Куда движется Англия?

Лев Троцкий

Первым из марксистов Лев Троцкий в 1925 году обратил внимание на подъем Америки и утрату роли мирового политического и экономического гегемона, которую до начала Первой мировой войны держала Великобритания и которую дважды в XX веке пыталась отвоевать Германия. Против тезиса Льва Троцкого можно возразить, что конфликт между Великобританией и США не перерос в войну. Это так: британский правящий класс, после некоторого колебания, избрал для себя роль адвоката, советника и слуги заокеанского Дяди Сэма. Закат Великобритании от этого растянулся на несколько десятков лет, но вектор развития не изменился. Изданная почти 100 лет назад книга Льва Троцкого «Куда идет Англия?» больше не переиздавалась, как в СССР – по понятным причинам, так и в современной России. В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

I. Упадок Англии

Капиталистическая Англия была подготовлена политической революцией середины XVII столетия и так называемой индустриальной революцией конца XVIII столетия^[2]. Из эпохи своей гражданской войны и диктатуры Кромвеля^[3] Англия вышла, как маленький народ, едва насчитывавший 1¹/₂ миллиона семейств. В империалистскую войну 1914 г. она вступила, как империя, насчитывающая в своих пределах пятую часть всего человечества.

Английская революция XVII века, школа пуританизма^[4], суровая школа Кромвеля, подготовила английский народ, собственно его средние классы, к дальнейшей мировой роли. С середины XVIII века мировое могущество Англии становится бесспорным. Англия господствует на океанах и на мировом рынке, создавая его.

В 1826 году один английский консервативный публицист следующими чертами живописал век индустрии:

«Эпоха, развертывающаяся пред нашими глазами, обещает стать веком индустрии… Индустрией будут диктоваться отныне международные союзы и заключаться международные дружбы… Перспективы, открывающиеся теперь перед британцами, почти превосходят границы человеческой мысли. История не имеет еще масштаба для них… Фабричная промышленность Англии производит, по всей вероятности, вчетверо больше изделий, чем все континенты, взятые вместе, а хлопчатобумажных тканей — в 16 раз больше всей континентальной Европы…» (Бер, «История социализма в Англии», стр. 303).

Колоссальный промышленный перевес Англии над остальной Европой и над всем миром составлял основу её богатства и её ни с чем не сравнимого мирового положения. Век индустрии стал вместе с тем веком мировой гегемонии Великобритании.

С 1850 по 1880 г. Англия стала промышленной школой Европы и Америки. Но этим самым подтачивалось её собственное монопольное положение. С 80-х годов начинается видимое ослабление Англии. На мировую арену вступают новые государства, в первую очередь Германия. Вместе с тем капиталистическое первородство Англии впервые обнаруживает свои невыгодные, консервативные стороны. Доктрине свободы торговли наносятся тяжкие удары немецкой конкуренцией.

Оттирание Англии с занимаемых ею позиций мирового господства явно обнаружилось, таким образом, уже в последнюю четверть прошлого столетия и породило к началу нынешнего века состояние внутренней неуверенности и брожения на верхах и глубокие молекулярные процессы революционного, по существу, характера в рабочем классе. Главное место в этих процессах занимали могущественные конфликты труда и капитала. Потрясенным оказалось не только аристократическое положение английской промышленности в мире, но и привилегированное положение рабочей аристократии внутри Англии. 1911–1913 г.г. были временем невиданных классовых битв горнорабочих, железнодорожников и вообще транспортных рабочих. В августе 1911 г. развернулась национальная, т.е. всеобщая, забастовка на железных дорогах. В те дни смутный призрак революции витал над Англией. Вожди приложили все силы, чтобы парализовать движение. Мотивом их был «патриотизм»: дело происходило во время агадирского инцидента, грозившего войной с Германией^[5]. Премьер, как ныне стало известно, пригласил рабочих вождей на тайное заседание и призвал их к спасению отечества. И вожди сделали все, что могли, укрепляя буржуазию и подготовляя тем самым империалистскую бойню.

Война 1914–1918 г.г. как бы оборвала революционный процесс. Она приостановила развитие стачечной борьбы. Приведя к разгрому Германии, она вернула, казалось, Англии роль мирового гегемона. Но уже скоро обнаружилось, что, временно задержав упадок Англии, война в действительности только углубила его.

В 1917–20 годах английское рабочее движение снова вошло в крайне бурную полосу. Стачки носили грандиозный характер. Макдональд подписывал манифесты, от которых он ныне с ужасом отвернется. Лишь к концу 1920 года движение вошло в берега, после «черной пятницы», когда тройственный союз угольных, железнодорожных и транспортных лидеров предал всеобщую забастовку. Парализованная в сфере экономического действия, энергия масс направилась в политическую плоскость. Рабочая партия выросла как бы из-под земли.

В чем состоит перемена во внешнем и внутреннем положении Великобритании?

