Забвение

Крис Адамс

Селена отправляется в Сибирскую академию после двух веков проведенных в гробнице ада, чтобы встретится с наставником Тайгером и начать новую жизнь, в которой нет места слабости. Её планы рушатся после встречи с самовлюбленным эгоистом Андрасом, который намерен отомстить за ущемленную гордость и проверить девушку на прочность. Но он не догадывается о том, что Селена первый трибрид, дочь создательницы мира, не только способная ему противостоять, но и уничтожить мужчину.

Глава 1

«Свет даруют тому, кто через тернии бежит вперед»

«Вы когда-нибудь стояли у совершенно незнакомого места, ощущая, что именно здесь положите незамысловатое начало концу? Что именно вы можете вершить чью-то судьбу, сделав шаг вперед…?

Я? Да, черт возьми, именно это сейчас и происходит… Как принято в человеческом мире: На бога надейся и сам не плошай…»

Солнце практически зашло за ту высокую, лесную гору. Я откидываю голову назад в надежде увидеть на небе хотя бы какой-то знак о принятом решении, а оно пустое. Ни облаков, ни маленькой звездочки, освещающей это полотно надо мной. Вновь опускаю взгляд на величественный готический замок впереди, пока сомнение глубоко таится в душе… Роскошный и многовековой. Серые и толстые стены, четыре башни, шпили которых уходят ввысь. Из углов прорастает темно-зеленое растение в виде паутины, обрамляющее старинную кладку. Массивный таежный лес, простирающийся на десятки километров дополняет его устрашающий вид, скрывая от чужих глаз. Кажется, тут даже боятся летать птицы из-за постепенно обволакивающей тьмы. Вроде крылья крепкие, а где поджидает широкая ветка, одному дереву известно. А раз ты не ожидаешь легкого полета, то смелости будь добр наберись, пока крылья сами не отпали.

И вот я делаю шаг вперед по вымощенной дорожке, затем второй, третий, а это проще чем казалось. Берусь за увесистую ручку в виде кольца и с опаской открываю тяжелую коричневую дверь. Она подается со скрипом и наконец мои глаза расслабляются от небольшого количества света. Лицо обдувает сухой теплый воздух и ладони перестают дрожать, ведь рукава тонкой изумрудной мантии, как и вся ткань в целом, не справились с задачей согревать мышцы и защищать кожу от порывов ветра.

Здешний климат оставляет желать менее суровых ночей, когда температура опускается до смешных двенадцати градусов и более прохладных дней, чтобы не потеть как при тренировке в невыносимых тридцать. К подобному извращению следует привыкать на протяжении нескольких месяцев, не говоря о неделе, которые я провела в пути на своих двух родных ногах.

Передо мной открылся перекресток огромного коридора, где от пола до потолка было приблизительно метров пять. На шершавых стенах, как и снаружи из серого камня, но уже хорошо обработанного, покоились картины, рамки с фотографиями и записями, а на полу расстилались бордовые длинные ковры по всем канонам высшего общества.

Антураж и первое впечатление были равносильны моему первому посещению склепа и подземных адских ходов, что вообще не подогревало оптимизм, напоминая о не очень приятных событиях прошлого.

Маленькие подвешенные электрические свечки, создавали полумрак, а идеальная тишина, помимо стука моих ботинок, напрягала до трусящихся конечностей. Я убедилась, что технологии двадцать первого века успешно нашли место в Сибирских краях, но не использовались по назначению, даруя повод смотреть в оба.

Пройдя наугад в ответвление налево и подметив, уходящий в никуда путь, меня привлекла особенная картина в золоченной рамке. На черном и плотном холсте расположился отрывок из адского рассказа известного писателя, проповедующего слово Гекаты об убийстве близкого. Основная концепция, сформировавшаяся после печальных событий и призывающая к искоренению насилия.

Искусство, тонко граничит с историей, что не банально привлекает внимание, а бьет в самую слабую часть моей души.

Не смея оставить пыль и грязь на мировом шедевре, я встала напротив, как столб, вкопанный в землю и отогревшими пальцами от нервов начала отбивать неизвестный ритм, держа руки за спиной.

Я не понимала, что делаю. Что делаю здесь.

В моей голове продолжали проносятся миллионы воспоминаний, связанные с одним самым дорогим мужчиной и возможностью банально прильнуть к нему в объятиях. И как ни странно он находился в этих стенах, но настолько далеко от меня, что горькая слеза одиноко скатилась по щеке. Это был один из дней, когда страх нашел во мне дружелюбного приятеля и встал вровень, плечом к плечу, усугубляя и без того разыгравшиеся нервы.

