World of Warcraft. Повелитель кланов

Кристи Голден, 2001

В окутанном туманом прошлом мир, зовущийся Азеротом, изобиловал всевозможными удивительными созданиями. Загадочные эльфы и выносливые дворфы делили эти земли с племенами людей, и повсюду царили мир и гармония, но прибытие демонической армии, известной как Пылающий Легион, навсегда лишило Азерот покоя. Орки, драконы, гоблины и тролли вступили в борьбу за власть над разрозненными королевствами. Раб. Гладиатор. Шаман. Вождь. Таинственный орк по имени Тралл примерил на себя каждую из этих ролей. Взращенный с младенчества жестокими людьми, желающими превратить его в свою идеальную пешку, со свирепостью в сердце и перенятой от своих хозяев хитростью он идет навстречу судьбе, которую только начинает понимать: сбросить рабские цепи и возродить древние традиции своего народа. Пришла пора поведать вам захватывающую историю его жизни – сагу о чести, ненависти и надежде…

1

«В такую ночь мерзнут даже звери», — подумал Дуротан и, рассеянно протянув руку к своему спутнику-волку, почесал его за белым ухом. Острозуб благодарно засопел и плотнее прижался к другу. Вождь орков и волк вместе наблюдали за тем, как за грубым овалом входа в пещеру, где они сидели, бесшумно падает снег.

Некогда Дуротан, вождь клана Северного Волка, знавал куда более благодатные края. Он размахивал топором, залитый солнечным светом, и блики, игравшие на металле и на брызгах алой человеческой крови, заставляли его маленькие глаза щуриться. В те времена он чувствовал единение со всем своим народом — не только с орками собственного клана. Они стояли плечом к плечу, они катились смертоносной зеленой волной по склонам и сметали всех людишек на своем пути. Они пировали у костров, перемежая низким грудным смехом байки о кровавых завоеваниях, пока их дети дремали у тлеющих углей, а их маленькие головы полнились картинами будущей резни.

Но теперь горстка орков, оставшаяся от клана Северного Волка, тряслась от холода, изгнанная в стылые Альтеракские горы чуждого им мира. Единственными их друзьями стали огромные белые волки. Они сильно отличались от крупных черных собратьев, некогда носивших на своих спинах народ Дуротана. Но волк все равно остается волком, какого бы цвета ни была его шерсть, и волевое упорство в сочетании с силой Дрек’Тара заставило зверей подчиниться. Теперь орк и волк охотились вместе и согревали друг друга нескончаемыми снежными ночами.

Из глубины пещеры послышался тихий гнусавый звук, и Дуротан обернулся. Его суровое лицо, на котором годы тревог и гнева оставили множество морщин, тотчас смягчилось. То маленький сын вождя — до сих пор безымянный, поскольку День именования в этом цикле еще не настал, — захныкал, пока его кормили.

Оставив Острозуба дальше следить за снегопадом, Дуротан встал и пробрел во внутреннюю полость пещеры. Кормившая ребенка Драка мгновение назад отняла малыша от груди, поэтому-то он и раскапризничался. Дуротан увидел, как жена вытянула палец и острым, будто бритва, черным ногтем глубоко надрезала свой сосок, а затем вновь прижала головку младенца к груди. Ни следа боли не отобразилось на ее красивом скуластом лице. Теперь ребенок вместе с материнским молоком пил и ее кровь — как раз то, что нужно растущему воину, сыну Дуротана, будущему вождю Северных Волков.

Сердце Дуротана наполнилось любовью к своей подруге, воительнице, равной ему в храбрости и коварстве, и к их прекрасному первенцу.

Именно в этот момент он понял, как ему следует поступить. Знание это словно окутало его невидимым покрывалом. Дуротан сел и глубоко вздохнул.

Драка посмотрела на мужа, и ее карие глаза прищурились. Она слишком хорошо его знала. Дуротан не хотел говорить жене о своем внезапном решении, хотя и не сомневался в том, что оно верно. Но сказать было необходимо.

— Теперь у нас есть дитя, — проговорил Дуротан низким рокочущим голосом.

— Да, — подтвердила Драка с гордостью. — Славный, сильный сын, который поведет клан Северного Волка за собой, когда его отец доблестно падет в бою. — И тут же добавила: — Через много-много лет.

