе нездоровится?

— Вовсе нет, со мной все хорошо, — ответила Джорджиана и коснулась щеки тыльной стороной ладони. Щека была горячей.

— Ну что же, тогда пойдем, — сказала миссис Бёртон, рассматривая племянницу с крайним подозрением. — Твой дядя съел несвежего винограда и скверно себя чувствует. Мы едем домой.