За время войны гигантский экономический перевес Соединенных Штатов развился и обнаружился пряностью и целиком. Выход Соединенных Штатов из стадии заокеанского провинциализма сразу сдвинул Великобританию на второстепенное место.

«Сотрудничество» Америки с Великобританией есть та мирная пока форма, в которой происходит дальнейшее, все более глубокое отступление Англии перед Америкой.

Это «сотрудничество» может направляться в тот или другой момент против третьего; тем не менее, основным мировым антагонизмом является англо-американский, и все остальные антагонизмы, более острые в данный момент и более непосредственно угрожающие, могут быть поняты и оценены только на основе англо-американского антагонизма.

Англо-американское «сотрудничество» так же подготовляет войну, как эпоха реформ подготовляет эпоху революции. Именно тот факт, что Англия на пути «реформ», т.е. вынужденных сделок с Америкой, будет очищать одну позицию за другой, заставит её, в конце концов, сопротивляться.

Производительные силы Англии и, прежде всего, её живая производительная сила, пролетариат, не соответствуют более месту Англии на мировом рынке. Отсюда — хроническая безработица.

Торгово-промышленная и военно-морская гегемония Англии в прошлом обеспечивала почти автоматически связь частей империи. Новозеландский министр Ривс писал еще в конце прошлого века:

«Две вещи поддерживают теперешнее отношение колоний к Англии: 1) их вера, что политика Англии есть, главным образом, политика мира, и 2) их вера, что Англия господствует над морями».

Решающее значение принадлежало, конечно, второму условию. Утрата гегемонии над морями идет параллельно с развитием центробежных сил внутри империи. Сохранение имперского единства все больше затрудняется расходящимися интересами доминионов и борьбой колоний.

Развитие военной техники оказалось направленным против безопасности Великобритании. Рост авиации и военно-химических средств сводит на-нет величайшие исторические преимущества островного положения. Америка — этот гигантский остров, огражденный с обеих сторон океанами, — остается неуязвимой. Наоборот, наиболее жизненные центры Англии и, прежде всего, Лондон могут подвергнуться в течение нескольких часов убийственной воздушной атаке со стороны европейского континента.

Утратив преимущества неприступной изолированности, английское правительство вынуждено принимать все более непосредственное участие в чисто европейских делах и европейских военных соглашениях. Заокеанские владения Англии, её доминионы, нисколько не заинтересованы в этой политике. Их интересуют Тихий океан, Индийский, отчасти Атлантический, но ни в каком случае не Ла-Манш. Это расхождение интересов при первом, мировом толчке превратится в зияющую пропасть, в которой будут похоронены имперские связи. В предвидении этого великобританская политика парализована внутренними трениями, обречена по существу на пассивность, а, следовательно, и на ухудшение мирового положения империи.

Военные расходы должны в то же время составлять все большую и большую долю уменьшившегося национального дохода Англии.

Одним из условий «сотрудничества» Англии с Америкой является выплата гигантского британского долга Америке без надежды когда-либо получить уплачу долгов со стороны континентальных государств. Экономическое соотношение сил этим еще более изменяется в пользу Америки.

5 марта этого года Английский Банк поднял учетный процент с 4 до 5, вслед за Нью-йоркским Федеральным Банком, который повысил свой процент с 3 до 3¹/₂. В лондонском Сити^[6] очень болезненно почувствовали это резкое напоминание о денежной зависимости от заатлантического кузена. Но что поделаешь? Американский запас золота составляет приблизительно 9 миллиардов рублей, тогда как английский не превосходит 1¹/₂ миллиарда, т.е. в шесть раз меньше. В Америке — золотое обращение, тогда как Англия лишь делает отчаянные усилия, чтобы восстановить его. Естественно, если на повышение учета в Америке с 3 до 3¹/₂ Англия вынуждена откликнуться повышением с 4 до 5 процентов. Эта мера ударяет по английской торговле и промышленности, удорожая необходимые средства. Таким образом, Америка на каждом шагу указывает Англии её место, в одном случае — приёмами дипломатического нажима, в другом — мерой банковского характера, всегда и везде — давлением своего колоссального экономического перевеса^[7].

Наряду с этим английская печать с тревогой отмечает «поразительный прогресс» в различных отраслях немецкой промышленности и, в частности, в немецком судостроении. По поводу этого последнего «Таймс» от 10 марта пишет:

«Возможно, что одним из факторов, которые создают способность успешной конкуренции германских верфей, является полная трестификация материалов, — от шахты до соответственной металлической плиты, от финансового банка до розницы. Эта система не остается без последствий для заработной платы и стоимости жизни. Когда все эти силы направлены по одному и тому же пути, то поле для понижения расходов становится очень значительным».

Другими словами, «Таймс» констатирует здесь, что органические преимущества более современной немецкой индустрии снова обнаруживаются со всей силой, как только хозяйству Германии дана внешняя возможность проявить признаки жизни.

