Изгой

Лев Пучков, 2010

Ночное побоище, в котором насмерть сошлись молодые ребята из клуба «Патриот» и кавказские бандиты, закончилось жертвами и с той, и с другой стороны. Теперь Дима и его друзья оказались вне закона; они вынуждены скрываться, ничем не выдавая себя. Но их бунтующие сердца требуют действия, борьбы. И молодые патриоты задумывают крупную жестокую акцию, которая оборачивается еще большим, еще более страшным кровопролитием. Кажется, этому кровавому безумию не будет конца. Возможно ли примирение? Возможен ли выход из этого националистического тупика? Ответа пока нет, и противоборствующие стороны снова берутся за оружие...

Глава 1

— Кому встали?

— Угадай с трех раз.

— Эээ…

— Молодец, угадал.

Гадать тут нечего. Слева по борту скамейка, на ней — две едва созревшие девицы, рядышком четверо молодых хлопкоробов. Хлопкоробы наперебой ухаживают, девицы явно не прочь: зазывно смеются и охотно демонстрируют розовые коленки.

— Слушай… Может быть, не стоит?

— Пожалел, что ли?

— Да ну, при чем здесь это! Я имею в виду… эээ… Как там у нас с графиком?

— Нормально.

— Ну, я не знаю… Может быть…

Перевожу с застенчиво-гусячьего на русский: «Слышь, ты, злюка-мегера — мы по делу едем или где? Может, ну их в гузку, этих гастарбеков-таджибайтеров, время-то не резиновое!»

— Что-то выпало из памяти: когда это мы подписывали контракт с комиссией Межэтнического Целомудрия? — пришел я на помощь Феде. — Мы теперь что, с утра до вечера будем раскатывать по столице и вмешиваться во все шалавско-кавказдючьи амуры?

— Ы-ы! — тихонько одобрили сидящие рядом Борман и Рома.

— Это хлопкоробы, — поправил объективный Федя. — За километр видно.

— Да просто словечко нравится, — Ленка едко хмыкнула. — Как же, сам придумал, гений этимологии — всем слушать, восхищаться и хлопать в ладоши. Верно?

— «Гений этимологии» — это зачет, — не стал спорить я. — Но суть от этого не меняется. Перефразирую: мы что теперь, будем пресекать все подряд таджибекско-шалавские связи?

— Все подряд — нет, — вроде бы вняла голосу разума Ленка. — Нас на это чисто физически не хватит.

— Ну вот, видишь! — обрадовался я. — Вот она и поперла-то, мудрость…

— Но тех, кто попадется по ходу движения, без внимания не оставим, — Ленка приторно улыбнулась мне в верхнее зеркало, потащила из бардачка видеокамеру и скомандовала: — Юнги — к машине!

Борман с Ромой безмолвными тенями выскользнули из салона и принялись разминать суставы, кровожадно поглядывая на хлопкоробов.

Хлопкоробы на опасность отреагировали неадекватно. Вернее сказать, не отреагировали вовсе: богатырями юнги не выглядят, кроме того, они остались у машины, а к скамейке пошла дама. У хлопкоробов, если кто не в курсе, дама — существо третьего разряда (первого — мужчины после 12 лет, второго — мужчины до 12), так что опасности здесь быть не может по определению.

Наведя камеру на девиц, плещущихся в потоке хлопкоробьего внимания, Ленка представилась:

— Здравствуйте, девушки. Русский молодежный канал «Антихач 111», Лена Дэ, репортер, позвольте задать вам несколько вопросов.

— Можно, — милостиво разрешил главарь хлопкоробов — рослый симпатичный юноша с едва пробивающимися усиками. — Задавай.

— Какой канал — «Антифа»? — живо уточнил хлопкороб номер два — шустрый востроглазый черныш, до крайности прыщавый, но с аномально-белозубой улыбкой. — Это который антифа — против фащщист, да?

— Ну нет, дорогие мои дети дюны, так дело не пойдет, — поморщилась Ленка. — Вы что, в уши долбитесь? Я русским языком сказала: «Антихач 111». И потом — я обратилась к девушкам. Вы что — девушки?!

— Зачэм так сказаль? — огорчился высокий. — Абидиш хочиш?

— Магу паказат, какой ми дэвушки, — находчиво предложил шустрый, кивая в сторону ближайшей подворотни. — Пайдом туда — пакажу! Тибе панравитса!

Хлопкоробы номер три-четыре до соучастия в беседе так и не снизошли: продолжали пялиться на коленки девиц и, синхронно оттопыривая нижнюю губу, сплевывали на землю вязкую зеленую слюну.

— Еще раз ляпнешь что-то в таком же духе — в натуре станешь девушкой, — вполне серьезно пообещала Ленка. — А сейчас закройте рты, стойте ровно и не мешайте работать. Итак, девушки, первый вопрос: знаете ли вы, что для того, чтобы выйти замуж за мусульманина, вам обязательно придется менять веру?

— Чего менять? — не поняла синеглазка в ситцевом платьице.

— Ислам принимать!

— А какая разница? — пожала плечами вторая девица — бледнолицая «эмочка» в джинсе с клепками, с радикально-черными волосьями и густо накрашенными глазищами. — Бога нет. Это все фикция. И все мы умрем.

— Да уж… А вы в курсе, что ислам позволяет мужчине иметь четыре жены? Если да — готовы ли вы делить своего мужчину с тремя другими женщинами?

— Четыре?! — удивилась синеглазка. — Это ж сколько ему придется работать, чтобы их содержать?

— А кто сказал, что он собирается работать? — хмыкнула Ленка. — Он будет валяться целыми днями — гашиш курить да шербет лакать, а вам вчетвером придется вкалывать с утра до ночи.

— Если богатый будет — не придется, — покачала головой «эмочка». — Вон, они все в золоте, на «Кайенах» раскатывают.

— Ну надо же… — Ленка выглядела слегка обескураженной: очевидно, рассчитывала, что перспектива отступничества и утраты индивидуальности заставит девиц призадуматься. — Ну, тогда вот вам еще информация для размышления…

Тут Ленка собралась с мыслями и залпом выпалила все прелести суровой исламской житухи, каковые, по ее мнению, должны были повергнуть девиц в состояние шока:

— Вы будете фактически собственностью своего мужа — выполнять все его прихоти и повиноваться ему во всем;

Вам придется вести затворнический образ жизни, вплоть до того, что в зависимости от региона проживания носить чадру и строгие одежды, регламентированные исламскими традициями;

Если вас застанут в одном помещении с посторонним мужчиной, вам первым делом сломают нос — как показывает практика некоторых наших звёзд;

Если вы быстро утратите привлекательность — а вы ее обязательно утратите, это уже сейчас видно, — вас просто выгонят вон, вместе со всеми вашими дочерьми, рожденными в браке. Всех мальчиков, рожденных в браке, у вас отнимут. А если попробуете качать права — вас искалечат или убьют.

