Охота на красивого

Кристина Воронова, 2021

Одиночество съедает её изнутри, ей почти тридцать, а настоящая любовь не даётся в руки, словно мираж в пустыне. И тут она встречает Его, и не может отвести от него взгляда, и готова отдать ему своё заледеневшее сердце. Но он младше её на десять лет, слишком красив и нравится девушкам. Кажется, что им не суждено быть вместе, но она слишком влюблена и готова на всё, чтобы его заполучить. Содержит нецензурную брань.

ГЛАВА 3

Рано утром её пробудил длительный, настойчивый телефонный звонок. Лена застонала, попытавшись забраться с головой под одеяло, завернуться в тёплый кокон и отключиться от реальности. Но… реальность настойчиво продолжала трезвонить.

Пришлось ей вскочить и кинуться к аппарату, стоявшему в коридоре. Осенний холод сразу пробрал её до самых костей.

— Да? — просипела она в трубку, разглядывая в зеркале свой бледный лик. По утрам она выглядела гораздо старше, чем обычно.

— Ну, как, рассказывай?! Он тебя трахнул? — завопила Аня радостно-предвкушающим голосом.

— Нет, ничего не было.

— Почему?! Неужели ты упустила и этот шанс? Нет, я тебя не понимаю! Я потащила тебя в ночной клуб со своим парнем, который был не в восторге от твоего присутствия — ведь он хотел побыть со мной наедине! А ты! Как ты могла! Знаешь, если ты так хочешь умереть старой девой — так и скажи. Что бы я больше не напрягалась.

— А что ты хотела? Что бы я отдалась первому встречному? Я едва от него сбежала! Он хотел затащить меня в свою машину и… изнасиловать. Представляешь, он схватил меня за голову, и начал нагибать к своим штанам… Наверное хотел, чтобы я ему минет сделала.

— Ну да, ты же не умеешь… Так бы ему и сказала. Он что, зверь какой?

— Хуже, — мрачно пробормотала девушка. — Он мужчина. Это уже диагноз. Они все идиоты.

— Естественно, — легко согласилась Анюта. — Но тебя никто не просит говорить с ним на какие-то умные темы… Просто переспи с ним, и всё. Надеюсь, у тебя хоть хватило ума оставить ему свой телефон? Может, он всё-таки тебе позвонит, — с сомнением произнесла она. — Хотя нет, вряд ли. Я бы на его месте не позвонила бы. Ты ведь не писанная красавица, да и не молодая уже. Почти старуха.

— Спасибо на добром слове! — с горечью проговорила девушка. — Я всегда знала, что ты — моя настоящая подруга. По-твоему, я должна была отдаться этому потному, пьяному, гадкому и грубому существу мужского пола? С первой встречи? Может быть, прямо в ночном клубе, на глазах у танцующих? Или в туалете — это же так романтично! Ах, да, у него есть машина. Идеальный сексодромчик! Но я так не хочу, понятно! Я хочу романтики, любви… Уважения в конце концов.

— Дура ты, Лера, — устало сказала Аня. — Такого в реальной жизни никогда не бывает. Это всё любовные романы — нельзя же воспринимать их всерьёз! Ты живёшь в плену иллюзий. А мир штука жестокая. Надо брать то, что дают. И тогда, когда дают. А ты упустила свой шанс, поздравляю!

— Спасибо! Знаешь, я очень счастлива, что успела сбежать от этого насильника. Извини, но на принца моей мечты он даже отдалённо не похож.

— Слушай, у тебя куча комплексов. Может тебе в следующий раз, когда будешь знакомится с мужчинами, выпить водки? Или покурить чего-нибудь покрепче?

— Не знаю, — Лера тяжело вздохнула. — Может быть, мужчины не для меня?

— Может тебе уйти в монастырь? По крайней мере, там твоя невинность будет всех безумно радовать. Хоть польза какая-то от воздержания будет. Ладно, я бегу к своему любимому, мы едим в Прагу на неделю. Представляешь, он мне за пару дней загранку сделал! Правда, кучу денег выложил. Так что я теперь модная — еду за границу!

— Для меня заграница — это всё-таки Америка, Англия или Италия, — с явной завистью заметила Болецкая.

