Я тебя съем

Лана Морриган, 2021

Я всего лишь хотела доказать себе, что красива и желанна. Но не думала, что ночь с нахальным и обаятельным незнакомцем изменит мою жизнь навсегда. Для него не существует границ и правил, и наши запретные отношения превратятся в одержимость. Содержит нецензурную брань.

Глава 2

Алина

***

— Вить, не бросай трубку! — Я сижу на полу, у ног раскрыта сумка, а пальцы сжимают телефон. На первый звонок Витя грубо рыкнул: «Аля, я тебе все уже сказал. Нам больше не о чем разговаривать», — и сбросил вызов, а последующие отбивал, не утруждая себя болтовней.

Встав на четвереньки, я складываю содержимое сумки, раскатившееся по полу коридора, изредка окропляя косметику, блокнот для записей и салфетки крупными слезами. Действительно все?! Вот так в один момент взять и решить за себя и за другого человека. Я всегда думала, что расставание — оно другое. Оно не происходит в одну секунду. Для этого должны быть какие-то предпосылки, тревожные звоночки. Но их не было. Или я просто не замечала, существуя в своем выдуманном мирке, далеком от реальности. Если мы и ссорились, то лишь на почве моей работы и желания учиться в аспирантуре. Витя называл это блажью и глупой тратой денег, но продолжал поддерживать меня материально. Да что уж утаивать — содержал. На ставку лаборанта кафедры я не могу себе позволить закупить продуктов на пару недель, если, конечно, не собираюсь питаться исключительно капустой и картошкой.

Выровняв раскиданную в коридоре обувь, я вернулась в комнату. Створки шкафа распахнуты, под моими ногами скомканная мужская рубашка и ненавистные лекции четвертого курса в синих папках. И мне так и хочется пнуть их ногой. Но я перешагиваю, закрываю створки, привстаю на носочки, мои пальцы нащупывают пластиковую ручку чемодана… Разве так можно, взять и закончить шесть лет отношений? Шесть лет! Конечно нет! Я заталкиваю чемодан вглубь, не разрешая себе думать о расставании. Это всего лишь эмоции, они схлынут, и Витя обязательно вернется, но, как оказалось, так думала только я.

— Алло, — просипела я в трубку, принимая вызов, не глядя на имя звонившего. Мой мозг был настолько нагружен эмоциями, а тело многодневной усталостью, что я отключилась, свернувшись калачиком на не разобранном диване, как и была, в белье и блузе.

— Алька! — звонкий голос одной из сестер Комаровых усилил головную боль. — Мы с Саней встретили твоего Витьку. А это нормально, что он в обнимку с какой-то курицей и настойчиво сует свой язык ей в клюв?

— Какой курицей? — я совершенно глупо переспрашиваю.

— С бабой, Аль. Размалеванной под вождя племени Хули, Папуа — Новой Гвинеи, — громкая музыка смешивается с голосом Ани. Комаровы — самые отвязные тусовщицы нашего потока. Их образ жизни не изменился после окончания университета, как, впрочем, и мой.

— Что?

— Вот и я спрашиваю, какого племени Балабаев сейчас лапает девку в трех столиках от нас?

А мои последующие вопросы все глупее:

— Ань, а это точно он?

— Точно-точно, — подруга перекрикивает басы клубной музыки, — глянь сообщение.

Не сбрасывая вызов, я открываю фото. Он. Мой Витя. Точно он! В белой футболке, что он надел, вернувшись домой. Его пальцы удерживают какую-то девушку за подбородок, а их губы в паре миллиметров друг от друга. Девушку я вижу впервые. Именно тот типаж, который всегда нравился Вите: тёмные длинные волосы, крупные черты лица, смелый макияж и уверенность во взгляде. Он, даже будучи в отношениях, не стеснялся указать мне на ту или иную «красавицу», подмечая ее достоинства.

— Мы сегодня расстались, — отвечаю я, прикладывая телефон к уху.

— Они расстались, Сань, — Аня дублирует информацию для сестры, продолжает расспрос: — Давно?