— Зачем абманываищщ?! — укоризненно воскликнул высокий. — Нэт такой! Сабсэм нэт!

— А! — вспомнила Ленка, великодушно игнорируя порыв высокого. — И вообще, не факт, что вас возьмут замуж, совсем не факт. Все ведь может быть совсем по-другому. Ну, например, знаете ли вы разницу между понятиями «мухаббат» и «вахаббит»?

— Эээ… — задумалась синеглазка. — Это… Я какую-то песню слышала…

— Вахаббит — с бородой, — компетентно выдала «эмочка». — И с автоматом. Джихад — Аллах-Акбар — Бен-Ладен. Дарго или Тандо, не помню точно, куда там хочет мальчик. Вот. А мухаббат… Это, типа, че-то с мухами связано? Или с каким-то аббатством?

— Нет, это скорее с клиникой связано. В общем, дорогие девушки, если у вас ненароком получится мухаббат с вахаббитом — иметь вас будут всем джамаатом. У них так принято: в джамаате все общее. В том числе и женщины. Это понятно? Я доходчиво объяснила? — Ленка расчетливо кивнула в сторону шустрого. — Вы морально готовы к тому, что вас будет драть дюжина вот таких задроченых тараканов?

— Пайдом, пакажу, какой ми таракан! — шустрый схватил Ленку за руку и обозначил движение в сторону указанной ранее подворотни. — Пайдом, тибе панравитса!

Борман-Рома сделали шаг к скамейке и синхронно повели плечами.

— И зачем же ты, голубчик, меня за руку хватаешь? — неожиданно вполне по-бабьи запричитала Ленка. — Зачем больно жмешь, тащишь куда попало? Не боишься, что наши мужчины тебя накажут за такую грубость и дерзость?

— Это какой мущщина — вот эта? — шустрый пренебрежительно ткнул пальцем в наших юнг. — Это такой щщютка, да?

— Может, выйдешь, покажешься? — намекнул я. — Они не понимают опасности, думают — просто подростки, поэтому и ведут себя так развязно. Нет желания предотвратить кровопролитие?

— Да пошли все… — желчно буркнул Федя. — Пусть хоть вообще поубивают к бениной маме — мне по…

— Вот мне всегда было интересно — почему чурки считают всех наших мужиков чмошниками? — Ленка легко вырвала руку, отпихнула шустрого и, отступая на пару шагов, направляя камеру на Бормана, завершила тираду: — Нет, я понимаю — чморей у нас хватает. Но ведь есть и бойцы, верно, юнги?

— Это кто — «байсы»? — удивился шустрый, поворачиваясь к юнгам. — Это вот эта — байсы?

— Нет, «эта вот эта» — твой конец! — рявкнул Борман, резво подскакивая к шустрому. — Получи, Джамшут, прописку!

Шустрый выпал с первого удара — Рома не успел добраться до высокого, Борман мгновенно переключился на зеленослюнных хлопкоробов под номером три-четыре и в три приема втоптал их в грунт.

Рома возился с высоким чуть дольше: паренек попался крепкий, но совсем неподготовленный, и если и провел лишние пять секунд на ногах, то лишь благодаря хорошей физической стати.

Ленка, снимавшая действо, огорченно развела руками:

— Ну и куда спешим, реактивные вы мои? Пять секунд — это что, драка? Вон, су€чки даже не успели сообразить, что по сценарию как раз визжать надо.

Точно, девчата так и сидели на скамейке, дружно разинув рты — события развивались столь стремительно, что ожидаемая реакция просто запоздала.

— За что вы их? — синеглазка всхлипнула и склонилась над корчившимся от боли высоким хлобкопарубком. — Они хорошие…

— Все — клиника, — желчно бросила Ленка, выключая камеру и направляясь к машине. — Сплошной зверинец.

— Ну что, потешила душу? — спросил я.

— Скорее растравила, — Ленка досадливо поморщилась. — В очередной раз убеждаюсь — эта страна обречена на вырождение…

— В смысле, девкам тоже выписать? — уже усевшийся в салон Борман с готовностью высунулся обратно.

— Я те выпишу! — буркнула Ленка, заводя мотор. — Совсем одичал? Да, они дуры. Но это наши дуры. Так что побереги силы, нам еще работать…

* * *

Наша штатная «работа» на сегодня — некто Хусейн. Неплохое имечко, не правда ли? К нему-то мы и едем сейчас в гости. Это юное дарование со своей бандой обосновалось в Сквере Победившей Толерастии (если кто в Москвачкале слабо ориентируется — это почти что в самом центре столицы, возле помпезного сооружения, известного в народе как Чупол-Касы).

Ничем особенным этот Хусейн не примечателен: грабит гуляющую молодежь, подымает разовые «темы», помаленьку хулиганит — в общем, типичный мелкий проказник, как и большинство его взрослеющих соплеменников. От последних он отличается лишь тем, что делает все это в центре бывшей русской столицы и никто его не трогает: по слухам, Хусейн — родственник какого-то вельможного пройдохи, ловко скакнувшего с бараньей лужайки в высокое кресло на Старой площади. Неплохо, да? Этакое финальное па джигитовки: стартуем в высокогорном ауле, финишируем в элитном эшелоне номенклатуры — и тотчас же тащим в столицу весь свой тейп. Детишки горские нонче больно уж шаловливы, так вот, пусть они шалят где-нибудь поблизости, чтоб под присмотром-прикрытием были. А то на родине или на русской рабочей окраине убьют ненароком — и не спросят, кто там в какой позе и в каких креслах сидит и какого цвета у него «Ламборджини».

Возникает резонный вопрос: какое нам дело до этого младого чабанского дарования? С охотой отвечаю: вот нам с Федей — ровно никакого. Это Ленкина инициатива, впрочем, как и все остальные наши досуговые развлечения последних трех месяцев.

Здесь у нас все планово, никаких тебе экспромтов: в Ленкином черном списке персоны по мере «отработки» постепенно вычеркиваются, так что этот крендель теперь стоит у нас на первой позиции.

Справедливости ради стоит заметить — соответствующее место в списке он занимает вполне заслуженно. В последнее время шалости этого славного парубка приобрели заведомо нездоровый подтекст: он выбирает наиболее трусоватых русских пацанов, ставит на колени и заставляет громогласно вопить «славяне — чмо!» и «Чечня рулит». Вся эта благодать, как водится, снимается на камеру и потом запускается в Интернет.

