Прости мне мои грехи – 2: Скорпион и змея

Лана Мейер, 2020

Коул: „Теперь эта девочка отравлена мной, я знаю точно. Но и мое горло перекрыто её цепкой и беспощадной хваткой. Наша безумная и острая игра продолжается. И сказать в ней „люблю“ – все равно что заранее проиграть, Ребекка.“ Их страсть – заберется под кожу. Одержимые чувства – поглотят до дна. Любовь станет жестокой, бьющей в самое сердце, разрывающей душу на части… И всё же останется любовью. Разрушающей, сметающей все на своем пути, но любовью…или всё же нет?

Глава 2

Наши дни

Ребекка

Как только я сошла с трапа самолета, доставившего меня на родину, поняла одно: я скучала по своей стране, но никак не по людям, которые меня здесь не ждали.

Ни Элина, ни папа ни разу не позвонили мне, с тех пор как я целый месяц пропадала в другой стране. Конечно, Кайл частенько писал мне сообщения и передавал для меня „приветы“ и вопросы, которые, якобы, были от родителей. Но я то знала, что своим отсутствием сохранила матери кучу нервных клеток, а отцу… Даже не знаю. Наверное, повысила его социальный статус тем, что больше не мелькала между заголовками желтых газет.

Меня никто не ждал. Даже Коул не слал угрозы и сообщения в духе: „Какого черта, ты уехала? Мы еще не закончили“. Да и с какой стати? Уверена, в последние дни каникул он потягивает крепкий виски у бассейна в окружении полуголых девиц и своих недалеких братьев.

Но это все больше не должно меня касаться. У меня будет новая жизнь.

Ту, которую я сама себе создам. Знакомство с Мерседес, которая увлекалась модой так же, как и я, сподвигло меня на создание чего-то, о чем я даже и не мечтала. Подруга неплохо рисовала эскизы одежды и однажды мне показала свои рисунки: исполнение было хорошим, но я была уверена, что смогла бы сделать вещи более стильными. Мне оставалось одно — только попробовать.

Вот что еще дарят путешествия — в скитаниях вне зоны нашего комфорта мы будто бы находим ключ к источнику огромного вдохновения внутри нас.

И, кажется, я нашла этот ключ и собиралась открыть источник в самое ближайшее время.

Я даже позвала Мерседес к себе. Не в моих правилах сближаться с людьми и заводить подруг, но в этой девушке что-то было. Сила характера, как и у меня.

Стефан же оказался закреплением результата — наши отношения были странными… Последние две недели во Франции мы провели вместе и максимум чего достигли — это легкий поцелуй, который больше был похож на поцелуй двух пожилых людей, чем на влюбленной парочки.

— В нашей семье не принято показывать свои чувства при всех, — объяснял он, когда я оставалась не очень довольна после этих осторожных соприкосновений. — К Браку мы относимся очень серьезно. Для меня очень ценно, что я нашел такую, как ты. И секса до свадьбы я не приемлю.

Под выражением „такую, как ты“, он имел в виду то, что я была девственницей.

Ха. Ха. Ха. Конечно же, девственной я была только в его голове.

Не знаю, ложь о том, какая я хорошая и чистая, срывалась одна за другой до тех пор, пока я окончательно не завралась, не объявила ему о том, что невинна.

Думаю, если бы он узнал хотя бы пять процентов правды обо мне — он бы тут же разорвал со мной всякое общение, как в свое время Николас. Но я этого не хотела.

Стефан стал моим билетом в новую жизнь. Жизнь, в которой нет места Коулу. Жизнь, в которой родители будут мной гордится.

Стефан обещал приезжать ко мне, пока буду учиться — в конце концов, я была на последнем курсе, и этот год как раз бы стал временем, за которое мы сблизимся и узнаем друг друга лучше.

Стефан был важен мне — важен только потому, что олицетворял собой мечту любой девушки. Он был принцем, который мог просто взять и увезти меня за море, перечеркнув все мои проблемы.

И все же я знала, что теперь, когда вернулась, мне не стоит так быстро радоваться — хоть Коул и молчал весь этот месяц, я уверена, что только потому, что он вынашивал коварный и грандиозный план по моему уничтожению.

В моих интересах было, чтоб Коул ничего не знал о Стефане. И все же какое-то неприятное предчувствие, как снежный ком, засело у меня в груди, как только я начала подъезжать к своему Кампусу.

