Сладкий лжец

Кристен Каллихан, 2021

Когда-то у меня была прекрасная жизнь. Я известная актриса, сыгравшая главную роль в популярном сериале. Но все рухнуло в один миг. Я осталась без работы, а мой парень оказался в постели с другой девушкой. Просто класс. Я решила взять паузу и отправиться залечивать душевные раны в поместье Роузмонт, где живет подруга моей бабушки. Оказалось, что у владелицы поместья есть внук Люсьен. К тому же чертовски привлекательный. Хоккеист в прошлом, сейчас затворник с невыразимой тоской во взгляде. Очаровательный, скрытный и грубый. Несмотря на взаимное притяжение, мы стараемся избегать друг друга. Но ночные прогулки и сладкие десерты Люсьена искушают меня вновь почувствовать вкус жизни…

Глава вторая

Люсьен

Я подумал, что в жизни Эмма Марон еще более красивая, более впечатляющая. И пусть ее волосы теперь стали медово-золотистыми вместо бело-синих, я сразу узнал ее и ощутил прилив сиюминутного возбуждения. Год назад я бы с первых слов попытался очаровать ее, замыслив затащить в койку. Был бы доволен, как слон, что Мами́ устроила нашу встречу. Да, все произошло бы именно так, если б не моя тогдашняя помолвка. То, что я и думать забыл об этом событии, немного встревожило.

Эта женщина оказалась ходячим отвлечением. В последнее время я плохо справлялся с отвлекающими факторами. Особенно с теми, у которых сладкая, как сахарная вата, улыбка и уверенность первоклассного снайпера — бог знает, ее словесные удары идеально попадали в цель. Это сочетание не должно было быть сексуальным. Но было.

Открыв пассажирскую дверцу своего пикапа, я стал ждать, когда она заберется внутрь, и почувствовал, как по телу пробежала дрожь. На секунду она задержалась, глянула на меня своими большущими сине-фиолетовыми глазами, будто ждала, что я подам ей руку, как-то помогу усесться в пикап. И тут дрожь превратилась в полномасштабную атаку моего тела, заставив все мышцы сжаться.

Я не хотел касаться ее. Это казалось опасным. Словно какой-то неуклюжий мальчишка, я боялся физического контакта с этой женщиной, будто это действие магическим образом могло бы испортить меня, и в ответ на ее игривую экспансивность^[13] я выплюнул бы еще больше тупых реплик.

Но затем она просто сверкнула захватывающей дух улыбкой и запрыгнула в машину с удивительной легкостью. Я захлопнул дверцу, облегченно выдохнув. Но облегчение было недолгим. Меня ждала поездка длиной больше часа. В замкнутом пространстве с самой любимой в мире принцессой варваров.

Конечно, она не выглядела так, словно могла хоть кого-то обидеть. Да, в «Темном замке» она владела магией и могла расплавить несчастным бедолагам лица. Выдумка или нет, но это заставляло меня вести себя осторожно.

Помассировав шею, я сел в грузовик. И тут же оказался сражен ее ароматом. Пять секунд в чертовой машине, и все наполнилось ее запахом, насыщенным и сладким — вареные груши в креме англез^[14]. Нет, не думай о кондитерском креме. И не облизывайся.

Я крайне нервно отреагировал на эту женщину. Целый год я не чувствовал даже капли сексуального влечения или потребности в близости. Даже не скучал по сексу — что тоже вызывало беспокойство. Однако я смирился с апатией. Эмма Марон пробудила меня, будто вставила вилку в розетку. И мне это не понравилось.

— А как долго ехать до дома? — спросила она, когда я завел машину.

Слишком долго. Вечность.

— Около часа.

Я не упустил из виду крошечную морщинку на ее лбу. Но она быстро опомнилась и откинулась на спинку сиденья. Только когда мы выехали из аэропорта, она нарушила тишину:

— Будет весело.

Сухой сарказм в ее исполнении вызвал у меня желание улыбнуться. Но я не стал.

— О, безусловно.

— Какое слово вы использовали ранее? — Ее пухлые губки изогнулись в лукавой улыбке. — Отожжем, верно?

— Отожжем не по-детски, — невозмутимо произнес я, заставив ее засмеяться. Иисусе, ее смех. Хрипловатый и легкий. Так смеются в спальне.

Я поерзал на сиденье и сосредоточился на дороге. Но все же посмотрел на нее, не смог сдержаться. Ошибка.