Видели мы эти ролики. Безыскусные и однообразные, сценарий всегда один и тот же: выбирают жертву, Хусейн страшным голосом орет «на колени, а то порежу!!!» и заставляет скандировать вышеуказанные лозунги.

И знаете — ничего, встают на колени и послушно скандируют.

Реакция? Нет, не то чтобы все в сторону глядят — реакция есть, но слабенькая. Вот тут у нас сетевые люди местами возмущаются — по инерции, как-то вяло, без особой экспрессии, просто потому, что вроде бы положено на такие вещи реагировать.

Кроме того, некоторые аналитики предполагают, что развлекаться таким образом Хусейн и сотоварищи могут сколь угодно долго: доморощенные спецы от юридизма (не путать с мюридизмом, это грибы другой группы) утверждают, что криминала в этих шалостях нет. Они никого реально не режут и не бьют, а статья за ненасильственное принуждение к публичным высказываниям нейтрального характера в УК РФ отсутствует. «Славяне» — это обезличенно и расплывчато, так же как и «хачи», прямое оскорбление нации отсутствует, а «Чечня рулит» — ну так и на здоровье, пусть себе рулит куда угодно, какой здесь криминал? В общем, перспектив для судебного (а равно любого другого) преследования вроде бы нет.

Какая-либо внятная реакция широкой общественности отсутствует как явление. Наши бравые «скины» и иные экстремисты по существу вопроса загадочно отмалчиваются, остальная публика в недоумении пожимает плечами: непонятно вообще, зачем злой Хусейн это делает, какого результата добивается и что (кто?) за всем этим стоит.

В общем, Ленка сверилась со списком и решила это дело подкорректировать. И теперь мы едем в гости к младому чабану-московиту Хусейну, в его вотчинные владения в окрестностях Сквера Победившей Толерастии.

* * *

В квартале от сквера остановились, высадили Федю с юнгами. Этот момент обговаривали заранее, но сейчас Федя заканючил:

— Может, я с вами? Сзади, скромненько…

— Исключено, — покачала головой Ленка. — Если он тебя увидит, может в машину не сесть.

— Что-то мне не нравится такой расклад…

— И что тебе не нравится? — Ленка пожала плечами. — Столица, центр, полно народу.

— Ну, не знаю… В этой вашей нерусской столице постоянно всякая дрянь происходит…

— Да ладно тебе, — Ленка кивнула в мою сторону. — Я же не одна иду.

— Вот это и не нравится, — буркнул Федя. — Что-то хреново у вас получается, когда вы вдвоем куда-то ходите…

Верно подмечено. Федя, наверное, теперь до конца жизни будет напоминать мне об этом. Одно утешает: ждать недолго, если таким образом будем развлекаться и далее, конец этот наступит очень скоро.

— Короче, не переживай, все будет в пределах нормы, — пообещала Ленка. — Никаких эксцессов: «ведется» — везем, не «ведется» — резко обрываем общение, уходим. Ждите — мы быстро…

* * *

Мы припарковали машину на прилегающей к скверу улице и потратили двенадцать секунд на постановку ретроспекции «Когда-то я была женщиной». Нет, температура у меня в норме, на работе я не пью и за системной ловлей глюков ни разу пойман не был. Просто, в самом деле, так получилось, что сосредоточенная на предстоящем разговоре Ленка на какое-то время выпала из образа и, повинуясь рефлексам, попробовала прихорошиться: заученным движением достала из сумки пудреницу, вперила в зеркальце отсутствующий взор и пару раз провела по лицу губкой (я не в курсе, как там эта девайсина у них называется — такая кругленькая губчатая подушечка).

Перехватив мой взгляд, Ленка мгновенно вернулась в роль — сердито поджала губы, бросила пудреницу в сумку и вручила мне камеру:

— Будешь работать оператором. Объект — в фокусе. Снимай меня как можно меньше, его как можно больше и работай цирковым бибизьяном — корчи деловую рожу, короче. Понятно, почему так?

Нет, непонятно — но я на всякий случай кивнул, после чего мы закрыли машину и пошли по аллее к помпезному сооружению Чупол-Касы.

Пока мы туда топаем, я в двух словах объясню, какую роль в последнее время играет наша Елена Прекрасная: а то у тех, кто знал ее ранее, может возникнуть недоумение по ряду реплик, да и вообще, по манере поведения.

Ленка старательно втискивает себя в образ бойца и открещивается от всего женского. Джинсовый комбез на три размера больше нормы, максимально короткая стрижка (Федя ее стрижет — нехотя, сквозь слезы, в буквальном смысле из-под палки), ноль косметики, минус двенадцать кило за последние четыре месяца, осунувшееся личико, синяки под глазами, нарочитое сквернословие и постоянная физическая нагрузка наравне с мужчинами до полного изнеможения — вот такая сейчас наша красавица.

Встретил бы в апреле, ей-богу, не узнал бы. Ну все, буквально все в ней изменилось, причем отнюдь не в лучшую сторону.

Раньше Ленка смотрела на мир с ленивым превосходством — кто там копошится у моих ног, стоит ли снизойти? А теперь в ее глазах — черная пропасть, в которой отчетливо видны отблески полыхающего где-то на самом дне страшного пожара.

Любые попытки вернуть ее в привычный образ женщины неизменно терпят фиаско — она просто посылает всех открытым текстом и вполне истерично орет, что никому не позволит вмешиваться в свою личную жизнь.

Ладно, будет время, я вам расскажу еще кое-что об этой неприятной метаморфозе, а сейчас вернемся к «работе» — мы уже почти на месте.

Наслаждаться видами этого сквера мне доводилось бог знает как давно, уже и не скажу сейчас, сколько лет назад, но был я тогда ребенком, а страдающий припадками гигантомании Зураб здесь еще не отметился, это я помню совершенно отчетливо. А поскольку в недавнем прошлом я довольно много времени изучал достопримечательности столицы по злачным местам, где имеют обыкновение массово пастись вот эти самые приснопамятные кавказдюки, у меня под влиянием всего вышеизложенного созрело очень даже превратное представление, подогретое Ленкиными экспрессивными россказнями.

Виделось мне, что в совершенно пустом сквере будет сидеть на лавке под балдахином этот злой Хусейн (не факт, что в чалме и с автоматом — но отчасти такой вариант тоже рассматривался), а вокруг него выстроится в почетном каре целый взвод кавказдючьих спортсменов. Подступы к лавке просматриваются на километр, мы медленно идем туда…

И — гробовая тишина.

Ну и, чего греха таить, одолевали меня сомнения. Как все получится? Справимся мы, удастся выманить ворога из логова или нет?

