Мастер мокрых дел

Лев Пучков, 2014

Кинолог Сергей Рудин по кличке Пес, за плечами которого немалый опыт службы в горячих точках, оказался в патовой ситуации. Альянс, которому он служил верой и правдой, подозревает его в убийстве хозяина. Да еще все уверены, что общак альянса похитил именно он. Рудин пытается выяснить, кто стоит за всем этим, и отвести подозрение от себя. Он еще не знает, что суперкиллерша Ли должна уничтожить руководство альянса по заказу конкурентов. Но когда узнает, будет уже поздно… Книга входит в роман «Собачья работа» в качестве второй части.

© Пучков Л., 2014

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

* * *

Глава 1

— Нашли их «уазик». — Улюм вытер вспотевший лоб рукавом и посветил еще раз фонариком на «уазик» с разрисованным тентом. — Точно — их, больше некому. Двери открыты, пустой.

— Я так и знал… — Голос Саранова, доносившийся из трубки мобильного телефона, был похож на предсмертный хрип наполовину утащенного в преисподнюю грешника. — Кошеля работа — я тебе говорил, предупреждал… Как раз его люди там стояли. Пустой, говоришь?

— Ага, пустой, — виновато шмыгнул носом Улюм. — Ты не переживай, мы все поправим. Все поправим…

— И где ты их собираешься искать? — не обратил внимания на заверения Саранов. — У этих воров тут каждый третий двор — малина. Домой к Кошелю вряд ли повезут — не совсем же идиоты… Да, твои люди сейчас что делают?

Бандитский вожак осмотрелся: трое курили у обнаруженного «уазика», рассматривая в свете фар песьи морды на тенте, остальные сидели в машинах и ждали указаний. Что тут делать? Темнота, пока не рассветет, ни о каких активных поисках нечего и мечтать.

— А смотрят тут вокруг, — наигранно бодро доложил Улюм. — Ну, следы, может, какие предметы обнаружатся… А! Ты шибко не раскисай — не все потеряно. Я тут подумал — посидим маленько, организуем засаду. Как рассветет, должны они вернуться — осмотреть тут все…

— Зачем вернуться? — вяло удивился Саранов. — Чего они там забыли?

— Я бы, например, так и сделал, — убежденно заявил Улюм. — У Пса должна быть нычка — помнишь, Григорий говорил? Ну вот — если они здесь пасли их, значит, нычка где-то поблизости.

— Если бы знали наверняка, давно бы вскрыли этот их тайник, — возразил Саранов. — Что им мешало сделать это раньше?

— Ничего не мешало, — согласился Улюм. — Но они не знали, где нычка. Сейчас поболтают с Псом маненько — а спецы насчет поболтать у них имеются, — он быстренько расколется, назовет нычку, и они сюда припрутся. А мы их тут — со всех стволов. Заберем бабочки и свалим. Так что ты шибко не переживай…

— Думаешь, успел он бабки скинуть? — с затаенной надеждой спросил Саранов. — Думаешь… думаешь, не с бабками его прихватили?

— «Уазик» почти на самом выезде, — компетентно пояснил Улюм. — Взяли, вытрусили из тачки, повязали, покатили. Если тачка не нужна, ее бросают на месте. Тащить ее никто не станет — нема дурных. А нычка наверняка где-то за пустырем — не ближе. Вот и суди — бабки скинул, покатил в город, тут его и…

— А если не скидывал? — тревожно предположил Саранов. — Если он как был — с бабками — поперся в город, а его повязали?

— Ну че он — совсем дурак? — досадливо воскликнул Улюм. — Дураку понятно: в промзоне спрятать — армия год искать будет, хер найдут. А в город… Сам подумай — ну кто с такими бабками по городу раскатывать будет?

— А если все-таки с бабками взяли? — уперся Саранов. — Тогда Кошелю нет смысла искать тайник. И мы не сможем его людей выследить, не сможем сесть на хвост… Что тогда?

Шестеренки в голове Улюма угрожающе заскрипели. Он насупился, закусил губу и принялся лихорадочно соображать. Взаимоотношения между лидерами альянса до недавнего времени были определены четко и однозначно: Саранов — мозг сообщества, генератор идей и, образно выражаясь, главный администратор;

Толхаев — коммерческий директор, экспедитор и снабженец в одном лице, а он, Улюм, — командующий вооруженными силами, который отвечает за силовые аспекты различных мероприятий и безопасность. До недавнего времени… Толхаев получил пулю в голову — до сих пор, кстати, не удалось выяснить, при каких обстоятельствах, недосуг было в тревогах нынешней ночи выкроить минутку, чтобы поинтересоваться судьбой соратника. Мозг сообщества в настоящий момент продуктивно соображать не желает — и есть на то объективные причины. Если бы Саранов задал подобный вопрос три дня назад, Улюм с обидой в голосе ответил бы что-нибудь типа: «Думать — это твое дело. Мое дело — стрелять и драться…» Но сейчас ситуация изменилась. Саранов свою часть исполнил от и до: все рассчитал, продумал, даже предупредил, что люди Вора сидят на окраине промзоны, но Улюм предупреждению не внял — проигнорировал. Общак альянса ушел по его вине — и ушел до обидного просто. Черт, надо же так обмишулиться! Из-под самого носа, без единого выстрела, без каких-либо претензий на оригинальность… В общем, не мог Улюм ответить по-старому на вопрос Саранова. Не имел морального права. Теперь от его расторопности и смекалки зависело, вернет сообщество «честно» заработанные деньги или потеряет их безвозвратно…

— Если никто не появится, поедем к Вору, — рубанул сплеча Улюм. — Придется идти на обострение.

— В смысле — «стрелку» забить? — уныло предположил Саранов. — Не скажет он ничего. Отопрется — нет, мол, и все тут. За такие бабки я, например, все, что угодно, совру…

— При чем здесь «стрелка»? — удивился наивности «мозга» Улюм. — Вломимся, предъявим, потолкуем…

— Ты это — не того, — сторожко перебил Саранов. — Вдруг наши номера прослушивают?

— Не думаю, — отмахнулся Улюм. — Если они вели Гришу и Пса, вполне могли Гришин телефон «насадить». А сразу три — вряд ли. Это кажется, что прослушку на мобильный установить — раз плюнуть. Не, вряд ли… Но мысль мою ты уловил — ага?

— Уловил, — согласился Саранов. — Давай так: сядь там, жди. Если ничего не выждешь — встретимся, пообщаемся. Главное, мы знаем — кто. Это очень важно… Кстати — «уазик» обыскали?

— Че его обыскивать? — удивился Улюм. — Пустой — видно сразу, двери открыты. Те — сто пудов — обшмонали его вдоль и поперек.

— А ты не поленись — посмотри внутри, — посоветовал Саранов. — Может, чего забыли… — В его голосе прозвучала зыбкая надежда на несбыточное.

— Ладно, не отключайся, — не стал отказываться Улюм. — Щас гляну… — и направился к «уазику», нерадостно ухмыляясь. «Забыли!» «Мозг» настолько расстроен случившимся, что утратил способность соображать. Это только в детективах бывает, что на месте происшествия забывают важную улику, которую потом «совершенно случайно» обнаруживает какой-нибудь ловкий пацан, представленный в образе главного героя. В жизни ничего такого не случается…

— Е…ный по голове… — растерянно протянул Улюм. — Вот так ни фуя себе… — Это большой бандит таким образом выразил свое безразмерное удивление, обнаружив под передним сиденьем завернутую в тряпку «беретту». — Нет, точно — моя работа стрелять и драться…

— Ты чего там бормочешь? — заорал Саранов. — Нашел?! Чего нашел?

— Ну, бабок, сам понимаешь, нет, — пробормотал Улюм, рассматривая пистолет в свете фонаря. — Ствол нашел… Из какого ствола Гену с пацанами рассчитали?

— Из нерусского, — живо отреагировал Саранов. — Экспертиза показала, что… э-мм…

— Ну, короче, из «беретты», — не стал дожидаться его просветления Улюм. — Нет, я не хочу ничего такого сказать, но… В общем, я нашел под сидушкой «беретту» — стреляную. С тремя патронами в магазине. Чего эти придуры тачку не обшмонали — я весь в непонятках! Но — нашел. Ты все понял, нет?