— Я в ответе за его будущее, — продолжил Дуротан.

Драка вся обратилась в слух. Дуротан подумал, как восхитительно красива она была в тот момент, и попытался запечатлеть ее образ в своей памяти. Блики пламени от костра играли на зеленой коже женщины, подчеркивая мощные мускулы и заставляя блестеть клыки. Она не стала отвечать — ждала, что скажет ее супруг.

— Не выступи я тогда против Гул’дана, у нашего сына были бы сейчас товарищи, с которыми он бы мог взрослеть, — посетовал Дуротан. — А мы бы по-прежнему оставались уважаемыми членами Орды.

Драка гневно зашипела, раскрыв массивные челюсти и обнажив клыки.

— А еще ты не стал бы тем мужчиной, за которым я бы последовала! — прорычала она. Младенец, вздрогнув, отвлекся от груди и недовольно посмотрел на мать. Белое молоко и красная кровь капали с его уже начавшего выдаваться вперед подбородка. — Дуротан из клана Северного Волка не стал бы сидеть и безропотно смотреть на то, как наш народ ведут на верную смерть, точно люди — своих овец. После того, что ты узнал, ты не мог промолчать, муж мой! Не мог поступить иначе — и остаться вождем…

Дуротан кивнул, признавая правдивость ее слов:

— Зная, что в Гул’дане не было любви к своему народу, что мы были для него лишь способом умножить свою силу…

Он замолчал, вспомнив потрясение и ужас — а еще ярость, — захлестнувшие его, когда он узнал о Совете Теней и двуличии Гул’дана. Дуротан пытался убедить других орков в том, что им всем грозит смертельная опасность. Что их используют, будто пешек, чтобы уничтожить дренеев — расу, которая, как начинал думать Дуротан, вовсе не заслуживала истребления. И пройти через Темный портал в ничего не подозревающий мир также решили не орки, а Совет Теней. И все ради Гул’дана, ради умножения его силы. Сколько воинов уже пало в этих бессмысленных сражениях?

Он задумался, подбирая слова.

— Я выразил протест и отправился в изгнание. А вместе со мной — и все те, кто поддержал меня. Это великое бесчестье.

— Только для Гул’дана! — с жаром воскликнула Драка. Тем временем младенец справился с мимолетным испугом и вновь приник к материнской груди. — Твой народ жив и свободен, Дуротан! Здесь — суровое место, но мы нашли снежных волков, ставших нашими верными друзьями! У нас вдоволь свежего мяса даже в разгар зимы. Мы, насколько можем, живем по-старому, а беседы, что мы ведем у костра, станут наследием для наших детей.

— Они заслуживают большего! — прорычал Дуротан. Он указал своим острым когтем на причмокивающего младенца. — Он заслуживает большего! Как и все наши братья, которых обманывают до сих пор, Драка! И я дам им все это. — Он встал и выпрямился во весь рост. На жену и ребенка упала его громадная тень.

Лицо Драки приняло удрученное выражение, и Дуротан понял — жена знала, о чем он собирался сказать еще прежде, чем он раскрыл рот. Тем не менее, произнести эти слова вслух было необходимо. Только так они становились твердыми, настоящими… превращались в нерушимую клятву.

— Кое-кто из вождей прислушался ко мне, оставаясь в сомнениях. Я вернусь и найду их! Докажу им правдивость своих речей, и они сплотят свои народы. Мы больше не будем рабами Гул’дана, которому безразличны те, кто гибнет в боях, не нужных никому, кроме него самого! В этом клянусь я, Дуротан, вождь клана Северного Волка!

Он запрокинул голову, широко раскрыл зубастую пасть, закатил глаза и издал оглушительный яростный крик. Ребенок взвизгнул, и даже Драка не сумела сдержать дрожь. То был Крик Клятвы, и Дуротан знал: даже несмотря на густой снег, приглушавший все ночные звуки, его услышал каждый орк клана. В считаные секунды они должны собраться вокруг его пещеры и потребовать, чтобы Дуротан открыл им смысл Крика Клятвы. А потом они поддержат Дуротана — и голоса всех орков сольются воедино.