Если оконфузимся и придется удирать с позором — ладно, это еще полбеды. Но ведь может сложиться и так, что мы отсюда вообще не уйдем живыми. Или, не дай бог, получится как в тот раз в парке. Знаю, что звучит это глупо и патетично, но «парковый» вариант — он хуже смерти. Второго такого позора я не вынесу: если не убьют, сам вскроюсь, как только смогу двигаться…

Оказалось, я был неправ. То ли парковый синдром сыграл со мной злую шутку, то ли богатое воображение, но на деле все было отнюдь не так печально, как расписывали Ленка с Лехой.

В сквере было по-субботнему многолюдно, публика гуляла: молодежь, туристы, коррумпированные милиционеры — пару нарядов я заметил. И вообще, было тут празднично, весело и совсем не страшно: музыка играла, люди болтали и смеялись, традиционно несло агрессивным ароматом нерусской етьбы — шаурмой и шашлыками, не хочешь, а слопаешь с голодухи.

Кавказдюки — да, были, группками по три-четыре человека, причем в зоне видимости друг друга — это я уже умею отличать, научился от Феди. То есть вроде бы и нет явной массовки, но если вдруг что — только свистни, моментом набегут табуном и затопчут. Насчет «раствориться в толпе» — это они правильно придумали, так что с первого взгляда и не заметно.

Но если присмотреться как следует — даже и безо всякого опыта наблюдения, — видно, что их тут хватает. И нетрудно сделать вывод, кто «держит» это место и как поведут себя наряды милиции, если мы своими неловкими телодвижениями спровоцируем конфронтацию.

Погуляв по скверу и присмотревшись к публике, мы по ходу дела заметили «пресс» и повседневную «работу»: кавказдюки жали в углы пацанов и отбирали деньгу. Тихо, грамотно, без скандалов и каких-либо мотивационных изысков, все тут было обставлено в соответствии с детской межрайонной логикой: хочешь гулять по нашей территории — плати дань. Много не просим, до нитки не обираем, но платить надо — так принято везде.

Короче, грабеж средь бела дня. Милицейские наряды, сами понимаете, — ноль внимания. Если кто-то не понял юмора насчет коррумпированной милиции, говорю прямым текстом — это отнюдь не юмор, а суровая реальность. Думаю, не надо напоминать, что без подобной спайки вот такой бизнес невозможен в принципе.

Хусейна мы отыскали довольно скоро, но узнали не сразу: таких, как он, там было сразу четверо — крепких, невысоких, коренастых и практически одинаково одетых. Они решали какие-то вопросы с иностранцами: то ли разводили на все подряд, то ли просто общались — нам понадобилось некоторое время, чтобы произвести идентификацию (до этого мы его видели только в роликах и на смазанных фото).

Мы подошли поближе, встали сбоку и стали демонстративно ждать. Ну и ничего там звероподобного, вблизи — вполне нормальный парень, приятное лицо, широко расставленные глаза, курчавый, по типажу — скорее итальянец, нежели кавказец. Одет в джинсы, темно-синюю футболку, бейсболку в тон. Другие трое джигитов, что были с ним, одеты так же — наверное, это у них униформа. Второстепенная экипировка тоже у всех однотипная: на шее цепь, на руке дорогие часы, на поясе борсетка.

Хусейн отметил наше присутствие, живо отреагировал:

— Вы ко мне?

— Вы Хусейн?

— Да.

— Тогда к вам.

— Погодите, я сейчас освобожусь…

Ух ты, начальник! Персона, тоже мне.

Свита — джигиты, что были с ним, наскоро просканировали нас взглядами и утратили интерес: я — дрищ (нет, я не склонен к самобичеванию — это в соответствии с гусячьей классификацией типов), а Ленка — отнюдь не секси.

Хусейн быстро свернул общение и распрощался с иностранцами.

— Итак, я вас слушаю. Кстати, откуда вы меня знаете?

— А кто вас здесь не знает?

— Тоже верно. Вы кто? Чего надо?

— Молодежный канал «Антихач 111», Лена Дэ, репортер, — Ленка завела привычную шарманку. — Мы хотим пригласить вас на передачу…

— Антифа? — перебил Хусейн и жестом велел мне опустить камеру. — Знаете, у меня к вам претензии! Ты погоди, пока не снимай — я скажу, когда можно будет.

Ленка кивнула мне — я послушно опустил камеру.

— Хорошо, — наша покладистость была принята одобрительно. — Нет, претензии не лично к вам двоим, а ко всему вашему движению. Вы как-то пассивно — со «скинами». Че-то они у вас распоясались, никакой работы не ведете! Вот смотрите — три дня назад в электричке… Кстати — теперь можешь снимать, я там скажу умные вещи…

Тут Хусейн поднатужился и выдал на-гора едва ли не месячную сводку известных происшествий, так или иначе связанных со скинхедами и прочими злыми славянами, которые неровно дышат в сторону кавказдючьего сословия.

Ленка — двуличная сволочь — не стала поправлять, как хлопкоробов давеча, кивала послушно, ждала, когда же оно изольется. Оно повелось, излилось и, похоже, привело само себя в прекрасное расположение духа. Как же — слушают, кивают, внимают всеми фибрами. Уважают, однако!

Меня эта нотация изрядно взбодрила: страх прошел, вернулась ирония и — злость, в первую очередь на себя, малахольного.

Тебя, дрищ ты наш впечатлительный, после Руслана никто из этой публики пугать уже не должен. Пора бы запомнить это, зарубить на носу и больше не впадать в панику по поводу и без. Руслан, да примет Аллах его шахаду (это я на одном вражьем сайте прочел — так они говорят про своих павших героев), так задрал планку, что никому из этих неандертальцев никогда не допрыгнуть, пусть хоть наизнанку вывернутся. Потому что тип, наделенный такой невероятной злобностью, харизмой и силой, встречается крайне редко, не всем и не в каждом столетии. Это, если хотите, анти-Федя. То есть тот же Федя — возможно, даже здоровее и круче, только с вражьей стороны.

Так вот, этого «анти» я собственноручно пристрелил на одной замечательной полянке, без сомнений и душевных содроганий — как бешеного пса. То есть, по идее, как трактуют некоторые сомнительные аспекты дзена, я убил вместе с ним свой страх. Надо бы это запомнить и внушить себе, потому что пока, в самом деле, только по идее…

Когда Хусейн наконец-то иссяк, Ленка приторно улыбнулась и сообщила:

— Здесь неподалеку монтируется передача «Проблемы кавказской молодежи в русской столице». Мы выбираем наиболее отличившихся представителей этой самой молодежи и даем им высказываться по существу вопроса. Не желаете ли поучаствовать?