— Понял, я понял, — удрученно пробормотал Саранов. — Моя гипотеза подтвердилась. Непонятно, каким макаром Кошель вышел на Рудина с Гришей. Ну ты там сиди — жди. Может, действительно приедут по светлому… У тебя людей хватит, чтобы… Ну, если что… А?

— Не волнуйся — это мои заботы, — ободрил соратника Улюм. — Я тут посижу. Но — удави меня на месте! — больше всего хотел бы побазарить с Псом… Ох я бы с ним поболтал…

…Улюм был не одинок в этом своем стремлении. Такое же желание в этот час испытывал и один из сильных мира сего — вор в законе Кошель. Несмотря на то что он мог осуществить свое стремление на практике, «разговора по душам» пока что не получалось.

Трое незадачливых охотников сидели на широкой скамье в просторной бане загородного домика Лимона — одного из пацанов Кошеля. Хрестоматийный подвал в усадьбе Димона отсутствовал: домишко никак не тянул на новорусские хоромы — был сложен еще дедом уголовника в незапамятные времена. Зато баня была на все сто: добротная, с огромным предбанником, имевшим небольшое оконце и отменную звукоизоляцию.

Итак, Рудин, Соловей и Масло сидели на скамье, крепко связанные капроновой веревкой, несли, с точки зрения Вора, полнейшую дичь и колоться не собирались.

Кошель не торопился. Хотя «беседа» длилась уже довольно долго, Вор не спешил применять средства активного воздействия. В его практике было немало случаев, когда «клиент» выдавал самые невероятные сведения, чтобы избавиться от боли и угодить палачу, а потом выяснялось, что информация сильно искаженная или утрированная, — эти промахи не только влияли на успех мероприятия, порой даже приносили большие убытки. Так, три года назад под пыткой один из коммерсантов оговорил приближенного Вора — некоего Цылю, которого блатные подозревали в краже денег из воровского общака. Цылю замочили, а потом выяснилось, что он был не виновен. Памятуя об ошибках прошлого, Кошель не спешил пока прибегать к силовому давлению. Времени навалом, никто не торопит — Вор хотел до тонкостей разобраться в сути, сделать правильные выводы, а уже потом, определившись с направлением приложения усилий, выдать на-гора весь арсенал, имеющийся в его распоряжении.

— Значит, на крыс охотились, — в очередной раз уточнил Кошель, потрогав носком ботинка один из пластиковых контейнеров, лежавших на полу. — Что ж — складно. Очень даже складно…

— Охотились, — подтвердил Рудин, сладко зевая во весь рот. Он вольготно развалился на скамье, стараясь выжать из неудобного положения максимум комфорта и пытаясь вздремнуть. Сергей давно понял, что угодил в совершенно невероятную историю, и не рефлектировал — соратники, глядя на старшего, также хранили спокойствие и покладисто отвечали на идиотские вопросы. Рудин отдавал себе отчет, что это ненадолго — суровый Вор в конце концов пригласит заплечных дел мастеров, чтобы силой взять то, что, как ему кажется, упорно скрывают пленники. Серега склонностью к мазохизму не страдал, а потому не расплывался в мечтательной улыбке перед перспективой пыток. Он был готов дать любые показания в пределах разумного, но Вор ставил неразрешимую задачу: пытался выведать информацию, которой они не владели.

— Искать черную кошку в темной комнате, — вслух пробормотал Рудин. — Кошку, которой там нет. Нонсенс…

— Умно, умно говоришь, — одобрил Вор, прихлебывая крепчайший чай и постукивая по листвяжной столешнице сигаретой. — Образованный… В моих руках, между прочим, не один десяток таких, как ты, обсерались. И все сначала говорили умные вещи. Насмотрелся — жуть… А ты прекрасно знаешь, что тебя мочканут — независимо от расклада. Мужиком держишься — хвалю. Но — напрасно. Покололся бы — я бы, глядишь, за тебя словечко замолвил… А?

— ЕЙ-Богу, дядя, ничего не скрываю! — искренне воскликнул Рудин. — Ничего. Понятия не имею, отчего так все вышло… Ну хочешь — проверь нас всех на детекторе лжи — мы согласны. Хочешь?

— А у меня свой детектор. — Вор потыкал куда-то за спину пальцем и многозначительно покивал. — Когда он свои железяки в ход пустит, начнете колоться наперегонки — с комсомольским задором… Правильно я говорю, пацаны? — Восклицание было адресовано двум мрачным верзилам с автоматами, восседавшим на табуретах по обеим сторонам двери в предбанник. «Пацаны» синхронно кивнули, а тот, что поздоровее — Димон, хозяин усадьбы, нехорошо цыкнул зубом и мечтательно замычал, видимо, представил, как это в присутствии «детектора» пленники начнут колоться с комсомольским задором.

— Вот видите, — Вор назидательно погрозил пальцем. — А поздно будет — когда селезенку начнут вынимать. Я ж его на полпути останавливать не стану — не в моих правилах… Ты подумай, Пес, подумай. Нет, я понимаю, сдашь организатора — тебе кранты. Так ты себе мнишь. Только организатор… где он? А я — вот он, перед тобой. Я ж тебе слово Вора дал — сдаете, вывожу вас за пределы области, даю бабки — и пи…дуйте на все четыре стороны! Еще раз подтверждаю, слово Вора — закон! Даете полный расклад, и… Ну, натурально — на все четыре стороны. А?

Пацаны у двери переглянулись и многозначительно крякнули. Рудин правильно истолковал этот кряк — слово Вора не более чем пустой звук. Тоскливо стало Сереге, захотелось удрать куда-нибудь из этой мрачной бани, на вонючие просторы неоглядной промзоны например… только как удерешь? Руки связаны намертво, у дверей — автоматчики, во дворе целая кодла сидит — ждут сигнала, чтобы броситься рвать на клочки…

— Поверил бы ты нам, дядя, — печально попросил Рудин. — Не видишь разве — попали мы в непонятку. Пали жертвой чьих-то злых козней… Чем тебе наши ответы не понравились?

— Давай еще разок, — проигнорировал просьбу Вор, поудобнее усаживаясь на покрытой половиком скамье. — В последний разок. Надо мной ведь тоже начальники есть, сам понимаешь. Мне результат нужен. А его пока нет. Вот начальник скоро проснется, начнет трезвонить — подавай результат. И что я ему нарисую? Перескажу те залепухи, что ты мне тут навешал? Не, так не покатит. Давай — в последний раз по-человечьи. Потом — детектор… Что на промке делали?

— Крыс били, — тяжко вздохнул Рудин. — Сколько можно, дядя? Вот — хвосты. Вот — карабины. Вот — мы. Ты попробуй надергай столько хвостов за ночь и при этом успей еще что-нибудь сделать! Ну?

— А подтвердить может Толхаев — он хвосты заказал, — скороговоркой добавил Вор. — А сейчас его нету — мочканули. Ты сам и мочканул — больше некому. Только ты поторопился — нету Толхаева, значит, нету и алиби. Кто еще может подтвердить, что вы за крысами ходили?

— Никто, — мрачно согласился Рудин. Известие о гибели Толхаева он воспринял неоднозначно. Вор мог приврать, преследуя понятную цель: мертв предполагаемый заказчик, значит, исполнитель может с чистой совестью расколоться, чтобы избежать пыток. Рудин не собирался слепо доверять трагическому известию до тех пор, пока сам не убедится в том, что Толхаев действительно мертв… — Получается, алиби нет — формально. Но хвосты? Ты попробуй…

— Отрави накануне дохлятину, потом приди и за пять минут нарежь тыщу хвостов, — мудро заметил Вор. — Не, не алиби. Так вот… Ну и что вы на промке делали?

— Крыс били, — непримиримо набычился Серега. — Это чистейшая правда — не будет другого ответа.

— Зачем собак шугнул?

— Черт — дались тебе эти собаки! — устало пробормотал Рудин. — Ну что мы могли им привязать — ты сам подумай! Это же звери… Твои пацаны целились, собаки могли броситься — те бы начали стрелять. Неужели непонятно? Я дал команду «домой». Они, как нормальные дисциплинированные собаки, потопали домой. Пошли кого-нибудь в школу, пусть убедится: псы давно там, пролезли в дыру в заборе, лупанули сухаря из кормушки и дрыхнут без задних ног.