— Ты не отправишься один, муж мой, — ответила Драка, поразительно тихо после крика вождя. — Мы пойдем с тобой.

— Я не позволю.

И тогда с внезапностью, удивившей самого Дуротана, которому следовало бы получше знать свою подругу, Драка вскочила на ноги. Плачущее дитя свалилось с ее коленей, но она лишь сжала кулаки и яростно потрясла ими в воздухе. Спустя мгновение Дуротан моргнул от боли, внезапно кольнувшей его, и по его лицу заструилась кровь. Драка одним прыжком перескочила через всю пещеру и полоснула мужа ногтями по щеке.

— Я Драка, дочь Келкара, сына Ракиша! Никто не может запретить мне следовать за моим супругом — даже сам Дуротан! Я иду с тобой! Я буду рядом и, если понадобится, погибну подле тебя. Тьфу! — И она плюнула ему в лицо.

Стерев смесь слюны и крови со скулы, Дуротан ощутил, что его сердце переполнено любовью к этой женщине. Он не ошибся, выбрав ее спутницей жизни и матерью своих сыновей. Разве когда-либо жил на свете орк, которому повезло больше, чем ему? Дуротан думал, что едва ли.

Прознай об этом Гул’дан, великого вождя и его клан отправили бы в изгнание, но Оргрим Молот Рока все равно приютил Дуротана и его семью в своем полевом лагере. Впрочем, на волка он поглядывал с подозрением, и тот отвечал ему тем же. Под грубым навесом, служившим Молоту Рока укрытием, низшие орки сейчас не жили, поэтому Дуротана с Дракой и их пока еще безымянным сыном провели туда.

Молоту Рока ночь казалась прохладной, и он с заметным изумлением наблюдал, как его почетные гости стянули с себя бо́льшую часть одежды, жалуясь на жару. Северные Волки, подумал он, похоже, не привычны к столь «теплой погоде».

Снаружи несли службу его стражники. Сквозь полотнище, служившее дверью, Молот Рока видел, как они сгрудились у костра, вытянув зеленые ручищи навстречу огненным пляшущим языкам. Ночь была темной — лишь звезды озаряли землю тусклым светом. Как раз то, что нужно для тайного визита Дуротана. Едва ли кто-то мог заметить столь малую группу, состоящую лишь из мужчины, женщины и ребенка, и определить, кто они.

— Сожалею, что подвергаю тебя и твой клан риску, — заговорил Дуротан.

Молот Рока отмахнулся.

— Если Смерть явится за нами, мы встретим ее с честью. — Он пригласил их сесть и передал старому другу бедро недавно убитой дичи, с которого все еще капала теплая кровь. Дуротан с признательностью кивнул, вгрызся в сочную плоть и с шумом оторвал добрый кусок. Драка последовала примеру мужа, после чего протянула окровавленные пальцы ребенку, и младенец жадно облизал густую солоноватую жидкость.

— Сильный, крепкий мальчик, — проговорил Молот Рока.

Дуротан кивнул.

— Он станет достойным главой моего клана. Но мы прошли весь этот путь не затем, чтобы ты мог восхититься моим сыном.

— Много лет назад ты мне кое о чем намекнул, — вспомнил Молот Рока.

— Я желал защитить свой клан, но не был уверен, что мои подозрения верны, а потом Гул’дан изгнал нас, — ответил Дуротан. — И его поспешность лишь подтвердила, что все, о чем я узнал, было правдой. Слушай же, мой старый друг, а затем рассуди сам. — И тихим голосом — так, что охранники, сидевшие у костра в нескольких метрах от них, не могли разобрать слов, — Дуротан начал свой рассказ. Он поведал Молоту Рока обо всем — о сделке с верховным демоном, о постыдном происхождении силы Гул’дана, о предательстве Советом Теней кланов и о возможной бесчестной кончине орков, которых намеревались бросить как наживку демоническим силам.

Молот Рока слушал, стараясь не выдавать своих чувств. Но сердце в его широкой груди стучало, подобно его знаменитому молоту, опускавшемуся на человеческую плоть.