— Зевс! — еще не открыв дверь, я слышала тихое тявканье пса, которого сегодня утром завезла мне нянечка из приюта. — Я так скучала, мой хороший.

Едва поставив здоровенные чемоданы, я опустилась на колени и крепко обняла Зевса, зарываясь пальцами в его густую черную шерсть.

— Мое чудо, — просто сказала я, соприкоснувшись с Зевсом лбами. Даже его язык, прошедшийся по моей щеке и оставивший за собой слюни, не вывел меня из себя.

Все-таки кто-то меня здесь ждал.

Я оглядела комнату вдоль и поперек, с облегчением заметив, что здесь не было никаких следов Коула — ни охапки цветов, ни загадочных коробок на моей кровати. Комната выглядела так, как я ее и оставила.

Включив Florence and the Machine — Never let me go, принялась разбирать плоды своего грандиозного шопинга. Развешивая в шкафу очередное коктейльное платье, задумалась о том, что хочу непременно надеть его на какую-нибудь вечеринку, ну тут же выругалась.

И с вечеринками должно быть покончено. Ну разве только на одну… Маленькую, на прощание.

Покончив с одеждой, отправилась в ванную, окончательно испачкавшись в шерсти и слюнях Зевса. Как только я вошла в комнату и пригляделась к ванной, застыла.

Придерживая себя за виски, попыталась унять легкое головокружение, наступившее после увиденного.

Вроде бы ничего ужасного, но одновременно настолько странное зрелище… Моя ванна была до краев наполнена белой жидкостью, напоминавшей молоко. В светлой субстанции, как ни в чем не бывало, плавали сотни лепестков синей розы.

Коул в своей ненормальности уже переходил все границы. Сама мысль о том, что он (может, конечно, и не лично) таскал ко мне в комнату цистерны с молоком, вызывала у меня отвращение. И все ради чего? Удивить? Произвести впечатление? Запугать? А может и отравить. Кто знает, что в этой белой водичке.

Как всегда, мой мистер зло не оставил меня без записки. Она была оформлена в виде пригласительной: красивая такая, из твердого кремового картона, буковки блестящие, бирюзовые. Будто бы приглашение на свадьбу.

Но я то знала, что это было приглашением на очередной урок — пытку.

Схватив пригласительное, хотела разорвать его и смыть в унитаз, не глядя, но так и не смогла. Что-то внутри (надеюсь, любопытство, а не желание вновь увидеть его) заставило меня заглянуть в записку.

„С приездом, Беа. Твой отъезд для меня был неожиданностью, признаюсь. Но этим ты только еще больше разозлила меня и дала мне время на то, чтобы оттискать твои самые слабые места. Я наблюдал за тобой. Помни об этом. Знаю, что сейчас ты пытаешься поменять свои приоритеты, и смотрю за этим с интересом. Тем не менее, сегодня, прямо в день твоего приезда, у нас в Братстве состоится вечеринка по набору новобранцев в наше наипрекраснейшее общество. Хочу видеть тебя там, а то мои братья совсем уж засомневались во мне, когда узнали о том, что я позволил тебе сбежать.

Ах да, кстати… Прими ванну с молоком. Это всего лишь молоко, правда. Все-таки вечеринка будет у бассейна, и я хочу, чтоб твоя кожа была нежной, как никогда.

Невинной, как и ты сама. Не так ли“?

Всеми силами я пыталась унять нарастающую дрожь в руках. Все во мне хотело вновь собрать вещи и умчаться — в Париж, в Лондон, да хоть в Антарктиду, лишь бы подальше от Коула. Подальше от желания его увидеть, несмотря на это отвратительное письмо с приветствием и странный намек в конце этой поэмы…

— Ублюдок! — заорала я, испепелив взглядом примчавшего на мой крик Зевса. — Чертов ублюдок!

Я опустилась на колени рядом с ванной и с каким-то пустым выражением лица опустила руки в прохладную белую жидкость. Она была приятной наощупь, лепестки синих роз мягко щекотали кожу. Я собрала огромную горсть в ладони и вытащила их из ванны, чувствуя, как молоко стекает по моим предплечьям.

— Ты не забыл обо мне, — тихо самой себе прошептала я. Непреложный факт, от которого мне никуда не деться. — Не забыл, Коул.

Не знаю, чувствовала ли я радость.

Но что-то определенно чувствовала. Ведь только Коул пробуждал во мне жизнь — настоящую, хоть и наполненную страданиями и болезненными эмоциями.

