Там, где смерть и кровь, не бывает красоты

Лариса Соболева, 2010

На улице найдена почти раздетая девушка, не помнящая ни своего имени, ни недавних событий, ни того, почему она вся в крови. А вскоре у себя дома обнаружен убитым некто Усманов, отпечатки в квартире совпадают с отпечатками девушки, страдающей амнезией. Работник пресс-службы милиции София и ее друг Артем, только что получивший звание майора, пытаются разобраться в этом деле. Успешному расследованию мешают личные обстоятельства: София давно разлюбила мужа и теперь вынуждена подолгу выяснять отношения, а Артем устал от связи с истеричкой Ликой, требующей, чтобы он всегда был только с ней… Ранее книга издавалась под названием «Злодеи-чародеи»

3

Отпечатав сводки на компьютере, София теперь писала то, что к утру сформировалось в ее воображении в начало романа, мысленно вознося себе похвалы. А кому из авторов не нравится собственное творение? Пусть еще не написанное, но оно же бурлит, кипит в голове и в сердце, значит, его обязательно надо написать! И это произойдет!

— София, ты просто идеальный объект для действий преступника — не видишь и не слышишь, что вокруг творится, — вдруг раздался над ее ухом знакомый голос.

София вытаращила глаза: когда это он вошел сюда? Не только вошел, но и уже сидит напротив нее, улыбается. Артем поставил на колени кейс, взяв его за бока, и сказал:

— Дороговат подарок!

— Для тебя мне ничего не жалко, ты же однажды спас мне жизнь, — шутливо сказала она. — Тебе не нравится?

— Нравится. Покажи фотографии, которые ты сделала в больнице.

София защелкала мышью, но монитор был допотопный, его нельзя развернуть, и она предложила Артему:

— Бери стул и подсаживайся ко мне. — Когда он присоединился к ней, она увеличила кадр. — Вот она!

— Совсем соплячка. Сколько ей лет?

— Этого она нам не сказала — не помнит. На вид девчонке лет семнадцать. Но есть и еще фотографии, их мобильником сделал врач из травматологии, когда ее доставили в больницу, а мне их записали на флешку… Секундочку… Смотри: это ее ладони… Вот — пятна на одежде…

— В этом ее и нашли на улице?! — изумился Артем.

— Угу. Вот тут еще кровь, на животе…

— Достаточно. Поехали?

София едва не подскочила на месте:

— Куда?!

— В больницу, к этой потерявшей и память, и одежду девице.

— Поеду, если ты обязуешься потом доставить меня в редакцию и на телевидение.

— Ты прямо как Инесса: сразу встречные условия выдвигаешь! Поскольку мне не жалко на тебя потратить ни бензин, ни свое время — ты ведь тоже спасла мне жизнь, — то я тебя доставлю. Опять интервью?

— Нет. Инесса просила на телеканале дать фото девочки, вдруг ее знакомые или родственники отыщутся?..

Он помог ей надеть пальто. София обмотала шею шелковым платком, перекинув длинный конец за плечо. Вспомнив что-то, она вернулась к компьютеру и записала на флешку подготовленные материалы для СМИ.

— Почему тебя так заинтересовала эта девочка? — спросила по дороге.

— Потому что вчера ты упомянула о следах крови на ее теле. Откуда бы ей взяться, если только кто-то не пролил эту кровь в ее присутствии? А с утра я пообщался с Инессой, и она сказала, что нашли ее недалеко от того дома, где было совершено убийство.

— О боже! Думаешь, это она убила?!

— Не исключаю. — Артем набрал номер на трубке и поднес ее к уху: — Ефим Васильевич, я жду вас в многопрофильной, пожалуйста, сравните анализы.

Изменений в состоянии девочки не наблюдалось. Она напряглась, когда в палату вошли мужчины, явно заподозрив что-то неладное. Забегала глазами по сторонам в поисках лазейки, но отсюда было не сбежать. Чуткая София присела на кровать, тронув ее за руку, по-доброму успокоила ее:

— Не бойся, тебе ничего плохого не сделают.

