Колючка

Ксения Александровна Комарова, 2018

В королевстве Гац разрешено творить магию только мужчинам, служащим в армии и полиции. Поэтому юная Рина, единственная в мире девушка-маг, решается на отчаянный шаг: она превращается в юношу и идет на королевскую службу. Укрытие надежное, но как быть с собственным сердцем, которое начинает биться быстрее, когда рядом отказывается симпатичный капитан полиции? А тут еще и неизвестный маг открыл охоту на собратьев, отнимая у них дар и вместе с ним жизнь. Начинается опасная игра, призом в которой будет любовь и раскрытие одной старой тайны, которая навсегда может изменить жизнь мирного королевства.Содержит нецензурную брань.

Глава 1

До восхода луны Тои оставалось совсем мало времени. Окружающий лес медленно погружался во тьму. Я быстро шла к опушке, стараясь не наступать на ядовитые грибы-скользевики, которых к зиме становилось видимо-невидимо. За моей спиной покачивались четыре вязанки хвороста. Короткий топорик я держала в левой руке, а в правой копила заклинание удара. Я знала, что впереди засада.

Подходя к опушке, я сбавила шаг и спряталась за дерево. В зарослях орешника мелькнула едва заметная глазу тень. Я прыгнула ей навстречу, выставив руку вперед, и мимо меня с визгом пробежал испуганный подсвинок. Свист синиц смолк, лесные жители затаились. Я в растерянности огляделась. Тех, кого я ждала, не было в орешнике. Их не было и на соседней поляне, и за корягой у Синего ручья.

Обычно на выходе из леса меня поджидали мальчишки — Брол с Лисьих ямок и Гарана, сын старого пасечника Юмида. Летом от скуки они забредали в чащу, и я намучилась их там искать. Тогда они выдумали новую игру: караулили меня на опушке и обстреливали репейником. Эта игра нравилась и мне, и им. Иногда я поддавалась и уходила из леса вся в колючках, иногда опрокидывала их ударом. Не простым — особенным, магическим. Он попадал точно в цель, но не давал ушибиться при падении. Волна воздуха совершала нырок и становилась подушкой для того, кого только что сбила.

Этот удар я придумала сама. Если бы отец узнал, что я колдую, он высек бы меня сыромятным ремнем. Но Бролу и Гаране я могла доверять. Я знала, что они меня не выдадут, как не выдала их я: не рассказала родителям, что они отлучаются в лес. Я была их стражем и проводником, учила читать следы зверей, находить ягодные поляны, различать птиц по голосам. Когда-нибудь они смогут стать охотниками, если захотят. Лишь бы только не решились ловить саламандр.

И вот мальчишек не было, не было нигде! Сегодня они не пришли. Если бы они побывали здесь, подсвинок не задремал бы в орешнике. Мое сердце наполнилось тревогой. Я прибавила шагу и поспешила к дому: оставлю хворост и побегу на пасеку разыскивать Гарану. Дорога размокла от осенних дождей, на обочине желтели сорные травы. Бурые листья плавали в холодных лужах. Чувство, что случилась беда, нарастало. Я бросила вязанки на обочину и рванула напрямик, через пустошь, срезая угол. Но когда я минула околицу, мне стало не до Брола с Гараной.

Мой дом стоял на краю нашей деревни Пучуги, чуть скрытый яблоневым садом. У забора жевала лист лопуха чужая лошадь. Трензель мешал ей, изо рта валилась густая зеленая пена. При виде меня лошадь фыркнула и заплясала на месте, словно увидела вдалеке стаю собак. Гостей мы не ждали, отец везде и всегда ездил сам, встречался с покупателями подальше от дома. Да и ни у кого из окрестных жителей не могло быть такой лошади — с тонкими ногами, лебединой шеей, под дорогим арамакским седлом.

Я перемахнула через забор и рывком открыла заднюю дверь. Из глубины дома раздался звук удара, с которым тело падает на пол, потом я услышала стон. Отец! От страха я едва двигалась. Мне казалось, что я не бегу — ползу. Вот разгромленные сени, затем кухня — стол перевернут, горшки с маслом разбиты, сорванные занавески клочьями свисают с подоконника. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Скорее, Рина, скорее! Комната, еще комната. Поскользнувшись, я неловко влетела в летний пристрой, где сушились травы. На полу лежал отец, его лицо было мертвенно бледным. Над ним склонился неизвестный в черном плаще. В его руке блестел кинжал, занесенный для удара.

Я хотела крикнуть, но не было голоса. Стало нечем дышать, ноги не слушались. Я попыталась встать, и в этот момент незнакомец ударил отца кинжалом в сердце. С моей ладони само собой сорвалось заклинание удара. Волна воздуха толкнула убийцу в грудь с такой силой, что он отлетел к стене и проломил ее. Мой крик и треск ломающихся досок слились воедино. Убийца скрылся в облаке пыли, заваленный обломками стены.