— Ты и в Москве никогда не была! — фыркнула Аня, прекрасно разобравшись в её чувствах. — Так что молчи уж! Так что созвонимся дней через восемь. Я обязательно привезу фотки и всё тебе покажу! Обещаю — ты просто сдохнешь от зависти!

Выговорившись, девушка немного успокоилась, хотя её по-прежнему терзала острая зависть. На этой почве у неё даже изжога появилась. Желудок противно заурчал.

Она зябко обхватила себя тонкими руками и отметила, что её до сих пор трусит. Она побежала на кухню, дрожащими пальцами налила себе успокоительного и быстро выпила его.

«Что ж, теперь мне должно стать легче!» — решила девушка. «Нет, но почему все мужики — такие свиньи? Какое он имел право предлагать мне ТАКОЕ в первую же нашу встречу? Ах, да, он же, скорее всего, и хотел ограничиться только этой встречей… Чтобы завтра на этой же дискотеке подцепить себе кого-то другого… Ещё одну одинокую дуру, которая настолько сошла с ума, что мечтает о принце!» — с горечью подумала она.

Перед её внутренним взором появилась счастливая Анюта, которая уезжает за границу — пусть и в ближнее зарубежье. А она… она торчит здесь. До скончания века. И до конца своей нелёгкой жизни будет любоваться отвратительными многоэтажками, осточертевшим Крещатиком, и теми же самыми парками, которые, скорее всего, к её сорока годам будут полностью вырублены, а на их месте построят такие же ненавистные многоэтажки. Словно могильники для живых.

Девушка вдруг ощутила себя заживо похороненной. Пленницей какой-то картины, где её нарисовал бездарный художник, заключив в плен рамки и закрыв стеклом для верности — что б не сбежала.

«Никогда, никогда мне не вырваться из плена банальности и каждодневного повтора, как в фильме «День сурка»!» — эта мысль добила мозг, как дятел — дерево.

Впрочем, дятлы, как подозревала она, тоже вскоре вымрут. И вообще все умрут, кроме толстых дядь-бизнесменов, которые будут ездить по городу в наглухо закрытых лимузинах, с кислородными масками на своих свиных мордах.

Ведь, вырубая деревья, эти люди-доллары как-то не связывали их наличие — или отсутствие — с воздухом.

…Быстренько собираясь на работу, Лера вдруг осознала, что безбожно опаздывает. Она затравленно глянула на часы и, накинув то, что первым подвернулось под руку, и соответствовало погоде, — кинулась вон из дома.

Подбегая к остановке троллейбуса, девушка увидела, что он уже вот-вот отъедет. Она ускорила бег, словно шла на олимпийский рекорд. Догнала, вскочив в него в последний момент. Сразу же за ней двери закрылись.

Ей удалось найти свободное сидение и сесть. Неожиданно ей стало очень плохо — начались рези в нижней части живота; боль была такой сильной, что девушка едва удерживалась от крика.

На работу она всё-таки успела. Не утерпев, рассказала начальнице о болях.

— Ничего, поболит — и перестанет, — равнодушно заметила та, пододвигая к ней кипу толстых папок и несколько листиков с актами. — Вот, будете акты писать.

Лера знала, что писать акты — это работа Анны Митрофеевны, но спорить не стала. В конце концов, если кто-то начальник, то ты просто обязан быть дураком!

«Ты начальник — я дурак, я начальник — ты дурак», — вспомнила Лера известную советскую пословицу. И принялась трудиться, стараясь не обращать внимания на свои страдания. Она привыкла справляться с болью по известному методу: поболит — перестанет. Но боль не переставала и даже усилилась. Вот тогда Лера не на шутку перепугалась, вдруг подумав о смерти.

Когда наступил обеденный перерыв, она оделась и кинулась в студенческую поликлинику. Те ведь всё-таки находилась ближе, чем её родная поликлиника. Там девушку не хотели обслуживать, так как она была заочницей, но, ошалев от страданий, Лера вдруг обрела несвойственную ей настойчивость и наглость. Её осмотрели, толстая врачиха радостно произнесла: — Будут резать. У вас аппендицит. Сейчас вызовем скорую. Она продемонстрировала ей градусник: — Видите? У вас поднялась температура и другие симптомы совпадают.