— Ты мочканул Стадогонова. Кто заказ делал? А не заказ — кто команду дал? — перескочил на следующий аспект Вор. — Не забудь — Толхаев труп, а пытать будут тебя. Или сначала их, — Кошель мотнул головой в сторону соратников Рудина. — А ты полюбуешься, послушаешь… А?

— Не трогал я вашего Стадогонова, — привычно пробубнил Рудин. — У меня алиби есть — я весь день в школе был, занятия с клиентами проводил. Масло и Соловей тоже там были. Можешь спросить…

— Ствол — твой, — терпеливо напомнил Вор и тут же пресек дальнейшие попытки Рудина оправдаться: — Захлопни вафельницу — знаю, что скажешь. Сперли из тайника. Почему все не сперли? Почему один ствол взяли, а все остальное оставили? Так не бывает, Сергунька, — я те отвечаю.

— Ну не трогал я его! — в отчаянии воскликнул Рудин. — Черт-те что… Какой-то фимоз спер ствол, замочил вашего Стадогонова… Тривиальная подстава. Что тут непонятно?

— Все непонятно. — Вор уставился в оконце, задумчиво постукивая пальцами по столешнице. — Все… Однако зачем Толхаева мочканул? Никак не догоню… С Сарановым ты как?

— Никак, — в тон ответил Рудин. — Знаком через Гришу — не более того. Я ж тебе сказал…

— А помню я, помню, — небрежно отмахнулся Вор. — Саранов вообще ни при чем… Угу… Но ты сам посуди — какой некрасивый расклад получается. Ваша кодла на нас зуб точит — здоровенный такой зуб, клык, можно сказать. Стадогонов зажмурился — а тут твой ствол нарисовался. А потом Толхаев зажмурился — а ты с пацанами на промке хер знает чем промышляешь… Ну все, все плохо. Согласен?

— Ага, согласен, — покорно кивнул Рудин. — Черт-те что получается… Ну и что теперь — байки тебе рассказывать? Нет, ты скажи — если хочешь, чтобы я придумал правдоподобную версию, сочинил небольшой романец… Я моментом насочиняю. Ты этого хочешь?

— Я, солнце мое, правды хочу, — жестко заявил Вор. — Я с тобой битый час пытаюсь по-человечьи — ты никак… Дал тебе весь расклад — кругом ты виноват. Нет, не желаешь колоться. Ладно…

Вор встал с лавки, потянулся и пошел на выход, бросив сидящим у двери верзилам:

— Сгоняю кое-куда. Стерегите. Если что — яйца оторву…

…В седьмом часу утра на первое шоссе, ведущее в промзону, свернула вишневая «99-я». Проскочив мимо расположившейся в кустах засадной группы Улюма, уверенно порулила через пустырь к одной из полуразрушенных хибар, чьи фрагменты в изобилии торчали по окраине промзоны.

Джип Улюма стоял несколько дальше по трассе, в сторону от города — чтобы с удобного места контролировать ситуацию. Рассмотрев в бинокль номера, Улюм не стал прыгать от радости — он только облегченно вздохнул и скомандовал в «Мотороллу»:

— Готовность номер один.

«99-я» принадлежала Мамону — одному из людей Кошеля. Можно было не сомневаться, что Мамон спешил по делу: у этой публики не принято праздно шататься в такую рань.

Не отрывая бинокля от глаз, бандитский предводитель слегка подрагивающей рукой огладил цевье «АКСУ» и с силой выпустил воздух сквозь плотно сжатые губы.

Улюм нервничал. О том, что в случае крайней необходимости он с командой вломится к Кошелю и предъявит претензии за умыкнутый общак альянса, большой бандит слегка переборщил. Нужно было держать марку перед сильно загрустившим Сарановым — вот и ляпнул первое, что в голову стукнуло.

Идти на открытую конфронтацию с Вором было равносильно самоубийству. Нет, разумеется, можно было бы в экстренном порядке применить мощь, затем надежно спрятаться и апеллировать к увядающей силе Воровского закона — потребовать рассмотрения дела на всероссийской сходке с соблюдением всех формальностей. Будучи еще незрелым «быком», лет этак десять назад, Улюм неоднократно слышал, что такие прецеденты случались — хотя сам ни разу не сталкивался… Признай сходка, что Улюм прав, Вор не посмел бы мстить за поражение — если бы вообще удержался на своем месте… Но коль скоро не удастся доказать, что Рудина с деньгами прихватили люди Кошеля, имеется большущая перспектива заполучить такие неприятности, что хватит расхлебывать до конца жизни. Потому что жизнь в этом случае будет очень и очень короткой…

«99-я» подъехала к хибаре и остановилась. Из машины вышли двое — в одном из них наблюдатель узнал Мамона — и скрылись в строении. Улюм замер, затаив дыхание. Очень удобный случай: если деньги действительно там, убрать этих двоих по-тихому не составит никакого труда. Однако в этом случае Вор совсем из ума выжил: посылать за такой суммой всего двоих — это верх безрассудства!

— А покажите-ка мне, что вы там нашмонали, — бормотнул Улюм потухшим голосом: двое вышли из строения, Мамон держал в руках карабин. — И всего-то? — разочарованно протянул Улюм, нажимая на тангенту «Мотороллы», чтобы отдать команду. Рация противно пискнула и функционировать не пожелала. Улюм чертыхнулся — как-то недосуг было прихватить запасной аккумулятор, не думал, что придется всю ночь работать в активном режиме.

— Давай потихоньку за мной. С трассы не съезжать, — распорядился большой бандит, натыкав на мобильном номер старшего первой засадной группы — Буханки — и, проследив, как «99-я» вырулила на трассу, скомандовал водиле: — Давай за ними — максимальная дистанция. Только очень сторожко — я тебя прошу! Больно тачка у нас приметная…

Ни от кого особенно не таясь, «99-я» на приличной скорости проскочила от промзоны до пригорода и завернула в так называемый неблагополучный район: северо-западную окраину города, в частном секторе которой обитали рыбаки и разнообразный уголовный сброд.

— Во как?! — неприятно удивился Улюм, следуя за объектом наблюдения на почтительном удалении. — Ну вы, блин, даете! Вот это залепуха…

Несчастного Жеку опустили неподалеку отсюда — вон в тех заброшенных дачах. Опустили, прострелили мошонку и бросили связанным истекать кровью. Звери, не люди — за такие выкрутасы надо мочить, не отходя от кассы! Братва себе такого не позволяла: если человек — дрянь, всади ему пулю в башку, и дело с концом. Такие мерзости могли сотворить только матерые блатные: чтобы отыметь здорового мужика, нужен определенный опыт, который приобретается лишь после долгого пребывания в местах не столь отдаленных. А сейчас, когда уже ясно, что именно Рудин рассчитал Кулькина, Жеку и двух секьюрити «Парадиза», стремясь заполучить информацию о «левом банке» альянса, участие воровской общины в этом грязном деле приобретает совсем иной оттенок…

— Притормози, — бросил водиле Улюм, прервав ход своих рассуждений, «99-я» сбавила скорость и свернула в непроездной переулок между огородами. — Я соскочу — выезжай на трассу и жди меня у въезда в поселок. Да, там пацаны должны сзади потихоньку ехать — скажи, пусть в поселок не лезут, там же, на въезде, встанут. Да не рядом — чтоб разнос был. Сам понимаешь: четыре наших тачки вместе, да в такую рань — повод для нездорового базара. Все — пошел…

Пройдя по тихой улочке мимо нескольких дворов, Улюм свернул в переулок, добрался до опушки осиновой рощи и вскоре уже сидел среди деревьев, метрах в двухстах от огорода Димоновой усадьбы, обнаружить которую не составило особого труда. Вряд ли в столь ранний час в этом забытом Богом местечке был еще один двор, у покосившейся ограды которого стояли разом: джип «Ниссан» с хорошо запоминающимся номером 777 (весь Белогорск знал, что Кош страшно суеверен), «Опель-Кадет» цвета металлик, принадлежавший хозяину усадьбы — Димону, два хорошо сохранившихся «БМВ» и свежеприбывшая «99-я» Мамона.

