Марго Мертц все уладит

Кэрри Маккроссен, 2021

«Вероника Марс» встречается с «Бунтаркой» в веселом и язвительном романе «Марго Мертц все уладит». Старшеклассница Марго Мертц основала известную в узких кругах компанию, которая занимается чисткой цифрового позора. Марго готова воскресить чужую репутацию, удалить неудачную шутку или откровенную фотографию. Компромат будет уничтожен. За приличную сумму, естественно. Когда к Марго обращается одноклассница с просьбой удалить нежелательные фото, она обнаруживает закрытый веб-сайт, куда выкладывают фотографии учениц разной степени обнаженности. Ярости Марго нет предела. Она любой ценой выяснит, что за отморозок стоит за этими грязными делами. Но чем глубже Марго копает, тем мрачнее становятся обстоятельства дела. И некоторые факты настолько ужасны, что никто не останется безнаказанным. Даже она сама. Кибербуллинг, цифровая гигиена, харассмент и абьюз – Кэрри Маккроссен и Иан Макуэти исследуют остросоциальные вопросы, волнующие современных подростков.

2. Дикпик, с которого все началось

Наверное, вас мучает немало вопросов. Например, каково это — глядеть на рыдающую училку? Или что такое пало санто?

Ну и самое главное… как тебя угораздило заняться этим делом?

Отвечаю по порядку: 1. Это стремно. 2. Ароматизированная палочка. И 3. Сама себя постоянно об этом спрашиваю. Если честно, понятия не имею, как так вышло. Я бы сказала, чистой воды случайность.

Хотя, если задуматься, сыграли свою роль два обстоятельства. Два паршивых события, которые закалили мой характер и сделали тем, кто я есть.

Паршивый жизненный урок номер один: друзья не вечны

С друзьями у меня всегда обстояло не очень. Нет, в начальной школе были всякие «подружки» (из тех, кого зовут на день рождения или с кем обмениваются наклейками от жвачки). Однако позже они куда-то подевались. Скорее всего, многих отпугнул мой эмоциональный спич против избирательной коллегии в первый же день занятий. Поэтому с шестого класса я осталась одна. Одна ходила в столовую. Одна сидела в автобусе. И даже, хотите верьте, хотите нет, одна делала групповые проекты (такое бывает, если ты ни с кем не дружишь). Родители думали, у меня депрессия. Хотя, как по мне, никакой депрессии у меня не было, по крайней мере «официально». Просто я не привыкла к тому, что все вокруг меня ненавидят, причем безо всякой на то причины.

Потом я встретила Бетани. Стало намного проще. Мы как-то раз сели рядом в библиотеке, разговорились и выяснили, что обе обожаем пельмени и Соню Сотомайор^[3]. Кроме того, обе живем в многоквартирном доме, а не отдельном коттедже (в отличие от большинства наших одноклассников). Нянек и домработниц у нас никогда не было, маленькими нас водили в детский садик или отдавали на воспитание бабушкам и дедушкам. Скоро мы стали неразлучны: вместе шлялись по улице, обсуждали мальчиков и хохотали так, что писались кипятком. Конечно, одноклассники по-прежнему нас не любили. Например, Меган Миллс, моя бывшая подружка, высмеяла мою новую стрижку — мол, с ней я похожа на… (гомофобное высказывание, которое я не стану повторять, дабы не уподобляться некоторым). В компании Бет стало проще давать отпор. Наверное, когда рядом хороший и надежный друг, не страшно никакое испытание (даже средняя школа). А у меня был самый лучший друг на свете!

Потом настала пора старших классов. Все пошло прахом. Мы с Бет возлагали на девятый класс большие надежды. Шкафчики крупнее, учителя умнее. Всякой нелепицы поменьше. Вдобавок мы впервые с тех пор, как… хотя нет, вообще впервые, вызвали интерес у противоположного пола. Мы делали вид, будто нас это раздражает, что мы выше столь тривиальных и патриархальных помыслов, но втайне, разумеется, млели. Сильнее всего мечтали привлечь внимание самого желанного мальчика школы — Криса Хайнца.

