Министерство справедливости

Лев Гурский, 2020

Когда ржавые скрепы рассыпались и подлый мир канул в небытие, его вчерашние хозяева и их верные слуги шустро расползлись по всему глобусу и забились в глубокие щели. Они сменили имена, паспорта, номера банковских счетов и понадеялись на юридические увертки, а еще больше – на короткую память обывателей и великодушие победителей. Как будто они оказались правы: шли месяцы, а родина официально не преследовала сбежавших ворюг и кровопийц… Но значило ли это, что о них забыли совсем?

Глава третья

Ого! Неожиданный поворот. Я заново присмотрелся к гостю, а тот позволил мне себя рассмотреть. Защитный слой тефлона, хорошо заметный с первого взгляда, никуда не делся и при втором. Однако на непроницаемом лице я вдруг увидел нормальные глаза. Живые, человеческие. Похоже, хитрый Сергей Петрович до поры их куда-то прятал, а теперь счел нужным предъявить — вместо документа. Знал, что на казенных бумажках, пусть и самых авторитетных, подкатывать ко мне глупо, да и небезопасно.

— С мусором изящно получилось, — признал я. — Симметричный ответ. Одного не пойму: ко мне-то вы зачем явились? За консультацией, что ли? И, кстати, «вы» — это вообще кто? Тайное общество неуловимых мстителей? Иллюминаты?

Улыбнувшись обеим моим версиям, Сергей Петрович помотал головой.

— Я бы с удовольствием ответил на все ваши вопросы, но есть человек, который сделает это гораздо лучше меня, — сказал он. — Хотите с ним поговорить? Поедемте со мной.

Заманивает, змей, подумал я. Манипулирует. Разжигает интерес. Но, с другой стороны, чем я рискую? Навредить мне они, кажется, не намерены, а все мои альтернативы на сегодня слабенькие: либо недочитанный том мемуаров князя Юсупова, либо — что вернее — очередная беседа с Петрушей об «Утре стрелецкой казни». Список его претензий к картине Сурикова я изучил от и до, но каждый раз император изобретал всё новые и новые. Своим занудством он даже стойкого монархиста мог бы довести до идеи цареубийства.

— Ну что, едем? — Гость глянул на свой наручный хронометр, потом на меня. — Мы вас долго не задержим, честное слово. Три часа максимум, вместе с дорогой туда и обратно.

В эту клинику я запихнул себя сам и не собирался что-то менять в привычном распорядке. За новостями я не слежу, за территорию не выхожу, на администрацию не жалуюсь, всем доволен. Я — примерный псих. Для человека вроде меня тут полный релакшен. Прессу не носят — раз. Вайфай не подключен — два. Из телеканалов только «Классика Голливуда» и Discovery — три. Короче, рай непуганых идиотов. С другой стороны, раз в полгода мне бы, наверное, не помешал перерыв. Отдых в раю тоже бывает утомительным… Тем не менее из чувства протеста я решил еще немного посопротивляться уговорам.

— Три часа? — переспросил я. — Нет, не пойдет. Пропущу прием лекарств, а у меня режим.

— Вот ваши таблетки, — Сергей Петрович вручил мне пластиковый стаканчик. Он был похож на наш, только с крышкой. — Возьмите с собой и примете, когда будет необходимо.

— Их можно только после еды, а завтрак у нас через полчаса, — продолжал упорствовать я.

И снова гость оказался на высоте.

— Роман Ильич, не беспокойтесь, я прихватил вашу запеканку. — В его руках тотчас же материализовался вкусно пахнущий пакет. — Теплая, разогревать не надо. Сможете поесть в машине, по дороге к нам. Вот этим запьете таблетки. — Откуда-то возникла и зеленая упаковка сока с приклеенной соломинкой. — Еще какие-нибудь пожелания есть?

Пора было завязывать с капризами. Хотя одно условие у меня оставалось.

— Уговорили, — сказал я. — Едем, куда скажете. Под вашу ответственность. Главное, рулите как можно дальше от Лубянки. После 4 декабря там, наверное, кадры обновились процентов на девяносто, но моему хрупкому организму сегодня может хватить и десяти. Не будем рисковать. Вам ведь не хочется потом отмывать салон вашего автомобиля?