— И чего это вас так много? — недовольно пробормотал Улюм, хорошенько рассмотрев в бинокль особенности объекта и численный состав противника. — Дело сделали, половину можно отпустить…

У подворья Димона слонялись как минимум полтора десятка воровских пацанов, вооруженных автоматическим оружием: сидели в машинах, топтались около, курили, болтали — одним словом, маялись без дела. Улюм еще раз пришел к выводу, что слегка погорячился, пообещав Саранову с ходу вломиться к Вору с «предъявой». С ходу тут не получится: придется завязывать кровопролитные уличные бои с непредсказуемым финалом.

Понаблюдав за объектом, Улюм сдал назад, выбрался ко второму переулку и трусцой припустил к трассе. Незадачливые засадники были в сборе: пристроившись в хвост бригадирову «Чероки», с интервалом в 15 метров стояли три иномарки, в каждой из которых дисциплинированно дремали по четыре бойца — включая водил.

— От бляди! — досадливо воскликнул Улюм. — Это они с разносом встали… От уроды! — Однако ругать «быков» не стал: распоряжение выполнено, а интервал он не указал, вот и встали как заблагорассудится.

Отправив двоих наблюдать за усадьбой Димона, Улюм отослал остальных в город: собирать бригаду для прочесывания промзоны, — а сам поехал к Саранову. Возникла необходимость пообщаться…

–…Не признаются, значит… — Николай Алексеевич Пручаев, облаченный в халат, сонно хлопал глазами и отсутствующим взором смотрел на Кошеля. — Ага… Ну, оно и понятно — я бы, например, тоже не стал рассказывать о своих похождениях… о похождениях такого рода. Кофе будешь?

Кошель отрицательно покачал головой — он вытащил предводителя альянса не для того, чтобы в неубранной спальне с тяжелым запахом испить чашечку кофе. Требовалось решить важный вопрос, а предводитель спросонок явно не годился на роль генератора продуктивных идей.

— Может, умоешься, а я подожду? — предложил Кошель. — А то ты че-то не в духах… Радости великой не наблюдаю…

— Чему радоваться? — мрачно спросил Пручаев. — То, что мы их отловим, было предрешено. Честь и хвала, только… Толхаева нет. Чему радоваться?

Кошель нахмурился. Это его люди проворонили Толхаева. Шустрый ездун выскочил из-под контроля ненадолго — буквально на полчаса. Однако этого хватило, чтобы оборвать очень важную цепочку «организатор — исполнитель». Рудин — человек Толхаева, задачу получал от него. Люди Второго альянса отнюдь не идиоты, чтобы «светиться» всей капеллой в этом сомнительном мероприятии. Теперь можно насмерть запытать Пса и его товарищей — результат будет нулевой. Саранов и Улюм отопрутся от всего: с кристально чистым взором скажут, что не имели никакого отношения к грязным проискам своего несвоевременно усопшего приятеля, — и формально будут правы. Вредный Пес в шутку предложил сочинить какую угодно небылицу… Но не заставишь же его под пытками придумывать заведомый оговор Саранова и Улюма! А вообще неплохо бы было. Небылица такого рода сейчас была бы очень кстати…

— Я насчет этого и приехал, — значительно произнес Вор. — Ты веришь, что я в людях разбираюсь, Алексеич? Что Вором стал не за красивые глазки?

— Странные вопросы, — недовольно буркнул Пручаев, подбирая полы халата. — Естественно, верю! Тюремные университеты, они, знаешь, стоят многого…

— Колоться они не будут, — пристально глядя на собеседника, сообщил Вор. — Не те люди.

— То есть? — удивился Пручаев. — Ты ж их еще не пытал… Откуда такая уверенность?

— Надо их отпустить, — выдал Кошель. — Это самый лучший вариант.

— Перенапрягся? — озабоченно поинтересовался Пручаев. — Нет, я понимаю — бессонная ночь, волнение…

— Я могу неделю без сна пахать, — отмахнулся Вор. — Лишь бы водка с чифиром были да курево поплоше… Тут не в этом суть. Ты че — не догоняешь?

— Объяснись, — потребовал Пручаев, обидчиво поджав губы. Вор никогда еще не упрекал его в отсутствии сообразительности. Поводов не было. Стареет, что ли?

— Щас поеду, обниму всех и скажу — непонятка вышла, пацаны, — объяснил Кошель. — Нашли, мол, кое-что, к вам больше претензий нет. Вот ваши стволы — топайте на все четыре… И каждому целую кодлу на хвосты посажу. Людей у меня хватит.

— А-а-а, вон оно что, — скептически протянул Пручаев. — Ну-ну… А у тебя шпионская оптика имеется, подслушивающие устройства и так далее… Да?

— Мне не нужна никакая оптика, — отказался Вор. — За каждым их шагом без всякой оптики будут сечь — отвечаю.

— За Толхаевым тоже секли, — напомнил Пручаев. — И где он?

— Тут не в оптике дело, — недовольно поморщился Кошель. — У него тачка — одна такая на всю область. Была бы у моих пацанов такая же — я те отвечаю…

— Если бы у бабки был фуй — она была бы дедом, — невежливо перебил Пручаев, зевая во весь рот. — Ты знаешь — я деловой человек. По результату сужу об успехе дела, а не по тем возможностям, которые возникали, но почему-то не были использованы. Еще что скажешь?

— Прокололся один раз — теперь до смерти попрекать будешь, — горько вымолвил Вор. — Я те отвечаю: мы будем знать о каждом шаге этих собачников. Ну ты че, в натуре, не веришь мне? Если не веришь — хер с тобой. Поеду запытаю насмерть этих фуцанов, Саранов с Улюмом новых найдут, а мы не будем знать кого. Ты каждую ночь будешь вздрагивать и, выходя из дому, вертеть башкой по сторонам. Этого хочешь?

— Я с утра плохо соображаю, — ворчливо произнес Пручаев. — Это же надо обдумать, взвесить все. Нельзя вот так сразу… Вот что — посиди в столовой, тебе кофе подадут. А я действительно приму водные процедуры, с мыслями соберусь…

Спустя пятнадцать минут хозяин дома присоединился к скучавшему в столовой Кошелю. Банкир заметно посвежел, был бодр и даже насвистывал какую-то неприятную для слуха мелодию, что позволяло заподозрить его в хорошем расположении духа.

— Ну, в общем-то, трезвая мысль — отпустить, — с ходу выдал он, присаживаясь за стол и наливая кофе. — Пусть твои, как ты выражаешься, секут за ними. А для пущего результата я кое-что добавлю. Поставлю задачу своему начальнику СБ: пусть организует прослушку номеров Саранова и Улюма — и мобильных тоже. Позвоню в «Белогорпротект», чтобы выделили несколько пар приличных наблюдателей с аппаратурой. Вот прямо сейчас и позвоню — пока ты до места доедешь, они уже будут работать. Это не проблема. Меня другое заботит…

— Толхаев? — понимающе приподнял бровь Вор.

— Он самый, — кивнул Пручаев. — Насчет киллеров — это вполне понятно. Злоба лютая, желание отомстить, стремление занять ведущее место… Но при чем тут Толхаев? Зачем они его убрали?

— Не поделили чего-то. — Вор неопределенно пожал плечами. — Ну, мало ли… А вот это, кстати, мы могли бы узнать — если бы не хотели Пса отпустить. Попытали бы только насчет этого — покололся бы. Но мы журавля хотим — синица нам без надобности. Так?

— Верно, — согласился Пручаев. — Верно… Давай — езжай, обнимай, отпускай… Только смотри — чтобы все натурально выглядело. Хлопцы, так я понял, далеко не дураки — и так с оглядкой ходить будут. А если фальшь учуют — вообще на дно лягут. Так что…

— Да ты не боись, Алексеич, — задорно подмигнул Вор набрякшим веком. — Сделаем все в лучшем виде…

…В отличие от лидера Первого альянса Руслан Владимирович Саранов не спал. Он вообще не сомкнул глаз всю эту ночь — переживал. Улюма встретил у крыльца своего дома, нервно топтался на месте, пока большой бандит степенно высаживался из машины.