Крис Хайнц для школьника был нереально красив. Пухлые губы, лохматые каштановые волосы, смуглая кожа… Уже в десятом классе он мог похвастать шестью кубиками на прессе, как у двадцативосьмилетнего парня, и жилистыми руками грузчика^[4]. Ни я, ни Бет не пересекались с ним на уроках, но, как и вся школа, сходили по нему с ума. Мы не раз видели, как он с приятелями раскачивает торговый автомат, чтобы бесплатно вытащить чипсы. Слышали, как учителя в коридоре вопрошают: «Мистер Хайнц, вы почему не на уроке?» Он был нашим любимчиком, ожившей мечтой, совершенно далекой от реальной жизни, поэтому мы с Бет могли проецировать на него любые фантазии. Оттого мы удивились вдвойне, когда в один прекрасный день он позвал Бет на свидание. Настоящее, реальное, не воображаемое свидание с самым сексуальным парнем школы, приятно пахнущим треской.

Знали бы мы, какой Крис на самом деле мерзавец! «Свидание» заключалось в том, что он весь вечер пытался споить Бет, не слушая протестов, потом ощупал ее во всех местах и засунул язык ей в горло, как в порнофильмах, которые смотрел без устали последние три года. Когда Бет стала возмущаться, Крис разозлился и велел ей проваливать. Наутро он растрезвонил, будто Бетани ему отсосала, и дал ей прозвище Бет Глубокая Глотка (нет бы что-то умное придумал!). Ее тут же начали отмечать на всем, что прямо или косвенно связано с минетом (от леденцов до магазинов интимных товаров), и завалили ей почту порногифками. Неделю спустя… Бетани попыталась покончить с собой.

Беда в том, что у Бетани была настоящая депрессия. Не такая, как у меня в шестом классе, а намного серьезнее. Очередной пик болезни пришелся на ту пору, когда она пошла с Крисом на свидание. Не самый удачный момент, чтобы подвергнуться сексуальным домогательствам, а потом прослыть шлюхой.

Остаток года Бет провела в психиатрической лечебнице, затем переехала в Колорадо к бабушке и дедушке. Видимо, ей и впрямь пришлось несладко, потому что, уехав, она оборвала все ниточки, которые связывали ее с Норт-Вебстером. В том числе со мной.

Хотя нет, не совсем. Я поклялась писать ей каждую неделю и рассказывать о своих делах. Дружба не может умереть из-за одного озабоченного козла. Бетани, правда, ни разу не ответила, но не беда. Ответит, когда будет готова.

Паршивый жизненный урок номер два: у моих родителей плохо с математикой

Я решила поступать в Стэнфорд с восьми лет. С тех самых пор, как мне по ошибке доставили буклет, адресованный моему соседу сверху, некоему «Джеймсу Маккартни», которого я в глаза не видела. Я открыла конверт и обомлела. Не знаю отчего: то ли от видов кампуса, то ли от улыбок успешных выпускников вроде Сергея Брина*, Ларри Пейджа* и Сандры Дэй О’Коннор**^[5]. До этого момента я очень смутно представляла, что такое колледж, но, как выяснилось, это идеальное место для прокачки мозгов. Место, где ценится трудовая этика. Место, где я буду считаться нормальной. С того дня я потеряла покой. Другие девочки гадали, кому из рок-звезд отдать свою девственность, а я сохла по Стэнфорду. То есть буквально мечтала ему отдаться. (Да-да, занялась бы сексом с колледжем. И мне ничуточки не стыдно.)

Представьте мой ужас, когда через пару месяцев после отъезда Бет родители усадили меня на диван и произнесли зловещую фразу: «Нам надо серьезно поговорить». (Я думала, беседа предстоит о сексе — и, честное слово, лучше бы оно так и было.) Мне сообщили, что денег на колледж больше нет. Если хочу поступать — то исключительно своими силами. Нет, я, конечно, не рассчитывала, что мне оплатят все годы учебы. В конце концов, папа у меня владелец химчистки, а мама и вовсе медсестра. Мы не какие-то богачи. Но мои родители знали, что я мечтаю о колледже. Они обещали найти деньги. Говорили, у них есть какой-то план.