Это подействовало, но лишь отчасти — девочка все кусала губы. Бояться она не перестала, но, поглядев на Софию, на минуту-другую затихла. Доктор принес какие-то бумажки, и Ефим Васильевич вышел вместе с ним в коридор. Артем начал с вопроса:

— Тебя как зовут?

— Меня? — задумалась она. Похоже, девочка не играла. — Как-то зовут… Наверное, вы сами уже знаете?

— Мы-то как раз не знаем! А почему ты вышла на улицу раздетой?

Она почувствовала в его вопросе какой-то подвох. Поглядела на Софию, та ободряюще ей кивнула и улыбнулась. Но девочку все равно явно беспокоило присутствие незнакомых людей. Она взглянула в дверной проем и увидела доктора, что-то доказывающего второму незнакомцу. Сглотнула и спросила:

— Когда я вышла… раздетой?

— Нашли тебя вчера утром, значит, и вышла ты откуда-то в таком виде тоже вчера утром. Раньше — вряд ли: ты замерзла бы до смерти, ночью температура опускается до нуля. Так почему ты вышла на улицу почти без одежды?

Девочка задумалась. Видно было, что она старательно вспоминает, и это давалось ей с большим трудом и напряжением. Наконец она неуверенно произнесла:

— Наверно… я испугалась…

— Испугалась? — подкупающе участливо спросил Артем. — Раз ты испугалась, значит, убегала от кого-то, так?

— Угу. — Но ответ ее получился каким-то неуверенным.

— Так чего или кого ты испугалась?

— Смерти…

— Чьей?

— Своей.

— Тебе кто-то угрожал?

— Думаю, нет… Просто мне стало страшно очень, а потом все прошло. Когда я убежала из ловушки, это прошло.

— Из какой ловушки?! Откуда ты убежала?

— М-м… не знаю. Но я была в ловушке!

Приоткрыв дверь, Ефим Васильевич Левин сделал Артему знак головой: мол, выйди. София вышла вместе с ним.

— Кровь на ней была, по всем показателям, Усманова. Но мы сделаем повторные анализы, чтобы уж на сто процентов быть в этом уверенными, — сказал Левин.

Внешне невыразительный, Левин, с его темно-коричневой кожей, скромный и молчаливый, опытный эксперт, не ошибался практически никогда, но он постоянно перестраховывался. Поэтому Артем, доставая наручники, заявил:

— Имеющихся процентов вполне достаточно. Забираем ее!

— А без наручников никак нельзя? — запротестовала София. — Она же еще ребенок!

— Этот ребенок, скорее всего, убийца, — возразил ей Левин.

— София, тебя бы она тоже не пожалела, — добавил Артем.

— В чем вы ее повезете, в какой одежде? — вступил в их разговор доктор. — Халат и рубашка — у нас на балансе! Вам остаются лишь тапочки, их забыл один наш больной.

— Ты называешь «балансом» дерьмо, что сейчас на ней? — хмыкнул Артем. — Спиши его!

— Куда вы ее определите?

— Сначала мы ее «пальчики» откатаем. Если это она их там оставила, в квартире убитого, то ей прямая дорога в СИЗО. — Артем забрал у доктора пакет с вещами, в которых к ним поступила девочка, и передал его Левину со словами: — Вызывайте нашу «неотложку».

— А как же она будет сидеть вместе с преступниками? — не унимался доктор. — У нее явно не все дома, она плохо ориентируется, над ней же начнут издеваться ваши уголовницы.

Вот и пойми этих докторов: вчера он требовал забрать девочку, а сегодня горой встал на ее защиту!

— Извини, док, — сказал Артем, берясь за ручку двери, — но отдельные апартаменты там — это только карцер.

Он вошел в палату, быстро защелкнул наручники на запястьях девочки и, взяв ее за руку повыше локтя, заставил встать с кровати.

На обратном пути София молчала, отвернув лицо к окну. Разумеется, ее вовсе не интересовал скучный городской пейзаж.

— Ты на меня дуешься? — спросил Артем.