Господи, она выглядела великолепно. Чистая, восхитительная красота. Начиная с округлых щечек и заканчивая тонкой линией подбородка — подобные лица скульпторы увековечивают в мраморе, чтобы остальные поколения веками могли любоваться ими.

Естественно, она оказалась красивой. Ведь она актриса. Созданная быть экранным идолом. Эмма Марон, она же принцесса Аня, будущая королева и завоевательница Темного замка. Мы с парнями смотрели сериал, пока путешествовали между играми. Аня была моей любимицей. Особенно с тех пор, как… я увидел ее грудь. Это событие сразило меня, будто кто-то ударил шайбой по шлему, и в ушах зазвенело. Моему взору предстали идеальные кремовые бугорки со сладкими розовыми сосками, вздернутыми вверх и бросающими вызов самой гравитации, умоляющими, чтобы их пососали. Она стояла на четвереньках, задорные сиськи подпрыгивали, пока Арасмус врезался в нее сзади.

Я почувствовал, как краснею. Я. Парень, на которого каждую ночь со времен старшей школы вешались десятки пассий. Я занимался сексом так часто и в таких разных позах, что со временем это стало обыденным. Ничто не могло заставить меня испытать стыд или почувствовать себя неловко. И все же сейчас я ощущал, как шея под воротником горит, а щеки алеют. После почти года воздержания мой член решил заявить о себе и начал расти. Именно сейчас. Сейчас, когда я застрял в машине, меньше чем в трех футах от женщины, у меня случился стояк. Чудесно.

Я вдруг ощутил себя проклятым извращенцем.

— По крайней мере, во время этой поездки можно посмотреть на красоту, — сказала она, прерывая мои мысли о кремовых сиськах с сахарными сосками.

— Хм-м, — только и смог промычать я.

Но она была права. Какое-то время нам предстояло ехать вдоль побережья, и хотя некоторые люди здесь перестали обращать внимание на Тихий океан, я сомневался, что Эмма Марон поступит так же. Это было хорошо. Она концентрировалась на пейзаже, а я концентрировался на дороге. Вместо нее. Не то чтобы она облегчила мне задачу. Эмма не восприняла мое молчание как намек.

— Без обид…

— Что означает — вы собираетесь меня обидеть, — сухо отрезал я.

–…но вы не похожи на шофера, — весело закончила она.

— Мне казалось, я похож на угрюмого экс-спортсмена с бременем на плечах, прячущегося от мира и запивающего свою боль.

И пусть я всего лишь отшутился ее же репликой, что-то внутри меня неприятно сжалось. Она почти попала в точку. Я не пил, но остальное…

Она мягко фыркнула, и это отвлекло меня.

— Что ж, сомневаюсь, что старый добрый Брик предложил бы забрать кого-то из аэропорта. Особенно если ехать пришлось бы час.

Попался. Мои руки сжали руль немного крепче.

— Амалия — моя бабушка.

— Оу! — В одном этом слоге уместилось все понимание мира. Эмма глянула в окно, прежде чем добавить: — Я ни разу не встречала ее.

— И все же решили приехать?

Она криво улыбнулась.

— Странно, правда?

— Я не берусь судить.

Эмма снова фыркнула, но без злобы. Я бросил взгляд в ее сторону, и наши глаза встретились. Мы обменялись легкими улыбками, как бы говоря, что мы оба полны дерьма. Но потом она пожала плечами.

— Я… переживала нелегкие времена и позвонила своей бабушке. Она рассказала мне о замечательном поместье под названием Роузмонт и о своей очаровательной подруге, которая им владеет. — Эмма бросила на меня застенчивый взгляд. — Бабуля говорит, это идеальное место, чтобы спрятаться и прийти в себя.

Сказав это, она сгорбилась, словно готовясь к пренебрежению с моей стороны. Но от меня она подобного не получила бы. То, что Эмма показала свою уязвимость совершенно незнакомому человеку, неожиданно заставило меня встать на ее защиту, и я решил немного открыться в ответ:

— Мои родители погибли в автокатастрофе, когда мне было четырнадцать. — Я отмахнулся от ее немедленного сочувствия. — Амалия стала мне и бабушкой, и матерью. Ее второй муж, Фрэнк, тогда только купил Роузмонт. Мы жили там весь школьный год. Это отличное место для…

Исцеления. Скорби.

Я схватился за руль и взял паузу, чтобы отогнать воспоминания о том потерянном, злом ребенке. Но тщетно. Они все равно заявились.