Есть, правда, указания на то, что заказ на суда сдан гамбургской верфи со специальной целью запугать трэд-юнионы и подготовить, таким образом, почву для нажима на них с целью понижения заработной платы и удлинения рабочего дня. Незачем говорить, что такой маневр более чем вероятен. Но это нисколько не ослабляет общих соображений о нерациональной организации английской индустрии и о вытекающих отсюда накладных расходах.

Вот уже четыре года, как число официально зарегистрированных безработных в Англии не понижалось ниже 1.135.000, колеблясь фактически между 1¹/₄ и 1¹/₂ миллионами. Хроническая безработица есть наиболее вопиющее обнаружение несостоятельности режима и вместе с тем его ахиллесова пята. Страхование безработных, введенное в 1920 году, было рассчитано на исключительные обстоятельства, которые должны скоро пройти. Между тем, безработица стала постоянной и страхование перестало быть страхованием, расходы на безработных совершенно не покрываются взносами заинтересованных лиц. Английские безработные — это уже не «нормальная» резервная армия, то сужающаяся, то расширяющаяся и постоянно обновляющаяся в своем составе, а некоторый постоянный общественный слой, порожденный индустрией в эпоху подъема и извергнутый ею в эпоху упадка. Это подагрический сгусток в общественном организма с дурным обменом веществ.

Председатель федерации британских индустрий (F.B.I.), полковник Уилли (Willey), заявил в начале апреля, что доход на промышленный капитал за последние два года был настолько незначителен, что не мог побуждать предпринимателей к развитию промышленности. Предприятия дают не более высокий процент, чем бумажные ценности с фиксированным доходом (государственные займы и пр.). «Наша национальная проблема — не проблема производства, а проблема сбыта». Как разрешить, однако, проблему сбыта? Нужно производить дешевле других. Но для этого нужно либо коренным образом реорганизовать промышленность, либо уменьшить налоги, либо понизить заработную плату, либо сочетать все эти три способа. Понижение заработной платы, могущее дать ничтожный результат в смысле снижения издержек производства, вызовет решительный отпор, ибо рабочие борются сейчас за повышение заработной платы. Понизить налоги невозможно, раз нужно платить долги, восстанавливать золотое обращение, поддерживать имперский аппарат да, кроме того, 1¹/₂ миллиона безработных. Все это ложится на цену продукта. Реорганизовать промышленность можно было бы только вложив свежие капиталы. Между тем, низкая прибыль толкает свободные капиталы на путь государственных и иных займов.

Стенли Мечин (Machin), председатель ассоциации британских торговых палат, заявил в те же дни, что выход из безработицы — в эмиграции. Любезное отечество говорит миллиону с лишним тружеников, что составляет с семьями несколько миллионов граждан: «Полезайте в трюм и проваливайте куда-нибудь за море!» Полное банкротство капиталистического режима признается здесь без всяких околичностей.

Внутреннюю жизнь Англии надо рассматривать в обрисованной выше перспективе резкого и все возрастающего снижения мировой роли Великобритании, которая, сохраняя еще целиком владения, аппарат и традиции мирового господства, на деле все более отодвигается на второстепенные позиции.

Крушение либеральной партии завершает столетие развития капиталистического хозяйства и буржуазного общества. Утрата мировой гегемонии завела в тупик целые отрасли английской промышленности и нанесла смертельный удар самостоятельным промышленным и торговым капиталам среднего размера — этой базе либерализма. Свобода торговли уперлась в тупик.

Между тем, внутренняя устойчивость капиталистического режима в значительной мере определяла разделение труда и ответственности между консерватизмом и либерализмом. Крушение либерализма есть обнаружение всех других противоречий в мировом положении буржуазной Англии и в то же время источник внутренней неустойчивости режима. Рабочая партия на верхах своих политически очень близка к либералам, но она неспособна вернуть английскому парламентаризму его прежнюю устойчивость, потому что сама она, в её нынешнем виде, является лишь кратковременным этапом в революционном развитии рабочего класса. Макдональд сидит еще менее прочно, чем Ллойд-Джордж.

Маркс рассчитывал в начале пятидесятых годов на то, что консервативная партия скоро сойдет со сцены и все политическое развитие пойдет по линии борьбы между либерализмом и социализмом. Это предвидение предполагало быстрый ход революционного развития в Англии и в Европе. Подобно тому, например, как кадетская партия стала у нас под напором революции единственной партией помещиков и буржуазии, так и английский либерализм растворил бы в себе консервативную партию, ставши единой партией собственности, если бы в течение второй половины XIX столетия развернулся революционный натиск пролетариата. Но предсказание Маркса было сделано как раз накануне новой эпохи бурного капиталистического развития (1851–1873). Чартизм окончательно сошел на-нет^[8]. Рабочее движение пошло по пути трэд-юнионизма. Господствующие классы получили возможность выносить наружу свои противоречия в форме борьбы либеральной и консервативной партий. Раскачивая парламентские качели справа налево и слева направо, буржуазия давала выход оппозиционным настроениям рабочих масс.