Я бросилась к отцу, уже понимая, что опоздала, что он мертв, но поверить в это было невозможно. Я должна спасти его, хотя бы попытаться! Кинжал все еще находился в теле, и я схватилась за рукоять, чтобы вытащить его. Внезапно острая боль пронзила пальцы. Я попыталась их разжать, но ничего не вышло — кинжал держал меня крепче медвежьего капкана. Что-то горячее, ослепительно белое полилось по венам, заставляя вспыхнуть внутренний огонь — тот, что я скрывала. Перед глазами возник яркий шар света, он рос, ширился, поглощал меня. Я старалась удержать огонь внутри, не дать ему вырваться на свободу, но сил не хватило, и я вспыхнула. Я превратилась в костер.

Когда я очнулась, то обнаружила, что сижу на чем-то мягком. Остро пахло гарью, и сделав глубокий вдох, я закашлялась. Вокруг витал пепел. Я сидела на обугленных останках своего дома, не тронутая огнем. Даже одежда осталась цела. Темное небо смотрело на меня тысячью ярких звезд. Луна Тои — богини-старухи — ехидно щерилась из-за дальних сосен за околицей. Вокруг пепелища стояли все, кого я знала: семья Барсуков с выселок, пасечник Юмид и трясущийся от ужаса Гарана, Брол и его мать, пряха Эйла, черный Верг с женой, братья-охотники Луй и Назима. Пришли и мои подруги — Ульда, Родана и Кобби. Вечно смеющиеся и такие красивые, сейчас они молчали, опустив глаза. Справа от них я увидела Тильда, моего любимого Тильда. В руках он сжимал рыбацкое нож-копье, которым добивают сома, вытянутого сетями. В глазах его читался тот же вопрос, что и у остальных: как они столько лет прожили бок о бок с чудовищем и не знали об этом. Прости, отец. Теперь наш секрет известен всем. Я владею магией, я способна сжечь Пичугу дотла, едва лишь этого пожелав.

Я встала, и толпа отшатнулась. Зашипели угли, на которые упали первые капли начинающегося дождя.

— Что здесь случилось? — спросила я одноглазого Щена, старосту нашей деревни. Он всегда был добр ко мне.

— Это я у тебя хотел спросить, дочка, — тихо и осторожно сказал Щен. — Ты полыхала, как сотня саламандр.

Я огляделась кругом. Ближайший к нам дом пострадал от огня — стена и часть крыши почернели, но благодаря дождям и сырости, что уже две недели царили в округе, пламени не удалось перебраться дальше, и его успели погасить.

— Где Кер? — спросила козлятница Сара.

Кер — это мой отец. Был.

Я проглотила подступавшие слезы и ответила:

— Он мертв. Его убил чужак. Он приехал сюда на гнедой лошади. Вы видели его?

— Видели, — неуверенным голосом сказал Щен, тесня остальных подальше от меня. — Как у вас тут загорелось, я первый прибежал. Мужик этот валялся во дворе, под досками. Я хотел его вытащить, а он меня отпихнул, сел на коня и ускакал.

— Куда? — хрипло спросила я.

— К Ленточке.

Ленточка — быстрая горная речка, впадавшая в большую, полноводную Ленту, огибала Пичугу с южной стороны и уходила в лиственный лес, который мы называли Полным в урожайные годы и Пустым, когда начиналась бескормица.

Я стряхнула пепел и направилась к Полному лесу. Толпа расступилась, давая мне пройти. Мне казалось, я иду по веревке над пропастью. Ни одного доброго взгляда, ни одного прощального жеста. Тильд стиснул челюсти, и его тонкие, ловкие пальцы на древке нож-копья казались такими же светлыми, как Луна Тои. Я прошла мимо него, все еще надеясь, что он схватит меня за плечо, остановит. Но он не сделал этого, только нахмурил брови и прижал к груди оружие.

Прощай, Тильд! Ты так и не узнал о моей любви к тебе. Я ждала от тебя венка к празднику Таи — богини-матери, благословляющей браки. Думала, ты назовешь меня своей невестой. Но ты не выбрал меня — ты никого не выбрал, сплетя венок из лазоревого пустоцвета. Ходил слух, что ты собираешься уйти из Пичуги, наняться матросом в порту Сардины. Я бы ушла с тобой. Босиком, но ушла. Мое желание сбылось, как будто его исполнил дух Драконьих гор: обманул, перепутав слова. Мне, мой любимый Тильд, предстоит дорога. И известно лишь благим богиням, что выпадет тебе!

Спиной я чувствовала взгляды. Они леденили сильнее, чем вьюга в первые дни зимы. Было так тихо, что я слышала, как мои охотничьи ботинки сминают поникшую траву. Когда я достигла берегов Ленточки, сил держаться не осталось. Я рухнула на землю и дала волю слезам. Они текли, горячие, и обжигали кожу. Чем сильнее была боль, тем ярче вспыхивал огонь на дне моей души. Но больше я не позволю ему мной овладеть.