— У нее были такие глаза… как у загнанного зверька, — промямлила София, не испытывая особого желания разговаривать с ним. — Она же больна, неужели ты не видел?! Разве нельзя было какое-то время подержать ее в больнице, например, закрыв палату на замок?

— Если ее признают больной, то и отправят в изолятор, и ею займется судебный психиатр. Он все выяснит: косит ли она под амнезию или у нее действительно поехала крыша.

— Мне кажется, не косит. С ней что-то случилось.

— София, пойми, подозреваемых положено задерживать!

— Понимаю…

— Нет, ты не понимаешь и не принимаешь этого, я же вижу! А кто тебя предупреждал: милиция — не для таких, как ты? Не послушалась! Хорошо, чтобы ты не переживала, я тебе клянусь: если это не она оставила «пальцы», я обязуюсь доставить ее обратно в больницу. Даже порадуюсь, если все так и будет…

— Ты обрадуешься только в одном случае: когда уложишь убийцу на нары!..

Артем припарковался у здания редакции, предупредив Софию:

— Постарайся не задерживаться, ладно?

— То есть ты хочешь дождаться меня? — удивилась она.

— Хочу. Давай побыстрее.

— Я только закину сводки, — обрадовалась София, ведь это очень удобно, когда тебя повсюду возят.

Не прошло и пяти минут, как она вновь плюхнулась на сиденье, изрядно удивив Артема.

— Ого, ну и скорость. С тобой можно иметь дело! — заявил он.

— А ты до сих пор сомневался? Ты и на телевидение меня доставишь?

— Не сейчас. Кстати, дай-ка мне посмотреть то, что ты подготовила для телевидения.

— Интересно, как ты все это посмотришь? Компьютера-то здесь нет, у меня все на флешке.

— В таком случае не отдавай это им пока. Сначала надо точно выяснить, она это или не она побывала в квартире Усманова, а уж потом подумать, стоит ли запускать так широко информацию о ней.

— Как скажешь.

Несмотря ни на что, Софии с Артемом было легко и просто. Между ними установились теплые отношения. Конечно, все это держалось не на одной их взаимной симпатии, а на чем-то большем. Желательно вообще в подобных ситуациях особо не вдаваться в суть — что именно лежит в основе теплых человеческих отношений, в противном случае жизнь многих людей станет невыносимой и как раз необъяснимой. Невыносимой потому, что избитое слово «люблю» — его же придется признать! — станет давить на мозги и все прочие части тела, и от этой определенности и в своем роде безвыходности все это может перерасти в элементарное взаимное ожесточение. А необъяснимой потому, что кто, как не Артем (в данном конкретном случае), должен проявлять инициативу? Почему же он ее не проявляет? Чувствует совсем не то же самое, что сама София? Неправда! Иначе никому не пришло бы в голову, что между ними жгучий роман. Тогда что его держит, что тормозит? Тот факт, что у нее есть муж? Или его пассия, на которой он, между прочим, не женат, чтобы не потонуть в терзаниях и муках совести?

«Я сейчас разревусь, — досадливо подумала София. — Хватит анализировать и углубляться в эти «почему»! Мои мозги следует занять чем-то другим…»

НОВЫМ РОМАНОМ!

«Начальник следственных дел выпятил толстые губы, опустив уголки рта вниз, лохматые брови соединил в одну линию на лбу и смотрел из-под них на Марго в упор. Пожалуй, этого было достаточно, чтобы догадаться: Виссарион Фомич отнюдь не рад ее визиту. А ведь недавно она ему помогла, стала его тайной шпионкой в великосветском обществе! Однако про себя Марго лишь посмеивалась и, неплохо уже изучив повадки Зыбина, даже не подумала оскорбиться, зная наперед: все равно она переломит его. Виссарион Фомич проворчал — а ворчун он был известный:

— Что это вы, сударыня, спозаранку в наш участок пожаловали?

— Да уж полдень миновал, — возразила она, садясь напротив него и улыбаясь. — А привела меня к вам нужда: совет ваш нужен. Дело весьма серьезное, крайне необычное, посему я прошу вас выслушать меня.

— Я к вашим услугам, — недовольно проскрипел он, подперев пухлой ладонью обрюзгшую щеку и машинально помяв при этом ею свои ужасные бакенбарды.