— Не буду говорить, что это какое-то волшебное место… — Ага, именно поэтому ты прибежал сюда, как только смог. — Но тут красиво и уединенно. И Амалия однозначно позаботится о вас.

Сама эта мысль заставила меня почувствовать одновременно и радость, и неловкость. За Эммой стоило присматривать. Но почему именно здесь, в месте, откуда я не мог сбежать? Как бы то ни было, я проговорил с этой женщиной дольше, чем кем-либо другим за последние месяцы.

К счастью, Эмма просто кивнула и задумчиво уставилась в окно, рассматривая проносящийся мимо горный хребет.

— Я помогаю ей с ремонтом помещений, — захотелось сказать мне черт знает почему. Ей не нужно было этого знать. И все же я не заткнулся: — В основном гостевых домов. Они пришли в негодность за эти годы. Ваш, к слову, был полностью обновлен.

Заткнись, Оз, ты тупица.

— Я и не сомневалась, — проговорила она.

Наступила блаженная тишина. На пару секунд.

— Значит, вы подрядчик?

Одна часть меня захотела засмеяться. Другая — завыть в пустоту. Вот в кого я превратился. Мужчина, обожаемый фанатами, толпы которых тусовались у выхода после игры в надежде получить автограф. Мужчина, от которого хоккейный мир ожидал еще одной победы в Кубке Стэнли. Теперь я стал не более чем обычным парнем, работающим на свою бабушку и подвозящим известную актрису, которая понятия не имеет, кто он такой.

Конечно, я не думал, что она окажется великой фанаткой хоккея. Но хоть бы капельку узнавания! Я участвовал в международных кампаниях энергетических напитков, рекламе часов, спортивных машин, батончиков. Черт подери, она ведь предположительно жила в Лос-Анджелесе по меньшей мере год. Пятидесятифутовый билборд, где я изображен с клюшкой наперевес, роскошно улыбающийся и одетый в одни лишь обтягивающие красные боксеры, висел над бульваром Сансет^[15] и Лос-Фелис^[16].

Я подумал об этом идиотском билборде, копии которого распространились по всем городам мира, вспомнил, как парни болтали, мол, Счастливчик Люк выставил напоказ свой мешочек с драгоценностями, и сжался.

Может, и лучше, что она меня не узнала. Возможно, поэтому, когда она спросила мое имя, я назвался Люсьеном. Кроме моих родителей, никто не называл меня так. Я всегда был либо Озом, либо Люком.

Любопытная малышка Эмма, сидевшая рядом со мной, издала странный звук, как бы говоря: «Алло? Земля вызывает Люсьена» — и напоминая, что я не ответил на ее вопрос о том, подрядчик ли я.

— Что-то вроде того.

Я переключил радио. По правде говоря, мне совсем не хотелось, чтобы она узнала меня. Это привело бы к вопросам и неизбежной правде о том, что я больше не способен заниматься самым любимым делом в своей жизни.

В желудке возникла тяжесть, я ехал в мрачном молчании. И теперь Эмма не настаивала на вежливой болтовне. Бескрайним синим простором перед нами открывался Тихий океан. Солнечный свет отражался от воды, отбрасывая золотые отблески. Я потянулся за солнцезащитными очками и надел их, пока Эмма охала и ахала.

— Большую часть года я живу в Лос-Анджелесе, — сообщила она с легкой улыбкой. — Но видеть океан всегда приятно.

Когда-то я тоже так считал. Пикап змеился по дороге, вдоль которой растянулись грязно-коричневые, слегка зеленоватые горы, напоминавшие ноги древних динозавров, ступивших в океан. По крайней мере, так я говорил Мами́, когда был ребенком. Воспоминание помогло немного расслабить мышцы на шее и лбу.

Размеренно дыша, я быстро сказал ей: «Да, здесь красиво» — и продолжил движение. Несмотря на нарастающую головную боль, я не мог отрицать великолепия вида, оказавшего такое сильное влияние на Эмму Марон. Береговая линия Калифорнии внушала благоговейный трепет. Океан разбивался о гранитные утесы, пенился и кружился вокруг маленьких островков золотых пляжей.

Как и Эмма, я вернулся в Калифорнию, чтобы здешняя земля проникла в мою израненную душу. Чтобы обрести покой. Но, увы, я этого не почувствовал. Мир ускользал от меня. Боль в голове усилилась, раскаленными иглами вонзившись в мои глаза изнутри. А с болью пришла тошнота, густая и жирная. Твою-то мать. У меня не было мигрени несколько недель. Почему сейчас?

