Спасай, Петрович!

Кристиан Бэд, 2023

Рассказывают, что есть на дальней станции техобслуживания мастер золотые руки по фамилии Петрович. А ведь на самом деле он штурман. Только летал в своей жизни один-единственный раз, потому что привёл тот полёт к межгалактическому скандалу…

Оказывается, все космонавты дают расписку хранить в тайне, что Земля плоская и не вертится.

Современный анекдот

Вот ты говоришь — прогресс, технологическая сингулярность? В другие Галактики летаем, разумные машины строим?

А я тебе скажу, что нет инструмента точнее человеческих рук. Ведь, если на чистоту разобраться, разве понимаем мы, как действуют те же «космические зеркала»? А починить их сумели.

Когда, говоришь «зеркала» чинили? А ты про Петровича слыхал? Есть такой локальщик на трассе Марс-Юпитер. Слыхал, говоришь? Петровича всякий знает, кто дальше Луны летал. Бывало дюзы забьёшь или, того хуже — разбалансировка маршевых. Или на два месяца на ремонт вставай, или к Петровичу чалься.

Петрович — тут шильцем почистит, здесь настройки покрутит… Одно слово — не руки — иридиевый стопинтегратор.

А вот летать — не летает Петрович, не разрешают ему. Сидит на базе безвылазно. Самогонные аппараты какие делает — химпритосы из Крабовидной туманности опыт перенимать прилетали.

Да, да. Та самая история с перестрелкой и косбезопасностью с фазерами наизготовку. И ведь досталось-то потом всем подряд. Но какое предприятие погорело по снабжению самогоном колец Малого Пина! Самогон — «Слеза кометы», лучшие технологии Земли!

Ладно, чего там перебирать, дело-то прошлое.

Когда «зеркала» чинили? Сороковник минусуй от сегодняшнего. Единственный раз повезло тогда Петровичу сесть за штурвал настоящего дальнего корабля. За эту историю и списали его потом с лунной разгрузки. На локальную станцию техобслуживания посадили. На прикол. Навечно. Хотя он и там особенно не скучает.

Рассказать? Ну, наливай, что ли, хоть чаю. Печеньки есть?

Издалека начну, ты уж не обессудь. От телескопа имени Кеплера. Там-то всё и закрутилось.

Я этот телескоп монтировал на окололунной орбите. Не веришь? Ну да, да, пишут, что мы, люди, тогда едва пешком на Марс летали. Но на самом деле летали и на Юпитер. Медленно только выходило.

Я сорок лет назад уже монтажником был, хоть и на практике. Ты не перебивай, не вру. Как раз в пультовой дежурил — подай-принеси.

Запустили мы телескоп в тестовом режиме, настроили центральный пульт. Старшой включил его тихонько, без помпы (с помпой-то — только через неделю намечалось), и вся дежурная смена нашего АО «Заслон» на обед пошла. Ну, кроме меня, стажера. Наказали мне осуществлять общее наблюдение и посторонних в пультовую ни в коем случае не пускать.

Остался я один на весь огромный круглый зал, хоть танцуй. По центру — сорокаметровый кристаллический шар из монотрубок для приёма сигналов телескопа, вокруг него — бублик пульта. Стены зала прозрачные, и видно, что в холлах, на подступах к пультовой, ещё висят неопрятные «сопли» силовых кабелей. Но это ненадолго, к официальному запуску всё тут будет блестеть и лосниться.

Посидел я на заглавном «командном месте», посмотрел первые «исторические» кадры с нашего телескопа… Ничего в них особенного не нашёл. Вроде бы очередной технологический прорыв: гравитационно-магнитный… Зрелищности, однако, никакой — картинку постоянно накрывают кривые, цифры лезут. Ну, думаю, пусть научники банкуют, у них в холле гостиницы нашего модуля — тоже трансляция идёт. А мне бы неплохо селфи, что ли, устроить, вдруг больше и не будет такой занятной возможности?

Достал я видеокристалл, запустил его в полёт и давай снимать себя с разных ракурсов — за пультом, на фоне шарокристалла, стоя, сидя… Только хотел отсмотреть, что вышло, глядь — научники в коридоре кишмя кишат! Мембрану дверную облепили, стучат в неё, по кнопкам колотят!