Приближающиеся тяжелые и уверенные шаги, точно направляющиеся в мою сторону, побудили рефлексы натянутся словно струны и перевести разум в режим ожидания. Тонкими пальцами я поправила объемный капюшон, скрыв лицо и боковым зрением проследила за огромным силуэтом, приближающимся ко мне.

Не отворачиваясь от картины, я замираю в надежде, что не привлеку излишнее внимание. Но как в самых ужасных комедиях, удача стремглав проносится по коридору куда подальше и высмеивает меня за наивность. Буду честной, у нас с ней чересчур натянутые отношения и может, безответная любовь.

Гость очевидно высокий, с широкими плечами, встает прямо за мной, практически дыша в затылок, а я не спускаю хватки с рукоятки клинка, покоящегося в прикрепленной к бедру ножнах.

Последнее, что проносится в моей голове, в качестве предупреждения о безопасности — прием, позволяющий атаковать противника, имеющего более выигрышное положение. Поэтому я жду удара или любой угрозы, чтобы поскорее закончить с этим дерьмом.

— Искусством можно наслаждаться и не в такое позднее время — раздается глубокий мужской голос с нотками упрека, совсем не взывающего к совести.

Я чуточку расслабляюсь, принимая к сведению, что перед дракой с незнакомцем не подразумевается повседневный диалог. И чтобы не показаться легкой добычей, хоть таковой себя не считаю, я на выдохе хладнокровно отвечаю на замечание.

— Ночами художники под светом одной лишь свечи, творили для нас историю. Я имею право отдать им честь за кропотливую работу в любое время суток.

От каждого моего слова веет уверенностью, на что прохожий явно не рассчитывал.

— И какой же смысл вы увидели в этой кропотливой работе?

Я отпустила сталь и сомкнула руки на груди, прибывая в недоумении. Много чего можно сказать о картине, художнике или авторе рассказа. А вот о смысле многословной работы… Есть две точки зрения. Моя, подкрепленная опытом и общепризнанная, которую чтит наравне и ад, и земля. О первой я не смею рассказать первому встречному, о второй долго рассуждать, оттого я вслух решаюсь прочитать из памяти наилучший отрывок.

— Мы все по-своему порочны, и таинств грешных не тая, мы встретим множество похожих, чьи души тяжелее раза в два. Без величин неизмеримых волей, тяжелой судьбоносной тьмы, вбиваем крест в останки горя, в стенах забитой наглухо тюрьмы.

Судя по звуку мужчина тяжело выдохнул и слегка пошевелился.

— Тебе пора спать, как и остальным ученикам.

Я не обратила внимание на навязанную роль ученицы и скорчила недовольную гримасу.

Извините, имею дело с занудой.

— Вы не любитель искусства и прозы?

Он ничего не ответил, и я задала вопрос иначе.

— Что вы находите в этой картине?

Он снова промолчал, и я оставив попытки, немного обозлившись сменила тему вспоминая об истинной цели.

— Мне нужен директор, как к нему пройти?

— Не уверен, что он готов к твоему визиту в столь поздний час.

От его тембра по коже пробегают мурашки, а ритм бьющегося органа в грудной клетке, ненароком утихает. Он разразился как вой в идеальной тишине глубокой ночью, чего я не предполагала, думая, что собеседник проигнорирует очередной вопрос.

Говорят, что голос в состоянии рассказать больше о прошлом, чем само существо, доверившее личную информацию. Избалованные существа имеют слегка писклявый голос, неуверенные — заискивающий и только подавленные, убитые жизнью — громоподобный, командирский.

Твердые нотки указывают на своеобразный и скверный характер, что всегда следует за личными бедами и катастрофами.

Я смею предположить, что у моего собеседника судьба не отличилась простотой.

Он сам не отличился чем-то подобным.

То ли из-за усталости, то ли из-за предстоящей встречи, я решила сократить бессмысленную нравоучительную часть и перейти к получению ответа, заставив себя переключится.

— Тайгер всегда готов к моему визиту, советую подсказать направление, иначе буду искать, пока не разбужу каждого, кто в состоянии указать путь.

Он задумался, скрестил руки на груди и уверенно приблизился, злостно шепча возле уха:

— Корпусом сейчас направо, по прямой до развилки, идешь налево, по лестнице 64 ступени и направо, затем по коридору прямо, до двери из древесного дуба с золоченой ручкой. Надеюсь ты не заблудишься, увижу этой ночью тебя еще раз, сверну шею и отнесу ночевать в подвал.

Я в оцепенении проводила удаляющийся силуэт и во второй раз оставила клинок в покое. За последний год я хваталась за него по назначению всего один раз, но пробыв меньше часа в Сибирской академии, лимит был превышен с рекордными показателями. Чертовщина. Либо я сошла с ума с предосторожностью, либо настолько у меня плохое представление о социуме. Второе, однозначно второе.