— Совсем плохой, — пожалел Улюм компаньона, отметив, что за ночь тот постарел лет на десять. — Зря ты так — бывают вещи и похуже. А если, допустим, твое барахло конфискуют, а самого посадят годков этак на двадцать?

— Пошел ты… — придушенно всхлипнул коннозаводчик, даже не сымитировав попытки улыбнуться, развернулся и прошлепал на террасу, где стоял накрытый для утреннего кофе стол.

— Шутка, — поспешил успокоить Улюм. — Таких, как ты и я, давно не садят — категория не та. Таких, как ты и я, просто мочат — если рылом не вышли или дорогу кому перебежали. Поэтому не стоит так переживать, смерть от пули — это нормально. Шлеп! — два раза ногами дернул и привет. И никаких мучений…

— А я не хочу «шлеп!», — мрачно буркнул Саранов. — У меня все есть — желать нечего. Я здоров и сравнительно молод… А у тебя из-под носа увели наши деньги. Почему? Я же тебя предупреждал…

— Виноват — исправлюсь, — не стал обижаться Улюм. — Вернее, уже исправляюсь. Предупреждал, спасибо… А ты знаешь, что Пес трудился не сам по себе, а за мощной спиной?

— То есть? — Саранов замер с кофе у рта — слышно было, как подрагивает о фарфоровый борт забытая в чашке ложка.

— Димон — пацан Кошеля, живет на окраине Северо-западного района, — принялся перечислять Улюм. — На самом отшибе, у лесополосы. Сейчас там вся воровская кодла собралась — мои сидят, смотрят. Пес, естественно, тоже там. В этом самом районе — в заброшенных дачах — отпидарасили Жеку, а потом яйца отстрелили. Жека сдал Кулькина — и дальше покатило, сам знаешь…

— И что? — Саранов осторожно поставил кофе на стол, сцепил руки перед собой, стараясь унять нервную дрожь, сосредоточенно уставился на собеседника. — Район не улика. Бывают совпадения…

— Ты знаешь, какие у меня «быки» — оторви да брось, — продолжил Улюм. — Эксперты сказали, что Жека умер в девятом часу утра от потери крови, то есть драли его, прости Господи, от семи до восьми. В два смычка — судя по анализу спермы…

— Слушай — давай к делу! — не выдержал Саранов. — Ты чего вокруг да около елозишь? Заезжай!

— Заезжаю, — согласился Улюм, машинально улыбнувшись: как-то они с Сарановым на пару развлекались с несколькими хорошенькими девицами — выражение напомнило ему о смешном эпизоде той славной групповушки. — Ты попробуй подыми любых двоих из моих «быков» в семь утра и заставь оттарабанить здоровенного мужика — такого, как Жека. Я тебе отвечаю: хоть застрели их — ничего не получится! А почему? У меня все пацаны либо вообще параши не нюхали, либо оттащили незначительные сроки — Бог миловал. А для такого зверства надо минимум чирик оттащить! Ты понял, нет?

— В смысле, лет десять отсидеть? — уточнил Саранов и, лихорадочно сверкнув глазами, развил мысль соратника: — Чтобы, значит, это вошло в привычку, стало второй натурой, если угодно — потребностью… Чтобы это было самопроизвольно, как… как утренняя эрекция, что ли. Да, я все понял. С Рудиным действовали матерые уголовники, можно сказать, отпетые. Или даже так: в случае с Жекой и Кулькиным… Рудина там вообще не было. Это люди Кошеля развлекались. Все выведали, затем каким-то образом купили Рудина, и…

— И сейчас сидят там всей кодлой, бабки считают, — желчно скрипнул Улюм. — У-у-у твари, бля! Ей-Богу, хочется глупость сотворить! Собрать бригаду, подскочить туда и с ходу покрошить всех в капусту. Там всего полтора десятка стволов…

— Вор тоже там, — напомнил Саранов, отчего-то перестав нервно дрожать пальцами. — И полтора десятка стволов… Нет, будет очень шумно. Скандал — на всю Россию…

— Вот то-то же, что Вор там, — угрюмо буркнул Улюм. — Я уже все варианты перебрал — никак не катит. Если бы он убрался оттуда — хотя бы на полчаса — да забрал половину своей кодлы…

— И что тогда? — живо подхватил Саранов, с надеждой уставившись на «силовика». — Ты бы их того… А?

— Того, — согласился Улюм. — Взял бы пару пацанов покруче — есть у меня такие, взял бы стволы с глушаками… В общем, перемочил по-тихому всех там, бабки бы забрал… а Пса с его козлами вывез бы на промзону. Врубаешься?

— Ты хочешь сказать, что инсценировал бы внутреннюю разборку с последующим побегом Рудина и его команды? — уточнил Саранов. — Правильно я понял?

— Правильно, ты вообще понятливый, — похвалил Улюм. — Я бы сделал так, что ни одна тварь бы не прискреблась — все чисто… А Пса с козлами завалил бы и затарил на промзоне — хер бы нашли. Нормально?

— Нормально, — эхом отозвался Саранов, обдумывая все последствия этой славной задумки. — Нормально… Если кто-то из людей Вора останется в живых — нам с тобой придется немедленно удирать из страны. Хотя и там достанут… Ты об этом подумал?

— А как же, — тяжко вздохнул Улюм. — И об этом тоже… Но бабки надо вернуть — сам понимаешь.

— Понимаю. — Саранов налил себе еще кофе и начал медленно болтать ложкой в чашке. — Понимаю… Однако Вор может и не убраться оттуда в ближайшее время. Что тогда?

— Тогда выставлю круглосуточный пост наблюдения, поеду домой и завалюсь спать, — невозмутимо пожал плечами Улюм. — Вечно торчать он там не будет. А бабки… Я думаю, в ближайшее время бабки оттуда перемещать они не будут — нет смысла.

— Боюсь я, Коля, — честно признался Саранов, глядя на нагрудный карман куртки своего собеседника, откуда торчала антенна мобильного телефона. — Ты знаешь — это не моя сфера… Сейчас твой мобильный звякнет: скажут — уехал Вор, забрал с собой людей… И начнется. Не на жизнь, а на смерть. Никогда я еще не бывал в таких передрягах…

Телефон в кармане Улюма, словно решив подыграть Саранову, надсадно тренькнул. Улюм удивленно покачал головой, нехорошо хмыкнул и взял трубку.

— Это Буханка, — доложил старший наблюдательного поста возбужденным голосом. — Они свалили. Что делать?

— Кто именно? — уточнил Улюм.

— Вор сел в свою тачку — поехал. За ним укатили остальные — у ограды остался один «БМВ» темно-синего цвета. Номер надо?

— Да на кой хер мне их номер! Хотя… А ты его видишь?

— Ага. Вот — 351. Буквы расплывчато — грязный номер.

— Что выносили? — живо поинтересовался Улюм. — Момент выхода вы не проглядели?

— А выходил только Вор, — поспешил успокоить начальника Буханка. — Остальные у ограды были — в тачках и так. Вор вышел, сел — сказал им что-то. И все — уехали. Сейчас этот «БМВ» один стоит — пустой.

— Сидите там, смотрите, — завершил Улюм. — Если что — немедленно звоните.

— Что? Что ты хочешь делать? — встревожился Саранов.

— Больше всего на свете хочу принять душ, хлопнуть пару стаканов водяры и завалиться спать, — возбужденно сверкнул глазами Улюм, вставая с плетеного кресла и с хрустом потягиваясь. — Но грех упускать такой случай. Поеду я, поработаю…

…После ухода Вора в бане воцарилось тягостное молчание. Пацаны у двери общаться не желали, имея на этот счет определенные указания. Рудин также не торопился вступать в диалог со стражами: с такими самый лучший диалог — активный обмен автоматными очередями. Спустя пять минут приперся сухощавый пожилой дядька с огромным плешивым черепом, притащил кожаный баул, уселся за стол и принялся раскладывать поблескивавшие в скудном свете оконца инструменты. Рассмотрев железяки, пленники переглянулись и синхронно передернули плечами — у любого идиота хватило бы ума понять, для чего предназначена эта коллекция.