Я вытерла слезы и встала. Отца не вернуть, и домой дороги нет. Все, кого я любила, с кем делила радость и горе, остались в прошлом. Отец предупреждал, что так оно и будет, если я стану магом. У мага не бывает друзей. У него нет семьи, близких, ждущих его у очага с миской гречишного супа. Маг всегда один — опасный для других и себя. Но отец говорил, что истинную магию я обрету в день своего восемнадцатилетия — в канун встречи трех лун на Пороге года. Тогда я смогу выбрать путь: принять магию и стать изгоем или отвергнуть ее и жить, как обычные люди. Полюбить хорошего человека, растить детей, заботиться о доме.

Я посмотрела на холодные воды Ленточки, которые несли сломленные недавней бурей ветви деревьев. Магия решила все за меня: она вырвалась из глубин души и спалила мою жизнь, превратила ее в пепелище. Теперь остается одно: найти того, кто хладнокровно расправиться с отцом, и убить его. Магией или ножом — все равно. Он забрал у меня самое дорогое, и я этого так не оставлю.

Догнать его будет нелегким делом. Он ушел почти сразу после боя, и у него есть верховая лошадь — сильная, резвая, наверняка очень выносливая. Фора в семь — восемь часов. Но лошади нужен отдых, а мне нет. Я буду идти по его следам, пока не нагоню.

Мои вещи сгорели в огне, у меня не было ни фляги, чтобы набрать воды, ни одеял, чтобы согреться. Как будто впервые я оглядела свою одежду: ботинки крепкие, дорогу выдержат. Старые отцовские штаны годились для холодной ночёвки в лесу, а вот холщовая куртка, без меха подведет меня при первом же заморозке. Надо найти что-то более подходящее для дальней дороги.

Я оглянулась и посмотрела в сторону деревни. Можно рискнуть и под покровом ночи забраться к Ульде, попросить у нее необходимое. Она не откажет: из всех людей, которых я знала, не было никого чище и добрее ее. Но если меня заметят или она сама проговорится, что помогла мне, изгою, ей не дадут прохода. А ведь она любит Пичугу и не уйдет из нее, будет терпеть насмешки, пересуды, презрительные взгляды. Значит, к Ульде хода нет, и красть я не собираюсь. Пойду налегке.

Я хотела запустить руку в карман, чтобы проверить, нет ли там мотка веревки, и неожиданно поняла, что сжимаю в руках кинжал — тот, которым убили моего отца. Серебристый, неизвестный мне металл казался невесомым. Значит, внутри есть пустоты: такая вещь не может быть легкой, как перышко. Крепкий, гладкий и острый, кинжал напоминал коготь дракона. На нем не было ни символов, ни рун. Убийца не оставил следов. И все-таки я вспомнила нечто важное. В мгновение перед ударом он обернулся ко мне, и я увидела на его левой щеке след ожога. Такие ожоги получают ловцы саламандр, когда допускают ошибку: думают, что саламандра мертва и наклоняются к ней, чтобы подобрать с земли. Тогда она взрывается, и ее огненные чешуйки летят прямо в лицо охотнику. Те, кто выживают, до конца жизни носят на лице память о проклятой ящерице.

Про себя я стала называть убийцу Меченый. Луна Тои скрылась в тучах, и лес погрузился в темноту. Я шла почти наугад, падала, вставала и снова падала. Наконец стало ясно, что придется ждать рассвета. Меченый мог пойти куда угодно — в Кирку, к каменоломням. Или на юг, в столицу королевства — Узор. Или в Сардину, к Бурному морю. Мне слишком мало о нем известно, но я буду знать больше, когда увижу следы копыт его лошади.

Я раскрыла ладонь и зажгла на ней крохотное пламя. Ох и возмутился бы сейчас отец! Увидев однажды, как я играю с огнем, он вышел из себя и кричал, что я погублю нас обоих. Теперь некому призвать меня к порядку. Мысли об отце заставили меня захлебнуться горечью. Воспоминания одно за другим вспыхивали в голове.

Он был лучшим из отцов — пусть и не родным. Бежал из столицы, оставив там прошлую жизнь. Кем он был и чем занимался, он не рассказывал. На все мои вопросы отмахивался: мол, не важно, что случилось вчера, гораздо важнее, что есть теперь. Зимний голод заставил его держаться ближе к горам, где можно добыть саламандр и обогатиться. И он был прекрасным ловцом, пока однажды не нашел в пещере одинокую плачущую девочку — меня. Как я попала в пещеру и кто мои родители, я не помнила. Моя жизнь началась с того момента, как он меня нашел. Отец говорил, что я дочь дракона и человека, но я не верила ему. Иногда просто знаешь: нет, это не так, это не правда. Отец пожимал плечами и просил не искать ответов, чтобы не накликать беду.