Я медленно шагнула следом, желая поскорее сократить шансы повидаться со здешними обитателями.

Тяжелая мужская энергия, тянувшаяся шлейфом до громадной лестницы, осела в моей, отчего я почувствовала странную дрожь и прилив эндорфина, нечастого гостя в мрачном мире. Собеседник определенно мог бы внушить страх любому, кто подобно мне, станет гулять в позднее время суток, но выдвину предположение, что не каждый второй ходит под ночным покровом в мантии и рассматривает картины. Может это звучит как отличная идея во времена бессонницы или приступов лунатизма, но будучи реалистом, я верю в волшебное лекарство под названием виски. И уж на крайний случай пуля в лоб, что заставит моментально погрузиться в глубокую фазу сна.

Он очевидно не ученик, возможно преподаватель или сотрудник в сфере обслуживания. Я склонялась к первому варианту, выделяя желание показать статусность и пресечь самодеятельность, нахальный тон и чрезмерную наглость.

Как ни странно, все это помогло мне перевести дух и собрать волю в кулак.

Поэтому, прибавив шагу, я взбираюсь по огромным каменным ступенькам, и прислушиваюсь к окружению, которое я уверенна имелось на освещенном люстрами втором этаже. Но никого нет. Подозрительная тишина.

Я плюю на инстинкт самосохранения и оглядываюсь по сторонам, но в отличие от леса, в котором я замечательно ориентируюсь, замок меня убивает.

Хоть сказанное не осталось в моей памяти полноценным маршрутом, наугад, перебежками от одной двери к другой, я достигла той самой двери, подходящей под описание кретина. Табличка-указатель не оставила сомнений в верном выборе, а дополнительная физическая нагрузка усилила желание надрать задницу представителю мужского пола. Я не чертова даша-путешественница, чтобы вымогать у карты направление и не стану переспрашивать по десять раз одно и тоже.

Поток не реализованных мечтаний прекратился, как только слух уловил движение за деревянной перегородкой. От нервов, в легких возросла потребность в кислороде, и я уже подумала убежать обратно в лес, оставить идею, но внутренняя тяга увидеть самого дорогого и близкого родственника перевесила страх на чаше весов.

Осталось только постучать.

— Селена, давай же — буркнула я себе под нос, закрыв глаза. Своим сжатым кулаком я ударила пару раз по поверхности, пытаясь справится с нахлынувшим адреналином.

— Войдите — послышалось отчетливое одобрение, бросающее меня в жар.

Я дернула вниз ручку и осторожно зашла в просторный и большой кабинет, рассматривая мебель лишь бы отсрочить неизбежное. Вот тогда-то мои зубы начали отбивать чечетку, а ноги подкашиваться.

Помещение было озарено такими же электрическими свечками и убывающей луной, без трудности, проглядывающей сквозь стекло панорамного окна. Справа и слева расположись стеллажи с книгами и аккуратно выстроенными в ряды папками во всю стену, а также две неприметных двери, ведущих в неизвестность. На полу по классике бордовые ковры и к удивлению темный паркет, замеченный по краям.

Я осмелилась поднять глаза и взглянуть прямо в центр, где стоял огромный стол, подходящий готической атмосфере на примерно пятнадцать посадочных мест, а вдали по центру мужчина средних лет в костюме, кропотливо вглядывался в разбросанные документы. Его освещали настольная лампа и включенный экран монитора, что дало некое чувство безопасности, ведь нашему мозгу при стрессе проще существовать в потемках.

Но время потеряло вес, считанные секунды текли словно года, разлучившие наши измученные души.

Он поднял взгляд и в его серых глазах явно отражалось самое сильное удивление, некая безмолвная радость, что запрещала сдвинуться с места.

Я уставилась в потолок и поджала губы, дрожа от тягостных эмоций. Отсутствие действий с его стороны усиливало небольшую панику, что все заметнее поселялась в моей и без того шаткой центральной нервной системе, но через несколько секунд, находясь в отцовских объятиях, она приняла поражение.

Впервые за десятилетия.

И тогда вторая слеза вырвалась из-под ресниц.

— Селена, — хрипло шепчет директор, стягивая с моих светлых волос капюшон, чтобы рассмотреть бледное лицо.

Я сомкнула руки на его талии еще сильнее в надежде успокоить энергию, вызвавшую сияние моих изумрудных радужек, как и дано мне с рождения в самые волнительные времена.

— Тайгер…

— Моя девочка…

Мы стерли понятие близости, вжимаясь в тела друг друга, так сильно, будто это действие способно утихомирить ноющий орган.