— Это ты детектор? — не выдержал, поинтересовался Рудин. — Фимозис натуралес…

— Не ругайся — обижу. — Сухощавый плешоган прищурился на Рудина и мелодично позвонил хирургическим скальпелем по стакану с недопитым чаем. — Словечко-то какое выдумал… Читаешь, поди, много?

— Зубы лечить будем? — проигнорировал вопрос Рудин.

— И зубы тоже, — ласково прошамкал дядька. — Смотря как колоться будете. С пальчиков начнем — с ноготков. А там поглядим…

— Не нравится мне это дело, — признался Рудин, печально вздохнув. — С детства пыток не люблю. У меня от них подмышки потеют и вообще настроение портится.

Двое у двери переглянулись и заржали — последняя тирада Рудина им явно понравилась.

— Мужиком держится, — заметил здоровенный Димон. — Молоток, братуха, я таких люблю.

— Посмотрим, как он закукарекает, когда Штырь его резать начнет, — сказал второй страж — рыжий веснушчатый крепыш. — Как с ними по-человечьи, они все бакланить мастера…

— Да за что резать-то?! — вскинулся Рудин. — Ну было бы за что — понятно… Но ведь ничего не делали мы — могу чем хотите поклясться! Это же явная подстава — неужели не ясно?

— Ты лучше рот закрой и сиди тихо, — посоветовал рыжий напарник Димона. — А то врежу прикладом промеж глаз. Тоже мне, честный фраер нашелся! Вон пацаны твои — сидят спокойно, не выделываются. И ты давай — не доводи до греха…

Рудин умолк — перспектива получить прикладом промеж глаз его не прельщала. Мрачная тоска исподволь, потихоньку, заползала в душу воина. Он отвык функционировать в режиме «война» — последние три года жил как все нормальные граждане, изредка подогревая кровь воскресными «сафари», отвык делить людей на «своих» и «противника». А сейчас получалось так, что по воле какого-то проходимца простой директор собачьей школы вынужден сделать шаг назад — в свою военную эпоху. Потому что ласковый плешоган — явный враг. Скоро вернется Вор, и этот дядечка начнет профессионально причинять Рудину и его команде адские страдания. И те двое, что сидят сейчас у двери, не просто сограждане. Вон, автоматы держат — готовы пустить их в ход без малейшего колебания. Кстати — неправильно держат: оружие на предохранителе, меж колен — этак и до беды недолго…

Медленно повернув голову к сидевшему ближе к столу Соловью, Рудин показал глазами на палача. Соловей удивленно хлопнул ресницами, разинул было рот, но тут же опустил голову — понял. Толкнув коленом сидевшего рядом с ним Масло, Сергей показательно тяжело вздохнул и жалобно попросил дрогнувшим голосом:

— Парни… Мне бы в туалет. Че-то по-большому захотелось…

— Сиди, не дергайся! — живо отреагировал рыжий. — Может, тебе еще водяры и бабу?

— Испужался хлопчик, — неожиданно подыграл плешивый дядька. — Оно завсегда так: хорохорятся оне, пока инструмент раскладываю, потом рассмотрят хорошенько, сообразят, что больно будет, — и сразу срать тянет. Не ты первый, хлопчик… Однако как работать начну — точно пообсераются. Вонять будет. Вы бы их вывели по одному, а то говна будет — море.

— Не позорьте, пацаны, — тоскливо подтянул Рудин. — Ну что вам стоит? Вор же не запрещал насчет туалета…

— Давай — выведи, — распорядился Димон. — По одному. А то загадят всю баню — как я потом париться буду?

— А он опасный, — не спешил выполнять команду вредный рыжий. — Кош сказал. Может броситься.

— Со связанными руками? — нехорошо прищурился Димон. — Там во дворе Салуян с Вохой. Че ж он — совсем дурак, на троих со стволами бросаться да со связанными руками?!

— Не бросишься? — спросил рыжий, нехотя вставая с табурета и отступая от двери на шаг, автомат удобно повесил на плечо, перпендикулярно полу. — А то смотри!

— Да мне бы только до сортира добраться… — Сергей осторожно встал с лавки и засеменил к двери, прижимая связанные руки к животу… — Мне бы только…

Бац! Поравнявшись с рыжим, Рудин резко пнул его в пах: здоровяк хекнул, переломился в поясе и скрючился на получетвереньках — оброненный автомат тяжело стукнул о неокрашенные доски.

— Масло — твой! — выдохнул Рудин, хватая за шиворот рыжего и отшвыривая его к лавке.

Димон мгновенно забыл, что он вооруженный воин, — сработали приобретенные инстинкты уголовника. Выпустив автомат, он шустро выдернул из-за пазухи здоровенный тесак, мрачно блеснувший качественной сталью, и шагнул к Рудину, выставив лезвие перед собой.

Сзади кто-то хрипел, раздавались тупые чмокающие удары — парни занимались со своими «номерами», с ходу, без раскачки переключившись в боевой режим. Не оглядываясь, Рудин примерился, прыгнул, хватая запястье с ножом, невероятным усилием успел отвести в сторону смертоносную сталь и тяжело рухнул на Димона.

— Помогите! — прохрипел воин, чувствуя, что не может удержать рвущееся из-под него мощное тело. — По черепу! Дайте по черепу!

Соратникам было не до того — видимо, не успели еще управиться с доставшимися на их долю противниками. Димон сжался для решающего рывка — Сергей ощутил, как окаменели могучие мышцы уголовника: сейчас отшвырнет, вскочит, схватит автомат…

— Ар-р-р… — зарычал Рудин, подался вперед и вцепился в горло противника зубами, изо всех сил сжав челюсти. На секунду он ослеп: плеснула обжигающая кровь, брызнула в глаза, погрузив все вокруг в мрачный вишневый колер. Димон выронил нож, забил ногами и спустя несколько секунд перестал сопротивляться — большое тело обмякло под Рудиным.

Сергей протер глаза, схватил нож Димона, перерезал веревку и, завладев автоматом, осмотрелся. Соратники тоже управились — рыжий у стола и плешивый палач не подавали признаков жизни.

— Если б ты щас видел свою рожу, Пес! — ошеломленно пробормотал Соловей, пытаясь перерезать веревки на запястьях скальпелем из набора палача. — Ты ж его загрыз, бля…

— Во дворе — двое, — проигнорировал замечание Рудин. — Однако мы тут маленько шумели — почему они не заскочили? Соловей, бери автомат. Прыгаем во двор и мочим всех подряд, кто там есть. Что-то мы тут подзадержались…

…Улюм приблизился к калитке двора Димона, натянул на голову вязаную шапочку с дырами для глаз. Громко постучал и встал сбоку, держа наготове «ТТ» с глушителем. В затылок ему жарко дышал Буханка, с другой стороны застыл Болт, как всегда, монументально спокойный.

— Чего хачу? — Калитка распахнулась — показалась бритая башка с большим горбатым носом. Приставив глушитель к башке, Улюм нажал на спусковой крючок, перепрыгнул через падавшее назад тело и влетел во двор — «быки» не замедлили присоединиться, выстроившись за предводителем в колонну по одному.

У дома на лавке сидел еще один бритый с автоматом — но с нормальным носом, славянин. На вторжение отреагировал весьма медленно: не ожидал. Пока вставал, Улюмовы хлопцы успели несколько раз пальнуть: бритый, отброшенный выстрелами назад, испортил кровью беленную мелом стену и сполз под лавку.

— В баню! — прошипел Улюм, дернув за руку сунувшегося было на крыльцо Болта. — Вы в дверь — я к окну.

— Почему в баню? — удивился Болт.

— На дверь посмотри! — досадливо буркнул Улюм, мотнув головой в сторону входной двери дома, на которой красовался амбарный замок. — Нету там никого… Давай залетели — один сел на колено, второй стоя, чтоб в двух уровнях. Давай ломитесь! — а сам метнулся к небольшому оконцу в банной стене.

— Ложись!!! — в один голос заорали «быки», вваливаясь в баню и поводя стволами. — Кто стоит — мочим! — Болт для пущего эффекта пальнул в потолок, забыв, что глушитель на стволе: получился весьма неубедительный хлопок.

— А это что еще за пи…братия? — удивился Рудин, щелкнув предохранителем. — Ну давай, фимозы, — чьи пушки круче…

— Кто обернется — мочу, — раздался голос из оконца. — Всех не успею, но кому-то достанется. Давай — медленно положите стволы и — к стене. Лицом. Пес — ты у меня на мушке. Давай!