Леру посадили в коридор ждать приезда скорой вместе с ещё одной девочкой, у которой была язва. Девочке было восемнадцать, и она обладала хорошенькой физиономией и громадными коричневыми синяками под глазами, которые портили весь эффект. Девушка тот час же выудила из кармана мобилку и начала звонить родным. Лера поглядела на неё с некоторой завистью. Лично ей никак не удавалось скопить денег на мобилу, всегда находились более важные и необходимые ей вещи. Или она снова наговаривала на телефон астрономические суммы, и все свободные деньги уходили на оплату счетов.

Ей вдруг почудилось, что она — на необитаемом острове. Покинута всеми.

Наконец, прибыл врач. Он быстро осмотрел её, нажав на нужные точки живота. — Да, аппендицит, — безапелляционно объявил он ей. — Будем резать.

Лера похолодела. Она ужасно боялась всяческих операций. Наверное потому, что за всю жизнь пережила только вырезание гланд. Хотя она мало что помнила из своего детства, в основном короткие обрывки, но эта зверская сцена встала перед её глазами, как яркий кадр из фильма. Она сидит на кресле, её руки и ноги привязаны. На коленях разостлана простыня, ей просят плевать туда кровью. Простыня вся в крови, как будто на ней кого-то прирезали.

Их посадили в скорую. Лера очень хотела попросить у новой знакомой Ксюши мобилку, чтобы позвонить матери, но постеснялась. Она всегда боялась стать для кого-то обузой.

В больнице их отвели в комнату на первом этаже, где стояло множество кушеток. Им предложили лечь. А потом молодой, довольно симпатичный хирург, снова ощупал их животы.

— Аппендицит. Будем резать, — повторил и он коронную фразу этого дня. — Созвонитесь со своими родителями, пусть вам привезут паспорт и необходимые вещи. Ну там халат, зубную щётку, тапочки, кружку с ложкой. Он посмотрел ей прямо в глаза: — Запомните, вам пока нельзя кушать, так как, скорее всего, вам будут делать операцию: вырезать аппендицит. Можно пить только минеральную воду без газа. А сейчас вы обе идите в комнаты пятнадцать и тринадцать, — сдадите анализ крови и мочу.

В палате Лера сразу же познакомилась с хорошенькой блондинкой лет тридцати — соседкой по койке. Той должны были вырезать жёлчный пузырь, где появились камни. Но женщина держалась уверенно, сообщив, что она сама договорилась насчёт госпитализации и проведения операции.

— Конечно, придётся заплатить, — мило улыбнувшись, сообщила ей блондинка. — Я уже и деньги приготовила. Я ведь не хочу быть изуродована шрамом! Можно ведь сделать большой надрез, а можно вытянуть жёлчный пузырь через небольшие дырочки. Но это стоит дороже, конечно!

Кроме боли, Леру жутко мучил страх перед будущей операцией. К тому же, лежащая в палате студентка, которой уже вырезали аппендицит, начала рассказывать всякие страшилки о том, что местный наркоз может не подействовать, но тебя всё равно разрежут, даже если ты будешь кончаться от боли. Лера очень явственно представила себе ощущение режущего её скальпеля… Ей стало совсем плохо. К тому же у неё почти не было денег — с собой она взяла лишь небольшую сумму. Она знала, что мать, как всегда, скажет, что «Всем тяжело» и «У меня тоже нет денег!»

— Слушай, если хочешь, я одолжу тебе карточку, позвони родным, — предложила блондинка Аля, тронутая страдальческим выражением её лица.

— Спасибо! — с облегчением поблагодарила она, принимая карточку. — А то у меня ничего с собой нет. Понимаешь, когда я шла сегодня утром на работу, я и не предполагала, что могу сюда попасть.

— А я вот знала. Я понимала, что рано или поздно мне придётся удалять жёлчный пузырь… И, мне сказали, что лучше раньше, чем позже. Аля тяжело вздохнула. — Врачи рассказывали, что после операции какие-то другие органы будут выполнять функции моего жёлчного… Хотелось бы верить… но что-то не вериться. Ума не приложу, как я буду без него жить!