Германская конкуренция явилась первым грозным предостережением британской мировой гегемонии и нанесла ей первые серьезные удары. Свобода торговли наталкивалась на преимущества германской техники и организации. Английский либерализм был только политическим обобщением свободы торговли. Манчестерская школа^[9] заняла господствующее положение со времени буржуазно-цензовой избирательной реформы 1832 года и отмены хлебных пошлин в 1846 г.^[10] После этого в течение полувека доктрина свободной торговли казалась незыблемой программой. В соответствии с этим руководящая роль принадлежала либералам. Рабочие шли за ними в хвосте. С середины семидесятых годов начинается заминка в делах. Свобода торговли дискредитируется. Начинается протекционистское движение^[11]. Буржуазия все более охватывается империалистскими тенденциями. Симптомы разложения либеральной партии обнаружились еще при Гладстоне^[12], когда группа либералов и радикалов с Чемберленом^[13] во главе подняла знамя протекционизма и присоединилась к консерваторам. С середины девятидесятых годов торговые дела пошли лучше. Это задержало политическую трансформацию Англии. Но к началу XX столетия либерализм, как партия средней буржуазии, оказывается надломленным. Лидер его Розбери открыто становится под знамя империализма. Однако, либеральной партии, прежде чем сойти со сцены, суждено было еще раз пройти через подъем. Под влиянием явного упадка гегемонии британского капитала, с одной стороны, могущественного революционного движения в России — с другой, в Англии развернулось политическое оживление рабочего класса, которое, направляясь на создание парламентской рабочей партий, в первый момент понесло полую воду на мельницу либеральной оппозиции. Либерализм снова приходит к власти в 1906 году. Но этот его подъем, по самому существу, не может быть длительным. Политическая линия пролетариата ведет к дальнейшему росту рабочей партии. До 1906 г. представительство рабочей партии возрастало более или менее одновременно с либеральным представительством. После 1906 г. рабочая партия стала явно расти за счет либералов.

Формально либеральная партия, через Ллойд-Джорджа, возглавляла войну. По существу империалистская война, от которой Англию не оградил священный режим свободной торговли, должна была неминуемо укрепить консерваторов, как более последовательную партию империализма. Этим окончательно подготовлены были условия для выхода на сцену рабочей партии.

Беспомощно вертясь вокруг вопроса о безработице, ежедневник рабочей партии «Дэйли Геральд» делает из приведенных нами выше капиталистических признаний тот общий вывод, что так как английские капиталисты предпочитают давать деньги взаймы иностранным правительствам, вместо того, чтобы расширять производство, то английским рабочим ничего не остается, как производить без капиталистов. Вывод, вообще говоря, правильный; но делается он вовсе не для того, чтобы побудить рабочих прогнать капиталистов, а для того лишь, чтобы подтолкнуть капиталистов на путь «прогрессивных усилий». На этом, как увидим, держится вся политика рабочей партии. Веббы пишут для этой цели книги, Макдональд произносит речи, редакторы «Геральда» поставляют ежедневные статьи. Между тем, если эти жалкие запугивания и действуют на капиталистов, то в прямо противоположном направлении. Каждый серьезный английский буржуа понимает, что за бутафорскими угрозами вождей рабочей партии скрывается действительная опасность со стороны глубоко растревоженных пролетарских масс. Именно поэтому умный буржуа делает тот вывод, что не нужно увязывать новые средства в промышленности.

Страх буржуазии перед революцией не всегда и не при всяких условиях является «прогрессивным» фактором. Так, не может быть никакого сомнения, что английское хозяйство получило бы гигантские выгоды от сотрудничества Англии с Россией. Но это предполагает большой план, широкий кредит, приспособление значительной части английской промышленности к нуждам России. Помехой этому является страх буржуазии перед революцией, неуверенность капиталистов в завтрашнем дне.

Боязнь революции до тех пор толкала английских капиталистов на путь уступок и преобразований, пока материальные возможности английского капитализма были неограниченными или казались таковыми. Толчки европейских революций всегда очень явственно сказывались на общественном развитии Англии; они приводили к реформам до тех пор, пока английская буржуазия, благодаря своему мировому положению, сохраняла в своих руках гигантские ресурсы маневрирования. Она могла легализовать трэд-юнионы, отменять пошлины на хлеб, повышать заработную плату, расширять избирательные права, вводить социальные реформы и пр., и пр. При нынешнем, в корне изменившемся мировом положении Англии угроза революции уже не способна толкать буржуазию вперед, наоборот, она парализует последние остатки её промышленной инициативы. Сейчас нужны не угрозы революцией, а сама революция.

