Ближний бой. ЦРУ против СССР

Лаймен Киркпатрик (2024)

Наблюдая сегодня за новым витком противоборства сверхдержав, мы все чаще обращаемся к опыту Холодной войны — противостоянию военных машин, экономик, дипломатов, и, конечно же, секретных служб СССР и США. Уже опубликовано множество воспоминаний участников этой незримой схватки, но большинство из них написаны авторами с нашей стороны. Автор данной книги — Лайман Б. Киркпатрик-мл. (1916-1995) — офицер американской разведки, профессор политологии и писатель, занимал посты генерального инспектора и исполнительного директора ЦРУ (1962-1965). Именно ему администрация президента Джона Кеннеди поручила восстановить репутацию ЦРУ, пошатнувшуюся после потери в небе над Свердловском самолета-шпиона U-2 и позорного провала операции по свержению правительства Фиделя Кастро в заливе Кочинос. Ветеран американских спецслужб рассказывает о своей карьере, начавшейся еще в годы Второй мировой на территории Западной Европы в борьбе против знаменитого немецкого диверсанта Отто Скорцени. В то время СССР и США были союзниками, и лишь 8 мая 1945 года молодой американский разведчик впервые задумался над мыслью: «настало время ударить по русским»… В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Глава 2. Управление стратегических служб

Управление координатора информации было детищем Уильяма Дж. Донована, отстаивавшего свое глубокое убеждение в том, что США должны мобилизовать и организовать свои возможности для ведения иррегулярной (тайной) войны во всемирном масштабе с той же интенсивностью, с какой они вели обычную войну. До нападения японцев на Перл-Харбор 7 декабря 1941 года Донован дважды направлялся президентом Рузвельтом в Европу и из каждой поездки возвращался с важной разведывательной информацией.

После падения Франции в мае 1940 года большинству «экспертов» в Вашингтоне Германия казалась несокрушимой. Я хорошо помню, какое крайнее раздражение вызывали у меня люди, считавшие, что Англия не сможет противостоять немцам. Это, конечно, было до того, как Гитлер напал на Россию. Президент также слышал подобные разговоры о мощи Германии и слабости англичан, поэтому он и попросил своего друга из Нью-Йорка отправиться в Англию и сообщить ему собственную точку зрения на этот счет. Донован отправился в поездку и, вернувшись, сообщил Рузвельту, что, по его мнению, Англия может и будет драться с немцами. Последующие события доказали правоту его мнения: «Люфтваффе» Геринга не смогли в ходе битвы за Англию сломить сопротивление королевских военно-воздушных сил, а Гитлер отменил операцию «Морской лев» — план вторжения в Англию — и двинулся в восточном направлении.

Во время второй поездки Донован побывал в районе Средиземноморья и на Балканах. Он вернулся из этой поездки, располагая значительной ценной информацией, в том числе сведениями о том, что немцы намереваются двинуться в Северную Африку. Но еще большее значение для будущего страны и исхода войны имело его убеждение в том, что Соединенные Штаты Америки должны немедленно организовать иррегулярную войну и проводить операции во всемирном масштабе, причем для достижения максимальных результатов эта деятельность должна быть отделена от регулярных вооруженных сил. К области иррегулярной войны Донован относил все аспекты разведывательной деятельности — шпионаж и контршпионаж, действия, которые тогда назывались психологической войной, включая пропаганду и использование средств массовой информации, оказание поддержки партизанским группам, действующим в тылу противника.

Помимо того, что он был чрезвычайно мужественным военным, Донован обладал также исключительным умением убеждать. Ему удалось убедить президента Рузвельта в том, что новая разведывательная организация должна быть создана, и он получил санкцию разработать детали совместно с министром юстиции Робертом Джексоном, государственным секретарем Корделлом Хэллом и военным министром Генри Стимсоном. В результате на свет появилось Управление координатора информации, которое к весне 1942 года уже настолько расширилось, что испытывало муки роста.

В области разведки новая организация начала добиваться некоторых успехов, несмотря на резкую враждебность со стороны таких людей, как, например, генерал-майор Джордж Стронг, шеф армейской разведки, который не верил в эту новую организацию и приступил к созданию собственной конкурирующей разведывательной секретной службы. Не испугавшись противодействия Пентагона, Донован шел вперед, расширяя свою организацию.

Юридическая подготовка и огромный опыт в области международных отношений подсказывали Доновану необходимость скорейшего проведения широкой исследовательской работы по ключевым районам мира, которым предстояло стать ареной военных действий. В результате одним из первых был создан отдел исследований и анализа. На службу в этот отдел Доновану удалось привлечь кое-кого из крупнейших ученых, бизнесменов, специализировавшихся ранее в области международной торговли, и исследователей, готовых часами вести кропотливую работу, подготавливая справочные материалы энциклопедического характера.