Когда у него появилась я, он больше не мог себе позволить скитаться в предгорьях и осел в Пичуге. Выстроил дом, стал добывать кабанов, оленей, научился дубить шкуры. На саламандр больше никогда не охотился. Мы вместе с ним проводили целые дни в лесу, где он рассказывал мне про каждый кустик, каждую травинку, учил тому, что важно для выживания в одиночку. Только магии не учил, запрещал даже думать о ней, но сам пользовался. Нередко я замечала, что посылая стрелу в оленя, он накладывает на древко заклинание меткости. И стрела летела без промаха. Я тоже так умела.

Сколько мне точно лет, отец не знал. Я росла быстрее других детей, умела больше, чувствовала лучше. Когда я у него спросила, как я пойму, когда наступит день моего восемнадцатилетия, отец рассмеялся и сказал, что такое не пропустишь. Велел ждать Порога года — перед ним силы земли крепнут, чтобы запустить колесо времени. Завороженная его смехом — он так редко смеялся — я не рискнула расспрашивать дальше, ничего толком не поняла. Возможно, именно сегодня мне исполнилось восемнадцать, когда я сжигала наш дом силой магии и горя.

И еще отец говорил, что никогда прежде на земле не рождалась женщина-маг. Все, кто обладал даром, были мужчинами: от великого чародея Жойга Долинного до придворного мага короля Септимия Водного. Об этом же писали и в книгах, которые отец привозил мне с каждой ярмарки. Один из авторов, почтенный профессор Ней Ловигун, утверждал, что магия зарождается в мужской железе, потому женщины и не способны ее творить. Когда я прочитала этот фрагмент отцу, он хохотал так, что за печкой упал ухват, прихватив с собой недосохшие полотенца.

Отец. Как же мне без тебя? Зачем?

Но будь уверен, Меченый дорого заплатит за то, что отнял твою жизнь. Я не успокоюсь, пока не найду его — на земле или на море, в Хрустальных чертогах богинь или в Преисподней.

Пламя на ладони дало мне достаточно света, чтобы отыскать несколько поваленных деревьев и хворост для розжига костра. Сырое дерево с неохотой загорелось, и мне наконец-то стало тепло. От ботинок валил пар. Где-то далеко ухала сова. Я сидела на бревне до самого рассвета. Спать не получалось, хотя утренний морок путал мысли. Сон был предательством по отношению к отцу. Я бодрствовала, чтобы в моей памяти он не умирал.

Как только небеса побледнели, я принялась искать в лесу следы лошади. Вскоре они нашлись, и я пошла по ним, как ищейка. Меченый ехал на юг, стараясь не упускать из виду Ленточку. Разумно, учитывая, что без воды долго не протянешь. Я держала средний темп, чтобы не выдохнуться. Бессонная ночь отняла у меня много сил, и если мне предстоит сражение, не хотелось бы проиграть его только потому, что поддалась искушению бежать.

Когда день начал клониться к закату, следы Меченого вывели меня из леса. Я оказалась возле деревни Пожарки, где по весне гудела ярмарка. Отец никогда меня не брал с собой, но много рассказывал о том, что видел, и о тех, с кем торговал. На улицах было пусто, в домах горели огни, над крышами вился дым. Мне так сильно хотелось есть, что я готова была ворваться к кому-нибудь и похитить котелок каши или краюху хлеба. Я шла мимо безликих ворот, мимо чужого, негостеприимного счастья.

У колодца виднелась харчевня «Жареный петух», в которой останавливались приезжие. Я открыла тяжелую дверь и вошла. Запах чесночного пирога заставил меня сделать лишних два шага вперед. Сидевшие за некрашеными столами крестьяне дружно обернулись в мою сторону.

— Ты кто такая? — спросил парень, одетый в кожаную жилетку поверх посконной рубахи.

— Рыжая, — усмехнулся сидевший рядом с ним толстолобый крестьянин. — Терпеть не могу рыжих.

— Я ищу кое-кого, — сказала я. — Здесь не проезжал человек на гнедой лошади? У него ожог на левой щеке.

— Допустим, проезжал, — сказал парень и отхлебнул пива. — Дальше что?

— Куда он отправился?

— Нам не доложил.

Недоверие к чужакам было мне понятно. Они приносили плохие вести, приводили с собой беду. И только в ярмарочную неделю, когда чужаков становилось много, страх исчезал, уступая место бесшабашному веселью.

— Эй, да это ж дочка Кера! — вдруг крикнул кто-то из угла.

Я пригляделась и увидела знакомое лицо — за дальним столом ел куриную ножку кузнец Кайран Везель, лет пять назад перебравшийся из Пичуги сюда, в Пожарки.

— Дядя Кайран! — воскликнула я и кинулась к нему. Он обнял меня, хотя никогда не делал этого раньше. Его огромные руки гладили меня по волосам.

— Ты чего здесь забыла, попрыгунья? — спросил он ласково.

Как хорошо, что я быстро шла — опередила тех, кто мог принести в Пожарки новости из родной деревни.

— Отца убили, — сказала я, стараясь не расплакаться. — Человек с ожогом на лице. Я иду за ним.