Настенные часы показывают половина второго ночи. Я пытаюсь произвести подсчеты, но у меня не выходит:

— Пять или шесть часов, как я свободна.

И только сейчас до меня доходит, что действительно все. Не будет примирительного разговора по душам. Нас больше нет! Нет неразлучной парочки Витьки и Альки, как обычно, дразнили нас друзья. Он ушел. Мужчина, которого я считала своим, в одночасье стал чужим.

— Алька?! — пробивается сквозь шум мыслей. — Слышишь, жди нас! Мы скоро будем! Сань, она не отвечает, — Аня взволновано обращается к сестре.

— Я слышу, — отвечаю я.

— Жди! — рявкает Комарова и сбрасывает вызов.

Неужели я опять плачу? Пытаюсь сказать, что не нужно волноваться, не нужно ехать, но слова тонут в всхлипах. Вот теперь точно все… Он выбрал другую.

Как же хочется отмотать на несколько часов назад. Изменить прошлое. Одно мое «нет», и в данный момент мы могли бы лежать под звездным небом, греясь в объятиях друг друга и тепла догорающего костра. Но вместо этого, я стаскиваю тяжелый пластиковый чемодан и, не стирая пыль с крышки, дергаю металлические замки.

— Я же взрослый человек, — говорю себе, снимая с полки ровные стопки мужской одежды и аккуратно складывая. А ладони зудят от желания скомкать рубашки Балабаева, открыть окно и устроить дождь из мужских носков, футболок и брюк. И нестерпимо хочется кричать! Кричать во всеуслышание, громко и надрывно о том, как же мне больно. Очень больно.

Собрав со щек слезы, я плетусь в ванную. Голубая зубная щетка, шампунь с запахом ментола, бритва, лосьон для бритья и мочалка степенно опускаются в пакет.

Трель звонка и сразу же нетерпеливый стук в металлическую дверь отвлекают меня от сбора косметики.

— Аля!

Я не верю своим ушам и смотрю в глазок.

— Аля открывай! У нас ЧП, собаку укачало.

Я точно не ослышалась: сестры Комаровы на моей площадке.

— Да у меня и не закрыто, — произношу вместо приветствия, распахивая входную дверь и пропуская девушек внутрь.

— А я ей говорила: «дерни ручку». — Аня заталкивает сестру-близняшку. — Да проходите уже. Это животное всю машину уделало, — щелкает собаку по блестящему носу.

— Аль, ты прости, что мы так долго, — оправдывается Саша. — Я увидела Булочку и пропала. Ты посмотри на эту мордочку.

Булочка подняла на меня выпученные глаза, тявкнула, демонстрируя выпирающую нижнюю челюсть и кривые зубы, и активно завиляла хвостом-метелкой.

— Завтра вечером ее бы усыпили. Кто-то принес милашку на лечение и не забрал, — уточнила Саша.

— Да-да. — Аня закатила глаза, и пока сестра в ванной отмывала собаке морду и лапы, доверительно зашептала: — А еще она отдала тридцатку долга в ветеринарке. Совсем свихнулась, как Кроша сбила машина. На прошлой неделе притащила домой дворнягу прямо с улицы. Благо я успела ее выпустить, пока эта больная ходила на маникюр. А Сане сказала, что собака убежала. Я хреновая сестра, да? Кстати, ужасно выглядишь. — От Комаровой пахнет алкоголем и яркими фруктовым ароматом. Обтягивающею платье до середины колена демонстрирует плавные изгибы фигуры; глубокий вырез подчеркивает грудь третьего размера; прямые волосы, собранные в хвост, открывают шею, и десятисантиметровые каблуки лаковых туфелек удлиняют стройные ноги — словно с нее Балабаев всегда рисовал свой идеал.

— Ты не первая, кто мне сегодня это говорит. — Я поправляю полы блузы.