Увы, план оказался не слишком хорош. По факту все свои сбережения, то есть деньги на мою учебу, они вложили во вторую химчистку. Первая процветала, и они решили расширить бизнес. Идея выглядела разумной — пока им не вздумалось поставить управляющим дядю Ричарда. Его только что уволили из супермаркета, он переживал трудный развод — кому, как не ему, ДОВЕРИТЬ ДЕНЬГИ НА УЧЕБУ МАРГО? И да, вторая химчистка прогорела. За каких-то полгода дядюшка Ричард разорил ее, и деньги на колледж испарились.

Вот так обстояли дела к десятому классу. Ни друзей, ни денег, ни перспектив. В общем, сплошная печаль.

Как-то раз на уроке у миссис Окадо до меня донесся глухой бубнеж. Сидящий рядом мальчик, весь в прыщах и не начавший толком бриться, уныло бормотал себе под нос. Это был Кевин Бин, он же — мой самый первый клиент.

Кевин был крайне нервным молодым человеком. Он постоянно грыз ногти, скрипел зубами и частенько испытывал позывы к рвоте. Его рвало на школьных спектаклях в третьем классе, в пятом и каждую среду — в седьмом. Однажды во время выступления он блеванул так сильно, что поползли слухи, будто у него Эбола, хотя на самом деле он распереживался из-за того, что придется петь.

— Все, мне крышка… Это надо было так облажаться… — бормотал Кевин, выпученными глазами уставившись в парту.

Я встрепенулась, переходя в защитный от рвоты режим. Может, есть какая-то тряпка себя прикрыть? Не-а, нету… Попросить салфетки у миссис Окадо? Нашла у кого просить — она зубы-то чистит не каждый день… Спрятаться за рюкзаком? Он маленький, не прикроет.

— Кевин, у тебя проблемы? — заговорила я в лучших традициях переговоров с террористами. Сочувственно, но уверенно.

— Мой член увидят все, кому не лень.

«Мой член увидят все, кому не лень». Такие новости — и с утра пораньше…

— Ясно… Наверное, тебе лучше обсудить это с кем-нибудь из близких, — предложила я без особого успеха.

— Я… Я нечаянно. Оно само так вышло. Я правда не хотел фотографировать свой пенис, — пробормотал Кевин, не отрывая взгляда от парты.

Так, давайте уточним. Если вам без спросу присылают фотку члена — срочно шлите парня на хрен. Серьезно. Он тот еще козел. Стал бы он в реальной жизни снимать на людях штаны и трясти гениталиями? Вряд ли. Это мерзко и незаконно. Так почему в интернете можно?

Однако когда Кевин рассказал, что не хотел никому отправлять фотку и сделал ее только затем, чтобы разглядеть, нет ли у него злокачественной опухоли, а его старший брат Тревор отнял телефон и шутки ради разослал снимок девчонкам из нашего класса… я ему поверила. Потому что образ «сексуального самца с членом наперевес» никак не желал примеряться на несчастного Кевина, которого тошнит всякий раз, когда идет дождь.

Я не знала, что мне делать, кроме как тянуть время до конца урока. Однако Кевин понемногу зеленел. Так бывало всякий раз, когда ему приходилось выступать перед публикой. Значит, рвота уже на подходе.

Пора действовать! Я не хочу смывать с себя блевотину!

— И что такого, если твой член у кого-то в телефоне? Не он первый, не он последний! В Белом доме каждый второй засветил гениталии, — сказала я, аккуратно отодвигая стул на десять сантиметров.

— Но так нельзя… Если фотка всплывет? Станет вирусной?

— Кевин, вряд ли твой член настолько хорош.