Все перечисленные выше факторы и обстоятельства имеют не случайный и не скоропреходящий характер. Они развиваются в одном и том же направлении, систематически ухудшая международное и внутреннее положение Великобритании и придавая ему характер исторической безвыходности.

Противоречия, подтачивающие социальный организм Англии, будут неизбежно обостряться. Мы не собираемся предсказывать, каков будет темп этого процесса, но, во всяком случае, он будет измеряться годами, в крайнем случае — пятилетиями, но никак не десятилетиями. Общая перспектива такова, что приходится, прежде всего, поставить себе вопрос: успеет ли в Англии сложиться коммунистическая партия, достаточно сильная, достаточно связанная с массами, чтобы сделать в нужный момент все необходимые практические выводы из обостряющегося кризиса? В этом вопросе сейчас резюмируется судьба Англии.

Примечания

2

Политическая революция XVII века и индустриальная революция XVIII века. Еще в начале XVII века стали обостряться отношения между парламентом и королевской властью. Трения происходили главным образом вследствие отказа депутатов утверждать военные кредиты на ведение беспрерывных войн. Правительство пыталось изыскивать средства помимо парламента, что вызвало сильную оппозицию со стороны большинства депутатов. В 1629 г. король распускает парламент, который уже не созывался до 1640 г. Этот период ознаменовался жестокими гонениями на противников короля, подавлением восстания в Ирландии и т. д. В 1640 г. вспыхнуло восстание в Шотландии, для подавления которого потребовались большие средства, и король был вынужден созвать парламент. Этот парламент, прозванный «Долгим», вступил в резкую оппозицию к королю. В 1642 г. король пытается совершить переворот и требует от парламента выдачи 5 депутатов. В ответ на это в Лондоне начинаются волнения, особенно среди торговой части населения, и король бежит из столицы. В завязавшейся борьбе между королем и парламентом, в которой на сторону последнего встало городское торгово-промышленное население, а на сторону короля — дворянство и высшее духовенство, победа осталась за парламентом. В этой борьбе огромную роль сыграл Оливер Кромвель, опиравшийся на мелкую буржуазию города и деревни. После смерти Кромвеля и непродолжительного управления страной его сына Ричарда вновь избранный парламент принимает решение о восстановлении королевской власти; начинается эпоха реставрации (1660 г.) Однако и этот реакционный парламент продолжает борьбу с неограниченной королевской властью. В 1688 г. происходит восстание вигов, и король, не оказав никакого сопротивления, бежит во Францию. Так совершилась вторая революция, названная буржуазными историками «славной» в отличие от первой революции, которую они прозвали «великой смутой». Новому королю Вильгельму III был предъявлен знаменитый билль о правах, которым устанавливалось безусловное господство законов, изданных парламентом; королю разрешалось содержать армию только с утверждения парламента, обеспечивалась свобода слова и петиций и т. д. Этот билль, являвшийся в тогдашних условиях победой аристократии и дворянства, означал в то же время падение абсолютизма и открывал путь для будущего развития английской буржуазии. Если в 1688 г. «славная» революция могла без кровопролития установить более либеральный режим, то, разумеется, только благодаря «великой смуте». Политические последствия «славной революции» не заставили себя долго ждать.

«Новым исходным пунктом, — говорит Энгельс, был компромисс между развивающейся буржуазией и некогда феодальными крупными землевладельцами. Хотя последние тогда, как и сейчас, назывались аристократами, но они уже давно находились на пути к тому положению, какое значительно позже занял Луи-Филипп во Франции: именно, к положению первых буржуа нации. К счастью для Англии, старые феодальные бароны уничтожили друг друга в войнах между белой и алой розой. Их наследники — хотя большей частью и отпрыски тех же старинных фамилий — происходили, однако, из столь отдаленных боковых линий, что они составили совершенно новую корпорацию; их привычки и стремления отличались гораздо более буржуазным характером, чем феодальным; они прекрасно знали цену денег и быстро принялись вздувать земельную ренту, вытесняя своими овцами сотни мелких арендаторов…» «Точно так же всегда находилась часть крупных землевладельцев, которая из экономических или политических соображений готова была к совместной деятельности с руководителями финансовой и индустриальной буржуазии». (Энгельс, «Об историческом материализме», сборн. «Исторический материализм», ГИЗ, 1924, стр.126).