Могло ли все это быть правдой? Рассказ скорее походил на бред безумца, который лишился рассудка на поле битвы. Демоны, темные сделки… Но ведь это были слова Дуротана. Того самого Дуротана, который считался одним из самых мудрых, свирепых и уважаемых вождей Орды. Расскажи подобное кто-нибудь другой — кто угодно, — Молот Рока счел бы его лжецом. Но Дуротан — именно за эти слова он превратился в изгоя. К тому же Молот Рока не раз доверял этому вождю свою жизнь.

Вывод был лишь один: Дуротан говорил правду.

Когда его старый друг умолк, Оргрим вгрызся в новый кусок мяса и начал медленно его жевать, пока его быстрый разум пытался осмыслить услышанное. Наконец, проглотив мясо, он заговорил:

— Я верю тебе, старый друг. Можешь мне поверить, что я не поддержу плана Гул’дана в отношении нашего народа. Мы будем противостоять тьме — вместе с тобой.

Тронутый до глубины души, Дуротан протянул ему руку, и Молот Рока крепко пожал ее.

— Ты не можешь более оставаться в моем лагере, пусть это и было бы для меня честью, — произнес Оргрим, вставая. — Один из моих воинов проводит тебя в безопасное место. Там течет ручей, а леса в это время года кишат дичью, так что вы не будете голодать. Я же сделаю все, что в моих силах, и когда наступит час, мы с тобой встанем против великого предателя Гул’дана плечом к плечу.

* * *

Стражник, не проронив ни слова, вывел их из становища и сопровождал до тех пор, пока изгнанники не углубились в лес на несколько миль. Дуротан не сомневался, что поляна, куда они направлялись, была уединенной и скрытой от чужих глаз. Заслышав журчание воды, он обернулся к Драке.

— Я знал, что моему старому другу можно доверять, — сказал он. — Очень скоро он…

Но внезапно вождь замер на месте: в шум ручья вплетался еще один звук — треск веток под тяжелой ногой…

Дуротан издал боевой клич и потянулся за топором. Но прежде чем он успел схватиться за рукоять, на него набросились. Он слышал яростный крик Драки, но никак не успевал ей помочь. Краешком глаза вождь увидел, как Острозуб бросился на одного из нападавших, сбив противника с ног.

Враги подкрались бесшумно, безо всякой охотничьей гордости, присущей честным оркам. Это были головорезы, низшие из низших, земляные черви, что мешались под ногами. Только эти черви рыскали повсюду, и хотя их пасти оставались закрытыми в этой неестественной тишине, оружие говорило за них — причем, вполне недвусмысленно.

В левое бедро Дуротана глубоко вонзился топор, и вождь рухнул на землю. Теплая кровь заструилась по его ноге, когда Дуротан извернулся в отчаянной попытке голыми руками дотянуться до своего потенциального убийцы. Подняв глаза, вождь увидел омерзительное лицо, лишенное честной орочьей ярости — и вообще какого-либо разумного выражения. Неприятель вновь поднял свой топор, и Дуротан, собрав воедино остатки сил, сомкнул пальцы на его горле. Лицо червя дрогнуло, и он, выронив оружие, попытался разжать толстые сильные пальцы Дуротана.

Раздался краткий резкий вой — и так же резко оборвался. Острозуб пал. Дуротану не требовалось оглядываться, чтобы это понять. Он все еще слышал, как его подруга осыпает проклятиями орка, который вот-вот убьет ее. Спустя долю секунды воздух рассек звук, от которого по всему телу вождя разлился страх, — это был крик ужаса, который вырвался у его маленького сына.

«Они не убьют его!»

Эта мысль вызвала у Дуротана прилив новых сил. Невзирая на жизнь, вытекающую из его разорванной бедренной артерии вместе с кровью, он с ревом рванулся, навалившись на врага всем своим огромным телом. Головорез скорчился в нескрываемом ужасе, но Дуротан лишь усилил давление и вскоре ощутил ласкающий ухо хруст шейных позвонков врага под своими пальцами.

— Нет! — Голос принадлежал стражнику, предавшему их — истошный, тонкий вопль, который страх смерти сделал так похожим на человеческий. — Нет, я один из вас! Это все они…

Дуротан поднял голову ровно в тот момент, чтобы увидеть, как огромный головорез размахивает клинком, чуть ли не бо́льшим, чем он сам, рисуя в воздухе четкую дугу. У стражника не было ни единого шанса. Меч рассек шею предателя, и когда мимо Дуротана пролетела окровавленная голова, он все еще видел испуг и изумление на лице убитого.