— Не хочется, — подтвердил Сергей Петрович. — Но этого, я уверен, и не случится. Наш офис — совсем в другом районе, так что мы без проблем обогнем комплекс зданий на Лубянке по о-о-очень далекой траектории. Всё под контролем, не переживайте.

Уже в который раз я оценил квалификацию гостя. Подготовились, ничего не скажешь. Видимо, я им действительно нужен. Знать бы еще, кому именно и какого черта…

С верхней одеждой я немного не рассчитал. Июньское солнышко припекало, в пиджаке оказалось жарковато. Хорошо еще, что наш автомобиль — совсем не пафосный фольксваген-жук светло-голубой раскраски — приткнулся недалеко, напротив ворот клиники. Полгода назад, когда я заселялся, стоянка тут категорически не разрешалась. Отлично помню, как таксист высадил меня метров за двести и мне пришлось тащиться пешком между сугробами с тяжелым чемоданом в руке. Теперь же рядом с главным входом было черт знает сколько беспечно припаркованных машин.

Я по привычке завертел головой в поисках суровых дорожных знаков, но не обнаружил ни одного. Эй, кто посмел отбирать хлеб у дэпээсников? Как и всякий москвич, я давно притерпелся к запретительным жестянкам, которые внезапно появлялись в неожиданных местах. Но чтобы какой-то выгодный знак вдруг убрали? Чудеса — да и только!

Сергей Петрович догадался о моих чувствах и понимающе ухмыльнулся.

— В столичном ГИБДД — тоже новая метла, — объяснил он. — Иван Юржилин, трижды герой России, бывший космонавт, суперстар. Два с лишним года непрерывного стажа на МКС, буквально месяцы оставались до Книги рекордов Гиннеса… Но позвали — и он сразу вернулся. Я всё осознал, говорит. Главное всегда остается на Земле, говорит. Вы бы видели, Роман Ильич, его разборки с мэром по средам на ТВЦ! Вся Москва смотрит.

— Прямо настоящие разборки? — Втиснувшись на заднее сиденье, я положил рядом с собой прямоугольную картонную коробку, куда мой гость упаковал таблетки, сок и запеканку. Главным было захлопнуть дверь и не прищемить при этом бороду. — В прямом эфире?

— В прямейшем! — подтвердил Сергей Петрович. Он завел мотор, и наш жук благодарно фыркнул. — Аж искры летят. Жаль, вы не следите. Сейчас по ящику такие идут споры — телезлодей Кенарев от зависти сгрыз бы свой лиловый френч. Михал Саныч Гурьев, нынешний мэр, у нас экономист, лауреат и тэ дэ. У него главная песня одна — надо думать о будущем и пополнять городской бюджет. Наша нерезиновая еще, мол, год проживет за счет конфиската, а потом? Опять доить регионы? Лучше уж самоокупаемость. Нерадивые московские водители тоже могут кое-что принести в казну.

— И что космонавт? Неужели против?

— Категорически! — ответил Сергей Петрович. — Не для того, говорит, я в невесомости маялся и ультрафиолет глотал, чтобы дома портить людям жизнь. Раз уж, говорит, в околоземном пространстве движение тел подчиняется законам физики, то и на дорогах Москвы этих законов достаточно. А значит — никаких штрафов по пустякам. Закрытые проезды — открыть, стоянки повсюду — разрешить, двойную сплошную оставить, но за ее пересечение брать по-минимуму, если не возникло аварийной ситуации… И ведь добился уже, молодец, кое-чего. Заметили, да? Теперь гибдэдэшникам труднее нас ободрать.

Я выглянул в окно и понял, что дорожных знаков по пути следования и вправду стало намного меньше, чем я привык видеть на улицах: пропали из виду грибницы красно-белых и красно-синих кружков с цифрами, стрелками и перечеркнутыми пиктограммами. Въезды во дворы освободились от полосатых зарослей шлагбаумов. Я почувствовал, что в окружающем меня уличном пейзаже не хватает еще одной привычной детали… Ну где ж они, родимые?

— Быть не может… — выдохнул я. — Этот Юржилин — он что, и эвакуаторы убрал?