Индустриальная революция XVIII в., превратившая Англию из земледельческой страны в промышленную, была подготовлена быстрым ростом внешней торговли и общим увеличением товаро-производительности города и деревни. Ручной труд, цеховые ограничения, феодальная система — все это задерживало процесс роста производительных сил. Одновременно с развитием городской промышленности, в сельском хозяйстве шел быстрый процесс превращения пахотных земель в пастбища. Землевладельцы начали усиленно заниматься чрезвычайно прибыльным для них скотоводством и продажей шерсти. Могучим толчком к созданию фабричной промышленности послужил целый ряд изобретений, из которых наиболее важным является паровая машина (изобретена Джемсом Уаттом в 1776 г.). Хозяйственная революция выдвинула на первый план торгово-промышленную буржуазию. — Ред. (так помечены примечания редакции 1925 года)

3

Кромвель (1599–1658) — лорд-протектор Англии, выдающийся политический деятель в эпоху Великой Английской Революции (1640–1659). В Долгом парламенте Кромвель был в первых рядах оппозиции. Будучи непримиримым врагом монархии Стюартов, Кромвель выдвинулся как один из руководителей революционно-религиозной партии индепендентов. В наступившей гражданской войне Кромвель проявил себя талантливым полководцем. Победы его армии сделали имя Кромвеля чрезвычайно популярным в стране. Будучи главным руководителем революционной армии, он беспощадно подавляет все монархические выступления. После казни короля Карла I, Кромвель распускает в 1653 г. Долгий парламент, протестовавший против дальнейших революционных мероприятий, и получает титул лорда-протектора. Созвав новый парламент, он, однако, вскоре распускает и его — теперь уже за слишком радикальные требования. Сделавшись фактическим диктатором Англии, Кромвель возбуждает против себя как сторонников монархии Стюартов, так и крайних левых, недовольных единоличной политикой Кромвеля. Против тех и других Кромвель вел ожесточенную борьбу. За период его господства Англия расширила свои владения и выдвинулась в первый ряд европейских держав. Со смертью Кромвеля заканчивается период Великой Английской Революции. После его смерти и менее чем годичного правления его сына Ричарда королевская династия Стюартов была восстановлена. — Ред.

4

Пуританизм — религиозно-политическое движение, возникшее в Англии в середине XVI века и поднявшее борьбу против официальной английской церкви за полное очищение христианской веры от остатков католицизма. Пуританизм боролся с церковной обрядностью и требовал полного отделения церкви от государства. Английское правительство подвергало пуритан систематическим преследованиям. Главную массу составляли торговцы, ремесленники, мелкие буржуа. В революции XVII в. пуритане сыграли решающую роль. Они составили основное ядро революционной армии, которая боролась за установление республики. После реставрации королевской власти политическая роль пуританизма заканчивается, он отходит от политической борьбы и продолжает существовать исключительно как религиозная секта. — Ред.

5

Агадирский инцидент — произошел в июле 1911 г. на почве столкновения германских и французских интересов в Марокко. Франция, значительно усилившая свое влияние в Марокко, решила, вопреки прежним договорам с Германией, окончательно превратить Марокко в свою колонию, для чего послала туда войска и заняла ряд важнейших городов. Германия, имевшая в Марокко крупные экономические интересы, объявила, что пошлет в порт Агадир (в юго-западном Марокко) военное судно, якобы для защиты германских подданных от царящей в стране анархии. В сущности же этот шаг был военной демонстрацией Германии против Франции. В результате между Германией и Францией чуть не началась война. Англия и Россия заявили, что они готовы в случае войны оказать Франции вооруженную поддержку. Ввиду противодействия Англии Германия, обремененная к тому же финансовым кризисом и недостаточно подготовленная к войне, отказалась от своих территориальных требований в Марокко и решила удовлетвориться экономическими уступками и возмещением в виде других частей Африки. Кризис закончился договором от 4 ноября 1911 г., по которому Франция получила протекторат над Марокко и часть верхнего Камеруна, а Германия приобрела взамен кусок французского Конго и равные с Францией экономические права в Марокко. — Ред.

6

Сити — часть Лондона, в которой помещаются биржа и все крупнейшие банки и торговые предприятия Англии. Лондонский Сити являлся до войны центром мирового денежного рынка. — Ред.

7

С того времени, как была написана наша работа, английское министерство приняло ряд мер законодательного и банковски-финансового характера, обеспечивающих переход к золотой валюте. Мы имеем здесь как бы «крупную победу» английского капитализма. На самом деле, ни в чем упадок Англии не выражается ярче, как в этом финансовом достижении. Англия вынуждена была совершить эту дорогостоящую операцию под давлением полновесного американского доллара и финансовой политики своих собственных доминионов, которые все более ориентировались на доллар, поворачивая спину фунту стерлингов. Совершить последний скачок к золоту Англия не смогла без крупной финансовой «помощи» Соединенных Штатов. Но это значит, что судьба фунта стерлингов попадает в непосредственную зависимость от Нью-Йорка. Соединенные Штаты получают в свои руки могущественное орудие финансовой репрессии. За эту зависимость Англия вынуждена платить высоким процентом. Высокий процент ложится на хворающую и без того промышленность. Чтобы препятствовать экспорту своего золота, Англия вынуждена подсекать экспорт своих товаров. В то же время она не может отказаться от перехода к золотой валюте, не ускоряя своего упадка на мировом рынке капиталов. Это фатальное стечение обстоятельств вызывает чувство острого недомогания у правящих кругов Англии и порождает злое, но бессильное ворчание самой консервативной печати. «Дэйли Мэйль» пишет:

«…Принимая золотой базис, английское правительство дает возможность федеральным банкам (практически находящимся под влиянием правительства Соединенных Штатов) в любой момент инсценировать в Англии денежный кризис… Английское правительство подчиняет всю финансовую политику своей страны чужой нации… Британская империя отдается в заклад Соединенным Штатам». «Благодаря Черчиллю, — пишет консервативная газета, Дэйли Экспресс», — Англия подпадает под пяту американских банкиров». Еще решительнее выражается «Дэйли Кроникл»: «Англия фактически низводится на положение сорок девятого штата Америки».