— Не мужское это дело — давать, — огорченно пробормотал Рудин, кладя автомат и становясь лицом к стене, соратники нехотя присоединились. — Что-то голосок знакомый… Это ты, Николай?

— Ага, — не стал отпираться Улюм. — Я тебя сильно люблю, но пристрелю моментом — только дернись. А ну, пацаны, соберите стволы.

Болт шустро забрал автоматы, прихватил лежавшие в углу три «ИЖа», «зубр» с инкрустацией и потащил во двор: Буханка, направив ствол на Рудина, контролировал пленников.

— Неудачный денек, Николай, — посетовал Рудин, наблюдая краем глаза, как Улюм входит в дверь. — Только мы освободились, собирались двигать отсюда — тут вы… А вы что к нам имеете?

— Ноги шире расставьте, пацаны, — распорядился Улюм. — Всем — шаг назад, упритесь руками в стену.

Пленники, полагая, что их собираются обыскивать, выполнили команду. Улюм поставил пистолет на предохранитель, приблизился к Рудину сзади и крепко пнул его между ног, целясь в промежность. Сергей скрючился и рухнул на пол, корчась от невыносимой боли. Улюм сделал шаг к Соловью, долбанул рукояткой пистолета в затылок, затем переместился к Маслу и его угостил подобным же образом — парни медленно сползли по стене и замерли без движения.

— Гад! — вымученно простонал Рудин. — Что ж ты делаешь, а?!

— А ты больно прыткий — я в курсе. Вон мужика загрыз — вся рожа в крови, — миролюбиво пояснил Улюм, доставая из куртки наручники и протягивая их Буханке. — Окольцуй его — только сзади. Он не бросится — занят.

Буханка надел Рудину наручники и отошел в сторону. Болт озадаченно рассматривал остатки веревок, которыми были связаны пленники, — капроновые обрывки явно не годились для использования.

— Во дворе бельевая веревка. — Улюм кивнул на валявшийся у стола нож. — Быстро.

Буханка схватил нож, метнулся во двор и спустя несколько секунд притащил веревку. На пару с Болтом они принялись пеленать конечности Маслу и Соловью, пребывавшим в бессознательном состоянии.

— У нас очень мало времени, — веско сообщил Улюм. — Есть два варианта. Первый: ты говоришь, где бабки, мы их забираем, забираем вас и сваливаем отсюда. Второй: если ты начинаешь думать, я жду полминуты — вот часы. Потом пристрелю одного из них. — Короткий тычок пистолетом в сторону лежавших на полу. — Потом жду еще полминуты — вот часы — и пристрелю второго. Тебя забираю с собой, везу в надежное место и там пытаю — где бабки. Ты с Сашей Рубцом знаком?

— Вот это мы попали… — потерянно пробормотал Рудин, приваливаясь спиной к стене и подтягивая колени к груди, — боль уходила медленными толчками, не желая сразу отпускать травмированный орган. — Вот это влипли… А может, у меня избирательная амнезия? Может, я какие-то фрагменты своего существования не помню?

— Хорошо — складно, — одобрил Улюм. — А Гриша, царствие небесное, говорил, что ты молчун — кроме мата, слова путного не скажешь.

— А что с Гришей? — уцепился Рудин. — Что?

— А это тебя надо спросить, козла кусок, — нахмурился бандитский вожак. — И — все, нету времени терпеть твои выкрутасы. Полминуты даю — думай, где бабки…

Присев на колено, Улюм направил ствол в голову лежавшего на полу Соловья и вывернул левую руку так, чтобы был виден циферблат часов.

Рудин пытливо уставился на большого бандита — пытался за короткий промежуток отведенного ему времени определить, насколько серьезны его намерения. Имелось острое желание назадавать кучу вопросов. Какие деньги? Чьи деньги? Сколько денег? И вообще, черт подери, каким боком он с парнями к этим проклятым деньгам?! Рациональное мышление цивилизованного человека настоятельно требовало ответа на вышеперечисленные вопросы: без этого дальнейший процесс общения утрачивал свой смысл и заходил в тупик. Но стрелка под хрустальным стеклом Улюмова «Ролекса» бежала удивительно быстро — Рудин со своего места хорошо ее видел, — а прочитать на непроницаемом лице бандита степень серьезности его намерений не представлялось возможным. Если все это не дурная шутка, Ваня будет мертв. И тогда уже не будет иметь значения, что Рудин не знал ответа на свои вопросы…

Стрелка быстро проскочила половину циферблата: Улюм начал медленно выдавливать слабину на спусковом крючке и инстинктивно прищурился.

— Сдаюсь, — выдохнул Рудин. — Бабки в промзоне.

— Уважаю, — сказал Улюм, облегченно вздыхая и опуская ствол. — Мужик. Братуха дороже бабок — уважаю. Я б тебя взял к себе в команду — отвечаю. Где конкретно?

— На сталелитейном, — не раздумывая назвал Рудин самую удаленную от трассы точку. — Ну, сам понимаешь — он большой, показывать надо…

— Покажешь, — согласился Улюм. — Ложись на пол — лицом вниз.

Рудин, кряхтя и охая, выполнил команду. Улюм обшарил карманы загрызенного Димона, выудил связку ключей, отделил автомобильный и, бросив его Буханке, распорядился:

— Тащи этих в Димонову тачку. Болт — ты тут, на контроле. Если этот дернется — стреляй по ногам. Мочить нельзя — нужен. Буханка — надо очень быстро, времени в обрез. Давайте, я в хату сгоняю — гляну.

Выскочив во двор, Улюм заглянул в крошечную летнюю кухню, дернул за кольцо люк подпола — пусто, даже крыс нет. Покинув кухню, взлетел на крыльцо, отомкнул замок. В доме было убого: прихожка без мебели, две небольшие комнаты, одна из которых служила спальней — судя по наличию некоего подобия кровати, — тут же стоял «Хай блэк тринитрон», видак, платяной шкаф — и более ничего. Вторая комната была пуста, пахло нежитью, паутина висела по углам — махровая такая, с разжиревшими наглыми пауками. Бегло осмотревшись, Улюм решил, что спрятать здесь такое количество денег невозможно, и присоединился к компании.

— Болт, бегом давай, — распорядился он, заглянув в баню. — Я его сам отконвоирую. Забери со двора стволы — в тачку отнеси.

Болт удалился. Улюм обошел помещение предбанника, сделал три контрольных выстрела и остановился на миг возле коллекции на столе.

— Значит, ты с Вором не в одной колоде, — констатировал он, удовлетворенно хмыкнув. — А чего он у тебя хотел спросить?

— А того же, что и ты, — буркнул Рудин. — Ты перестарался — Димон уже давно остыл.

— В этом деде перебора не бывает, — возразил Улюм, забирая скальпель и пряча его в карман куртки. — Давай — пошел на выход. Только без баловства. Мочить не буду — нужен, а продырявлю всего в разных местах, пацаны потащат. Давай…

Выбравшись на трассу, переложили начавших приходить в себя Масло и Соловья в багажное отделение «Чероки», Рудина посадили на почетное переднее место — чтобы дорогу показывал и был на виду. Димонову машину бросили на произвол судьбы и быстро покатили к промзоне.

— В «горячо-холодно» играть не будем, — сообщил Улюм, влажно дыша Сереге в затылок и для убедительности поглаживая его глушителем по голове. — Приводишь — бабок нет. «А-а-а, место перепутал! Пошли поищем!» — Так не покатит. Бабок нет раз — мочу одного. Бабок нет два — второго. Бабок нет три — едем ко мне… Ты с Сашей Рубцом знаком?

— С детства ненавижу, — с надрывом ответил Рудин. — Как увижу — стрелять хочется.

— Я рад, — хмыкнул Улюм. — Не хочешь его видеть — веди себя хорошо. Ты понял?