— А если увидит мама? И я не попаду в колледж, потому что…

Кевин икнул. В горле у него булькнуло. Господи.

— Слушай, давай я ее удалю! Хочешь?

Не знаю, откуда во мне взялась решимость. Наверное, я хотела его успокоить. Или невольно представила, как сотрудник приемной комиссии глядит на табель с оценками Кевина и одним глазом косит на экран с фотографией члена, и от этой абсурдной картинки у меня коротнуло в мозгу.

Сама не зная почему, я ляпнула:

— Я все сделаю.

Кевин, кажется, мне поверил, потому что замолчал и впервые посмотрел в глаза.

— Правда? Как?

И тогда… Не помню, что именно я ему наплела. Зная себя, наверняка всякой чуши вроде «У каждого приложения есть свои средства защиты», или «Скорее всего, дело во вредоносном ПО», или «Ресурсы цикличны». Короче, наговорила чепухи, чтобы Кевин мне поверил, потому что: а) я часто морщу лоб, а когда ты морщишь лоб, тебя принимают за умного; и б) он пребывал в полном отчаянии. Был готов уверовать в любые чудеса: что его пенис волшебным образом вернется в штаны, где ему самое место.

Кевин маниакально нырнул в рюкзак за айфоном.

— У меня на счету сто пятьдесят долларов, и еще триста могу принести завтра. Недавно был день рождения, бабушка подарила наличные. Этого хватит?

Черт возьми! Он собирается мне заплатить! Причем неплохо. Купить мое время? Господи. А чему тут удивляться? После того как наш район перепрофилировали, отбросы вроде меня оказались в одной школе с богатенькими детками наподобие Кевина. Я не преминула этим воспользоваться.

Он перевел мне сто пятьдесят долларов и убежал на следующий урок. Я буркнула «спасибо», запоздало сообразив, что придется искать фотографии его члена и удалять по одной, чтобы они никогда не увидели свет (чем я и занималась на протяжении следующих нескольких недель).

Потом, не успела я опомниться, ко мне повалили новые клиенты с теми же просьбами. Все были готовы платить. Я поняла, что если выбросить из головы лишнее и не отвлекаться на всякую мишуру (типа вечеринок, шумных компаний и парней… вообще приятелей), я вполне сумею поступить в Стэнфорд. Требовалось одно — подчищать за другими грязь. Правда, мне не хватало навыков.

К счастью, я знала одного компьютерного гения, который нуждался в деньгах не меньше моего. Знакомьтесь: Сэмми Сантос.

Примечания

3

Соня* — настоящая героиня! Представьте, каково это — каждый день работать бок о бок с Кларенсом Томасом** и Бреттом Кавано***. Кошмар, не представляю, как она их терпит!

* Соня Сотомайор — член Верховного суда США, первая латиноамериканка на этой должности. (Прим. перев.)

** Кларенс Томас — судья Верховного суда США, второй афроамериканец на этой должности. Славится радикальными взглядами. (Прим. перев.)

*** Бретт Кавано — судья Верховного суда США. В 2018 году был обвинен в сексуальных домогательствах, однако скандал замяли. (Прим. перев.)

4

Да, у меня пунктик насчет грузчиков. Еще с тех пор, как отец заставил посмотреть фильм «В порту». Могу поклясться, что от Криса пахло соленой водой, треской и спокойной уверенностью человека, привыкшего работать руками.

5

А еще… Элизабет Холмс***. Не всеми выпускниками можно гордиться.

* Сергей Брин и Ларри Пейдж — американские программисты и интернет-предприниматели, соучредители компании Google. Занимают 9-ю и 10-ю позиции в списке самых богатых людей мира. (Прим. перев.)

** Сандра Дэй О’Коннор — член Верховного суда США, первая женщина, назначенная на пост. (Прим. перев.)

*** Элизабет Холмс — американская бизнесвумен, занимавшаяся разработкой инновационного оборудования для анализа крови и впоследствии обвиненная в мошенничестве на 700 миллионов долларов. (Прим. перев.)