Ему явно было неинтересно, с чем к нему пожаловала эта избалованная дамочка, это ясно читалось по его осоловевшим глазам. Но по мере изложения ею всей истории он замер, почти перестал мигать, лишь изредка щурился, что означало: сей мистический рассказ изрядно заинтриговал Зыбина. А Марго опасалась, что он сразу оборвет ее, не дослушав эту нелепицу. Конечно, после изложенных ею событий пауза была вполне оправданна. Марго и сама пребывала в замешательстве, не зная, что ей думать по поводу гуляющей по ночам покойницы.

— М-да, презабавный случай-с, — наконец сказал Зыбин, откинувшись на спинку кресла, которое, между прочим, подарила ему Марго, — в старое он еле втискивался, так как был безмерно толст.

— Вы находите? — подхватила она, про себя радуясь его заинтересованности. — Вас не удивляет то, что призрак Элизы вдруг вышел из своей могилы?

— Когда б я в первый раз услышал нечто подобное, то, без сомнения, посмеялся бы и не поверил.

Марго уже вторично в течение сегодняшнего дня испытала потрясение:

— Вы хотите сказать, что Элиза еще кому-то являлась?!

— Не она-с. Под Рождество умер некий господин Загурский, помещик, предки его — выходцы из Польши — переселились в Россию в семнадцатом веке. Загурские обладали огромным состоянием, но за два с половиною минувших века подрастеряли свое богатство, из фамильных драгоценностей остался у них один сапфировый крест. Так вот, по слухам, жена покойного утверждала, будто ее муж, Загурский, вышел из могилы и забрал свой крест!

— В это трудно поверить, — вырвалось у Марго излишне эмоционально.

— Так никто и не верит, жену Загурского почитают за умалишенную. Кстати, в ту ночь умерла его мать, удар хватил старуху, когда она будто бы увидела своего сына. А что слышно в салонах, ваше сиятельство? Может статься, у вас, в свете, обсуждали сии странности с покойниками?

— Нынче я не делаю визитов, у нас траур.

— Траур, угу, — покивал он. — Я желаю лично беседовать с вашими нянькой и сторожем.

— Так едемте, моя карета у порога!

Нянька повторила свой рассказ в точности, как и Прокоп, но, как это часто бывает, когда люди безмерно испугались, их истории обросли новыми мелкими подробностями, оттого они несколько удлинились.

— Ты сказал, — выставил вперед свой толстый указательный палец, похожий на обрубок, Зыбин, — что Элиза Алексеевна открывала парадную дверь ключами. Где же она их взяла?

Ключи! Конечно же! Такая важная деталь, а Марго ее пропустила! Если представить, что покойница сделала невозможное и вышла из могилы, то почему она не прошла сквозь стены, а воспользовалась ключами?

— Видно, с собой они их принесли, — ответил сторож. — Они-с, как только к двери подошли, тотчас вставили ключ в замок и повернули его, я слышал щелчок.

— Ваше сиятельство, — Зыбин с трудом повернул свой обширный корпус к графу, — скажите, ключи от парадного никогда не терялись?

— Незадолго до смерти Элизы они куда-то подевались, — сказал граф, — но у нас есть запасные. Когда мы хотели поменять замки, то внезапно ключи обнаружились.

— Где вы их обнаружили-с?

— Да там же, где они обычно и лежали. Какое это имеет значение?

— Никакого, — неожиданно растянул рот в улыбке Зыбин.

А Марго поняла, что ключами он заинтересовался не напрасно. По своему внешнему виду Зыбин поистине был отвратителен, словно толстая жаба с редкими бакенбардами, притом неучтив, а то и груб. Но он был чрезвычайно умен — большой знаток своего дела, она в этом убедилась не однажды в процессе расследования истории Камелии.

— Позвольте взглянуть на ваш кабинет, ваше сиятельство, — попросил Зыбин.

Слуг отпустили, и все дружно поднялись наверх, прошли насквозь анфиладу комнат, и, наконец, граф Ростовцев распахнул дубовую дверь:

— Прошу, господа.