Ярче и выразительнее сказать нельзя! На все эти резкие самообличения — без выводов и перспектив — министр финансов Черчилль отвечает в том смысле, что Англии ничего другого не остается, как привести свою финансовую систему в соответствие с действительностью (with reality). Слова Черчилля означают: мы стали неизмеримо беднее, Соединенные Штаты неизмеримо богаче; нам надо либо сражаться с Америкой, либо подчиняться ей; ставя судьбу фунта стерлингов в зависимость от американских банков, мы лишь переводим наш общий экономический упадок на язык валюты; нельзя прыгнуть выше собственной головы; надо быть «в согласии с действительностью». — Л.Т.

8

Чартизм — социально-политическое движение рабочего класса и Англии, имевшее непосредственными своими причинами промышленный кризис и сильную безработицу. В 1834 г. парламент, избранный на основе новой избирательной реформы, отменил старинный закон «времен Елизаветы» о призрении бедняков приходами и заменил его законом об устройстве рабочих домов. Это вызвало сильное недовольство в рабочих массах и привело к возникновению в 1836 г. общества рабочих, выработавшего программу (хартию, по-английски «чартер», откуда и самое название «чартизм»), которая легла в основу всего чартистского движения. Хартия состояла из следующих 6 пунктов: избирательное право для всех мужчин, тайное голосование, отмена имущественного ценза для депутатов, равные избирательные округа, вознаграждение депутатов и ежегодные выборы. Парламент отклонил требования чартистов; в ответ начались протесты, демонстрации и забастовки рабочих. Тем не менее парламент два раза (в 1842 и 1848 г.) отказался утвердить хартию. Вскоре среди чартистов обнаружилось два течения: правое крыло, возглавляемое лондонским рабочим Ловеттом, стояло за совместные выступления радикальной буржуазии, борющейся за свободную торговлю и отмену хлебных пошлин, с рабочим классом и возражало против насильственных методов борьбы за осуществление хартии; левое крыло, во главе с О‘Коннором, Стеффенсом и позже О‘Брайном, отстаивало необходимость революционных методов. По мере оживления революционного движения левое крыло стало усиливаться, и в дальнейшем чартизм, освободившись от влияния правых, решительно вступил на путь массовых стачек. В конце 1840 г. в Манчестере была образована национальная чартистская ассоциация, ставшая политической организацией английского рабочего класса. Ассоциация насчитывала в своих рядах 40.000 членов. Таким образом, чартизм, в первое время представлявший собою левое крыло радикальной буржуазной демократии, в своем дальнейшем развитии сложился в революционную форму чисто-классового пролетарского движения и стал исходным пунктом для будущих международных рабочих объединений — предшественников I Интернационала. Общий упадок чартизма начался в конце 40 г.г. в эпоху реакции, наступившей после поражения революции 1848 г. Об упадке чартизма Маркс говорит:

«Поражение рабочих классов на континенте Европы распространило свое заразительное действие по другую сторону Ла-Манша… Полное поражение их континентальных собратьев лишило мужества рабочие классы Англии и сломило их веру в собственное дело… Все усилия поддержать чартистское движение самым недвусмысленным образом терпели неудачу, печатные органы рабочих умирали одни за другими от безучастия масс, и фактически казалось, что английский рабочий класс никогда еще не был до такой степени доволен своим состоянием политического небытия». — Ред.

9

Манчестерская школа — политико-экономическая школа английской либеральной буржуазии, возникшая в конце 30-х г.г. XIX в. в центре английской хлопчато-бумажной промышленности в Манчестере. Текстильные фабриканты Манчестера нуждались для получения больших прибылей в повсеместной свободе торговли и невмешательстве государства в дела промышленности, прежде всего в отношения между предпринимателями и рабочими. Поэтому они выступали с либеральными требованиями о свободе торговли, отмене пошлин и т. п. мерах. Идеологи промышленной буржуазии провозгласили эти требования необходимым условием для нормального развитиях всей капиталистической системы вообще. — Ред.