Вождь повернулся, чтобы защитить жену, но было слишком поздно. У Дуротана вырвался вопль скорби, когда он обнаружил неподалеку неподвижное тело Драки. Практически изрубленная на куски, она лежала на подстилке из мха в расширяющейся луже крови. Ее убийца, склонившийся над Дракой, теперь обратил свое внимание на Дуротана.

В честной битве Дуротан потягался бы с тремя такими, как этот. Но сейчас он был тяжело ранен и безоружен, а потому понимал, что ему суждено погибнуть. Он даже не пытался защитить себя. Вместо этого Дуротан, следуя глубинному инстинкту, потянулся к маленькому свертку, в котором лежал его сын.

А в следующее мгновение — тупо уставился на фонтан крови, забивший у него из плеча.

Его реакции замедлились от потери крови, и прежде, чем вождь успел среагировать, его отрубленная левая рука, все еще судорожно сокращаясь, упала на землю — туда, где уже валялась правая. Гнусные черви не позволили ему даже в последний раз подержать сына!

Подрубленная нога больше не держала его тело. Дуротан повалился вперед, и его лицо оказалось в нескольких дюймах от лица сына. Могучее сердце воина дрогнуло, когда он увидел выражение детского личика, — выражение полного замешательства и ужаса.

— Возьмите… ребенка, — отрывисто прохрипел он, удивленный тем, что еще мог говорить.

Убийца нагнулся поближе, так, чтобы Дуротан смог видеть его. И плюнул поверженному вождю прямо в глаз. На какое-то мгновение Дуротан испугался, что этот червь убьет ребенка на глазах у отца.

— Мы оставим его лесным тварям! — рявкнул головорез. — Может, тебе даже повезет увидеть, как они разорвут его на куски.

И они ушли — так же тихо, как и появились.

Дуротан моргнул. У него кружилась голова, кровь, вытекавшая из его ран, собралась в ручьи. Он снова попробовал пошевелиться, но не сумел. Все, что ему оставалось, — угасающим взором смотреть на сына, разрывающегося от криков, на крошечные кулачки, яростно молотящие воздух.

«Драка… любовь моя… мой малыш… Простите меня. Я погубил всех нас…»

Мир вокруг постепенно становился серым, образ сына тускнел. Единственным утешением для медленно угасающего Дуротана, вождя клана Северного Волка, стало осознание того, что он умрет прежде, чем станет свидетелем ужасной гибели своего первенца, которого заживо сожрут голодные лесные твари.

— Во имя Света, это еще что?! — Таммис Фокстон, двадцати двух лет от роду, сморщил нос, заслышав шум, эхом расходившийся по лесу. — Можно поворачивать обратно, господин лейтенант. Что бы там ни гремело, оно распугало нам всю дичь!

Лейтенант Эделас Блэкмур лениво усмехнулся.

— Неужели ты так и не усвоил моих уроков, Таммис? — растягивая слова, произнес он. — Важно не столько вернуться с ужином, сколько убраться из чертовой крепости. Чем бы оно ни было, пусть завывает, сколько влезет. — Лейтенант потянулся к сумке, притороченной позади седла, и достал бутылку, приятно прохладную и гладкую на ощупь.

— Охотничий кубок, сэр? — Таммис, несмотря на замечания Блэкмура, был блестящим учеником. Он протянул господину малый кубок в форме драконьей головы, что крепился к его седлу. Такие кубки изготовлялись специально для охоты и не имели основания, на которое их можно было бы поставить.

Блэкмур посмотрел на него, но затем мотнул головой:

— Долго возиться.

С этими словами он зубами вынул пробку и, держа ее в одной руке, другой поднес бутылку к губам.

Ох, и доброе же пойло! Мигом обожгло пищевод и разлилось в желудке теплой волной. Вытерев рот, Блэкмур заткнул бутыль и вернул обратно в сумку, нарочно проигнорировав беспокойный взгляд Таммиса. Разве слугу должно заботить, сколько выпил его хозяин?