… — Мама, я тут в больницу попала, — начала Лера, позвонив к матери на работу. — Привези мне, пожалуйста, халат, тапочки, кружку с ложкой и деньги. А ещё паспорт. Еду можешь не нести, так как мне нельзя есть.

— Допрыгалась! — проворчала мать в трубку. — Вот что значит быть старой девой: всякие болячки начинают цепляться. Это у тебя из-за воздержания, можешь мне поверить. А я ведь тебе говорила, я ведь тебя умоляла: найди себе хоть кого-нибудь! Но нет, ты же меня никогда не слушаешь! А годы идут… Ты знаешь, сколько молодёжи умирает от всяких болячек и несчастных случаев? Хочешь умереть девственницей?!

— Мама! — простонала Лера. — Знаешь, как у меня болит живот? Я сейчас не в состоянии выслушивать твои нотации! К тому же за мной очередь. И всем этим людям тоже очень надо позвонить!

— Ладно, — смилостивилась Людмила Ивановна Болецкая, — но я смогу приехать только после работы.

— Неужели тебя по такому случаю не отпустят домой пораньше? — разозлилась Лера. Ей уже надоело, что кроме нотаций по любому поводу (и без повода) она почти ничего от неё не получала. Деньги она зарабатывала себе сама, ещё и папа высылал каждый месяц, а мать… Мать была кукушкой. — Неужели я тебя так часто о чём-то прошу? Блин, ты бы, наверное, и на мои похороны с работы не стала бы отпрашиваться. Как же, работа важнее!

— Старые девы становятся истеричками, — сообщила ей мать нравоучительным тоном. — Хорошо, я попробую отпроситься.

— Да, ещё привези мне телефонную карточку, тут нет бесплатных телефонов.

После беседы с матерью Лера тут же перезвонила Тане Песочной, хоть и ощущала угрызения совести, что так бессовестно пользуется чужой добротой и карточкой.

— Привет, прикинь, я в больницу попала! Когда троллейбус догоняла, у меня живот разболелся, думала — умру, — взволнованно затараторила она.

— Да? А я вот с таким мальчиком познакомилась в метро — ты не поверишь! Такой лапочка! У него совершенно отпадная мобилка и потрясающая золотая цепочка. А какие у него глаза, а губы! Просто кино-герой.

— Солнце, я говорю с чужой карточки и не могу выслушивать подробности твоих новых приключений. Слушай, может заедешь ко мне? Мне тут так тоскливо, так одиноко. Я просто с ума схожу!

— Извини, но у меня сегодня вечером свидание, а мне ещё нужно подготовиться к нему. Я так и не решила, что надену. Может, ты что-нибудь посоветуешь? Ты ведь знаешь мой гардероб.

— Давай я потом тебе посоветую… когда выпишусь. Кстати, мне, скорее всего, будут операцию делать. Аппендицит вырежут. Врачи сказали, что у меня все симптомы воспалённого аппендицита.

— А, ну тогда пока, — Таня поспешно положила трубку.

Оглушённая, потерянная, разочарованная, — Лера позвонила Ане.

— Привет, угадай откуда я тебе звоню?

— Неужели из постели? Ты там с мальчиком? И как его зовут? Или ты ещё у него не спросила?

— Да, ты удивительно проницательна: я только что лежала в постели. Я сейчас в больнице.

— Что с тобой? — голос Ани не радовал богатством эмоционального спектра. Он был холоднее айсберга.

— Аппендицит. Жутко живот болит. Я даже испугалась, думала… думала, что умираю.

— Аппендицит лучше, чем беременность. Аборт не придётся делать. Так что тебе ещё повело.

— Беременность мне пока не грозит. Может, ты заедешь ко мне? Мне так одиноко… так страшно.

Лера ощутила, как по её щекам катятся слёзы, и длинный больничный коридор медленно расплывается у неё перед глазами.

— Не знаю. Скорее нет, чем да. Мне завтра надо в вуз — контрольные завезти. А их ещё надо купить. А я всегда откладываю на последний день.

Третей подруги, Саши Пугаловой, вообще не было дома.

«Небось шалавится с кем попало, как обычно», — сердито подумала Лера. Она в сердцах швырнула трубку и пошла в палату по коридору, где разгуливали медсёстры, врачи, больные и сквозняки. Жизнь показалась ей медленной дорогой в ад.