— А найдешь, так что сделаешь? — удивился кузнец.

— Что-что? Зарежет! — засмеялся парень в жилете. — Глянь, Кайран, какой нож с собой приволокла.

Кинжал Меченого в моей руке внезапно показался мне чем-то настолько мерзким, пачкающим тело и душу, что я чуть не бросила его в сторону.

— Девчонка не промах! — сказал крестьянин, которому не понравилась моя рыжина. — На большак он свернул, видать, в Узор поехал. Только тебе его не догнать. Он был здесь вчера, а теперь уж где!

— Спасибо! — я кивнула ему и собиралась выйти из харчевни, но Кайран меня остановил.

— На вот, поешь, — предложил он, пододвигая в мою сторону тарелку с курятиной и разварным картофелем.

Я колебалась.

— Садись! — потребовал Кайран и силой усадил меня на лавку. Я набросилась на еду. Купец и парень в жилете одобрительно посмеивались, глядя, как я сметаю с тарелки кусок за куском. Кто-то из них сунул мне кружку пива, и я залпом выпила его, хотя до этого никогда не пробовала. Отец строго запрещал хмельное.

Внезапно я почувствовала, что внутренний огонь вот-вот прорвет барьер, за которым я его держала, и спалит харчевню. Опьянение дало магии власть надо мной, и мне пришлось спасаться бегством. Я поклонилась Кайрану и крестьянину, улыбнулась парню и белкой выпрыгнула на крыльцо. Ладони горели, с них падали искры. Я добралась до перелеска, упала на колени и схватила толстый березовый сук, который вспыхнул в моих руках, как бумага. Когда он сгорел дотла, магия, насытившись, перестала рваться наружу. Что ж, я получила ценный урок. Пока не смогу полностью подчинить себе дар, надо быть осторожнее в выборе напитков.

Из перелеска я свернула на большак. Выложенный шлифованным камнем и уплотненный речным песком, он не хранил следов. Лошади Меченого большак давал существенное преимущество, и я перешла на бег, чтобы сократить разрыв, насколько это возможно. Когда мышцы принялись ныть, а дыхание сбилось, я призвала на помощь гнев и жажду мести, вновь наполняя тело отчаянной силой. Я продержалась так несколько часов, но потом все же была вынуждена остановиться на отдых.

Отец упоминал, что от Пичуги до столицы две недели пешего хода. Если я не смогу догнать Меченого за этот срок, мне будет трудно его найти — Узор огромен, в нем живут тысячи жителей, и затеряться там легче легкого. Так до конца и не отдохнув, я поднялась и продолжила путь. Вокруг тянулся Черный лес, непроницаемый, как сама тьма. Когда солнце скользнуло за горизонт, а луна Тои вскарабкалась до Звездного круга, проглядывая сквозь редкую сеть облаков, я вынуждена была искать место для ночевки. Мне попался небольшой луг в разрыве леса, а на нем невесть кем накошенный и забытый стог сена. Отшвырнув слежавшуюся, сырую верхушку, я закопалась в сердцевину, горячую от гниения травы, и мгновенно уснула.

Во сне мне явился отец. Он стоял в луче молочно-белого света и смотрел на меня внимательно, словно хотел изучить напоследок.

— Что мне делать, папа? — спросила я. — Как жить без тебя?

— Скоро поймешь, — ответил он. — Пока все делаешь верно.

— А магия? Как быть с ней?

Отец вздохнул.

— Я ошибся, Рина. Старый дурак! Думал, если удержу тебя, не стану учить, магия исчезнет сама собой. И вот чем это кончилось. Нет, ты не сможешь от нее отказаться. Ты — магия. Ты — сила. Вот что правда.

— А Меченый? Зачем они приходил к тебе?

Отец пожал плечами.

— Хороший вопрос! Считаешь, за мной явилось прошлое? Ты ошибаешься. Я прежде никогда не встречал этого человека. У него нет причин держать на меня зло.

Фигура отца начала размываться, и я поняла, что время, отведенное нам для прощания, кончается. Столько всего надо успеть спросить! Столько сказать!

— Папа, кем ты был? Как узнать о тебе больше?

— Никак, моя девочка, — печально ответил отец. — Я жил неправильно, совершал ошибки. Мне бы не хотелось, чтобы ты о них знала. Для тебя я Кер Од, охотник, папа. Помни меня таким! Отомсти за меня, если хочешь. Но лучше найди себя и тех, кто тебя примет. А я…

Его голос прервался, и я испугалась, что не успею сказать главного.

–… буду рядом!

— Я люблю тебя, папа! — крикнула я, и отец исчез в нарастающем свете нового дня.