Коул

Тишина, повисшая в небольшой комнате, нарушается лишь тихим постукиванием двух железных наручников, надетых на запястья моего отца. Я вглядываюсь в его гладко выбритое лицо и посветлевшие глаза, наполненные невыносимой тоской. Я не навещал его долгое время, и за этот период он стал выглядеть гораздо лучше. Если бы не белая просторная рубашка, наручники и полки, заваленные разными таблетками, отец вполне мог бы сойти за нормального человека.

— Ханна, — с горечью прошептал он, подняв на меня серебристые глаза, в которых я узнал себя. — Мне нужна моя Ханна. Мне нужен ты, Коул. Я хочу…

— Не смей! — опускаю веки, слегка сжимая кулаки под столом, который разделяет нас. — Не смей говорить о ней.

— Я… — глаза Уилла заблестели, и его руки, закованные в наручники, медленно поползли по направлению ко мне. — Вы — все, что мне когда-либо было нужно. Ты не можешь винить меня за то, что я такой.

— Я не виню тебя за это.

— Но ты боишься меня. И Ханна боялась, — сейчас он полностью отдает себе отчет в своих действиях. Он в сознании. Сейчас Уилл Стоунэм был просто моим отцом. Влюбленным мужем. Или все же нет…?

— Я не боюсь тебя, — усмехнулся, широко распахнув глаза.

— Где она? Где моя Ханна? Где она сейчас? — лихорадочным голосом произнес отец, сжимая свои пальцы.

— В безопасности. Там, где нет тебя, — наверное, не стоило этого говорить. Но молчать я был не в силах.

— Я изменюсь, я вылечусь, Коул. Только дай мне этот шанс. Я хочу вернутся домой… Я хочу, чтоб все было как прежде… Я, Ханна…

Я напрягся, замечая изменения в его глазах: зрачки расширились, взгляд торопливо забегал по комнате. Вены на шее вздулись так, будто внутри его тела пробуждалось вселенское зло.

— И наш маленький сын…Дрейк…помнишь? Как поживает Дрейк? Ты кормишь его, да? Отпусти меня. Забери домой, сын, забери…

Воспоминание о том, как отец хватает пса за шкирку и два счета перерезает Дрейку горло невозможно стереть из памяти.

Он даже не скулил — не успел, — лишь жалобно взвыл, перед тем как сделать последний вдох.

Я до сих пор помню реку крови и слезы, застилающие мой мир.

— Не будет. Ничего не вернуть, — я стараюсь стереть эту вспышку из прошлого, но не могу. — Тебе нельзя покидать это место.

Отец взревел, и его руки в наручниках безудержно заметались по столу.

— Все будет иначе! Иначе! Я исправлюсь! Я вылечусь! Забери меня отсюда! — Тут он накинул цепь от наручников на мою шею и резко притянул к себе.

— Ты убил Дрейка! Ты сделал так, чтобы мама ушла! — меня самого затрясло, цепь передавила шею. — Я не хочу быть таким, как ты! Я не такой!

Уилл расхохотался, обнажая свои зубы в зловещем оскале. От спокойного отца, каким он был еще пять минут назад, вновь не осталось и следа.

— Но ты такой, Коул! Такой…ты уже чувствуешь это, да? Чувствуешь, как тебе нравятся некоторые вещи? Чувствуешь, я знаю это!

— Нет! — я резко нажал на красную кнопку, хотя был уверен, что наши крики и так слышны по всей больнице.

— Я знаю Коул, знаю. Я вижу это в твоих глазах! Ты всегда был странным мальчиком, вспомни!

— Хватит! — руками хватаю цепь на своей шее, чтобы ослабить давление. В эту же минуту в комнату врывается несколько человек со специальными приборами в руках. Придерживая Уилла, они без промедлений втыкают в его шею заостренный иглой шприц, и на миг его серебряный взор замирает на мне, а губы шепчут, не произнося ни звука:

„Ханна“, — читаю я. Тут же тело отца расслабляется, и он закрывает глаза, опадая на спинку стула.

— Вот и поговорили, — встаю и направляюсь к выходу уже в сопровождении медсестры — на этот раз новенькая миловидная блондинка, которая довольно-таки хорошо выглядит при том, что работает в таком ужасном месте.

Лоб покрылся испариной, и я прикладываю к нему ладонь, пытаясь не казаться таким жалким. Но мне тошно. То ли от детского воспоминания о Дрейке, то ли о том, что не знаю своей матери.