«Дикий Билл» Донован

Донован быстро понял, сколь необъятные сведения об отдельных районах мира таятся в умах многочисленных выходцев из других стран, проживающих в Соединенных Штатах Америки. Для использования этого источника информации он создал отдел лиц иностранного происхождения.

Труднее было начать чисто практическую работу. Соединенные Штаты Америки не обладали (или почти не обладали) опытом в области получения разведывательной информации тайными методами, что обычно называется шпионажем. Еще меньший опыт они имели в сфере контрразведывательной работы за границей или в области борьбы против враждебных иностранных разведок во всем мире. Федеральное бюро расследований в то время, так же как и сегодня, занималось раскрытием шпионских организаций на территории США; кроме того, оно создало подразделение для сбора разведывательной информации в странах Латинской Америки. Но другими районами мира почти никто не интересовался. Что касается оказания помощи партизанской войне на территории, оккупированной противником, то в этом отношении был налицо лишь колоссальный энтузиазм, а настоящим знанием положения дел обладали другие — беженцы и опытные революционеры. Даже англичанам пришлось испытать серьезные трудности при организации операций подобного рода во время второй мировой войны.

Наконец, широкая, почти безграничная сфера психологической войны. Это также была весьма сложная и противоречивая область деятельности. Англичане первыми занялись ею всерьез, создав министерство информации. Было совершенно ясно, что в ведении психологической войны необходимо будет идти по нескольким направлениям: всему миру и прежде всего противнику рассказать об «арсенале демократии», а также сообщить о твердом намерении Америки вести борьбу; действующим войскам сообщать новости из своей страны; народ внутри страны информировать о сражениях и ходе войны. Все это вполне можно отнести к сфере открытой и честной деятельности. Однако имелась широкая новая сфера деятельности, носившая различные наименования: от «черной» пропаганды до обмана. Здесь речь шла об использовании любых средств информации, чтобы обмануть противника либо внести замешательство в его ряды.

К июню 1942 года Доновану и его главным советникам стало ясно, что Управление координатора информации объединяет в своих руках несовместимые виды деятельности и что наши военные усилия выиграют, если эта организация будет разделена. Эта задача была решена путем передачи всех обязанностей по ведению открытой деятельности с использованием средств массовой информации вновь созданной организации, которая получила название Управление военной информации (УВИ). Ведение разведки было сосредоточено в руках Управления стратегических служб (УСС). Последнее было непосредственно подчинено Объединенному комитету начальников штабов.

Я едва успел завершить формальности, связанные с вступлением в должность в УКИ, как этот орган уже не существовал, и я оказался на посту ночного дежурного в телеграфной комнате Управления военной информации. Не к этой работе я стремился, и после моего обращения за разъяснениями в офис мистера Брюса мне ответили, что произошла какая-то ошибка по вине администрации в связи с тем, что в моих документах указывалось, что я работал в журнале «Юнайтед Стейтс ньюс». Меня заверили, что ошибка в скором времени будет исправлена. Поэтому я энергично взялся за дело, чтобы выяснить, на что я способен в Управлении военной информации. В скором времени я уже составлял обзоры новостей, писал статьи, памфлеты и другие материалы, которые УВИ должно было выпускать в большом количестве. В этой организации трудилось внушительное общество журналистов, собранных Робертом Шервудом и его помощниками, в том числе Дик Холландер из «Вашингтон дейли ньюс», Боб Бишоп из «Чикаго сан таймс» и Генри Пэйнтер из «Киплингера». Но были люди и другого сорта, вроде одного корреспондента, который как-то вечером зашел и спросил: «Послушай, парень, что это за „низкие страны“, о которых все время говорят?» Он, кажется, разочаровался, узнав, что это понятие лишь отражало специфику геологического строения территории Голландии и Бельгии. Вероятно, он ожидал, что здесь речь идет о разоблачении какой-нибудь международной мафии.

Офис Дэвида Брюса сдержал свое обещание, и к августу соответствующим приказом я был назначен на службу в УСС, где я с восторгом узнал, что буду направлен в Лондон, пройдя предварительно 4‑недельный курс специального обучения.

Обучал меня офицер, звание и фамилию которого я сейчас не помню, но очень хорошо помню то весьма сильное впечатление, какое произвели на меня исключительно серьезный подход к обучению и тяжкие последствия, следовавшие за каждым нарушением или ошибкой с моей стороны.