Я проснулась. Слезы лились из глаз, руки дрожали. Мне с трудом удалось выбраться из стога. Стряхнув труху, я вернулась на большак. Теперь я внимательнее глядела по сторонам, ища кусты боярышника и лещины, которые еще не разорили лесные жители. К полудню вдали показались крыши поселенья, название которого я забыла. Запах дыма, лай собак, стук топоров отозвались в моем сердце сладкой музыкой. Мне хотелось к людям, но в то же время я не знала, чего от них теперь ждать. И мне не на что было купить еду.

Я шла по проулку, пытаясь выглядеть уверенно, по-свойски. Собаки не кидались мне под ноги — недобро таращились из-под заборов и ворчали. Похоже, они боялись меня сильнее, чем я их. Навстречу мне медленно выплыла женщина с ведрами в руках. Я поклонилась ей, отведя взгляд в сторону, как того требовали приличия.

— Я иду из Пичуги в Узор, — сказала я без лишних предисловий. — Ночью еноты утащили мою котомку, и мне нечего есть. Нет ли у вас работы?

— Работы? — удивленно протянула женщина, ставя ведра на траву. — Пожалуй, есть. Поможешь мне доить коров.

И мы пошли в хлев. В теплом стойле жались друг к другу пятнистые телята, рядом, за загородкой, мычали на разные голоса четыре коровы. Женщина подошла к одной из них, присела на низенькую скамеечку и принялась доить, а мне велела взять в закутке ведро и заняться тем же. Работа была мне знакома, вдвоем мы быстро управились, и я получила кусок сыра и свежий хлеб, вкуснее которого, кажется, не ела ничего.

Пока мы доили, Маира, хозяйка коровника, рассказал мне все, что знала, о себе и соседях. Ее муж плел корзины на продажу, но летом пропал в чащобе, видно, его задрал медведь. Она одна растила сыновей-малюток. Хорошо, соседи помогли накосить сена, а то бы пропала в зиму с коровами. Одной не запасти столько, чтобы их прокормить. Телята еще вот. Вскорости продаст их, чего держать. И никакого чужака не видела. Может, он мимо проехал, в деревню не заглянул.

Простившись с Маирой, я отправилась к харчевне, куда стекались все слухи. Селяне косились на меня с опаской, но от разговора не отказывались. Они тоже не видели Меченого — мало ли разного сброда по большаку шляется! То разбойники налетят, то вербовщики в армию, то проходимцы какие-то неведомые. Раздосадованная, я вернулась на большак и припустила быстрым шагом, надеясь, что чувство сытости продлится хотя бы до вечерней зорьки.

К пятому дню погони я уже склонялась к мысли, что надо украсть где-то лошадь, иначе упущу Меченого. Как назло, деревень не попадалось, только блестела бегущая неподалеку от большака Лента, главная река королевства Гац. И тут мне пришла в голову идея сплавиться по ней до Узора и перехватить Меченого у ворот.

В камышах болталась привязанная к колышку лодка. На дне лежало изъеденное водой и жучками весло. Красть лодку, конечно, немногим лучше, чем красть лошадь, и я молилась богиням, чтобы тот, кому она принадлежала, не очень пострадал от потери. Я сняла с себя кулон с сердоликом — последний подарок отца — и привязала к веревке, которая удерживала лодку. Будем считать, я расплатилась.

Лодка вынесла меня на середину реки. В прибрежных кустах копошились ондатры, где-то била хвостом щука. Одним веслом грести было несподручно, но я приноровилась. Лента течет медленно, не то что шустрая Ленточка, и я попробовала ускорить ход лодки магией. Ничего не вышло! Почему-то иногда у меня не получалось колдовать, хотя я старалась изо всех сил. Я не знала возможностей магии, мне приходилось действовать наугад. Возможно, в Узоре я найду мага, который согласится меня учить.

Мне приходилось несколько раз причаливать к берегу, чтобы найти пропитание. Один раз я поймала ондатру, чье мясо оказалось невероятно вкусным. Другой раз мне попалась на берегу драконья калина — редкий куст, который, как утверждают, растет только в южных землях. Ягоды были кисло-сладкими, очень сочными и таяли во рту. Я нарвала их как могла много и погрузила в лодку.

Все шло неплохо, пока не хлынул дождь. Сначала я промокла до костей, и это только полбеды! Дальше начало заливать дно, я вычерпывала воду ладонями, пока не выбилась из сил. Ливень и не думал прекращаться. Пришлось остановиться, перевернуть лодку и ждать, пока погода не станет ко мне благосклоннее.

Еще один неприятный сюрприз преподнесла сама река. Ниже по течению начались пороги. Теперь мне стало понятно, зачем выстроен большак, хотя рядом течет Лента, по которой передвигаться быстрее и удобнее. Протащив на себе лодку несколько часов, я так вымоталась, что рухнула на песок и лежала ничком до заката. Похоже, Меченого я все-таки не догоню, но сдаться я была не готова.

Я провела в пути десять долгих дней, и наконец увидела на горизонте Узор. Меня охватила радость вперемежку с тревогой. Никогда прежде я не бывала в городе, только читала о нем в книгах, рассматривала оттиски гравюр. Какая там жизнь? Какие люди? Я вгляделась в свое отражение в воде, пытаясь добиться у него ответа.

