Задача со всеми неизвестными

Ксеня Роу (2024)

Леся Полякова живет с бабушкой (в прошлом художницей, а теперь — создателем бижутерии), догуливает лето перед девятым классом и ведет совершенно непопулярный блог о криминальных историях. Однажды эксцентричная бабушкина приятельница, которую за глаза все зовут Гаврюшей, прибегает к ним в слезах: по потолку в ее квартире расползается кровавокрасное пятно… Леся с друзьями начинают расследование! Для среднего школьного возраста.

Глава 2. #Лев #Есенин #взрыв

Вообще-то мы с бабушкой были уверены, что исчезнувший сосед никуда не исчез, а кровь Гаврюша сама придумала. Мало ли, кто-то пролил в подъезде томатный сок или разбил арбуз, а богатое воображение «человека искусства» превратило это в кровавую драму.

Но красное пятно мы увидели собственными глазами, и не в подъезде, а на потолке в гостиной Гаврюши. И в квартире соседа стояла мертвая тишина, хотя мы с бабушкой по очереди трезвонили раз двадцать.

— Как дальше существовать? Как засыпать по ночам, когда только что видела этого безобидного, в сущности, юношу, а теперь где-то там, наверху, лежит его хладный труп… — бубнила Гаврюша, пока бабушка вызывала участкового.

Бабушка отмахивалась и пыталась объяснить стражам правопорядка, что их присутствие совершенно необходимо. Стражи, видимо, придерживались другого мнения, так что бабушке пришлось хорошенько рявкнуть:

— Или вы приезжаете на вызов, или я приезжаю в прокуратуру с заявлением на… Как ваша фамилия, напомните?

Ситуация была напряженной, но я не удержалась от смеха. Забавно, что бабушка говорила одинаково жестко и с ленивыми полицейскими, и со страдающей Гаврюшей. Как-то раз бабушка сказала: «Леся, жизнь не любит мямлей — не ной, а решай вопрос». В такие моменты я ее даже побаивалась: не бабушка, а маршал Жуков.

Но надо признать, что ее непоколебимая твердость работает почти без осечек. И Гаврюшу удалось вытащить на место происшествия, и участковый явился минут через семь.

Открывать дверь снова побежала я, потому что бабушка уговаривала Гаврюшу привести себя в порядок — хотя бы сменить халат на домашний цветастый балахон. На Гаврюшу подействовали только слова: «В конце концов, тебе придется общаться с мужчиной». Тут она, конечно, подорвалась.

Я повозилась с незнакомыми заедающими замками — Гаврюша не обращала внимания на такие мелочи, как бытовые неудобства — и распахнула дверь.

— Участковый уполномоченный лейтенант полиции Есенин!

Фразу выпалили скороговоркой, она как будто прилетела мне в лицо упругим мячиком. От неожиданности я тоже решила представиться:

— Ученица девятого класса средней общеобразовательной школы Полякова!

Лейтенант полиции Есенин — невысокий, крепкий, короткостриженый — вдруг широко и весело улыбнулся, словно был страшно рад меня видеть, и сказал:

— Ну привет, гражданка Полякова. Что случилось-то?

* * *

— Татьяна Игоревна, повторяю: у меня нет оснований вскрывать квартиру номер восемь.

Есенин обращался именно к бабушке, хотя речь шла о Гаврюшином соседе. По-моему, Есенин просто понял, что беседа с Гаврюшей смысла не имеет. Кроме того, она пару раз поджимала губы со словами: «Что может юный мальчик в таких обстоятельствах?», и это лейтенанту не понравилось. Еще меньше ему понравилось, что Гаврюша упорно называла его Сергеем Александровичем, а он был совсем наоборот — Александром Сергеевичем.

— Тогда почему же вы Есенин, а не Пушкин? — Гаврюша так изумилась, будто лейтенант Есенин сам себя так назвал еще в младенчестве и ради прикола смешал имена великих поэтов.

Сначала разговор проходил в квартире Гаврюши, потом мы перебрались на этаж выше — Есенин позвонил и в восьмую квартиру, и в соседнюю седьмую, но и там никто не открыл.

— Этих тоже хотите ломать? — Есенин кивнул на обитую темно-синей кожей дверь с металлической семеркой.

— Зачем? — уставилась на него Гаврюша. Кстати, она не только переоделась по бабушкиному совету, но и умудрилась подвести глаза.

— А они ж тоже не открывают, — громким шепотом произнес Есенин. — Может, и их убили?

— Товарищ лейтенант, воздержитесь от ехидства, — резко сказала бабушка. — Если не из уважения к возрасту, то хотя бы в силу того, что двум взволнованным женщинам не на кого рассчитывать, кроме представителя правоохранительных органов.

— Трем женщинам, — напомнила я о своем присутствии.

Бабушка спрятала улыбку:

— Тем более.

— Татьяна Игоревна, ну давайте вместе порассчитываем, — вздохнул Есенин. — Вы слышали звуки борьбы, стрельбы?

Борьба, стрельба. Чем Есенин не поэт?

— Не слышала, — ответила бабушка. — Наталья Гавриловна, полагаю, тоже.

— Во-о-от, — протянул Есенин. — Значит, убийство — только ваши предположения.

— Но он несколько дней не появляется! — возмутилась Гаврюша.

— Жилец не обязан уведомлять вас о своих перемещениях. Может, он на работе ночует. В отеле. У знакомых.

Как же по-свински устроен человек: полчаса назад я смотрела на бурый угол потолка, на трясущуюся Гаврюшу, на растерянную бабушку, и у меня пальцы леденели от ужаса. Сейчас лейтенант Есенин доступно объяснял, что ужасаться нечему, и я даже огорчилась. В отеле ночует — какая тоска. Нет, пусть этот таинственный сосед живет триста лет, конечно. Но мог бы ради приличия оказаться каким-нибудь незаконным торговцем антиквариатом.