— Все, подчистую. — Сергей Петрович притормозил на «зебре», пропуская стайку деловитых бабулек с плакатами. На одном из них я увидел надпись «Верните ей эфир!» и жестоко нарумяненное лицо актрисы из старого фильма про обманутую бесприданницу. — Штук триста самых древних экземпляров сразу сдали в металлолом, те, которые поновее, по дешевке продали в Монголию, а вместо штраф-стоянок теперь детские площадки.

Вот оно, безумство храбрых, с уважением подумал я. Такой подвиг только космонавтам по плечу. Удивительно, что в нашей клинике до сих пор нет парочки героев космоса. Они же первые в группе риска. Чуть зазеваешься — и в тебя вселился какой-нибудь циничный алиен. Или, наоборот, восторженный, но со своим инопланетным чувством прекрасного. Впрочем, любой алиен мне заведомо симпатичнее, чем вчерашняя медвежуть…

— А других космонавтов среди нового начальства случайно нет? — спросил я.

— Никто больше не хочет, даже бортовой компьютер с МКС, — хмыкнул Сергей Петрович.

Дождавшись зеленого сигнала светофора, он ловко вырулил на Большую Переяславскую. Я наблюдал из окна, как мимо нас лениво проплывает желтая раковина бензоколонки Shell, ее сменяет огромная розовая тетка с вывески «Русской блинной», а тетку с блинами — малиновый треугольник внушительного вида, логотип «Дельта-банка».

За полгода Москва заметно изменилась и, пожалуй, к лучшему. Пропали не только многие дорожные знаки. С улиц ушла муравьиная суета, раздражавшая отсутствием всякого видимого смысла. Еще недавно в московскую землю ежедневно закапывали бюджетные деньги — и не останавливали процесс даже во время эпидемии и табачно-водочных беспорядков. Теперь уже никто не взламывал новый асфальт, чтобы положить вместо него новейшую плитку, и не выковыривал потом плитку, чтобы вернуть на место асфальт. Исчез с глаз долой так бесивший меня прежде повсеместный пластиковый новодел: псевдоримские портики в окружении гирлянд бумажных цветов, макеты триумфальных арок, увитых яркими связками воздушных шаров, искусственные баобабы вместо спиленных дубов и геометрически правильные клумбы, в центре которых базальтовыми брусочками были выложены три гордые буквы «С» — Самсон Силантьевич Сапрыкин. Наверное, всё это фальшивое буйство цвета помогало бывшему столичному мэру забыть суровые пейзажи его юности, проведенной среди пустыни полуострова Мангышлак. Интересно, уцелел ли сапрыкинский Институт урбанизма? На месте новых городских властей я бы разобрал это здание по кирпичику, а на его месте устроил танцплощадку…

— Роман Ильич, вы кушайте, а то остынет, — заботливо напомнил мне Сергей Петрович.

Спохватившись, я раскрыл коробку. И как меня угораздило забыть про завтрак? Раньше такого не бывало. Наверное, это из-за того, что я слишком долго не покидал пределы клиники. Удобная одноместная палата, щадящий режим, приличное меню, добродушный персонал, небуйные соседи, Петруша с его ежевечерними рассказами о стародавних русско-шведских баталиях — всё это надежно отгораживало от реальности. Но стоило выйти за порог, как мое природное любопытство перевесило стремление взять у жизни тайм-аут. Глазеть по сторонам оказалось интереснее даже, чем есть. К счастью, аппетит — тот прожорливый сурок, который всегда с тобой. Я наполовину освободил свою порцию от бумажной обертки, откусил и стал сосредоточенно жевать.

Поначалу запеканка не обманула ожиданий, однако минуты через две я ощутил резкий неприятный привкус: то ли огурцы скисли, то ли рыба оказалась второй свежести. Что еще за вредительство? Не могло всё так быстро испортиться! Это же не… Приступ тошноты навалился на меня внезапно, как взвод росгвардейцев из-за угла, взбултыхнул желудок с такой силой, что я едва сумел удержаться в миллиметре от приступа рвоты. Лишь пару секунд спустя, когда к тошноте прибавилось позабытое чувство острого жжения в носу и шмелиного жужжания в ушах, я понял, в чем дело. Ах ты, зараза!