Как жаль, что я не красива! Как жаль, что у меня такие приметные волосы! Я нехотя достала кинжал, схватила косу и одним движением отрезала ее, безжалостно бросив в воду. Рина останется здесь. А в столицу поедет Рин, услужливый паренек, готовый браться за любую работу, чтобы выжить.

Немного подумав, я решила наложить чары на свой облик. Пусть с короткими волосами и в мужской одежде, я все же оставалась девушкой. Обмануть не вышло бы даже слепого. Я закрыла глаза и представила, как мое лицо чуть заостряется, глаза становятся меньше, нос — больше, на шее проступает кадык. Над губой вырастает робкий, мягкий пушок. Сила текла сквозь меня, как поток, заставляя воздух звенеть. Я почувствовала запах хвои и поняла, что так пахнет магия. Как же я раньше этого не замечала! Быть может, дело в том, что обычно я колдовала в ельнике, подальше от людей.

Открыв глаза, я обнаружила, что в воде отражается лицо незнакомого мне мальчика лет тринадцати, не больше. Слишком худой, чтобы наняться в подмастерья к кузнецу, но вполне подходящий для разноски по домам молока или выпечки. Я улыбнулась и помахала себе рукой. Здорово получилось! И все же любопытно, действительно ли я стала парнем, или это иллюзия. Коснувшись губ, я не обнаружила усиков. И тело никак не изменилась. Стало быть, все-таки иллюзия. Хорошо, что я догадалась это проверить. Нельзя давать себя касаться, иначе разоблачат. Тогда вскроется, что я маг, и что я девушка, и что я девушка-маг. Отец велел скрывать это, а он не стал бы настаивать из простой предосторожности. Ему, бывшему жителю столицы, виднее, что лучше сделать для выживания.

Я причалила в уютной заводи, не доезжая лиги до столицы, и вернулась на большак. Меченого не было видно ни впереди, ни сзади, но я и не надеялась на такую удачу. Подойду к воротам и расспрошу стражу. Вскоре я нагнала несколько повозок, груженных соломой, и прибилась к ним. Возницы перебрасывались шутками и добродушно смотрели в мою сторону.

— Куда спешишь, паренек? — спросил бородач, правивший парой мулов.

— В Узор, куда ж еще! — откликнулась я. И тут мне стало ясно, что голос тоже стоило изменить. Слишком высокий.

— От мамки-то, небось, только вчера оторвался? — усмехнулся второй возница, кутавшийся в латаную шерстяную накидку. Я обрадовалась, что несмотря на ошибку, не выдала себя. Рин — совсем еще ребенок. Молоко на губах не обсохло, голосок не переломался. И впредь надо следить за речью.

Некоторое время мы молчали, затем бородач спросил:

— Чего ты забыл там, в Узоре?

— Мать за отцом послала, — сказала я. — Ушел батрачить, а дома беда, пожар. Надо его срочно назад, хату до зимы поставить.

Я удивилась, как легко далась мне эта ложь. Не иначе как призвание!

— Пожар — это худо, — покачал головой бородач. — А может, я где твоего папку видел? Мы тут неделю катаемся туда-сюда, от Узора к Лосиной роще.

Я кивнула и принялась объяснять:

— Он человек приметный. У него ожог на щеке. И лошадь гнедая, дорогущая, графа нашего подарок.

— Видали твоего папку! — сказал возница в шерстяной накидке. — Как бешеный проскакал, чуть стражников в Ленту не скинул. Очень торопился. Только не к вам, а в Узор. Чем вы ему так насолили?

— Устал от семейной жизни, — вздохнула я. — Спешил расслабиться.

Новость, конечно, была не из приятных. Меченому удалось опередить меня, и теперь он затерялся в лабиринте улиц столицы, где его будет нелегко разыскать. В начале своего пути я бы жалела об этом, но за десять дней я многое успела обдумать, взвесить, оценить. Правда в том, что с Меченым мне не справиться. Отца не мог одолеть обычный человек, ведь он был маг. Когда он не брал меня на охоту, я частенько тайком шла за ним и видела, как он убивал кабана одной лишь силой воздушного удара, как подсекал ноги могучему оленю. Меченый, сумевший его одолеть, тоже владел магией. Ввязавшись в бой с ним, я бы погибла. При первой встрече мне повезло: я застала его врасплох, а потом дикая магия вырвалась на свободу, и он в испуге отступил. Без тренировок у меня нет шанса на победу.

Теперь, когда холод дороги остудил мою голову, я могла разработать план получше. Первое и главное: выследить Меченого, наблюдать за ним, узнать о нем все. Где живет, с кем спит, чем занят. И зачем он убил отца, если у них не было личных счетов. Второе: научиться магии, чтобы справиться с Меченым и теми, кого он позовет на помощь. Третье: понять, что делать дальше. Месть — хорошая цель, но на короткой дистанции. На ней одной не выстроишь жизнь. Я должна найти свое место, где бы они ни было.