Зыбин осмотрелся, одобрительно выпятив губу. В кабинете было на что поглазеть: один только фрегат, модель, выполненная искусным мастером, огромных размеров, приводила в восторг всех, кому ее показывали. И письменный прибор из яшмы тонкой работы привлекал внимание, не говоря уж о разного рода мелочах, которые с первого взгляда давали каждому понять: вещицы эти — весьма дорогие.

— В каком ящике вы, ваше сиятельство, хранили ассигнации? — приступил к делу Виссарион Фомич.

— Да вот в этом, — выдвинул граф ящик бюро.

— Он был заперт?

— Разумеется. Я всегда его запираю.

— А где ключ хранился?

— Идите-ка сюда. — Граф Ростовцев открыл иллюминатор в корпусе фрегата и достал оттуда небольшую связку ключей.

— Изобретательно, — оценил Зыбин, заглядывая внутрь парусника. Вдруг он поднял голову: — А кто из домашних знал, что вы храните ключи в каюте сего корабля?

— Графиня, дочь, сыновья, — перечислил Алексей Борисович. — Последние с нами не живут.

— Более никто не знал?

— Полагаю, нет.

Удовлетворенно крякнув, будто ему все-все стало ясно, Зыбин потребовал показать ему сейф. Алексей Борисович довольно легко отодвинул книжный шкаф, за ним, встроенный в стену, показался железный сейф.

— Как же сия конструкция открывается? — спросил Зыбин.

— Ключами, сударь. Двумя. — Предвидя следующие его вопросы, Алексей Борисович рассказал: — Ключи от сейфа я хранил там же, в каюте фрегата. Но вчера ко мне приходил стряпчий, и я доставал из сейфа документы. Потом я вернулся, чтобы положить их на место, да тут лакей прибыл с докладом: мол, приехал управляющий нашим имением. Я бросил ключи в карман шлафрока и забыл про них, так что ночью они были в моей спальне со мною. В каком месте лежат ключи от сейфа, знали все те же: только самые близкие люди. Я и жена находились ночью в спальне, сыновей в доме не было, а дочь моя…

У графа дрогнули губы, он отвернулся, пряча навернувшиеся слезы. Потупились и все остальные, старательно показывая графу, что они не заметили его слабости. Но супруга все же подошла к мужу и взяла его за руку. Задав ему несколько формальных вопросов, Зыбин засобирался восвояси, пообещав убитым горем родителям разобраться во всем.

Разве могла Марго остаться в доме, не узнав, каково его мнение? Она любезно предоставила ему свою карету, и не успели они выехать со двора, как она пристала к Зыбину:

— Скажите, что вы думаете по этому поводу?

— Да я покуда, ваше сиятельство, с покойниками в изворотливости и уме не состязался, однако, вижу, придется мне потягаться и с ними.

— Не верю, Виссарион Фомич, что у вас нет никаких мыслей.

— Должен разочаровать вас, сударыня: мыслей нет.

— Выходит, покойники запросто приходят к себе домой, чтобы забрать деньги и драгоценности? Зачем они им в могилах?

— Видать, выкуп на небесах с них требуют.

Он сказал эту чушь столь серьезным тоном, что Марго непроизвольно фыркнула. К счастью, Зыбин сделал вид, будто он не заметил этой неучтивости с ее стороны, и сказал:

— Ключи взял тот, кто знал, где они лежат! Либо граф ошибается и, помимо близких, есть еще некто, осведомленный о тайнике в корпусе корабля, либо…

— Что — либо? — нетерпеливо сказала Марго.

— Либо юная графиня Элиза жива и, действительно, приходила в дом ночью…

— Этого не может быть, — категорично заявила Марго, имея на то полное право. — Элизу похоронили ровно месяц назад. Я присутствовала на похоронах, ее отпевали в церкви, она лежала в гробу!

— Значит, существует еще одна Элиза.

— Двойник? — нервно хохотнула Марго. — Увольте, Виссарион Фомич, я в это не верю. Во-первых, откуда двойник Элизы знал, где лежат ключи? Откуда эта «вторая девушка» знает, как расположены комнаты в доме и в какую ей надобно было войти? А где она взяла ключи от парадной двери?!