— А это где? — живо заинтересовался Хусейн.

— В офисе. Десять минут пешком или две — на машине. Тут рядышком.

— Это надолго?

— Да как пожелаете. В принципе, хотелось бы обсудить одну основную проблему, но если захотите, можете высказаться по любому вопросу, который вас волнует или кажется вам жизненно важным.

— А что это за передача? Это сразу эфир, да?

— Нет, это монтаж, — терпеливо напомнила Ленка. — То есть можно посмотреть результат, если что-то не понравится — подредактировать, поправить…

— Я знаю, что такое монтаж…

Хусейн подумал маленько, посмотрел на меня — дрищ (еще раз: это не самобичевание, просто это легко читается во взгляде), на Ленку — нет, отнюдь не бомба, на часы — времени полно, все равно заняться нечем…

— Ладно, поехали. Кого-то еще взять с собой?

— Только без обид… — Ленка одарила своей фирменной приторной улыбкой свиту Хусейна. — Все, кто рядом с вами, вне всякого сомнения, заслуживают всяческого уважения, но… публику, увы, интересует только ваше личное мнение. Вы, если вы не в курсе, в некотором роде звезда, так что…

— Да я в курсе, — Хусейн мудро хлопнул ресницами. — Я знаю. Так что, пацаны, давайте тут пока сами — у меня съемка…

* * *

Как поведут себя большинство нормальных людей, оказавшись вместо обещанного офиса в проходном дворе, да еще и под прицелом у здоровенного злого мужика? Думаю, как минимум испугаются и вступят со злыднем в конструктивный диалог на тему «Забирай что хочешь и спокойно уходи — геройствовать никто не будет».

На ствол и прилагающегося к нему Федю Хусейн отреагировал как на неизбежное, но вполне привычное зло.

Зато на Ленку от всей души обиделся:

— Это что, вот такие «Проблемы кавказской молодежи», да? Значит, все это ложь и провокация?!

— Нет, это все правда! — возмутилась Ленка. — Проблема действительно есть, причем глобальная. Молодежь какая? Кавказская. Какого хрена она делает в русской столице? Почему она не у себя дома, где работы невпроворот? А проблема даже не в том, что она тут находится, а в том, что именно она делает в русской столице. Если бы она трудилась, прилежно училась, вела себя культурно и, вообще, не вредила — вопрос о пользе, заметь, даже не стоит — добро пожаловать! Но она, эта кавказская молодежь, занимается в основном тем же, чем и ты: грабит, хулиганит и глумится. Поэтому — проблема есть, и очень большая…

— Да-а-а, вот это ты меня развела, красавица, — огорченно покачал головой Хусейн. — Я-то думал, точняк снимать будут…

— Снимать будут точняк, — пообещал Федя. — Смотри сюда: ствол не травматический.

— Да понял уже, понял, не дурак, — бесстрашно пробурчал Хусейн. — Че делать-то? Че, вообще, вам надо?

— Снимай борсетку, выворачивай карманы.

В вышеуказанных местах у нашего гостя, помимо всего прочего, обнаружился травматический пистолет «Оса» и тяжелый складной нож с фиксатором. Что поделать, клиенты у нас такие — хлебом не корми, дай железо потаскать.

— Ребята, мне вас жалко, — посочувствовал нам Хусейн. — Вы даже представить себе не можете, что теперь с вами будет!

— С нами — да, это вопрос открытый, — Ленка стала осматриваться, выбирая место, откуда будет удобнее снимать. — А вот ты сейчас выступишь в роли груши для битья — коротко, но ярко. И через час ролик с этой благодатью будет висеть в Сети.

— Да кто бы сомневался! — зло усмехнулся Хусейн, втихаря принимаясь разминать плечи. — Насчет толпой помесить нашего брата вы всегда были мастера, тут вам равных нет. Вы «скины», да?

— Толпой тебя никто окучивать не будет, — успокоил Федя. — Будет чисто фэйр-плей. Ты будешь драться один на один. С Борманом.

Хусейн заметно вздрогнул: имя Бормана на слуху, как и наши, — Ленкина заслуга.

— А ты, значит, Федя? — во взоре нашего гостя проснулось трагическое понимание.

— Угадал.

— Вы что… Валить меня будете?

А вот это уже было сказано без всякой бравады, вопрос прозвучал вполне животрепещуще и с характерной хрипотцой.

— Ты каким местом слушал? Никто тебя валить не собирается. Ты будешь драться.

— Драться — понятно… А в чем фишка? Зачем все это?

Нет, ни фига ему не понятно — он теряется в догадках, зачем мы его сюда привезли.

— Объясни, — кивнул мне Федя.

— Ты там давеча трещал: русские — чмо, нация рабов и алкоголиков. Ролики писал, славян на колени ставил и так далее. Так вот: сейчас ты ответишь за свои слова, — деловито пояснил я. — Борман — ученик одиннадцатого класса. Не имеет никаких разрядов и званий. Ты будешь с ним драться. Правил нет. Биться будете до нокаута либо сдачи.

— И че потом?

— Когда он тебя сделает, придется взять свои слова обратно. Скажешь: я был неправ, как раз таки кавказдюки — чмо, а славяне рулят.

— Так… А если я его уделаю?

— Прессовать тебя никто не будет, — пообещал Федя. — Если так — получается, ты все правильно трещал.

— И че, вы, типа того, вот так просто меня отпустите?

— Конечно, — кивнул Федя. — Положишь Бормана — свободен. Ролик с боем в любом случае в Сеть выложим, скажем — да, правильно ты говорил.

— Да ладно!

— Слово.

— Ну…

— Но только смотри: если Борман тебя сделает, придется забрать слова обратно, — напомнил я.

— Понял, понял.

— Не просто забрать, а повторить все буквально наоборот: сказать, что кавказдюки — чмо, а славяне рулят.

— Да не вопрос! — во взоре Хусейна сверкнула затаенная усмешка. — Если победит — скажу.

— Слово? — уточнил Федя.

— Слово, — уверенно кивнул Хусейн.

— Ну все, быстро разминайтесь — и погнали.

Хусейн крепок, здоров и проворен, к тому же раза в полтора тяжелее Бормана. Он КМС по греко-римской, да и «ударная» у него поставлена, насколько я могу судить по тому, что нахватался за последние три месяца от наших фанатов рукопашки. Нет, как наш «объект» бьется живьем, я до сего момента не видел, но есть несколько роликов, где он дерется на улице (да-да, у нас все как у настоящих — Федя готовил братца для принципиального боя, добыли по противнику буквально все, что можно), если это не постановка, то получается довольно ловко.