У ворот я рассталась с возницами, они пожелали мне удачи и свернули в сторону рынка. Стражники, к которым я подошла с вопросом, прогнали меня под хохот идущих с корзинами торговок. Раздосадованная, я встала поодаль и попыталась сосредоточиться на направлении. Магия молчала. Со всех сторон слышался гомон, перестук молотов в кузнях, кудахтанье кур, звон лютни и песни бродячих музыкантов. И, как ни странно, чувствовался запах хвои. Где-то рядом творили магию! Это было даже хорошо: так мне легче остаться незамеченной, со своим неукротимым огнем, готовым вспыхнуть в любую минуту.

Запах хвои вел меня вглубь узких переулков, мимо нарядных фахверковых домов. Раньше я видела их только на картинках в книжках. В Пичуге строили хаты из бревен, и за несколько лет они становились серыми, как спинка зайца. Здесь, в Узоре все иначе. Кирпичные мостовые, белые стены, расчерченные темными досками, алые флюгеры на коньках. Я глазела по сторонам, ошеломленная красками города. Вот бы попасть сюда не беглецом, а гостем!

В проулке у колодца запах магии был так силен, как будто творивший ее находился совсем близко. Я стояла перед длинной постройкой в двадцать окон. Одно из них было открыто, но как я ни вглядывалась внутрь, ничего не рассмотрела. Поколебавшись минуту, я распахнула дверь. Над моим ухом нежно пропел колокольчик.

Я оказалась в просторной комнате, заставленной мягкими стульями и низкими столиками. Приветливо горел камин, на полке над ним тикали огромные бронзовые часы. В Пичуге ни у кого не было часов, кроме моего отца, и он не разрешал к ним даже прикасаться. Я потихоньку обошла комнату и увидела дверь, за которой находился длинный коридор и лестница наверх.

— Эй, парень, кого-то ищешь? — спросил голос у меня за спиной.

Я вздрогнула. От страха и неожиданности в моей ладони сам собой загорелся огонек, и я проворно сунула руку в карман от греха подальше.

Посреди комнаты с метлой в руках стоял огромный детина, румяный от утренней прохлады.

— Здесь должен был остановиться мой отец, — сказала я, стараясь придать голосу твердость. — Серьезный такой, с большим ожогом на щеке.

Детина озадаченно почесал в затылке.

— Не было его. А точно у нас? Может, в «Голой сирене»?

— Да, наверное, там.

И я поспешила к выходу. Детина продолжал стоять посреди комнаты, крепко держась за метлу.

— А может, у вас есть работа? — вдруг спросила я. — Не смотрите, что я худой. Я крепкий. Могу дрова колоть, могу двор мести.

— Оставайся, работа найдется, — улыбнулся детина. — Отец не против будет?

— Я сам по себе! — с вызовом сказала я. — Взрослый уже.

— Ну да, взрослый, — детина подошел поближе и вручил мне метлу, как приз за дерзость. — Пробегись-ка по двору, собери листья в кучу. А меня можешь звать мастер Хойл. Я сын хозяйки и тут главный, пока ее нет.

— И как она приедет, выгонит меня? — спросила я с опаской.

— Да нет. Нам помощники всегда нужны. Только вот…

Хойл замялся.

— Платите мало? — предположила я.

— Угадал, — со вздохом сказал Хойл. — Накормим, напоим. И в неделю десять грошей. Устроит тебя?

Десять грошей — это два горшка масла, или семь булок с сыром, или четверть печатной книги. Негусто. Зато будет крыша над головой, и Хойл показался мне добрым человеком. Магии в нем не чувствовалось.

Я шмыгнула носом.

— Пойдет. А что у вас тут — харчевня?

— Харчевня. И постоялый двор. Ты неграмотный, да? — с сочувствием спросил Хойл.

— Отчего же — грамотный. Почти.

— Вон, видишь — наша вывеска. Харчевня «Соловей», обед — пять грошей, постой — крона.

Вот как! Увлекшись поисками мага, я не обратила внимания на название — сразу побежала внутрь.

— Много постояльцев сейчас? — спросила я.

Хойл пожал плечами.

— Трое. К Порогу больше будет. Иди, не стой тут! Листья сами себя в кучу не соберут.

И я отправилась на задний двор. В птичнике кудахтали куры, время от времени пел петух. Опавшей листвы было немного, и я быстро управилась. Заодно заколотила щели в птичнике, поправила солому на его крыше, разожгла печь и нагрела воды, покормила сеном мула, скорбно свесившего морду из загона, почистила его и села на лавку передохнуть.

Вышедший из двери Хойл встал, как вкопанный.

— А ты расторопный малый! — похвалил он. — Будешь так трудиться, получишь пару грошей уже сегодня. Пойдем резать репу.

И мы отправились на кухню.

Так началась моя новая жизнь в стольном граде Узоре.