— Но ведь ключи однажды на какое-то время пропали, а затем нашлись. Разве для вора представляет сложность сделать дубликат?

— В таком случае двойник должен был взять их и узнать, где спрятан сейф, стало быть, появиться в доме, а это невозможно! Неужели родные спутали бы Элизу с другой девушкой, похожей на нее?!

— Должен признать, вы в чем-то правы…

— Разумеется, права! Есть и второе доказательство моей правоты: Загурский, который тоже приходил к себе домой — хотя должен был покоиться в могиле, — и забрал крест. Два двойника — не слишком ли это много?

— И тут вы правы, Маргарита Аристарховна. Надобно съездить к вдове Загурского и из первых уст послушать, как у них все это было.

— Моя карета к вашим услугам. Надеюсь, вы позволите мне присутствовать при допросе вдовы? — спросила Марго.

Он скосил на нее глаза. Случалось, они открыто выражали его мысли, как в этот миг, и по их выражению Марго прочла: «Опять вы, ваше сиятельство, дурью маетесь?» Но она знала, что Зыбин не посмеет отказать ей из уважения к ее мужу, и он не отказал:

— Да уж, извольте.

— Когда мы отправимся к ней?

— Завтра, сударыня, завтра. Все ж таки десять верст от города, дорога неблизкая. С утра отправимся, коли вы того желаете…

Вдова Загурского по всем признакам была женщина прилежная и придерживающаяся строгих правил, безусловно, не лишенная привлекательности, несмотря на глубину постигшего ее горя, тридцатипятилетний свой возраст и необычайно скромную, а также излишне мрачную одежду. Особенно прекрасны были ее волосы — необычайно пышные, которые она не уложила в прическу, а просто перехватила на шее лентой — ведь она не ждала гостей.

— Начальник следственных дел Зыбин Виссарион Фомич, — представился ей гость, поклонившись. Не забыл он и о Марго: — Графиня Маргарита Аристарховна, жена статского советника графа Ростовцева.

— Прошу садиться, господа, — указала Загурская на кресла в гостиной. Когда нежданные гости уселись, Анна Яковлевна распорядилась подать чаю, ведь господа с дороги, затем поинтересовалась: — По какому поводу вы ко мне пожаловали?

— Нас интересует крест, который у вас украли, — сказал Зыбин. — Не могли бы вы рассказать, как это случилось?

— М-м, — понимающе усмехнулась она. — Слухи дошли и до полиции? Ежели я все расскажу, вы тоже примете меня за сумасшедшую.

— Отнюдь нет. Видите ли, родственников ее сиятельства графини только что ограбили подобным же образом.

— Вы хотите сказать, что мой покойный муж это совершил? Сударь!..

— Покойница-с, — внес уточнение Зыбин, подняв указательный палец. — Юная девица, умершая в этой семье месяц назад! Не странно ли сие, сударыня: у вас покойник взял из дому крест, у родственников графини Ростовцевой покойница забрала деньги и пыталась открыть сейф?.. Сходные случаи-с! И невероятные. Помогите нам разобраться, так сказать, пролейте свет на мрачные слухи.

— Стало быть, покойники не только в мой дом приходят? — Кажется, ее обрадовала эта новость, хотя открыто своей радости, как таковой, хозяйка и не выказала. — Хм, а я уж было подумала, что действительно схожу с ума. Что ж, господа, вижу, вы не с дурными намерениями приехали в эдакую даль. Что ж, я расскажу… И сделаю сие потому, что, может быть, вы мне разъясните, как мне все это следует понимать и… как принять?

Вацлав заболел внезапно: почувствовал себя худо и слег. То ли в бессрочный сон он впал, то ли в беспамятство, только через три дня доктор, осмотрев его, лишь руками развел:

— Отошел.