— Идем на кухню. — Аня тащит меня, усаживает на стул и снимает кожаный рюкзачок. — Рассказывай. — Извлекает бутылку ликера и коробку ассорти шоколадных конфет. — Ликер не предлагаю, знаю, что не будешь, а конфеты держи. За ликером, кстати, пришлось заезжать домой. После двадцати трех ноль-ноль алкогольная продукция не реализуется, — Комарова явно старалась передразнить кого-то из работников магазина.

— Ну что, она рассказала? — Саша входит в кухню, держа в руках собаку, закутанную в полотенце. — Ничего, что я взяла? — изображает извиняющуюся улыбку.

— Ничего, это Вити, — ответила я.

— Еще ничего не рассказала, — произносит Аня, по-хозяйски распахивает створки кухонных шкафчиков в поисках фужеров.

— Справа, — я направляю ее, не зная, как начать. А рассказывать придется, эти занозы точно не отстанут.

Повествование выходит эмоциональным, слезы не переставая льются по моим щекам, девочки не перебивая слушают, потягивая ликер и подкармливая высохшую Булочку шоколадными конфетами.

— Это на эти трусики у него не встает? — интересуется Аня, под нетрезвое подхихикивание сестры. — Ну, тогда у него проблемы с потенцией.

— Да нет, — оправдываю я Балабаева, оттягивая полы блузы и прикрывая бедра, — все нормально.

— Да ничего не нормально, Сорокина! Он высмеял твои планы на жизнь, признал их глупыми, не предложил помощи, оставил тебя одну, а сам сейчас трахает какую-то…

— Не матерись, — обрывает ее Саша, — ты обещала.

— Да тут по-другому нельзя, ты что не видишь? Он же обесценил все, что она любит, — продолжает Комарова-старшая.

— Я же сама виновата, — я пытаюсь возразить.

— Ты дура, Сорокина! Сама она виновата, ну-ну. Хорошо же он тебя обработал. Нашел дурочку! Меньше слушай, это они глазами пожирают яркие фантики, а возвращаются к таким, как ты.

— Каким?! — интересуюсь я воинственно.

— Спокойно! — отрезает Аня. — Мужики быстро устают ярких и непредсказуемых, и вот тогда приходит твое время, Сорокина. Красивая девочка, умная, тактичная, ориентированная на семью.

— Ну-ну. — Я закидываю в рот очередную конфету и маниакально разглаживаю фольгу, чтобы не осталось ни залома, ни складочки. — И возвращается после того, как с кем-то отдохнул? Так не нужен мне такой мужчина.

— Это клиника, — сокрушается Комарова-старшая. — Называй все своими именами. Отдохнул — трахнул. Так жизнь намного проще.

А дальше мне участвовать в разговоре и не пришлось, девочки сделали выводы, признав Балабаева первостепенным козлом, и совет сестер Комаровых постановил:

— Так! Уже четыре. — Затуманенным взглядом Аня поглядывает на экран смартфона. — Саня стелет нам постель. Сейчас ложимся спать, а утром едем выветривать из твоей головы все херню, что этот недомужик запрограммировал за шесть лет. Поняла?

Да разве можно сейчас спорить? Я согласно кивнула, собирая шуршащие обертки от конфет.

— Аля, ты извини, но там Булочка… — Саша переминается с ноги на ногу, стоя в дверях кухни. — В общем, кажется, я ее перекормила сладким, и ей опять стало плохо. Я все уберу! — пообещала она.

— Надеюсь, не на ковер? — уточнила я.

— Нет-нет! — заверила младшая Комарова. — На вещи Балабаева. Это же его чемодан стоит в комнате?

— Беру свои слова обратно, Сань. Твоя новая псина не так и бесполезна.

Мы окружаем распахнутый чемодан, Булочка старательно изображает чувство вины, уткнувшись мордой в мои ноги.

— Лучше бы на ковер, теперь придется все перестирывать, — делаю вывод, глядя на коричневую массу, стекающую по белоснежным офисным рубашкам.

— Еще чего! — Аня с хлопком закрывает крышку чемодана. — Перетопчется.