В общем, его уверенность в победе вполне обоснованна: Борман, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, не более чем знаменитый сетевой персонаж, а вот фигурой не вышел — богатырем наш парень отнюдь не выглядит.

— Готовы?

— Да!

— Ну все, погнали.

Хусейн вошел в бой без рисовки, грубо и напористо: без подготовки пробил серию, ни разу не попал, с ходу обозлился и, присев в низкой стойке, стремительным тараном бросился на Бормана, намереваясь смести его в партер, либо произвести свой коронный поясной захват и раздавить худосочного негодяя в стальных объятиях.

Зря он так: надо было, наверное, хотя бы минуту погонять, прощупать противника.

Борман играть был не расположен — вопрос, как видите, очень принципиальный, поэтому работал жестко и без затей: молниеносно отскочил, высоко выбрасывая колено навстречу, и, не дослушав ужасного звука намертво сминаемой переносицы, со всей дури добавил локтем в лицо.

Все — финал.

На Хусейна было страшно смотреть. Он лежал на спине, задыхаясь от ярости и боли, лицо обезображено, кровища хлещет — зрелище, скажу я вам, крайне неприглядное: меня в какой-то момент даже на неприязнь к Борману проперло — понятно, что надо наказывать, но не так же!

Во взгляде Хусейна читалось безразмерное недоумение: вот ни фига себе, и как же такое вышло?! Это что у вас за доходяга такой реактивный?!

— Давай — как договаривались, — Ленка подошла поближе, присела, взяла лицо Хусейна крупным планом. — Кавказдюки — кто?

— Нахххх… — гнусаво просипел Хусейн. — Идитя… нахх…

— Э, ты слово дал! — напомнил Федя.

— Ппляяя… — Хусейн закрыл глаза и принялся осторожно трогать размозженный нос. — Фы чче стелали, тффари…

— Нет, я понимаю твое состояние, но ты что, хочешь на всю Сеть прослыть фуфлогоном? — вмешался я. — Мы это быстро устроим: через час вся Москва будет знать, что слову твоему — грош цена. Давай, быстренько забери слова обратно, и мы от тебя отстанем. Если термин подзабыл, я напомню: кав-каз-дю — ки!

— Кафффкасстюки ччмо, — Хусейн выплюнул кровяной сгусток и обреченно вздохнул. — Слаффяне — рулят… И ффызовите ушше мне «Скорую»…

— Снято, — констатировала Ленка, выключая камеру.

— Ну вот, видишь, как все просто, — похвалил Федя. — Молодец, потихоньку постигаешь истину. Еще немного — и на завод пойдешь. А там, глядишь, и домой захочется…

* * *

Возле кафе «Ушибленный Поэт» стоянка отсутствует как явление, поэтому машину припарковали на обочине, а Борман-Рому оставили сторожить и наблюдать за обстановкой.

— Опять мы в пролете, — грустно заметил Борман.

— Я вам пирожные с колой принесу, — пообещала Ленка. — Пицца здесь плохая, к кофе вы равнодушны, так что ничего не теряете.

— Ладно, — приободрился Борман. — Если есть что выбирать, хорошо бы — эклеры, и не с белком, а с маслом.

— Да, с маслом лучше, — поддержал Рома, метнув флюид затаенной укоризны в сторону Феди. — Нам надо массу наедать, а то от бега скоро совсем высохнем…

Вот этот долбанутый «Поэт» — не что иное, как молодежная забегаловка. Кормят здесь невкусно, но дешево, а в противовес подают вполне приличный кофе и съедобные пирожные. Вдобавок ко всему со второго этажа открывается прекрасный вид на Большую Сунжу (до недавнего времени известную как Москва-река). Все это привлекает московскую молодежь, так что по выходным здесь полно народу.

Мы уже не совсем молодежь и тем более не московская. И чего, спрашивается, приперлись? А у нас здесь деловая встреча с Народным Ополчением, или попросту — с Лехой.

Поднявшись на открытую террасу, мы протиснулись сквозь плотное скопление жующе-кофеинствующей и агрессивно курящей публики и сели под навесом в дальнем углу.

— Слышь ты, стратег, — буркнул Федя, недовольно осматриваясь и морщась от дыма. — Мы здесь уже третий раз… Не боишься засветиться?

— Все продумано, — важно приосанился Леха. — Работаем по графику.

— Ну-ну… — Федя, то ли желая поддеть Леху, то ли подыгрывая ему, уточнил: — Хвостов не привел?

— Все чисто, я проверялся, — заверил Леха. — Можете расслабиться, здесь вам ничего не угрожает. Вы же знаете: когда этим занимаюсь я — я занимаюсь этим основательно и скрупулезно.

— Гхм-кхм… Ну да, мы знаем…

Леха обожает конспиративные игры. Место встречи объявляет в самый последний момент, массу времени тратит на обследование прилегающей территории с целью выявления «засады-подставы-прослушки», в процессе общения с нами настороженно озирается и подолгу задерживает взгляд на кажущихся ему подозрительными субъектах.

Федя меня по этому поводу давным-давно просветил: если нами будут заниматься спецы — наблюдения мы не заметим. Так что все эти Лехины телодвижения не имеют никакой смысловой нагрузки. Мы, однако, не одергиваем его: товарищ полезный, регулярно снабжает деньгами — пусть и небольшими, так что пусть себе и дальше резвится на здоровье. Думаю, вы согласитесь со мной: каждый имеет право на индивидуальный подвывих, коль скоро это не причиняет окружающим неудобств. А уж природа подвывиха — дело сугубо личное. Одни могут часами восхищаться формой плавников Clupeonella cultriventris^[1] или корявым профилем достославного негодяя на старинной марке, а другие впадают в эйфорию от встреч с находящимися в розыске особо опасными преступниками и черпают вдохновение в тайной деятельности, направленной на воплощение в жизнь неких утопических идей с выраженным национальным подтекстом.

— Что будете? — Леха, не переставая сканировать террасу пронзительным взором, раскрыл меню.

— Как обычно: людям пицца с кофе, детям — пирожные, — Ленка отняла меню, передала его Феде и достала из сумки камеру. — Думаю, они и без тебя угадают, какая пицца сегодня съедобная. Двигайся ближе, покажу, что мы наснимали…

Пока мы с Федей посредством анализа списка ингредиентов решаем шараду, какая из двенадцати заявленных в меню пицц наименее разрушительна для организма, а Ленка с Лехой смотрят арт-хаус, я, с вашего позволения, прокомментирую некоторые нюансы. А то мне неловко: возможно, кое-кто из публики может подумать, что все эти рейды по паркам, лекции о теории нравственности и прочая псевдомиссионерская активность — моя личная инициатива. Нет, я не отрицаю: моя вина в этом тоже есть, но весьма опосредованная.

