Лилия Белая. Эпический роман

Лариса Малмыгина

Судьбы трех сестер из семьи уральского крестьянина Назарова резко изменились, когда грянула Великая Октябрьская революция. Девушек разбросало по разные стороны баррикад…

Глава 6. Нареченный

Ветки обезумевших от ярости деревьев будто в отчаянии колотили по саням, в которых сидела промерзшая насквозь Уленька. Черный ворон летел перед самой мордой неповоротливой гнедой кобылы и изредка затравленно каркал. Многометровые сосны медленно расступались перед его проворным маленьким тельцем и неохотно пропускали беглянку туда, в неизвестность, где на самом краю города ждала девицу ее злая судьба.

Прошла вечность, прежде чем неяркие звездочки несмело прокололи хмурое ноябрьское небо. Призрачными тенями показались первые городские строения и похожи были они на кособокие сорокинские крестьянские избы. Темнота незримым одеялом окутывала эти городские строения, мешая разглядеть их, чтобы не упустить предсказанную Марфой-колдуньей горькую долю.

В одной из приземистых избушек теплился крохотный робкий огонек, и тогда девушка поняла, что именно там лежит тот, которого всемогущий Господь определил ей в супруги вечные. Спрыгнув на скрипучий снежок, замирая сердцем, зашла Уля во дворик небольшого подслеповатого домика и, помедлив немного, открыла крепкую незапертую дверь.

Резкий мужской стон потряс Ульяну настолько, что она, промерзшая насквозь и проголодавшаяся за долгую дорогу, чуть не потеряла сознание. Тем не менее, беглянка взяла себя в руки и памятуя о том, что там, в полутьме чужой горницы, лежит ее судьба, несмело вошла в нее и приостановилась возле большой русской, по вероятности, еще утром растопленной печи. Пучок свечей лежал на приткнувшемся к стене столике, а рядом с ними примостился нетронутый коробок спичек. Дрожащими пальцами Уля зажгла свечечку и поставила ее на табурет, к изголовью старой железной кровати, на которой покоился молодой парень с красным, будто обожженным, лицом. Парень пошевелился и повернул обритую наголо голову к той, которая посмела побеспокоить его хмельное жуткое одиночество. Уля шарахнулась в сторону от этого дикого бессмысленного взгляда и позвала на помощь милосердного ангела-хранителя.

— Что с тобой? — к своему удивлению не ощущая запаха самогона, дрожащими губами произнесла девушка и не получив ответа, с разочарованием осознала, что юноша ничего не соображает.

Жаркий лоб незнакомца обжег пальцы, и Уленька поняла, что хозяин дома тяжело болен. Возле порога ровными рядами лежали наколотые дрова, которые незваная гостья с удовольствием подбросила в остывшую уже печь, и когда они вспыхнули веселым пламенем, она с облегчением осела возле импровизированного костра, чтобы вытянуть перед ним окоченевшие после обременительного путешествия ноги.

Стон повторился. Невольно вздрогнув, Уленька тяжело встала и вновь подошла к постели несчастного.

«Хочет пить, — решила беглянка, метнулась к крохотной, отгороженной печью, кухоньке и нашла там ведро с водой. Положив на пустой стол вынутый из-за пазухи шмат подаренного ведьмой сала, Уля набрала полную кружку животворящей влаги, а затем несмело приблизилась к железной кровати.

Больной спал. Намочив висевшее на крюке несвежее полотенце, девушка вытерла пылающее лицо юноши и смочила водой его сухие, горячие губы. Неожиданный облегченный вздох вырвался изо рта хозяина дома, и он на мгновение открыл глаза.

«Как у кролика», — подумала Уленька и присела рядом с беспамятным незнакомцем, чтобы забыться тяжелым, без сновидений, сном.

Утро пришло неожиданно. Очнувшись, Уля зябко поежилась и тотчас вспомнила все, что произошло с нею накануне. Больной тихо постанывал и напоминал собою отцовскую кумачовую рубаху, второпях брошенную на кровать.

«Хочет пить», — решила незваная гостья и щедро намочила губы парня свежей, чистой колодезной водой.

— Кто ты? — поинтересовался нежный голосок, раздавшийся возле входной двери.

Вздрогнув, Уля резко развернулась и увидела тоненькую черноволосую особу в кокетливом овечьем тулупчике.

— Меня звать Ульяной, — проводя пальцами по своевольно выбившимся из-под ситцевого платочка волосам, растерянно улыбнулась беглянка и сразу почувствовала, как едкая волна кожного зуда пронеслась по ее давно не мытой голове. — Я ехала мимо и решила попроситься на ночлег, но, как видишь, оказалось, что я еще кому-то нужна.

— Неважное ты выбрала место, — осуждающе вздохнула пришедшая и, мелко ступая, быстро подошла к парню.

— Знаешь, что у Германа сыпной тиф? — после некоторой паузы, вытирая бардовое лицо пациента смоченной в разведенном уксусе тряпочкой, осведомилась младая особа. — И ты можешь подцепить болезнь от него?

— Значит, так тому и быть, — вновь вспоминая про свою богом данную судьбину, заключенную в неуютных стенах этой холостяцкой избы, прошептала Улюшка и вновь почувствовала на своем виске нечто инородное.