То ли от того, что у меня, по сути, никого нет. И даже если я когда-нибудь сяду в психушку, вряд ли кто-то будет навещать меня здесь.

У меня даже нет сына, как у Уилла, хотя от моих посещений ему не легче.

Конечно, есть бабушка и дедушка. Но в последнее время мы не очень близки. Это к лучшему — мне не хотелось бы, чтобы они видели все это. Они заслужили достойную и спокойную старость.

— Ох, — тяжело вздыхает милая блондинка. — Не ожидала, что будет так. В последнее время он был спокойным. Отключался, конечно, но не вел себя так.

Мы шли по коридору, и я старался не обращать на нее никакого внимания. Я вообще старался не смотреть на девушек, потому что слишком часто видел в любой из них лишь одну.

— Он сильно поранил вас? — когда мы остановились возле стойки, на которой я должен был отметить время посещения, она слегка задела меня за край рукава и уже собиралась потянуться к шее. Неслыханная глупость с ее стороны.

— Я в порядке, — четко проговорил я, не глядя на девушку. Уверен, на ее лице сейчас явно разочарованная, но сдержанная улыбка.

Хорошая такая девочка, наверняка. Все медсестры такие. Наверное, пришла сюда потому, что очень хотела помогать людям. Вся такая самоотверженная, милая и добрая. Идеальная. Такая никогда не кричит, не закатывает истерики и всегда спрашивает о том, не сильно ли меня поранили.

Бекка бы никогда не стала медсестрой.

Спрашивала ли она меня о моих ранах? Заботливым, едва тихим голосом… Разумеется, нет. Она сама нанесет раны, еще и сверху соли насыплет.

— Когда вы придете в следующий раз? — с надеждой спросила она, но я уже расписывался в большой тетради, аккуратно прописывая свое имя. Громко захлопнув книгу, бросил на стол ручку, и, развернувшись, ушел, чувствуя на себе ее нежный взгляд, который был не в силах меня согреть.

* * *

— Мой любимый день в году, — мы с Гидеоном оглядывали наши окрестности: бассейн, сад, украшенный для вечеринки, и несколько людей, передвигавшихся по нему. К знаменательному дню мы наняли прислугу и даже не поскупились на украшения для вечеринки: вся площадь была усыпана шарами с изображением герба нашего Братства и греческими буквами. Рядом с бассейном стояли диджейский пульт и несколько столиков с закусками и морем выпивки.

— Набираем новобранцев, — я кивнул, глядя на то, как одна из горничных наклоняется, чтобы поправить на траве шарики. Только поправлять там нечего, она, очевидно, специально это делает, чтобы продемонстрировать нам с Гидеоном свое белье.

— У нее неплохая задница, — ухмыльнулся он, подняв одну бровь. — Мой любимый размер. Но скоро здесь будет очень много таких задниц…

— О да, — я промолчал, о какой именно заднице подумал в этот момент. Черт, я не видел Ребекку целый месяц. И не знаю, что будет со мной, когда она попадет в поле моего зрения. Лишь бы не накинуться на нее — только самообладание и контроль.

— Сколько мы отбираем претендентов на этот раз? — Гидеон имел в виду новых членов братства, которые в течение пяти месяцев должны будут прислуживать нам и выполнять любые наши поручения. Нам с братьями только оставалось придумать испытания пожестче. К счастью, устав Братства все придумал за нас и давно. Из года в год все задания были примерно одинаковыми.

Каждый претендент получал какое-нибудь глупое жалкое прозвище. Читал стихи или пел песни на обеденных перерывах. Ну это так, цветочки. Потом все плавно переходило в побои, с нашей стороны, в налеты среди ночи — обливания какой-нибудь мерзостью и прочее. Чем ужаснее, тем лучше. Ведь нам не нужны были сопляки. Как правило, в конце испытаний оставалось человек пять.

И взамен они получали все, что хотели: власть, деньги, ключи от всех дверей, наших девочек, ну и нашу „братскую дружбу“.

На мои плечи в последнее время упало слишком много — я постоянно улаживал дела с полицией, которые активно начали копать под нашу организацию. Обычно копы не трогали студенческие братства, так как, для виду, такие как мы всегда вели какую-нибудь хорошую деятельность, выставленную на показ, — благотворительность, различные фестивали.

В глазах общества мы должны выглядеть милой организацией студентов, иногда устраивающих вечеринки, но никак не контрабандистами и торговцами оружием. Когда я вступал сюда, то и сам не думал, что столкнусь с таким. Но, как оказалось, все было правдой.