10

Избирательная реформа 1832 г. и отмена хлебных пошлин в 1846 г. — были вызваны главным образом сильным ростом торгово-промышленной буржуазии и непрерывным развитием её политической активности. Выдвинутая на сцену промышленной революцией XVIII в., английская буржуазия начинает вести систематическую борьбу с ленд-лордами (ториями) за свое полное политическое и экономическое господство. Результатом этой борьбы и явились избирательная реформа 1832 г. и отмена хлебных пошлин в 1846 г. Большое влияние на принятие избирательной реформы оказала французская революция 1830 г. Реформа 1832 г., после долгой борьбы принятая наконец палатой лордов, состояла из трех главных мероприятий: 1) перераспределения депутатских мест в пользу городов, 2) уравнения в избирательных правах городов с графствами, 3) увеличения общего количества депутатских мест. Эта реформа ввела в число избирателей мелкую буржуазию, арендаторов и фермеров. Она особенно усилила представительство промышленных округов. В отношении рабочего представительства никаких существенных перемен реформа не ввела; рабочие оставались по-прежнему лишенными избирательных прав. Борьба за отмену хлебных пошлин, нужных земельной аристократии для поднятия цен на хлеб, была начата промышленной буржуазией еще в конце 30-х гг. XIX в. Эта борьба велась путем постоянной, систематической агитации среди торговцев, ремесленников, средней и мелкой буржуазии и рабочих за отмену таможенных пошлин на ввозимый из-за границы хлеб. Стоявшее в то время у власти консервативное министерство упорно сопротивлялось либералам, настаивавшим на отмене хлебных пошлин. Только голод 1845 г. и широкое общественное движение под лозунгом отмены хлебных пошлин заставили, наконец, английское правительство в 1846 г. отменить хлебные пошлины. Реформа 1832 г. и отмена хлебных пошлин явились в свое время крупными победами английской промышленной буржуазии на её пути к полному политическому и экономическому господству. — Ред.

11

Протекционистское движение. Протекционизмом называется система покровительственных пошлин, ограждающая промышленность данной страны от конкуренции более дешевых заграничных товаров. При этой системе иногда совершенно запрещается ввоз определенных товаров. В Англии, первой из всех европейских стран вступившей на путь промышленного развития, движение либеральной буржуазии в пользу свободной торговли и отмены покровительственных пошлин окончательно победило в 40-х гг. Но со второй половины 70-х годов, когда начала быстро развиваться промышленность Германии и Америки, в Англии начинается широкое движение среди крупной буржуазии в пользу протекционизма. Главной руководительницей этой борьбы была консервативная партия. — Ред.

12

Гладстон (1809–1898) — видный политический деятель Англии второй половины XIX века. Вождь либералов. В молодости был торием и протекционистом, но потом начал «леветь» и уже в 1847 г. сделался умеренным торием, примыкая к так называемым «пилитам» (сторонникам левого тория Роберта Пиля). В 1852 г. Гладстон участвует в коалиционном министерстве лорда Абердина из вигов и пилитов, в качестве министра финансов. С 1859 г. — министр финансов в либеральном министерстве Пальмерстона. С этих пор он окончательно становится либералом, участвуя во всех последующих либеральных кабинетах вплоть до 1893 г. Старым принципам английского либерализма Гладстон остался верен и тогда, когда от последнего в 80-х гг. откололись империалистические элементы. Его «мирная» политика по отношению к Ирландии, политика уступок и подачек, ставила себе целью подчинить её английскому капиталу демократическими средствами. Либерализм и пацифизм Гладстона не помешал ему захватить Египет. С именем Гладстона связано значительное расширение избирательного права и борьба за самоуправление (гомруль) Ирландии. Законопроект о гомруле, внесенный Гладстоном в бытность его председателем совета министров в 1866 г., был отвергнут палатой общин. В 1893 г. Гладстону удалось, наконец, настоять на принятии законопроекта нижней палатой, но в палате пэров законопроект провалился. На почве этого конфликта и ввиду все уменьшающегося влияния либералов старого толка Гладстон вскоре ушел в отставку. — Ред.

13

Чемберлен, Джозеф (1836–1914) — один из виднейших деятелей английского империализма. Член радикальной партии и один из её руководителей вплоть до 1885 г. С 1880 по 1885 г. — министр торговли в либеральном министерстве Гладстона. При расколе либералов на сторонников империалистической политики и протекционизма и на сторонников свободы торговли, Чемберлен переходит на сторону первых. В 1885 г., вследствие разногласий с Гладстоном по вопросу о «гомруле», т.е. о предоставлении Ирландии собственного парламента и широкого местного самоуправления, выходит из министерства и из радикальной партии. Вскоре после этого он становится одним из вождей либеральной унионистской партии (националистической партии крупного капитала), являющейся выразительницей политики английского империализма. К концу 90-х гг. Чемберлен назначается министром колоний и остается им до 1905 г. Это назначение знаменовало собою вступление Англии на путь активного империализма. Ярый сторонник империалистического расширения и первый колониальный министр Англии после её окончательного вступления на путь империалистической политики, Чемберлен получил заслуженное прозвище отца английского империализма. — Ред.