— Это вши, — проследив движение руки странной путешественницы, подтвердила ее опасения «докторша», — Меня зовут Фаиной, я соседка этого интересного молодого человека. А потому, когда нет дома родителей, прибегаю оказывать ему необходимую медицинскую помощь.

— А если заразишься ты? — с жалостью окидывая взглядом ее неразвитую по причине юного возраста фигурку, тускло пробормотала Ульяна. — Тебе надобно жить, ведь ты еще так млада и ладна собой!

— Кто бы говорил! — неожиданно звонко расхохоталась Фаина и постаралась влить в безвольный рот больного несколько глотков мутной белесой влаги.

— Давай сладимся так, — собравшись с духом, торжественно провозгласила беглянка, — я буду ухаживать за Германом, а ты…. А ты будешь изредка являться ко мне в гости, только встречаться мы будем во дворе. Там свежий воздух, а мне так потребно дышать свежим воздухом.

— Ну нет! — возмутилась пришелица и заботливо поправила на парне сползшее к полу одеяло. — Ты не сможешь выходить моего пациента, а потому….

— А что такое пациент? — озадаченно переспросила Уля, — Впрочем, я выхаживала и не таких больных пациентов. Поверь, что только я смогу вылечить страдающего брюшным тифом.

— Не брюшным! — возмутилась девочка и сильно закашлялась.

— Сыпным, — немедленно согласилась с всезнающей малышкой Уленька и заботливо похлопала ту по спине. — Подавилась?

— Ладно, — успокоилась Фая и мгновенно покрылась крупными каплями пота. — Ладно, оставайся, а я пойду домой. В погребе у Германа есть картошка, репка, лук и еще кое-что. Он умеет работать на земле. Так что корми его и сама ешь. Кстати, там, в углу, стоит настоящая пшеничная мука.

Еще раз закашлявшись, Фаина ушла. Вздохнув и мысленно пожалев девочку, Уля подошла к печи и с радостью обнаружила за ней мешок с благословенной надеждой на жизнь.

Подтопив печь, беглянка принялась за хлеба. Уж что-что, а они у нее получались на славу.

Тесто поднялось сразу, будто давно ждало своего часа. Запахло уютом, повеяло теплом, и умирающий от тяжкой немочи открыл большие, с красными прожилками, глаза.

«Как у кролика», — снова подумала новоявленная хозяюшка и, схватив полную кружку воды, поторопилась к внезапно пробудившемуся.

— Ты кто? — сделав большой жадный глоток, невыразительно поинтересовался у прекрасного видения заново родившийся. — Тебя прислали ко мне Новоселовы?

— Я ехала мимо и решила попроситься к вам на ночлег, — крайне смутившись, пролепетала Уленька. — А потом увидела вас, возлежащего без сознания. Вот и решила….

— Тебе необходимо бежать отсюда, — нахмурил темные брови юноша. — Возле меня притаилась смерть, и нет никакой необходимости в том, чтобы вместо одной жертвы костлявая забрала две.

— Не гони меня, — с тревогой всматриваясь в правильные черты лица нареченного, жалобно всхлипнула Улюшка. — Некуда идти мне. На улице сиротинушку ожидает погибель, а здесь, кто знает, может, Господь и пожалеет горемычную.

Ничего не сказал парень, а только откинулся на подушку и снова впал в беспамятство.

Пришло время приниматься за тяжкую, опасную работу, которая могла закончиться ее кончиной, тем не менее, Уля с решимостью засучила рукава новой городской кофты, подаренной любвеобильным Дементием Евсеичем в той, другой жизни.

Прошло две недели. Каждый день навещала отшельников раскрасневшаяся от мороза Фаина и, надрывно кашляя в расписную варежку, неизменно приносила беспамятному подопечному что-нибудь вкусненькое. Она настороженно наблюдала за действиями взявшейся из неизвестности персоны, и, видимо, оставалась довольна теми операциями, кои Ульяна совершала на ее глазах. Все шло своим чередом. Но однажды, когда на дворе завывала метель, Уля встала после ночи, проведенной на полати, разбитая, словно кто-то неведомый колотил ее тело железными кулаками. Спотыкаясь на ровном месте, она подошла к кровати Германа и с радостью обнаружила, что парень открыл глаза.

— Хочу есть, — покрываясь алым румянцем, признался он и как-то по-новому взглянул на прелестную девушку, спасшую его от старухи смерти.

«У него прочистились глазоньки», — с нежностью подумала юная сиделка, и ее маленькое неопытное сердечко часто-часто застучало в груди.

— Сейчас, сейчас, — засуетилась хозяюшка и побежала к печи, чтобы согреть нареченному настоящих русских блинов, благо четыре яйца еще вчера принесла любезная Фаинька.

Сковородка с кушаньем была уже совсем рядом, как у Уленьки отчаянно закружилась голова. Тихо ойкнув, девушка попыталась ухватиться за несуществующую опору, но та, словно дразня ее, медленно отплыла от беглянки на приличное расстояние. Крепко стиснув зубы, Уля шагнула к не обшитой бревенчатой стене и, не достигнув места назначения, неожиданно для самой себя кулем повалилась на холодный некрашеный пол.