Я всего лишь познакомил Ленку с Лехой. А дальше они — сами. И однозначно относить мой проступок к разряду глупостей тоже нельзя: еще неизвестно, что стало бы с Ленкой, если бы она не посвятила себя всей этой непродуктивной мышиной возне. Вполне возможно, сошла бы с ума. Или сотворила бы что-то страшное из серии «пластит-мечеть — курбан-байрам». Горит в ней неведомый огонь, негасимое пламя, зажженное не по ее воле в один проклятый майский день — полыхает без устали, сжирая ее изнутри и больно опаляя тех, кто находится рядом. И если этому пламени не давать выхода, никто не застрахован от спонтанных взрывов разной степени тяжести.

Леха мониторит Сеть, следит за вражьей активностью и подыскивает для Ленки материал. Ленка выбирает приглянувшиеся ей темы и организует «репортажи». Не зря ведь на журфаке училась.

Правда, деятельность ее от стандартной работы репортера несколько отличается. Она не просто фиксирует события и доносит их до зрителя. Она эти события провоцирует сама. И, надо заметить, получает от этого немалое моральное удовлетворение.

Следует отдать ей должное — к репортажам она готовится вдумчиво и основательно, старается учитывать специфику нашего положения и характер контингента, с которым приходится работать. Но по ряду объективных причин у нас регулярно случаются экспромты. Типа последнего диспута о нравственности из серии «мухаббат-ваххабит».

Помимо съемок «живой натуры», Ленка пишет статьи о нашей деятельности, злонамеренно при этом гиперболизируя (короче, врет и не краснеет). И нещадно пиарит нас как народных мстителей, русских былинных богатырей и патологических робин-гудов местечкового розлива. Эти статейки Леха редактирует в сторону реализма и размещает на разных ресурсах.

Вот такой славный получился тандем — с моей легкой руки.

Самое страшное — что нам за это платят деньги. Или, может быть, самое страшное, что мы эти деньги берем? Не знаю, короче, но Леха считает, что раз мы изгои, то обязательно должны нуждаться в деньгах. В принципе, деньги у нас есть, не бог весть какие, но на жизнь хватает (как мы зарабатываем, расскажу позже). Но мы не спешим разубеждать Леху и благосклонно позволяем ему оказывать нам финансовую поддержку. Насколько мы успели разобраться, для Лехи все эти шпионства, сетевая активность и протестные формы деятельности составляют смысл жизни. Ну так и зачем отнимать у человека этот смысл? Пусть себе и дальше развлекается, хуже от этого никому не будет.

Да, надо уточнить: сам по себе Леха — камрад с весьма средним достатком, а деньги нам платит РСС (Русское Сетевое Сопротивление). Это разные люди — в основном студенты, офисная молодежь, великовозрастные инфанты, сидящие до тридцати и далее на шее родителей, и прочие регулярные обитатели Сети, которым не нравится сложившийся порядок вещей. В силу слабой организованности и трусоватости на какие-либо активные действия — даже разового характера — против устоявшейся Системы они не решаются, но готовы платить изгоям и поддерживать их морально. В общем, негласные члены этого сообщества регулярно перечисляют на Лехины «веб-кошельки» небольшие суммы. Почти все эти деньги Леха отдает нам, а перед РСС отчитывается нашими видеозарисовками и Ленкиными пламенными статьями. И все получают от этого пользу: Ленка отчасти гасит сжирающее ее пламя, Леха тешит свою заговорщицкую сущность, а сетевые псевдофрондеры получают некую видимость борьбы против порочной Системы.

В общем, все довольны. Все, кроме нас с Федей.

Мы считаем, что вся эта борьба — не более чем ИКД (имитация кипучей деятельности) и мышиная возня, воспринимаемая Системой даже не как комариные укусы, а как низшей степени назойливости променад последних осенних мух, вялых и медлительных, уже даже не жужжащих, а просто по инерции летающих по кругу в силу заложенного в них Природой-Матерью механизма выживания.

Прошу понимать правильно: мы не против борьбы как таковой. Но борьба должна быть конструктивной и давать хотя бы минимальные результаты. В противном случае это не борьба и вовсе не сопротивление, а просто Несогласие, с которым каждый из участников РСС волен поступить по своему усмотрению. Хочешь — гордо носи его как знамя — Системе это совершенно по тулумбасу, хочешь — отправь по почте другу с разноцветной открыткой Яндекса. А лучше всего — затискай себе в самые потаенные глубины организма, возвращайся в свой теплый офис и продолжай прилежно вкалывать на Систему, с который ты так круто не согласен.

Предвижу вопрос: зачем в таком случае мы всем этим занимаемся?

Отвечаю: вы не поверите, но нашего согласия никто и не спрашивает.

У нас тут есть неуправляемая бомба замедленного действия под названием «Лена-мщу-всем-подряд», так вот, она рулит во всех отношениях. И машиной — это ее машина, точнее, ее родителей, и процессом, и нами заодно.

Почему так получается (нет, не надо ухмыляться — и вовсе мы не подкаблучники, просто так получается), мы выясним по ходу повествования. А сейчас самое время вернуться на мастерски задымленную террасу «Ушибленного Поэта» — нам принесли некое подобие пиццы, а Ленка с Лехой с минуты на минуту закончат просмотр материала.

Под пиццу обсудили сюжеты. Леха нашел, что в домашнем задании «народ против кавказдюков» резать ничего не надо, все там органично и к месту — даже левые Хусейнячьи реплики и собственно момент приглашения.

Ленка возразила: все места, где она мелькает, надо обязательно убрать. Леха спорить не стал, он в курсе Ленкиного пунктика.

Пунктик такой: Ленка старается не попадать в кадр.

Голос за кадром — это пожалуйста, а картинку — не надо. Делает она это вовсе не из-за опасения за свою жизнь, а в угоду здоровой целесообразности. По ее утверждению (и в этом есть рациональное зерно) — неузнанная, она будет гораздо более полезна общему делу, чем опознанная всеми подряд и намертво привязанная к нам визуальной цепью.

Экспромт Леха тоже взял, но, посовещавшись с Ленкой, решил избиение хлопкоробов потереть. Ввиду слабой мотивации оно как-то совсем неубедительно и даже жестоко, да и в формате высоконравственного диспута совсем не смотрится. Короче, это лишнее.

Вот такие двуличные сволочи. Что ложится в строку — покажем. Что не нравится — обрежем.

— Кстати, — вспомнил Леха, без энтузиазма дожевывая свою пиццу, — все забываю спросить: что это за «Антихач 111»? Почему не знаю? Это в самом деле есть такой канал?

