Надежда и разочарование

Левсет Дарчев

В жизни нет ничего важнее, чем дети. Родители живут в ожидании встречи, телефонного звонка и простого знака внимания от своих детей. Всегда ли дети понимают это, ведь родители не вечны, и каждое их ожидание может стать последним.

© Левсет Дарчев, 2019

ISBN 978-5-0050-2101-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Надежда и разочарование

«Ничто не проходит бесследно, — думал Зияди, — на теле легкие шальные детские шрамы, на душе

тяжелее — от жизни длиною в семь десятков лет». Черные брови разрослись и появились длинные поросли, а между ними пролегла увесистая складка. Трое детей: один мальчик — Гиви, сложенный по его эскизу, — высокий, стройный с темными глазами, прямым носом и волосами, отливающими медью. Две дочери — Майя и Роза, больше похожие на мать стройной изящной фигурой, красивым овалом лица, нежные и чувствительные. Это все его богатство, все его достижения. Сын в России, дочери — в Канаде. А он — один в большом доме, летом утопающем в зелени фруктовых деревьев и винограднике, а зимой укрывающемся под снежной скатертью, выдавая существование лишь одной трубой на крыше, откуда валит дым — признак жизни, тепла, уюта.

«Не все плохо. Главное — сердцем не стареть. Жизнь продолжается, завтра отмечу юбилей. Приглашу всех друзей и родню и буду радоваться на всю округу как никогда».

— Эй, ты где? — раздался звонкий голос жены Ноны с нижнего этажа дома.

Зияди прислушался к ее шагам, которые были не так быстры и озорны, как раньше. Вскоре она поднялась по лестнице, выпрямилась во весь рост — худая, узкокостная,

с крашеными в медь волосами, чтобы спрятать седину. Ее карие глаза остались такими же живыми, как и в юности. Прямая и честная. В руке она несла телефон.

— На, это Гиви.

Сердце у Зияди дрогнуло, потому что звонок означал одно — он не приедет.

— Алло, — прозвучал знакомый, очень желанный тембр голоса сына. — Отец, гамарджоба¹.

— Гагимарджос², сынок, — ответил он одеревеневшим голосом.

— Отец, я от всей души поздравляю тебя с юбилеем, — произнес Гиви, стоя в зале ожидания аэропорта. — Извини, я очень хотел приехать, но обстоятельства… Я собираюсь в командировку в Испанию и как только вернусь оттуда, я прилечу домой и мы…

— Зачем ты летишь в Испанию?

— Дела, отец.

— Я слышал, что ты там связался с…

— Нет, нет, отец, — быстро прервал его Гиви. — Мы же об этом говорили. Слухи всего лишь. Еще раз — поздравляю.

— Спасибо, сын. Ты с кем? — тронутый заботой, спросил его Зияди, услышав в трубке женский голос.

— Я один. Пауза.

— Эх, ты, — неужели у тебя не получается найти какую-нибудь грузинку и жениться, сынок. Тебе уже тридцать лет. Ты забыл обещание?

— Нет, отец. Нет. Я в этом году непременно женюсь.

— Сынок, ты знаешь, какой самый главный инстинкт у живых?

Молчание в трубке.

— Какой?

— Сохранение рода! — грустно сказал Зияди, отвечая на свой философский вопрос. — Есть такое маленькое существо — притворщица листочка. Даже она, находясь до половины в пасти у хищника, откладывает яйца, чтобы продолжить себя в новой жизни. Я в большом доме, где ты родился и бегал без штанов. Мне здесь сегодня одиноко, сын. Я не против: можешь жениться и на испанке…

Через минуту Зияди грустно опустил руку с телефоном и тихо промолвил:

— Я уже не могу вмешиваться во взрослую жизнь детей.

Нона застыла, глядя на раздосадованного мужа с немым взглядом на лице, вспомнив беседу с врачом накануне.

Взрослый терапевт с минуту молчал, перекладывая листы с анализами друг на друга. Нона с трепетом ждала, что скажет этот человек в белом халате, который за день хладнокровно констатирует десяткам людей трагические исходы, сохраняя полное равнодушие.

— Я не знаю, что и сказать, — начал он механическим голосом. — Судя по анализам, у него нет ничего серьезного — можно жить и сто лет. Вот, сердце чуть пошаливает. Это орган, о котором докторам мало, что известно. Смотришь на человека, вроде здоров, а казусы происходят. Я думаю, что у него все это связано со стрессом из-за увольнения с работы, — он случайно не участвует в политических баталиях?

— Нет, — отрезала Нона. — Его политика не интересует. Он просто был хорошим хозяйственником без алчности и лицемерия. Очень многое сделал для людей. Вручили Похвальную грамоту, прицепили медаль и сказали: «До свидания».

Он не ожидал этого.

Врач начал что-то писать на бумаге каракулевым почерком. «Попробуй разбери потом, — думала Нона, — их, наверное, еще в институте учат писать по-хитрому, а то, как объяснить то, что все медики пишут одинаково безобразно».

— Вот, возьмите рецепт, — начал доктор давать указания. — И, пожалуйста, делайте, как я вам скажу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Гамарджоба (по-грузински) — привет.

2

Гагимарджос (по-грузински) — привет (в ответ на приветствие).