Министерство пропаганды и цензуры

Кристина Устинова, 2020

Обычный семьянин и трудяга Гоц Кёлер работает в министерстве пропаганды и цензуры – в отделении, которое спасает народ одной маленькой страны от культурного разложения. Однако мирной жизни наступает конец, когда он узнает неприятный секрет друга. Более того, его дочь бунтует против правительства. Теперь главная задача – не попасть в тюрьму. Удаться ли Кёлеру избежать наказания и сохранить честь своей семьи?

Арбайтенграунд (Центральный округ). Лето, 1987 год.

глава 1

Начну с того, как в пятницу двадцать второго июня мы сидели в фойе возле кабинета министра пропаганды и цензуры, курили. Со мной, помню, были Анселл Битнер, цензор книг, Орэль Гирш, цензор пьес и отечественных сценариев, и я, цензор зарубежного кино.

Итак, мы сидели и разговаривали, пока ко мне не подошёл уже немолодой секретарь Фредж.

— Кёлер, пришла доставка из Восточной Европы.

— Какой страны?

— Из Югославии, Чехии и Польши.

Я встал и потушил сигарету. Анселл усмехнулся.

— Много работы, не везёт.

— Потом расскажешь нам о фильмах, — сказал Орэль, и его глаза заблестели.

Я пошёл по длинному коридору в свой кабинет, который состоял из двух смежных комнат. Первая была маленькой, больше напоминала студию с кинопроектором, за которым дремал старик Вольф. Новый деревянный ящик с несколькими плёнками лежал на полу. Я нагнулся, снял крышку и достал первую плёнку с надписью «РАЙСКИЙ ОСТРОВ».

Усмехнувшись, я откашлялся, и Вольф тут же выпрямился.

— Я не спал, герр Кёлер, честно…

— И зря. У нас много работы.

Я протянул ему плёнку, и он вставил её в проектор.

Вторая комната была по больше и напоминала кинозал. Кроме нескольких бархатных сидений и двери в туалет, а также экрана ничего не было.

У нас было двенадцать фильмов, а в прокат вышли только три.

Первые пять фильмов оказались из Чехии и Польши. Эта порнография. После первых десяти минут я приказал Вольфу отключить проектор, и он это делал, вынимал плёнку. Я поставил печать «ОТКАЗАНО» на катушке и отложил её в сторону. Когда все фильмы заканчивались, я клал запрещённые плёнки обратно в ящик. А потом он отправлялся в печь.

На шестой фильм я дал добро. Седьмому тоже повезло, однако пришлось нам с Вольфом вырезать некоторые диалоги «сексуального характера». Восьмой и девятый фильмы — показ расчленения и кишок — «ОТКАЗАНО». Десятый, одиннадцатый и двенадцатый — порно с участием… только мужчин.

— И как они такое смотрят? — сказал я, положив все «отказанные» плёнки в ящик.

Вольф пожал плечами.

— А ты ещё жалуешься, что у нас слишком жесткая цензура и много работы. Зато ЭТО не смотрим и детям не показываем. Культурная нация — будущее для народа.

В этот момент раздался стук в дверь.

— Да-да, войдите, — сказал Вольф.

Вошёл Орэль с ящиком в руках. Увидев нас, он улыбнулся и поставил его на пол.

— Я как раз шёл к печи, услышал голоса, ну и думаю: а давай-ка я зайду… Я не помешал?

— Нет, — сказал я.

Он сел на ящик. Посмотрел на ящик с плёнками.

— Закончили?

— Ну да. Из двенадцати только три.

— Ого! А почему?

— Одна кровь и порнуха.

— Ясно…

Вольф встал, отдал мне ключи от комнат, попрощался и ушёл. Орэль спросил:

— Что будешь завтра делать?

— Ко мне приедет Лисл, будем проводить время вместе.

— Это хорошо.

Я сел на место Вольфа, подготовил листок для отчёта, который потом секретарь отдаёт министру пропаганды. Там подробно описывались все просмотренные фильмы, особенно разрешённые.

Я услышал, как Орэль сказал:

— Ладно, я пошёл. Увидимся в понедельник.

— Давай, — не оборачиваясь, сказал я.

С кряхтением он поднялся и ушёл.

Закончив отчёт, я вышел в фойе, положил его на пост Фреджа, который давно уже ушёл (время было за полночь), взял ящик, отнёс его к печи, находившейся этажом ниже (каждый из нас отвечал за ликвидацию запрещённых материалов), закрыл все двери, попрощался с охранником и очутился на тёмной аллее.