Ребятам же нужно было наращивать денежный оборот. Да и мое наследство не вечно. Меня радовало лишь то, что заправляли этим Гидеон и Алекс — я же, как лицо братства, был ответственен за отношения с полицией и прочую чепуху.

— Думаю, десять-пятнадцать, — наконец ответил я, расправляя плечи.

— Ребекка придет? — вдруг спросил Гидеон, глядя мне прямо в глаза. Я сразу почувствовал напряжение. Бекка нравилась этому ублюдку. По тем же причинам, что и мне. Он хотел Ребекку, и это было понятно даже по тому, что он вспомнил сейчас о ней.

— С какой целью интересуешься, брат? — прищурился, оглядывая Гидеона с ног до головы.

— Проверяю тебя. Сдается мне, у тебя к ней не хилые чувства.

— Чувства? Пф…, — меня аж перекосило. Главное — не перестараться с эмоциями. — Я просто ее трахаю.

— Поэтому ты так сильно настаивал на том, чтобы мы ее не трогали? Жаль поделиться?

— Есть такое, — как можно более сдержанно подметил я. — Когда наиграюсь, обязательно тебе сообщу.

— Ну разумеется. — Он расплылся в притворной улыбке, которая означала только одно „Стоунэм, ты что-то скрываешь. И я узнаю что“.

С Гидеоном нужно быть осторожнее.

Да, интересное у меня будет время за шаг до сумасшествия. Гидеон. Еще этот павлин из Монако, о котором мне уже все прекрасно известно.

Я знал почти все об отдыхе Бекки во Франции. Я даже был рад тому, что она туда съездила — этим самым девушка подарила мне столько козырей, которыми я сыграю против нее.

Сейчас мне остается только гадать, почтит ли она нас своим присутствием сегодня вечером.

* * *

— Как президент „Дельта Зет“… — в моих руках бита, и я стою на возвышении в окружении своих братьев и прибывших кандидатов.

— И как вице-президент, мы объявляем… — дополнил меня Александр, стоявший рядом. Несмотря на то, что нам предстояла вечеринка у бассейна, мы были одеты официально: рубашка и галстук с гербом „Каппа Зетта Дельта“. Бита была главным атрибутом всех наших собраний.

Связано это было с Кодексом нашего Братства (да уж, здесь все как в настоящей секте, и, если честно, она меня начала серьезно затягивать). Гимн, правила, различные слоганы и другие ритуальные обряды я знал наизусть, как и полагалось Президенту.

Короче говоря, во время отсутствия своей игрушки номер один я совершенно не скучал.

— Первое собрание Братства в новом году! В новом сезоне. И приветствуем наших новичков! — я оглядел полных энтузиазма странноватых парней, которые еще не были удостоены чести носить нашу форму.

— „Рыцарство превыше всего“! — хором заорали с Дюжину моих „братьев“, и я одобрительно кивнул.

— Наш слоган, запомните. Я надеюсь, это не трудно, — Александр ухмыльнулся, потирая руки. Наверное, не терпелось над кем-нибудь поиздеваться. Об этом мечтал любой из моих братьев, ибо они, когда вступали в братство, проходили тот же самый отбор. И сейчас они желали отыграться.

Пройдет пару лет, и новобранцы повторят это с новыми прибывшими, и так многие десятилетия и столетия, пока будет существовать наше Братство. А жить оно будет вечно. Мне удалось избежать всего этого, благодаря своему имени, а этой чести удостаивались лишь единицы.

Я Президент и точка. Нет ничего, что я не мог бы контролировать. Конечно, кроме демона, который живет внутри.

— Я сделаю так, чтобы этот год вошел в Историю!

— Не знаю, в курсе ли вы, ребята, но „Дельта Зет“ славится своими безумными пьянками, лучшими девочками и самой классной дурью, — Александр нажал на кнопку пульта в его руке и включил настенный телевизор.

Кадры на экране замелькали: сначала появлялись крупные цифры на черном фон с изображением определенного года. Гидеон лично подготовил небольшой мини-фильм о нашем Братстве и о лучших вечеринках прошлогодних лет. Он позаботился о том, чтобы в коллекцию были собраны самые безумные кадры с драками, льющимся рекой алкоголем, громкой музыкой и девушками на любой вкус и цвет. В Братстве творился настоящий трэш, о котором все догадывались, но никто об этом не знал. Кроме, конечно, постоянных посетителей наших вечеринок. Но, как правило, это были мы — сами братья, шлюхи и избранные девушки, которых мы хотели видеть, вроде Ребекки.