— Понял, — рассеянно пробормотал Рудин — мысли его в этот момент были заняты другим. Сергей лихорадочно перебирал возможные варианты действий и вспоминал особенности расположения комбината. Здесь они не охотились — захиревший гигант социалистической эпохи крысы не посещали ввиду отсутствия там чего-либо съедобного. Но несколько раз — в порядке ознакомительных экскурсий — Рудин с командой наведывались на комбинат. Более того, движимые исследовательским азартом, они в свое время обшарили там каждый закоулок, надеясь обнаружить что-нибудь интересное. И, вполне естественно, ничего не обнаружили — все, что можно было, народные умельцы утащили еще несколько лет назад. Из достопримечательностей Рудину запомнился лишь небольшой гальванический цех, располагавшийся на третьем этаже одного из корпусов. Там Ваня Соловей свалился в здоровенный бетонный колодец, но в последний момент успел зацепиться за край — и коллективными усилиями был вытащен на свет Божий. Когда цех действовал, в этот колодец, судя по всему, сливали что-то нехорошее — пахло какими-то дрянными химикатами. С этой достопримечательностью Сергей и хотел познакомить большого бандита…

Через пустующий проем ворот «Чероки» въехал на территорию комбината. Улюм вышел из салона, с минуту озабоченно осматривался. Стояла мертвая тишина, изредка нарушаемая сиротливым скрипом колыхаемых ветром листов жести, чудом уцелевших кое-где на крышах зданий. Комбинат занимал обширную площадь: несколько корпусов высидись на значительном удалении друг от друга, как памятники канувшей в Лету энтузиастической эпохи великих строек.

— Где? — поинтересовался Улюм у Рудина, жестом приглашая его покинуть машину.

— Третий корпус. — Рудин выпростался из салона, неопределенно кивнул черт знает в какую сторону и попросил: — Перекинули бы наручники! Там ветхое все — запросто можно загреметь. А руки перед собой — так хоть уцеплюсь за что-нибудь. Перекинули бы, а?

— Можно. — С минуту посомневавшись, Улюм достал связку ключей, скомандовал: — Сядь на землю. Ноги шире. Пойдет, — и перековал Серегу в положение «руки спереди».

— Вставай — показывай. — Улюм ткнул пальцем в сторону Буханки: — Ты останешься с этими. Дернутся — мочи. Болт, идешь за Псом, контролируешь. Я сзади. Давай.

— А ты совсем не герой, Николай, — неожиданно заметил Рудин, направляясь к третьему корпусу. — Давеча, у Димона: пацаны в дверь — ты в оконце. Риск минимальный. Сейчас — между мной и собой поставил Болта. А я про тебя наслышан — Рембо в квадрате, да и только. Врут, что ли?

— Ты не волнуйся — я в свое время башку достаточно подставлял, — ответил Улюм, тревожно озираясь по сторонам, он отчего-то чувствовал себя крайне неуютно, как волк, забравшийся на чужую территорию. — А теперь уже не в том возрасте, чтобы в войнушку играться. С каждым годом жить почему-то хочется все сильнее — а обстановка все сложнее… А ты, если думаешь Болту на мозги капать, — здорово ошибаешься. Придет и его время — за чужой спиной ходить. Если доживет…

Поднявшись на третий этаж корпуса, процессия завернула в гальванический цех и двинулась в его дальний конец. Приблизившись к колодцу, Рудин шепотом сообщил:

— Здесь. Веревка нужна — там внизу техническое помещение.

— А где веревку взять? — недовольно поинтересовался Улюм, заглядывая в колодец. — Вы не затарили, что ли?

— Ага, затарили. — Рудин скосил глаза на приблизившегося без спроса Болта, заглядывавшего в колодец. Нормально. Как и следовало ожидать, любопытство оказалось сильнее исполнительской дисциплины — теперь конвоиры стояли по обе стороны, рядом. Можно работать.

— Ннн-на! — крутанувшись на пятках, Рудин рубанул сцепленными руками по затылку Болта — «бык» вспорхнул ласточкой и рухнул в колодец, огласив тишину истошным воплем.

— Ннн-на! — Рудин мощно лягнул Улюма в пах — большой бандит сложился в поясе, Сергей тотчас же добавил обеими руками по голове, больно отбивая кулаки.

Улюм рухнул у края колодца — образцово «выключиться» не пожелал, крепок череп оказался — замычал нечто нечленораздельное, суча ногами. Подняв оброненный пистолет, Рудин отступил на пару шагов, прислушался: из колодца доносилось какое-то нездоровое бульканье и прерывистые хрипы.

— Наверно, все же кислота, — посочувствовал Рудин, направляя пистолет на Улюма. — Ключи отдай. Если нет — замочу, ключи все равно заберу. Быстро!

Дрожащей рукой достав из кармана куртки связку ключей, Улюм повернул голову в сторону колодца и на секунду застыл в нерешительности.

— Бросишь — яйца отстрелю и оставлю кровью истекать, — поспешил заверить противника Сергей. — А потом раскуюсь — вон, железяк хватает. Давай!

Ненавидяще глядя на Рудина, Улюм бросил на пол ключи. Освободившись от наручников, Сергей сообщил:

— Я тебя убивать не буду — по башке дам. Не потому что люблю как брата, просто хочу, чтобы вы с Сарановым знали — это не я. Понимаешь? Я не брад бабки — понятия не имею, о чем речь. Я не трогал Гришу — что я, совсем дурак, благодетеля обижать? Понимаешь? Я попал в какое-то дурацкое стечение обстоятельств — ума не приложу, как из него выкарабкаться. Но я выкарабкаюсь. Сейчас завалю Буханку, спрячусь с пацанами и буду разбираться. Все — бывай. — Приблизившись к бандиту, Рудин ухватил его за шиворот, приподнял и крепко стукнул головой о бетонный пол. Улюм замер. Взяв его за запястье, Рудин с полминуты подождал: признаков жизни не прослеживалось, но пульс присутствовал. Колодец молчал — несчастный Болт уже не боролся с химической стихией. Обшарив карманы Улюма, Рудин слегка помародерствовал: забрал толстую пачку сторублевых купюр, запасной магазин к «ТТ» и «Мотороллу», мобильный телефон оставил, рассудив, что пользоваться им будет проблематично.

Спустившись этажом ниже, Сергей поставил на верстак кирпич, отошел на двадцать шагов и произвел три прицельных выстрела, проверяя бой оружия. «ТТ» приветливо «пукал», не особенно тревожа тишину пустынного помещения: глушитель был хорошего качества, заводской.

— Ружьецо бы какое-никакое, — с сожалением буркнул Сергей, рассматривая раздробленный пулей кирпич — два первых выстрела ушли в «молоко». Рудин вдруг почувствовал себя не в своей тарелке — виртуозно владея любыми видами вооружения, имевшими длинный ствол и приклад, он не доверял карманным «пукалкам», считая пистолет не более чем бандитской игрушкой или узаконенным средством персонального суицида для командного состава Вооруженных Сил.

— Однако делать нечего — придется обходиться этим. — Посетовав таким образом, Сергей покинул здание, перемахнул через ограждение комбината и, крадучись двигаясь вдоль забора, направился к воротам.

Буханка в джипе не сидел — волновался отчего-то. Топтался у переднего бампера, неотрывно смотрел в сторону третьего корпуса и, приложив к щеке мобильный телефон, настойчиво бубнил что-то в трубку. В правой руке держал пистолет, нетерпеливо постукивая себя по бедру глушителем.

— А ты, наверно, услышал, как Болт искупался, — прошептал Рудин, наблюдая за «быком» из-за края проема. — А никто тебе не ответит — зря телефон насилуешь! И смотришь не туда — башкой крутить надо…

Выскочив из-за укрытия, Рудин поднял пистолет на уровень лица, вложил кулак с рукояткой в левую ладонь и медленно двинулся к джипу, целясь в «быка».

Когда до цели оставалось шагов пятнадцать, Буханка, уловив периферийным зрением какое-то движение сзади слева, резко обернулся и от удивления разинул рот.

Рудин остановился, прицелился, как в тире, краем глаза зафиксировал, что бандит поднимает пистолет от бедра, и три раза нажал на спусковой крючок.

«Быка» отбросило к джипу — испачкав дверь, он медленно сполз на землю и замер без движения.

— Попал, — нервно пробормотал Рудин, приближаясь к поверженному врагу. — Попал… Извини, братан, — ты мешал. А мы того… мы, пожалуй, поедем отсюда потихоньку…