В соответствии с полученными инструкциями я должен был взять с собой одежду — строго неофициальную, — белье и туалетные принадлежности на неделю. Семье мне надлежало сообщить, что я уезжаю до пятницы, но ни слова не говорить, куда направляюсь. (Я сам этого не знал, поэтому как я мог что-либо сказать!) Я должен был оставить семье лишь определенный номер телефона в Вашингтоне на крайний случай. Наконец, в воскресенье в 3 часа дня я должен был стоять у выхода из отеля «Релей» на Одиннадцатой улице. К отелю подъедет черный «шевроле» с номерным знаком округа Колумбия, я спрашиваю шофера, не зовут ли его «Алекс». Получив утвердительный ответ, я сажусь в машину. Впредь я никогда не пользуюсь фамилией, а называю лишь свое первое имя (это условие казалось мне странным, поскольку мое имя весьма редкое) и никому никогда не сообщаю содержания полученных заданий. Дополнительные инструкции я должен был получить по прибытии на место.

Я в точности выполнил полученные указания. Будучи по природе человеком пунктуальным, а также опасаясь, что могу пропустить автомобиль и оказаться в затруднительном положении, я, вероятно, прибыл в отель «Релей» за полчаса до срока. К тому времени, когда подошел автомобиль, я был уверен в том, что являю собой самую заметную фигуру во всем Вашингтоне, а мой высокий рост, 195 см, делает меня особенно примечательным. Мне казалось, что, обрядись я даже в немецкую форму, я не привлек бы к себе большего внимания, чем в данном случае. По правде говоря, меня, вероятно, никто и не заметил, если, конечно, не было организовано специальное наблюдение. Если бы такое наблюдение велось, мои шефы из УСС наверняка немало расстроились бы ввиду моей полнейшей неопытности и непонимания того, что никто не должен шататься вокруг места тайной встречи. Тем не менее, безусловно, в Вашингтоне военного времени было сколько угодно людей, которых подсаживали в машины и подвозили.

А вот и черный «шевроле». «Алекс» утвердительно кивает головой, я вскакиваю в машину. На заднем сиденье еще один человек, на которого я не обращаю внимания. Мы объехали еще пару кварталов, и таким же образом в автомобиле оказалось еще два пассажира. Затем мы устремились за город. К этому времени мое воображение работало полным ходом, меня не удивило бы ничто — ни причал со скоростным катером для поездки на какую-нибудь тайную базу, ни полет в самолете до «Шангри-Ла»^[2]. Действительность оказалась совсем не столь причудливой, но неожиданно приятной.

Выехав за город и проехав еще некоторое расстояние, автомобиль оказался перед закрытыми воротами, которые нам быстро открыли. Проехав еще полмили, мы подкатили к большому и довольно роскошному загородному дому. У входа один из сотрудников учинил нам проверку, после чего объяснил, где найти наши комнаты, предупредив, чтобы мы пользовались своим именем, а не фамилией, и сказав, что после обеда будет совещание.

Совещание оказалось инструктажем, в ходе которого нам сообщили, как будут протекать для нас последующие четыре недели, предупредили вновь о мерах безопасности и дали возможность присмотреться всем слушателям друг к другу. Некоторые из них явно были уже знакомы.

В течение следующих четырех недель нас посвящали в тонкости разведывательной деятельности. Преподаватели откровенно признавали, что они сами не обладают достаточной подготовкой и опытом разведывательной работы. Многие из них прошли обучение лишь в течение нескольких недель, а один провел некоторое время в Англии, и его учили англичане. Мы изучали простейшие методы кодирования и расшифровки для осуществления связи. Нам давали читать книги о разведке, причем чаще всего они содержали больше вымысла, чем фактов. Мы получили широкую подготовку по военной тактике, включая применение огнестрельного оружия, бесшумное убийство и другие навыки, которыми, как предполагается, должны обладать секретные агенты. Вечера заполняли в основном лекции и просмотр кинофильмов, и время бежало незаметно.

В то время я еще не понимал, что это был лишь один из учебных центров, созданных УСС вокруг Вашингтона. Впоследствии я узнал о других подобных центрах и даже три года спустя купил участок в графстве Фэрфакс, штат Виргиния, примыкавший к территории одного из крупнейших учебных центров УСС.