Эделас Блэкмур быстро рос в званиях, благодаря своей почти невероятной способности выкашивать орков на поле битвы целыми рядами. Его командиры объясняли это храбростью и воинским мастерством. Конечно, Блэкмур мог бы сказать им, что его храбрость обладает некоторыми, хм, текучими свойствами, но не видел в этом особого смысла. К тому же, его репутация вкупе с весьма лихой внешностью помогала в отношениях с дамами. Высокий и статный, с черными волосами, спадающими на плечи, голубыми глазами со стальным оттенком и небольшой, аккуратной бородкой, лейтенант казался образцом героя-воина. А если некоторые женщины и покидали его постель опечаленными и помудревшими, частенько обзаведясь синяком-другим, Блэкмура это нисколько не заботило. Ведь на их место всегда находилось множество желающих.

А вот оглушительный шум начал его раздражать.

— Оно не уходит! — прорычал Блэкмур.

— Вероятно, где-то в чаще затаился раненый зверь, сэр, который просто не может уйти, — предположил Таммис.

— Так давай отыщем его и избавим от мучений, — заявил Блэкмур.

Он чуть сильнее, чем следовало бы, пришпорил Ночного Певца — лоснящегося мерина, такого же черного, как его кличка, и тот галопом устремился в том направлении, откуда исходил этот жуткий шум.

Конь остановился так резко, что Блэкмур, прослывший одним из лучших наездников, едва не перелетел через его голову. Выругавшись, он ударил мерина по шее, но тут же умолк, как только увидел, что именно вынудило Ночного Певца остановиться.

— Свет Благословенный! — проговорил Таммис, подъехав следом на своем сером пони. — Ну и дела!

На земле, распластавшись, лежали три орка и огромный белый волк. Блэкмур смекнул, что умерли они совсем недавно — запаха разложения еще не появилось, но кровь уже свернулась. Два самца и самка. Какого пола волк, это никого не волнует. Проклятые орки! Нападай эти твари друг на друга почаще, это спасло бы немало таких людей, как он.

Что-то шевельнулось, и Блэкмур наконец-то увидел источник шума. Это было самое отвратительное существо, которое ему когда-либо доводилось видеть — орочий детеныш, завернутый в то, что эти животные, несомненно, считали одеялом. Не сводя со свертка глаз, Блэкмур спешился и направился к нему.

— Осторожно, сэр! — вскрикнул Таммис. — Оно может укусить!

— Я никогда прежде не видел их детенышей, — сказал Блэкмур и ткнул младенца сапогом. Тот немного выкатился из своего бело-синего тряпья, сморщил зеленую мордочку еще сильнее и снова завыл.

Хотя Блэкмур уже давно осушил одну бутыль меда и принялся за вторую, разум его оставался ясен. В голове лейтенанта начала вырисовываться идея. Игнорируя предостережения Таммиса, он наклонился и поднял маленькое чудовище, поплотнее завернув его в тряпье. Почти в то же мгновение отродье перестало плакать. Серо-голубые глазки уставились на человека.

— Любопытно, — пробормотал Блэкмур. — Пока они маленькие, у них голубые глаза, прямо как у людей.

Впрочем, совсем скоро эти глаза станут похожи на поросячьи, приобретут черный или красный цвет и будут смотреть на людей со свирепой ненавистью.

Если только не…

Блэкмур годами трудился за двоих, чтобы к нему относились хотя бы вполовину так же, как к прочим мужчинам его происхождения и звания. Заклейменный предательством отца, он лез из кожи вон, чтобы обрести власть и достойное положение в обществе. Многие до сих пор относились к нему с недоверием, и нередко лейтенант слышал у себя за спиной шепот: «Кровь предателя!». Но теперь, быть может, ему больше не придется слышать этих колкостей.

— Таммис, — проговорил он задумчиво, пристально вглядываясь в необычайную голубизну глаз орочьего младенца, — ты знал, что тебе выпала честь служить выдающемуся человеку?

— Разумеется, сэр, — с готовностью подтвердил Таммис. — Могу ли я поинтересоваться, почему эта мысль пришла вам в голову именно сейчас?

Блэкмур поднял взгляд на все еще сидящего верхом слугу и усмехнулся:

— Потому что лейтенант Эделас Блэкмур именно сейчас держит в руках то, что принесет ему известность, богатство и, что важнее всего, власть.