… Придя в палату, Лера обнаружила, что восемнадцатилетнюю Катю окружили родственники. Они буквально забросали её кровать кульками с дорогой снедью, навезли разных нужных вещей.

— На выходные у меня вечеринка, я всё равно отпрошусь, — говорила она матери. Вскоре вошёл молодой врач и предупредил Катю, что именно ей не следует кушать. Выходило, что практически всё. И курить тоже запретил.

Не успел врач выйти, как Катя принялась уминать разные вкусности: киви, апельсины, сырые сосиски, оголяя их от прозрачной шкурки. Всё, что ей запретили. Причём в таких количествах, что ошалели все.

— Девочки, где тут покурить можно? — обратилась она к Лере и Але. Остальные кровати пока пустовали.

Лера с Алей молча переглянулись.

Ночью рядом с Лерой положили страшную, измождённую женщину, напоминающую мумию. По разговорам врачей с этой женщиной, Лера поняла, что та слишком долго терпела боль, не желая обращаться к врачам, чтобы не потерять работу. Её тут же повезли в операционную. По глазам врачей она поняла, что эту женщину уже вряд ли спасут. Она плохо спала, а утром Аля узнала, что у той женщины вырезали поджелудочную, которая уже сгнила.

Больница всё больше напоминала ей камеры смертников в тюрьме.

Жалобные и страшные рассказы пациентов, нетвёрдая поступь недавно прооперированных, торчащие из их животов длинные трубки, которые они бережно придерживали рукой, когда шли в туалет — всё это навсегда врезалось в память. Рядом с Лерой, на опустевшую кровать женщины с поджелудочной (точнее, уже без поджелудочной), уложили старую бабку. Очень долго немолодой хирург втолковывал забитой сельской бабке, что ей срочно необходима операция, — но та всё равно сбежала из больницы, так как панически боялась операций и врачей.

«Я хочу умереть у себя дома, а не под скальпелем!» — твёрдо сообщила она, безумно сверкая глазами. И ушла, держась за стенки.

Затем была постоянно кричащая от боли бабка, кровать которой выставили в коридор, так как она постоянно падала на пол… и всем мешала. Направляясь с туалет или на процедуры, или просто так пройтись, Лера была вынуждена проходить мимо этого старого, скорченного тельца, уже мало напоминающего живое существо.

Лере чудилось, что её заточили в комнате страха. Она находилась в прострации, страдая и от голода. Ни одна из подруг так и не появилась. Молодой врач предложил повременить с операцией, сказав, что порезать её они всегда успеют. Но кушать ей всё равно запретили. И выписали какие-то таблетки.

Направили к гинекологу, но врач болела. Сделали УЗИ и определили, что у неё камень в почке. Через пару дней боли полностью прекратились, но температура не падала, что указывала на воспалительный процесс в организме. Дня через два ей разрешили кушать. В больнице, по её неприхотливому мнению, кормили неплохо. Однако вечернюю манку не мог есть никто. Аля и другие, новые пациентки, делились с ней едой и водой. Лера ощущала себя нищенкой. Мать пришла раза два, принесла вещи и деньги… а потом уехала в командировку, оставив её совершенно одну. Сотрудники с работы, разумеется, тоже не пришли. Лере продуло правое ухо, на которое она почти перестала слышать.

Через неделю её выпустили… выписали.

Её охватило ощущение нереальности, словно она вдруг ожила, и попала в мир живых из ада. Девушка ощущала незримую стену между собой и другими людьми — обычными прохожими. Словно прошла через что-то такое, что навсегда сделало её ДРУГОЙ.

Возвращаясь домой на троллейбусе, стискивая в руках кульки с одеждой и другими больничными вещами, она временами впадала в прострацию. Ей чудилось, что она сама стала нереальной, почти призрачной. Её чувства и мысли медленно растворялись в ледяном осеннем холоде, как сахар в чае. Словно чья-то невидимая рука осторожно мешала ложечкой напиток Её жизни. Перемешивая грешное с праведным.

Ей вдруг в какой-то миг показалось, что душа её застыла в теле, как желе в формочке.