Нас посылали с заданиями за пределы учебного пункта, в том числе на Абердинский полигон, к северу от Балтимора, для знакомства как с американской, так и трофейной артиллерийской техникой. Впоследствии я узнал от моего друга Билла Джексона об одном из такого рода внешних практических занятий, которое заключалось в том, чтобы получить место на оборонном заводе, не пользуясь никакими документами, удостоверяющими личность. Он отправился на крупный оборонный завод неподалеку от Вашингтона и без большого труда сумел устроиться на работу. Полагая, что слишком быстрое возвращение в Вашингтон может вызвать недоумение и снизить оценку, он решил взять несколько уроков танцев в школе Артура Мэррея. Когда все слушатели вернулись в учебный центр и докладывали о проделанной работе, он был потрясен, услышав вопрос: чего именно он хотел добиться в школе Мэррея. Только тогда он понял, что все время находился под наблюдением.

После того как я закончил обучение в школе, причем каждое воскресенье ровно в три часа дня в течение четырех недель повторялась та же процедура доставки в учебный центр, мне сказали, что я могу спокойно ожидать дома приказа о выезде. Единственное, с чем мне следовало поторопиться, это сделать все необходимые для службы за границей прививки, и мне были назначены регулярные встречи с врачом по пятницам. Это имело свою неприятную сторону, поскольку по субботам обычно устраивались вечеринки, и я быстро обнаружил, что алкоголь в сочетании с прививками хуже, чем сама болезнь.

В ноябре 1942 года мне сообщили, что я должен отправиться в Лондон самолетом Панамериканской компании. В воскресенье 22 ноября мне сказали, чтобы я вылетел самолетом из Нью-Йорка. Это было «скорое сообщение», и полет этот навсегда останется у меня в памяти как один из самых приятных и неторопливых перелетов через Атлантику. Летающая лодка покинула Нью-Йорк утром в воскресенье, и через шесть часов мы были на Бермудах, где просидели три дня. в связи с волнением на море в районе Азорских островов, куда нам предстояло лететь. Затем в течение ночи мы перелетели в Хорту, где позавтракали на берегу. Потом в течение целого дня летели до Лиссабона, сели на реке Тагус, и нас возили на берег и угощали чудесным обедом в отеле «Авис».

Я тогда был убежден и сегодня придерживаюсь такого же мнения, что все официанты в отеле «Авис» работали на разведывательные службы держав оси и сообщали о всех проезжающих американцах. Хотя все мы были в гражданской одежде и имели паспорта, на всех нас без исключения были военные плащи и при тщательном осмотре на плечах можно было обнаружить говорящие о многом дырочки, оставшиеся от знаков различия. Большинство из нас в тот момент, вероятно, не оценило роскоши отеля «Авис», но после многомесячного пребывания в затемненном Лондоне воспоминания об этом вечере становились все более приятными. Из Лиссабона мы полетели в Фойнс (Ирландия), где пересели на ободранную летающую лодку, чтобы долететь до Пуля (Англия).

Едва мы поднялись в воздух, как пилот сообщил, что над Пулем находятся вражеские самолеты, и мы повернули назад. Несколько часов спустя мы предприняли более успешную попытку и наконец оказались в Англии, пропутешествовав целых пять дней.

Нас посадили на поезд, идущий в Лондон, и тут мы испытали в первый раз, что такое затемнение.

Должен сказать, что голос Билла Мэддокса, раздавшийся в темноте Педдингтонского вокзала: «Сюда, Кирк», прозвучал для меня самым чарующим приветствием. Билл был сотрудником факультета политических наук в Принстоне и моим преподавателем по проблемам внешней политики Америки. Он был одним из первых в числе сотрудников УСС, направленных в Англию. Затемнение после долгой и утомительной поездки и пронизывающий холод лондонской зимы не могли способствовать поднятию настроения. Поэтому я всегда в высшей степени восхищался упорным стремлением Мэддокса встречать, если было возможно, всех прибывающих сотрудников своего отдела.

Подразделение УСС-Европа только организовывалось, когда я прибыл в Лондон. Возглавлял подразделение посол Уильям Филипс. Уитни Шепардсон был тоже там, но он отправился назад в США за день до моего приезда. Я предполагал, что еду с временной миссией, но, к счастью для меня, она оказалась постоянной. Шепардсон вместе с Биллом Мэддоксом жил в доме 29 на Гайдпарк-стрит. Билл сказал: «Живи со мной, пока Уитни не вернется». Поскольку Шепардсон решил принять предложение о переходе на постоянную работу в Вашингтон, я получил возможность жить вместе с Мэддоксом в этом доме более года, пока не был назначен в подразделение УСС при 1‑й армии, организовывавшееся тогда для проведения высадки в Нормандии.