— Пока нет, — Ленка доверительно подмигнула Лехе. — Но наверняка скоро будет.

— А, ну я так и понял, — Леха мудро кивнул. — А почему «111»?

— Три единицы, — терпеливо пояснила Ленка. — Общеизвестный постулат — триединая сущность интернационализма.

— Эээ…

— Ну ты тупица! Один вопрос. Одна секунда на размышление. Один ответ.

— А какой вопрос?

— «Нужны ли русским хачи?»

— Хороший вопрос! — с энтузиазмом одобрил Леха. — Очень актуальный, знаете ли. С ответом тоже все ясно. Не понял только: зачем секунда на размышление?

— Ну, это если респондент будет пьян. Чтобы было время собраться с мыслями.

— Понятно… Ну все, значит, так и определимся, — Леха важно кашлянул и приосанился. — Загоняю материал на три ресурса здесь, как статья будет готова — в блоги и на «Родина уже не зовет». Это тот самый австралийский филиал нашего движения — я говорил…

Леха напоминает об этом на каждой встрече — но сейчас мы дежурно-благодарно округлили глаза и со значением покачали головами. Да-да, не извольте сомневаться, камрад Леха: мы прониклись — это международный уровень, ни больше ни меньше. Мы в курсе, что в Австралии есть славяне, они по большей части заимообразно ненавидят «муслимов», и среди них, как водится, нашлось немало бездельников, которые всеми фибрами души поддерживают ваше великое Несогласие.

Догрызли пиццу, выпили кофе — все, деловой обед подошел к концу. Уже собрались было откланяться, но тут Леха, секретно сверкая глазами, выдал:

— Тут одна идея есть…

— Может, как-нибудь в другой раз? — деликатно рыгнул в ладошку Федя.

— Да, конечно — в другой так в другой, — Леха мгновенно обрел несчастный вид. — А идея — просто мега. Бомба. Просто — супер. Но если в другой…

— А чего откладывать? — заинтересовалась Ленка. — Давай, делись. Что там за идея?

— Нет-нет, надо все «пробить», довести до ума, упорядочить схему… — Леха быстренько принял донельзя интриганский вид. — Сегодня вечерком буду звонить людям, уточнять, потом уже, когда все устаканится — скажу. А пока…

— Нет, ну хотя бы в общих чертах?

— Да нет, в общих — это не то. Тут конкретика нужна, так что… У вас завтра — как?

— Завтра — заняты, — обиженно заявила Ленка. — У нас с утра интервью. В одиннадцать часов. Так что можешь все свои секреты свернуть в трубочку и…

— Погоди — а с кем интервью? — насторожился Леха. — Мы вроде бы ничего такого не планировали…

— Глупыш. Интервью берем не мы, — Ленка величаво-снисходительно вздернула подбородок. — Интервью берут у нас. Разницу улавливаешь?

Мы с Федей синхронно хлопнули глазами и переглянулись.

Ух ты, вот это новость! И не самая приятная, скажу я вам.

Ну-ка, вспоминайте, когда у преступников берут интервью? Если кто запамятовал, я подскажу: в основном это происходит в двух ситуациях: либо после поимки, либо когда они захватили толпу заложников и укрылись в каком-нибудь ДК или высотном отеле, где имеют обыкновение шляться всякие посторонние крепкие орешки и прочие псевдопродукты для мозгов.

В связи с этим очень хотелось бы узнать, что там у нас завтра по графику: сдача властям или захват заложников?

Я многозначительно кашлянул — Ленка досадливо поморщилась в мою сторону и дернула плечиком: типа не встревай, все доведу позже.

— Ну а после интервью? — не сдавался Леха.

— Да не знаю я, когда все кончится! — продолжала ломаться Ленка. — Может, это будет быстро, а может, наоборот, растянется. Понимаешь, специфика данного мероприятия такова, что никогда заранее нельзя предугадать, как все сложится…

— Короче, давай так: я позвоню ровно в полдень, — быстро нашелся Леха. — Если получится так, что вы к тому моменту управитесь, а у меня все уже будет готово — надо обязательно пересечься. Просто кровь из носу — дело такое, что вы даже представить себе не можете, что за дело…

— Ну, шпион, заинтриговал! — сдалась Ленка. — Ладно, давай так: я тебе сразу после интервью сама позвоню.

— Хорошо, — кивнул Леха. — А где будет интервью?

— А вот это тебе знать не обязательно, — Ленка надменно оттопырила нижнюю губу. — Ты ничего не забыл про нас? Ты на фига такие вопросы задаешь?

— Нет-нет, я же не адрес спрашиваю! — всполошился Леха. — Ты уж совсем за идиота меня не держи — неужели я не понимаю?! Но мне надо хотя бы приблизительно — ну, район, что ли… Мне ж надо подобрать место встречи, проверить там все, посмотреть…

— Ну, коли так — ладно. Это примерно в районе Клыкастого Бульвара.

— А, понял, — Леха разулыбался и подмигнул. — Я даже могу примерно назвать компанию, которая будет брать у вас интервью.

— Компания здесь совсем ни при чем, — покачала головой Ленка. — Это личная инициатива одного хорошего человека. Человек изрядно рискует. Так что это не должно нигде прозвучать…

— Все будет нормально, не волнуйтесь. Вы же меня знаете. Насчет места — понял, буду планировать. Минутку подождите, я сейчас…

Леха прогулялся к выходу, постоял с полминуты у перил, покрутил головой, придирчиво озирая окрестности, вернулся и доложил без малейшего намека на иронию:

— Все чисто. Можете спокойно уходить. Я рассчитаюсь.

Мы распрощались с нашим конспиративно озабоченным агентом влияния и двинули на выход. Все, надеюсь, на сегодня лимит приключений исчерпан.

Кстати, чуть не забыл!

Для тех, кто не в курсе: да, это понятно, что Леха — маньяк-заговорщик по жизни, но надо заметить, что его опасения в некоторой степени обоснованны.

Помните, мы упоминали про эйфорию от общения с преступниками? Так вот, преступники — это не какие-то там абстрактные личности или сетевые персонажи.

Это мы.

Нет, мы не крали сельдь из сельпо и к злостному уклонению от алиментов имеем самое отдаленное отношение.

Мы с Федей — в федеральном розыске за массовое убийство.

Для правильных мальчиков сразу поясняю: нет, это не судебная ошибка и не оговор. Мы действительно повинны в том, за что нас разыскивают.

Можно еще добавить, что, помимо правоохранительных органов, нас ищут девять кавказских родовых общин (тейпов), и за наши головы обещана весьма внушительная сумма в европейских рублях.

Вот такие, братцы, дела…

Примечания

1

Килька (лаб.).