Как! Почему?! А кто же скажет — почему? Врачеватели отнюдь не всесильны, они сами не поняли, что за болезнь такая нашла на сего здорового, крепкого мужчину. Его мать от горя все глаза выплакала, через каждый час капли пила, она-то и спасла Анну Яковлевну от полного упадка духа, она да еще двое деток. Заботы о них отвлекали вдову от ее горя, только вот ночью сердце у нее сжималось и лились сами собою слезы. Анна Яковлевна засыпала лишь под утро, да и то ненадолго. А как тоскливо ей становилось, когда ночью завывал ветер — в деревне он особенно «голосист» и силен, душу терзает хуже палача!

Однажды глубокой ночью Анна Яковлевна услышала крик — короткий и страшный, вызвавший ледяные мурашки по всему телу. Она вскочила на своей постели, так как узнала голос свекрови, в одной ночной сорочке бросилась к ней в комнату, расположенную неподалеку от ее собственной спальни. У свекрови всю ночь горела лампа под абажуром на слабом фитильке, поэтому Анна Яковлевна, распахнув дверь, тотчас увидела мать своего мужа, несмотря на полумрак. Бедная женщина явно хотела встать: она уже откинула одеяло, но приступ помешал ей, и она подала знак криком, надеясь, что кто-нибудь да прибежит к ней. Свекровь лежала, свесив голову и половину корпуса с безвольно упавшей рукой с кровати. Удивительно, как она вообще с нее не свалилась, — чепец ее упал на пол, седые волосы рассыпались по плечам. Анна Яковлевна бросилась к женщине, боясь новой смерти в доме, и, упав на колени у кровати, поправив голову свекрови, с трудом выдавила полушепотом:

— Матушка…

Матушка не шевельнулась, не вздохнула… Анна Яковлевна хотела встряхнуть ее и взялась за ее плечи, но вдруг всей спиной почувствовала, что в спальне еще кто-то есть. И этот «кто-то» находился именно за ее спиной. Неизвестность страшна, но страшнее не знать, не видеть, кто за тобой стоит, что он задумал?..

И он и правда там стоял — спиной к ней, в углу, копался в ящиках шкафа, где свекровь хранила свои личные ценности — переписку, документы, мелкие семейные реликвии. Обернулись они оба — хозяйка и неизвестный — одновременно. Анна Яковлевна, подумав, что в поместье забрался вор, хотела было закричать, позвать на помощь слуг… Но вот мужчина сделал пару шагов к ней, попав в более или менее яркое световое пятно, и она увидела… мужа!!! А покойники не возвращаются!..

Это было так страшно, что крика не получилось — он исчез напрочь вместе с голосом. Ощущая свою полную беспомощность перед сей фатальностью, почувствовав дыхание смерти в образе мужа, Анна Яковлевна как подкошенная упала на пол. Падая, она заметила, как в его руках что-то сверкнуло — что-то заискрившееся, ловившее лучи света отшлифованными гранями. «Крест», — была ее последняя мысль, которая на то и мысль, что она мгновенно улетучивается вместе с сознанием.

— Нас обеих нашла горничная ранним утром, — с трудом сдерживая слезы вымолвила Анна Яковлевна. — Матушка принимала капли строго по часам, первую склянку — в шесть утра. Меня-то служанка как-то привела в сознание, а вот матушку… Умерла она! Без сомнения, удар ее хватил, когда она увидела своего живого сына. А ведь на его похороны съехалось много народу — из города и из соседних усадеб, поэтому никто, понимаете, никто не поверил в то, что мы видели живого Вацлава! По их лицам и глазам я прочла одну жалость ко мне, а потом я узнала… Меня считают помешанной! — всплеснула она руками, горько, нервно хохотнув. — Но матушки не стало, и пропал фамильный крест, которым наградил польский король пана Загурского, предка моего мужа, могущественного магната еще в начале семнадцатого века… Да что там, я и сама стала в себе сомневаться, ездила в город к докторам… Но ведь он приходил еще раз!

— Неужели?! — заерзал в креслах Зыбин.

Давно уж принесли им чай, пироги, варенье, а Виссарион Фомич, изрядно проголодавшись, лишь поглядывал на угощение с вожделением, ибо хозяйка так и не предложила им: «Отведайте, господа…»