Первоначально моя задача заключалась в том, чтобы быть чем-то вроде подручного Мэддокса, который, однако, все старался делать сам. Основная наша работа состояла в поддержании связи с разведывательной службой Англии. Однако имелся еще целый ряд других национальных разведывательных служб, штаб-квартиры которых находились в Лондоне; эти службы принадлежали эмигрантским правительствам стран, оккупированных немцами. В скором времени я уже наладил контакт с секретной службой деголлевской «Свободной Франции» во главе с весьма эксцентричным человеком, выступавшим под псевдонимом Пасси (название станции метро в Париже); настоящее его имя было Андре де Ваврен. Здесь находились норвежская разведка во главе с полковником Рошером Лундом, польская во главе с полковником Владиславом Гано и чешская во главе с генералом Франтишеком Моравеком. Первоначально я помогал Мэддоксу в поддержании связи с этими людьми, однако по прошествии времени из Штатов прибыли сотрудники, которые по своей подготовке и знанию языка больше были пригодны для выполнения этих обязанностей.

Мне было известно, что англичан обеспокоило мое назначение в качестве офицера связи с их разведкой, поскольку моя сестра в то время была военным корреспондентом «Чикаго дейли ньюс» и постоянно находилась в Лондоне. Несколько лет спустя после войны я, испытывая некоторое удовольствие, напомнил руководителю английской секретной службы об этом факте и сказал ему, что моя сестра вдвое больше знала о военных планах наших союзников, чем я.

Работа по поддержанию связи была интересной, и те люди, которые трудились ради освобождения своих стран, были, каждый по-своему, великолепны. Однако после шести месяцев такой работы я расстался с ней без больших сожалений, поскольку дело это утомительное и дает большую нагрузку на печень. Успешное установление контакта в разведке достигается лишь путем развития личных тесных отношений при проявлении абсолютного и полного доверия с обеих сторон. Почти сразу же по прибытии в Лондон я окунулся в целую серию ленчей, которые, начинаясь в час, продолжались добрую часть дня, и обедов, затягивавшихся далеко за полночь. Наши европейские друзья показывали себя серьезными потребителями алкогольных напитков, оказывавших на них самое незначительное действие. Я всегда спрашивал себя, сидят ли они на службе так же долго, как мы.

Хотя могло создаться впечатление, что светская сторона деятельности разведчика по поддержанию контактов занимала значительное время, это, по существу, было лишь начало. После того как контакт установлен и доверие с обеих сторон укрепляется, начинается обмен информацией, обсуждение операций и разработка планов самого важного дела, предстоявшего всем нам, — освобождения Европы.

Помимо обязанностей по оказанию помощи Мэддоксу в деле поддержания связи с другими разведывательными службами, я должен был обрабатывать разведывательные доклады, начавшие поступать из организаций, с которыми мы поддерживали связь, и постепенно создавать подразделение, в дальнейшем превратившееся в Отдел докладов. Для этой работы у меня почти не было подготовки в прошлом, и поэтому я должен был учиться буквально на ходу. Чтобы подготовить доклады для направления в Вашингтон, нужно было их прокомментировать и указать, в какой мере они, по нашему мнению, достоверны. Поскольку доклады начали поступать по самым различным вопросам (начиная от деятельности разведок держав оси на Иберийском полуострове до данных разведки боевого порядка германских сил на территории всей Европы), в качестве первого урока я усвоил крайнюю необходимость для разведывательной работы ведения досье.

Мы получили доклад от французов, содержащий множество ценных сведений о численности и дислокации частей 91‑й пехотной немецкой дивизии, расположенной в районе Шербура. Я не имел представления о том, прибыла ли 91‑я дивизия в этот район только сейчас или она находилась там ранее, а если находилась, то как долго. Я не знал, какими боевыми качествами обладает эта дивизия, полностью ли она укомплектована, какой техникой вооружена. Говоря другими словами, невозможно было проанализировать или оценить подобный доклад, не располагая большим объемом дополнительной информации. Поэтому я начал составлять досье, посвященное боевому порядку германских сил. И, как выяснилось, это была колоссальная работа.

В мои функции входило также поддержание связи с разведывательным подразделением Европейского командования, штаб-квартира которого находилась примерно в двух кварталах от нас на Гросвенор-сквер. Представители этого командования несколько скептически относились к УСС и проявляли сдержанность, когда речь шла о сообщении гражданским лицам каких-либо сведений, а я в то время был гражданским лицом. К счастью, полковник Гарольд Лайон заинтересовался нашей работой и оказал мне большую помощь, дав ряд полезных рекомендаций о том, как обрабатывать наши доклады.