Шлюз посопротивлялся минут пять, но, видно был у кого-то соответствующий допуск. Закрутилась воронка по центру мембраны и расширяться начала!

Я парень видный был. Встал возле шлюза, руки растопырил. Научники, конечно, двинули в прорыв: галдят, к совести моей взывают. А откуда у человека в рабочее время совесть?

Почему я автоматику не включил?

Автоматику они завсегда могли обмануть, там же что не лысина — то профессор. Именно, что лысина! А ведь даже в те годы избавиться от плеши или плохого зрения можно было, просто вызвав врача на дом. Но научнику настоящему ничего не жаль, даже собственного здоровья.

И вот, значит, орут они на меня, машут голопроекторами, рвутся в настроечный зал. Хотят телескопу чего-то там подкрутить.

Я — намертво встал. Нет, мол, и нет. И грудь выпятил под красным форменным комбинезоном:

— Не откалибровано! — кричу. — Начальник смены пускать не велел!

Они жестикулируют, лопочут мне чего-то про зеркала, пластины…

Я им, как положено, объясняю, что зеркала — это у них на Земле, а у нас телескоп — магнитно-линзовый. Линза из алмазной пыли и два магнита.

Они, вроде, начали слушать. Притихли. Я расслабился, руками развожу. И тут на меня сбоку выходят сразу два еца!

Ну, серийца, значит. Ец — по-ихнему — гражданин или вроде того. Это сейчас они на англо-русском стрекочут, а тогда и по-своему много говорили. И вот эти глаза их козявочные открываются прямо на меня. А в глазах — красное пятно растёт — мой комбинезон.

Я струсил, но держусь. Мне же старший смены потом такое внушение сделает — уши сами оторвутся. А глаза эти пузырчатые — лезут, слоятся, выпяливаются… Аж мороз пробивает сквозь магнитные ботинки до самой палубы!

Не знаю, чем бы всё кончилось, но тут прораб Бортников подошёл, профессор физмонтажа. Он из нашей бригады, но тоже как бы научник.

— Пусти их, — говорит. — У них там такое….

Почесал небритую щёку и в пол:

— Может, научное открытие, а может — вообще крандец.

Я отошёл, конечно, раз Бортников разрешил. Но газеты размножили, что встал я тогда на пути у всей мировой науки и не допускал человечество до сенсации. Только меня уже в сером комбинезоне снимали, в монтажном, с респиратором от мелкодисперсной пыли, и лица моего вообще было не разглядеть. Так я и не прославился.

Из того же репортажа я и узнал, что же там увидали научники на первых опытных снимках нашего телескопа. В пультовой-то я в суете и не понял ничего.

А оказалось — натурально сенсация. Висят посреди космического пространства две пластины, поперечное сечение — название одно, а по массе — как бы планета средних размеров.

Даже с Земли, было дело, эту аномалию иногда фиксировали. Как планету Нибиру. Не знаешь никакой Нибиру? Да ну и бес с ней.

В общем, выяснилось, что вращаются пластины вокруг некого условного центра в районе Юпитера. Под одним углом телескоп их просчитал, как массивное тело, под другим — словно и не весят ничего.

Все земные и лунные газеты, конечно, только об этом и передавали. Круглосуточные новости единым кольцом шли: «Зафиксированы два объекта, зафиксированы два объекта…» Новости тогда транслировали сразу на Землю и на все лунные купола. Это теперь у нас отдельные планетарные сети, разрослась Луна. А тогда в один момент — Луна на ушах, Земля на ушах, соттеры звонят, не переставая, научники бегом бегают от экрана к экрану. Все хотят знать, что это за штука: структурированная тёмная материя, плоские плазменные блины, захваченные микроскопической чёрной дырой, или всё-таки внеземной артефакт?

Ну и полёты тогда, понятное дело, снаряжались только с Луны — и зонды, и разведчики, и транспортники на тот же Марс. Вышло так, что самым подходящим кораблём для экстренного полёта к «зеркалам» оказался межсетевик, что готовили для экспедиции к Ганимеду. Раньше их ботинками называли, за неповоротливость. Но на этом — двигатель был новейший, по серийской технологии, ком-реактивный. Первенец, можно сказать. Однако экипаж у него пока толком недоформировали, и оборудование не до конца загрузили.