Им было не выгодно рассказывать о нашей деятельности, ведь тогда они автоматически становились соучастниками этого безумия.

Под конец фильма все присутствующие в холе громко заорали, поднимая руки вверх!

— Этот год будет самым безбашенным, самым безумным в нашей Истории! Сегодняшняя вечеринка — только цветочки. Отныне, вы становитесь нашими Кандидатами! И уже к завтрашнему дню вы должны знать все наши правила, гимны и слоганы! Сегодня мы позволим вам веселиться вместе с нами, но вы должны понимать, что встаете на нелегкую дорожку, и в конце испытаний вас ждет „Адская неделя“ (прим. Время, когда оставшиеся Кандидаты на вступление проходят самые жуткие последние испытания)!

— Вы знаете, это будет жутко! И очень нелегко, — Александр указал рукой на стену, где висели фотографии наших предшественников и старейшин, как мы назвали их между собой. — Так что задайте себе вопрос. Хотите ли вы оказаться на этой стене рядом со всеми героями прошлого? Хотите, закончив студенческую жизнь в братстве, стать владельцами всего мира? Мы можем дать вам небывалые возможности, безудержное веселье в обмен на ваши деньги и Верность Братьям!

— Даа! Да! — несколько десятков мужских теноров заорали в унисон. Мы заглушили даже музыку, доносившуюся снаружи, где у бассейна нас уже ждали алкоголь и девочки.

— Братьев скрепляет особая связь, — продолжил я, когда все немного успокоились. — Несмотря ни на что, мы — семья, которую выбрали сами. Каждый из нас был по-своему одинок, когда мы вступили в братство.

Я посмотрел на Тристана, что все это время молчал.

— Трис стал жертвой развода своих родителей. Алекса вышвырнули из баскетбольной команды за драки, как ненужный мусор. У каждого из нас своя история. Но вместе мы — сила!

— „Верить в путь любви, идти дорогой чести, служить идеалам тьмы: вера во власть и успех — и есть идеалы „Дельта Зет““. Это и есть девиз нашего Братства! — хором провозгласили Братья.

— Дельта Зет!

— Дельта Зет! Дельта Зет! — шепотом, как тайное знание, произнесли мы и сложили наши руки вместе, встав в круг.

— Так, давайте начнем этот год так, чтобы его запомнил каждый!

— Ты хотел сказать: так, чтобы никто ничего не запомнил? — подметил Гидеон, намекая на то, что сегодня мы пропьем и прокурим все свои воспоминания.

— Да, именно это я и имел ввиду, — я направился к выходу с битой в руках и распахнул двери.

О да, зрелище было идеальным. Громкая танцевальная музыка, девочки в купальниках, плескающиеся в бассейне. Много еды, алкоголя и запаха сигарет и травки.

Все наши вечеринки проходили под одним кодовым названием: „Прожигатели жизни“.

Ребекку в толпе разбежавшихся братьев я пока не видел. Возможно она вновь покрасила волосы или что-то в этом роде. Она же любила меняться.

Придется пока развлечь себя другими способами.

К счастью, от мыслей о Ребекке меня как раз отвлекла девушка, подоспевшая вовремя. Облачена она была лишь в короткую юбку и верх от купальника, прикрывавший небольшую упругую грудь.

— Коул Стоунэм, — она облизнула свои губы, прикоснувшись к верхним пуговицам моей белой рубашке. — Вечеринка у бассейна, не так ли?

— Да, сладкая, — подыграл ей я, вглядываясь в ее пустые, но очень яркого зеленого цвета глаза.

— Я могу помочь тебе соответствовать дресс-коду, — ее ловкие пальчики расстегивали пуговицы с невероятной скоростью, и уже через несколько секунд я остался без рубашки.

— Это оставь, — попросил я, когда она дотронулась до моего галстука.

— Как скажешь, мой президент, — шепотом проворковала она, наматывая на палец прядь из светлых волос. Мне никогда не нравились блондинки. Но, в принципе, сойдет, будет очень кстати, если Бекка увидит меня в окружении красивых девочек. Пусть понимает, что все это время без нее я не скучал.

И пусть это будет ложью в последней инстанции. Потому что правда состояла в том, что я не мог по ней скучать.

И я не вспоминал Ребекку — в этом не было необходимости.

Она всегда находилась во мне, рядом со мной, будто бы она забралась мне под кожу.