В скором времени выяснилось, что как Мэддокс, так и я находимся в невыгодном положении, поскольку являемся гражданскими лицами. И речь шла не только о скептицизме, с каким нас воспринимали представители американских вооруженных сил, — страдало общее дело при обсуждении вопросов, обсуждаемых в разведывательных службах союзников. В скором времени из Вашингтона пришло указание о том, чтобы нам обоим присвоили воинские звания, и рекомендовалось по возможности решить этот вопрос совместно с Европейским командованием. С Мэддоксом этот вопрос был быстро решен, и ему присвоили звание майора, но в силу каких-то причин применить эту же процедуру ко мне оказалось невозможно. Поэтому в августе 1943 года мне было приказано явиться в Вашингтон, и через сутки по прибытии зайти в кабинет № 1063 здания военного снаряжения, чтобы получить приказ о присвоении мне воинского звания.

Руководство УСС в то время хотело, чтобы я как можно скорее вернулся в Англию, однако позже решило, что с большей пользой для дела меня следует направить в Пентагон на недельные курсы по изучению боевого порядка. Там я впервые узнал, что вся та работа, которую я столь трудолюбиво и тщательно делал по линии УСС в Лондоне, уже была ранее сделана специалистами из Пентагона, у которых имелись большие досье по каждому немецкому воинскому подразделению и отдельному военачальнику. Там я также смог обнаружить полную историю 91‑й немецкой пехотной дивизии. Я впервые увидел «Красную книгу», содержащую детальные сведения по истории всех немецких подразделений. С тех пор она стала моей библией в работе над докладами по боевому порядку.

После окончания курсов я получил распоряжение из транспортного отдела УСС явиться в Форт-Гамильтон, штат Нью-Йорк, для отправки за границу «скорым морским транспортом» — эта поездка заняла ровно 23 дня!

В Лондоне Билл Мэддокс спросил меня, хочу ли я быть прикомандированным на короткий срок к Совету стратегической разведки Европейского командования. Полковник Уильям Джексон, возглавлявший совет, спросил своего друга Дэвида Брюса, не располагает ли УСС специалистом по немецкой армии, и Брюс выдвинул мою кандидатуру. Я согласился и следующие несколько недель проработал вместе с офицерами этого совета, занимаясь исследованием двух проблем: одна касалась немецкой обороны против наступления русских на Восточном фронте, а вторая заключалась в том, чтобы определить, какие потери должны понести немцы, чтобы они вынуждены были просить мира.

Доклад по второй проблеме всегда представлялся мне отличным примером того, в какой степени разведывательные исследования могут быть ошибочными. Мы пользовались обширным материалом для работы. В немецких газетах печатались сообщения о потерях. Газеты поступали в Лондон через Швецию и тщательно изучались для извлечения разведывательной информации. Мы располагали оценками общей численности немецких вооруженных сил, отмобилизованных за четыре года войны, разведывательными сообщениями от французских и других подпольных организаций, поступавших в Англию в большом объеме. Так или иначе, для генерала Эйзенхауэра был подготовлен доклад, в котором указывалась довольно точная цифра потерь, которые немцы должны понести, чтобы запросить мира. Сегодня достаточно взглянуть на этот доклад, чтобы убедиться, что цифра потерь была занижена на несколько миллионов. В наших расчетах мы упустили одно обстоятельство — Адольфа Гитлера. Мы исходили из предположения, что германский генеральный штаб будет стремиться закончить войну, когда военные потери окажутся настолько значительными, что воевать дальше будет невозможно. Мы не учитывали, что Адольф Гитлер потянет Германию за собой почти к полной катастрофе.

Вернувшись на свое основное место работы, я целиком завяз в разработке, связанной с планом «Сассекс». Этот план исходил из предположения, что к моменту вторжения союзников в Европу немцы смогут уничтожить большую часть подпольных организаций во Франции, Бельгии и Голландии и тем самым ликвидируют некоторые из наших самых важных источников разведывательной информации. Предполагалось, что гестапо удалось проникнуть во многие подпольные организации и немцы просто ожидали критического момента, чтобы разгромить силы Сопротивления. Поэтому, чтобы располагать источниками разведывательных сведений в тылу противника после высадки на европейском побережье, планировалось забросить по воздуху около 50 разведывательных групп в ключевые пункты для наблюдения за передвижением немецких войск. В операции участвовали Англия, Франция и Америка. Основную чаСТь личного состава предоставляли французы, а англичане и американцы обеспечивали обучение, оснащение и выброску групп на место. Каждая группа состояла из двух мужчин, а в некоторых случаях из мужчины и женщины. Один из участников группы проходил подготовку для выполнения функций разведчика-наблюдателя, другой готовился в качестве радиста. Участников групп тщательно проинструктировали относительно численности и расположения немецких войск в районе высадки (направляли обычно в места, расположенные неподалеку от родных мест разведчиков). Их обучили не только методам сбора разведывательной информации, но и приемам, помогающим избежать обнаружения и захвата противником.