До ком-реактивных летали мы неспешно. Про первые стоп-реакторы читал? Пока допилишь до Юпитера — месяц. А тут — восемь часов разгон, восемь — торможение, трое суток в полёте и главная задача — мимо не проскочить. Ну и пилотов пока — кот наплакал.

Петрович был новоиспечённым штурм-инженером ФСК, этих самых ком-реактивных. И штурман, и бортинженер в одном флаконе, высшая квалификация. Вот только молодой, без практики. Вокруг Земли летал, конечно, а дальний космос — только обещали ему.

Он занимался отладкой ком-двигателей, строящихся по программе Марс-Юпитер, а на Луне ошивался тогда вроде как в отпуске. В общем — судьба.

Неопытный, конечно, но когда опытного подберёшь, если стадо научников — всеми копытами лунный реголит роет?

Посадили Петровича за баранку, дали ему капитана и пилота, загрузили восемь человек научников — двое наших, двое — из Американской Австралии, один из Республики Солнечная Вануату, плюс сериец, и пошлёпал он с ними до Юпитера, к самым этим сенсационным «зеркалам».

***

— Вы не есть понимающий человек, уважательный Донненквайн! — ец Сергий раскрыл глаза, похожие на вылупляющихся личинок и уставился на профессора Икора Донненквайна в упор.

Знаменитый «взгляд серых» ещё леденил кровь в жилах непросвещенных землян, но в научной среде давно привыкли к ецам. Ну, похож инопланетный специалист по астрофизике на утопленника, пролежавшего неделю под корягой? И что? Это не умаляет его научных регалий.

— Не любо, ец Сергий, — поднял густой бас мощный бородатый физик из Сант-Московского университета Добромир Слободовский. — Ой, не любо зыркаете!

Вежливый сериец «зажмурился» от смущения — безвекие зрачки его затянулись серой плёнкой. Он прекрасно знал, что возбуждает в гуманоидах древние страхи, да и взгляд в упор считается на Земле угрозой, но мало что мог поделать с собственными инстинктами, вынуждавшими его выпучиваться перед речевым контактом. Впрочем, он прекрасно видел и сквозь «закрытые» глаза.

Когда Земля подверглась коллапсу, серийцы сразу пришли на помощь. Они были остатками древнейшей расы, чьи предки потерпели когда-то крушение в Солнечной системе. Серийцы долго скрывались от земных телескопов на обратной стороне Луны, но увидев, что творится на голубой соседке, сняли маскировку и помогли организовать спасательную миссию. Теперь они с удовольствием преподавали в университетах объединённой планеты экзотические чужеземные дисциплины, помогали создавать двигатели по образу и подобию собственных и наслаждались научным процессом, без которого жизнь у них теряла всякий смысл.

— Старт вот-вот объявят, а вы опять взялись спорить! — укорила коллег красавица Гунилла Кроуз, тоже профессор астрономии, как и Икор Донненквайн, и тоже из Американской Австралии.

Он прошлась, преувеличено виляя бёдрами в облегченной гравитации. Казалось, ниже талии у нее под комбинезоном два шарика, и они вот-вот вырвутся и улетят.

Донненквайн покачал головой — хороша, что тут скажешь. У него давно были планы на коллегу, но та ухитрялась симпатизировать всем помаленьку, и понять, что она ответит на прямое и честное предложение временного союза, было никак невозможно. Вообще-то, Донненквайн любил чёткие цели и ориентиры, но эти бёдра…

— Я бы посоветовала мужчинам лечь в саркофаги с гелиевыми шариками заранее. Команда сборная, неопытная. Растрясут они ваши седины, — профессор Кроуз вытащила из держателя капсулу с холодным лимонадом и прикусила пупырчатый розовый «сосок».

Сделав несколько больших глотков, она просто отбросила упаковку. Даже в неполной невесомости пустые банки из-под напитков легко примагничивались к мусоросборнику.

Конец ознакомительного фрагмента.