— А как же кровь? — не сдавалась Гаврюша.

— Я извиняюсь, вы представляете, сколько крови должно вытечь из человека, чтобы протекло на нижний этаж? — Есенин окинул взглядом меня, бабушку и Гаврюшу. — Не, если нас с вами вместе зарезать, это еще куда ни шло.

— Мне дурно, — прошелестела Гаврюша и вцепилась в рукав бабушкиного пиджака.

— Единственное, что могу сделать — установить номер жильца и попробовать с ним связаться, — мирно продолжал Есенин.

— Как же, свяжетесь вы с ним! — Гаврюша быстро перешла из режима «мне дурно» в «щас я вам устрою». — Он там лежит, мертвый!

— Кто лежит мертвый? — раздался с лестницы испуганный голос.

Обернувшись, Гаврюша качнулась и ответила:

— Вы.

* * *

Гаврюшин сосед оказался точно таким, каким я его себе представляла. Тощий, бледный, нескладный, с настолько тонкими и светлыми волосами, что казалось, будто у него нет ресниц и бровей.

На Есенина он глядел боязливо, на бабушку тоже, на Гаврюшу с раздражением. Меня вообще не замечал, так что я могла его рассматривать безо всякого стеснения.

Сосед Гаврюши зачем-то сунул Есенину паспорт — тот пролистал странички и протянул:

— Вы не волнуйтесь, гражданин Нестеров Лев Андреевич, восьмидесятого года рождения. Просто соседи у вас хорошие, заволновались. Где Лев Андреевич, куда исчез?

Имя Лев подходило Гаврюшиному соседу примерно так же, как мне платье в рюшечках, которое я надевала еще на утренник в детском саду.

— Никуда я не исчезал, — замахал руками Лев Андреевич. — Я на даче был. На шашлыках.

— Да что ж вы делаете, — простонал Есенин, — я тоже, может, шашлыка хочу. И дача подходящая есть, всего десять километров от города. А вы далеко были?

— Ну-у-у, не очень, но, в принципе, прилично, — Лев Андреевич закашлялся. — Я не разбираюсь, молодой человек, меня друг возил туда и обратно.

— Минут двадцать ехали? — не отставал Есенин.

Лев Андреевич заморгал:

— Да. Нет. Я не помню, молодой человек, я спал всю дорогу.

— И хорошо, — улыбнулся Есенин и протянул Льву Андреевичу паспорт. — Извините за беспокойство.

Лев Андреевич шагнул к своей квартире, но миниатюрная Гаврюша решительно перегородила ему путь.

— Позвольте, товарищ лейтенант Есенин! Вы его просто так отпустите? А как же кровь?

— Так вот же ваш сосед, — Есенин для убедительности указал пальцем на испуганного белобрысого Льва. — Живой и невредимый, откуда кровь?

— Оттуда, — Гаврюша постучала кулачком по двери. — Я жестоко ошибалась: мой сосед — вовсе не жертва! Он преступник!

— Наташа, остановись, — тихо сказала бабушка.

— Ни за что, Таточка, — воинственно откликнулась Гаврюша. — Как же вы не понимаете? Он сбежал с места преступления! Это же очевидно: ровно после того, как этот человек якобы уехал на шашлыки, на моем потолке… Вы же сами видели!

Есенин озадаченно смотрел на Гаврюшу, бабушка ободряюще улыбалась Льву Андреевичу. Я старалась не отсвечивать — еще бы, такой экшен.

— Наташа, после — не значит вследствие того, — устало отозвалась бабушка, а я защелкала клавишами — такая мысль была достойна оказаться в заметках. — Хватит, пойдем.

— Вы хотите, чтобы я жила рядом с убийцей? — прошептала Гаврюша.

И тут унылый Лев одним прыжком преодолел расстояние до своей двери, резко отпер замок и, с нескрываемым раздражением глядя на Гаврюшу, сказал:

— Как же вы мне надоели — то убитый, то убийца, определились бы. Прошу.

Да, в номинации «самый неожиданный персонаж сериала “Гаврюшины фантазии”» Лев Андреевич однозначно лидировал.

— Заходите, все заходите, — Лев Андреевич скривил губы. — А то нехорошо как-то без свидетелей, да?

От миленького приглашения не отказалась даже бабушка, хотя ей все-таки было неловко. Она шепнула мне: «Не могу отпустить Наташу одну» и шагнула через порог.

Есенин с хозяином шли первыми, за ними, не отставая ни на миллиметр, следовала Гаврюша — она так вытягивала шею, что казалось, ее голова обгоняет туловище на полметра. Мы с бабушкой замыкали шествие. Лев Андреевич рывком открывал двери и комментировал:

— Ванная, туалет — без происшествий. Кухня — трупов не обнаружено. Спальня — пожалуйста, смотрите. Большая ком… Черт возьми, как это?!

Охнула Гаврюша, заржал Есенин. Я заглянула ему через плечо и увидела, что пол в комнате, которая находилась строго над Гаврюшиной гостиной, весь в засохших неприятно пахнущих лужицах и усыпан битым стеклом. Диван, стены, занавески — в потеках и брызгах.

— Забродило от жары и рвануло, — с необъяснимой радостью сообщил Есенин. Еще бы, не ему ведь мыть, чистить и оттирать. — Банок пять было?

— Шесть, — поправил Лев Андреевич.

Гаврюша непонимающе помотала головой:

— Чего шесть? Каких банок? Что рвануло? Здесь что, террористическое убежище?

Лев Андреевич бросил на нее равнодушный взгляд:

— Да. Группа особо опасных террористов осуществила покушение на шесть банок вишневого компота.