Все делалось для того, чтобы в совершенстве подготовить их к той обстановке, с какой они столкнутся. Из сотрудников УСС создали группу для ведения допросов. Наша задача заключались в том, чтобы раскрыть легенду прикрытия агента, подвергая его такому интенсивному перекрестному допросу, какого следовало ожидать в гестапо в случае захвата. Мы не применяли пыток, хотя гестапо почти наверняка применило бы их. Однако мы должны были сделать все возможное, чтобы раскрыть их легенды путем постановки вопросов.

Чтобы подготовиться самим к этой работе, трое из нас, сотрудников УСС, были направлены в польскую разведывательную школу в Глазго. Это было прелюбопытное заведение, в котором польское правительство, находившееся в изгнании, готовило агентов для заброски в Польшу в целях ведения работы как против немцев, так и против русских. Наш приход в эту школу поставил только одну серьезную проблему: мы не говорили по-польски, а никто из поляков не говорил ни по-английски, ни по-французски. По-немецки они не хотели говорить, поскольку это был язык врага. Проблема способа общения была разрешена в первый же день за ленчем. Три офицера, сопровождавшие нас, привели нас в столовую и извлекли бутылку шотландского виски и шесть стаканчиков. Знаками они показали, что обычай требует прикончить бутылку до завтрака. Так мы и поступили, и с тех пор языковый барьер оказался преодоленным.

Мы были поражены, с какой тщательностью и скрупулезностью поляки готовили своих агентов во время войны, когда их страна была оккупирована. Пережитые пять разделов Польши иностранными державами, несомненно, научили их тщательному подходу — курс основного обучения агентов продолжался в течение года.

Поляки в равной мере ненавидели обоих своих соседей. Эта ненависть не уменьшились в связи с событиями 1939 года, когда русские вступили в страну с востока, а немцы напали с запада и сокрушили польскую армию за 21 день. Когда мы посетили их разведывательную школу в Шотландии в 1943 году, из Польши уже просочились сведения о кровавой бойне в Катынском лесу, где русские хладнокровно уничтожили 15 тысяч польских офицеров^[3]. Как оказалось, эти события были прелюдией к захвату коммунистами власти в Польше в конце войны. Уничтожив офицерский корпус, русские избавлялись от силы, которая составила бы ядро оппозиции. Таким образам, «свободная» польская разведывательная служба интересовалась не только Германией, но и другим традиционным противником — Россией.

В польской разведывательной школе я и мои два спутника превратились в «сотрудников гестапо» для тех французов, которые должны были быть заброшены во Францию. Мы обрабатывали их в индивидуальном порядке часами, стараясь поймать их в ловушку и одновременно довести до их сознания необходимость безупречного знания своей легенды прикрытия. Например, одному из французов была поставлена целая серия быстро следовавших один за другим вопросов относительно того, кто были его ближайшие друзья в армии, и он ответил без колебания: «Ну конечно же те, кто жил со мной в казарме».

«Их фамилии?»

Он начал перечислять имена, которые со всей определенностью свидетельствовали о том, что он лжет. В то время французы размещали солдат в казармах в алфавитном порядке, и этот человек, перечисляя своих друзей по казарме, называл фамилии, начинающиеся на «Б»; его же вымышленная фамилия, которая стояла в поддельных документах, начиналась на «Р». Такого рода ошибка могла стоить ему жизни.

План «Сассекс» имел невероятный успех. В течение апреля и мая 1944 года разведывательные группы забрасывались во Францию, Бельгию и Голландию. Почти все они достигли условленного места и сообщили по радио, что приступают к работе. Им было предложено в ожидании приказа ко всеобщему выступлению, который будет дан после начала вторжения, сообщать только исключительно важную разведывательную информацию. Они, конечно, не знали точной даты вторжения, хотя все прекрасно понимали, что это произойдет в самом скором времени.

6 июня группы, заброшенные по плану «Сассекс», получили приказ передавать всю имеющуюся у них информацию. Немцам, вопреки ожиданиям, не удалось подавить движение Сопротивления во Франции, но группы, заброшенные по плану «Сассекс», оказались ценными источниками информации о передвижении немецких войск и их дислокации. Только около десятка групп было ликвидировано противником.

Один самоуверенный разведчик-наблюдатель, действовавший неподалеку от Ле-Мана, утратил чувство осторожности. Прислонившись к стогу сена, он наблюдал за проходящими по дороге немецкими колоннами и передавал сведения с помощью небольшой переносной рации, так называемой «уоки-токи», своему радисту в соседний город. Бдительный немецкий офицер обратил внимание на француза в гражданском с каким-то прибором в руках и захватил его с поличным. Допрашивавшие его гестаповцы, добиваясь своей цели, действовали крайне жестоко, чуть не забили его до смерти, ибо он отказался говорить. Но ему повезло, так как наши наступающие бронетанковые войска довольно быстро освободили этот городок. Разведчик был еще жив, но никто не узнал бы лица этого красивого француза.

Три другие группы совершили недопустимый в разведке поступок — они объединились. В связи с быстрым продвижением союзных войск они решили отходить вместе с немцами и продолжать передавать информацию — все это целиком по собственной инициативе. Они украли немецкий грузовик, но быстро были остановлены полевой жандармерией, сняты с грузовика и расстреляны на месте. В целом, однако, план «Сассекс» увенчался замечательным успехом. Более 80 процентов заброшенных агентов вышли навстречу наступавшим союзным войскам.

В то время как готовился план «Сассекс», филиал УСС в Европе организовал свои полевые подразделения, которые должны были сопровождать войска после их высадки в Нормандии. Я был назначен в подразделение, которое должно было следовать во Францию вместе с 1‑й американской армией. Мы начали подготовку в поместье американского драматурга Гилберта Миллера на лоне чудесной английской природы в Кенте. Некоторым из нас, тем, кого разместили в самом доме, просто посчастливилось, так как апартаменты гораздо больше подходили для фешенебельного отдыха за городом, чем для подготовки к вторжению. Имение было достаточно большим для обеспечения условий по всем видам подготовки.

Для всего личного состава подразделения проводились занятия по боевому порядку германских войск. Мы усиленно изучали дислокацию германских вооруженных сил и упорно трудились над овладением методами деятельности в боевых условиях, включая такую важную проблему, как связь.

Полевые занятия проводились для выявления слабых мест в нашей организации, методах действий и оснащении. Хорошо, что мы приступили к полевым занятиям, поскольку первое же занятие по использованию наших средств связи выявило недостатки, которые имели бы катастрофические последствия во Франции. Связь необходимо было поддерживать не только с агентами, засланными вместе с рациями в тыл немецких войск, но также со штаб-квартирой армии и с Англией.

Этот вид обучения позволил тем из нас, кто вел в Лондоне сидячий образ жизни, восстановить спортивную форму. Мы упорно проделывали самые сложные физические упражнения, проводили форсированные марши, занимались боксом и овладевали методами бесшумного убийства.

В конце мая подразделение перевели в Бристоль для соединения со штаб-квартирой 1‑й армии. Нам сказали, что мы теперь находимся в «сосиске» — так назывался район, где сосредоточивались штурмовые группы для участия в высадке в Нормандии. Нам сказали, что оставлять пределы этого района мы можем только с разрешения штаб-квартиры и что абсолютно исключается всякое обсуждение предстоящей операции с кем бы то ни было, независимо от подразделения и звания, если нам заранее не будет известно, что это люди «посвященные», то есть они знают участок высадки и детали операции.

Прошло немного времени после нашего переезда в Бристоль, как однажды, в конце мая, генерал-адъютант сообщил мне, что я должен немедленно явиться в штаб-квартиру для несения курьерской службы, с пистолетом, форма одежды «класс А». Я явился, как было приказано, и получил тоненький пакет с прикрепленной к нему распиской о получении и распоряжение лично доставить его дежурному офицеру 82‑й воздушно-десантной дивизии, дислоцирующейся близ Линкольна. Я отправился в длительную поездку через всю Англию, и все время мне казалось, что болтающийся у меня на боку пистолет 45‑го калибра должен каждому встречному говорить, что я везу весьма секретный документ. Английский полковник с красными нашивками генерального штаба, сидевший в вагоне напротив меня на последнем участке пути к Линкольну, наклонившись ко мне и похлопав меня по колену, сказал: «Послушай, старина, — он указывал на пистолет, — не ожидаете ли вы здесь встретиться с краснокожими?» Впоследствии в штаб-квартире армии я узнал, что пакет, который я вез, содержал приказ об изменении зоны выброски одного из полков воздушно-десантной дивизии.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

2

Вымышленная страна из утопического романа Джеймса Хилтона «Утраченные горизонты» (1933). — Прим. ред.

3

Точнее не «сведения», а немецкая пропагандистская версия. — Прим. ред.