Я знал ответ. Врач сказал, что у меня могут возникнуть головные боли при внезапном стрессе. Дело было в ней. Даже не пытаясь, Эмма выдернула меня прямо из моего милого, безопасного кокона оцепенения, а я не хотел просыпаться.

Я приоткрыл окно, отказываясь сдаваться. Эмма рядом со мной тихонько подпевала Фионе Эппл^[17]. Сомневаюсь, что она знала об этом, но я не возражал. Ее голос звучал мягко и мелодично. Приятное отвлечение.

Солнце поднялось выше, блики усилились. Как и головная боль. Мелкий пот выступил на коже; свет отражался от океана, а дорога сливалась в одно большое сверкающее пятно.

Мигрень никогда не заставала меня в дороге. Унижение боролось со здравым смыслом. Трасса — не то место, где можно валять дурака во имя пресловутой мужской гордости. Мне следовало остановиться. Следовало сказать Эмме, что я не могу вести машину. Я медленно выдохнул, готовясь признаться ей, но она заговорила первой:

— Вы не возражаете, если мы остановимся возле смотровой площадки? Здесь так красиво, мне хотелось бы сделать фото для соцсети.

Я не собирался жаловаться и коротко кивнул ей. Мой ослабевший мозг превратился в жидкую кашу от боли, заполнившей череп. В ответ вспыхнули огоньки. Я стиснул зубы и попытался отдышаться.

Вся эта ситуация невероятно бесила. Я катался с разорванными мышцами, разбитыми губами, сломанным носом. Четверть сезона держался за клюшку перекореженными пальцами, перевязанными бинтом. Но не смог справиться с этим. Меня подкосила головная боль.

Свернув на полукруглую, покрытую грязью и гравием смотровую площадку, я как можно быстрее поставил пикап на стоянку и практически выскочил из него. Эмма ничего не заметила. Она легко выбралась из машины и чуть ли не помчалась к краю.

Там, где море встречалось с пеной волн у берега, оно казалось бирюзовым. Чуть дальше по побережью серферы покачивались на своих досках, ожидая хорошей волны. Эмма откинула голову назад и глубоко вдохнула аромат моря. Солнечный свет коснулся золотых прядей волос и сделал ее кожу цвета идеальной булочки. На мгновение я забыл о своей пульсирующей голове. Забыл, как, черт возьми, дышать.

Эмма выглядела сногсшибательно. Она наверняка замерзла в своем белом сарафане — воздух был свежим и влажным от ветра, — но не подала виду. Вместо этого Эмма широко раскинула руки, словно обнимая мир, а солнечный свет сделал белый хлопок ее юбки полупрозрачным, отчего силуэт ее сладкого тела стал виден сквозь ткань.

Я не имел права замечать подобные вещи, особенно в ее случае. И все же ничего не мог с собой поделать — Эмму Марон невозможно игнорировать. Не только из-за ее красоты, но и из-за того, что она каждой частичкой себя впитывала радость, будто даже возможность дышать — это подарок. Может, и правда, но в тот момент так не казалось.

Пробормотав про себя проклятья, я посмотрел на воду и последовал ее примеру. Делая глубокие вдохи, мечтал, чтобы мигрень утихла. Но она ответила мне: «Да пошел ты». А после нахлынула с такой силой, что мне пришлось проглотить свои желания.

— Великолепный вид, правда? — спросила Эмма.

— Ага.

— Я провела месяцы на съемках в Исландии, там очень красивые пейзажи, — бормотала Эмма на фоне моей адской боли. — Некоторые из них откровенно мрачные, как лунный пейзаж, например, но Тихий океан все еще вызывает во мне благоговение. Так и хочется рухнуть на колени и начать благодарить за такую красоту или что-то в этом роде.

Мне тоже хотелось рухнуть на колени. Но не перед каким-то морским богом. Может, я сделал бы это перед богами боли, если бы думал, что они хоть на секунду оставят меня в покое.

Я не замечал ее приближения, пока она не оказалась рядом со мной. Даже тогда она представляла собой лишь размытое цветное пятно, пахнущее теплом. Но я отчетливо ее слышал.

— Послушайте, Люсьен, я хотела вас попросить… — Она остановилась, издав полусмешок, словно изо всех сил пыталась подобрать нужные слова. — Это как-то неловко…

Да я нынче просто эксперт по неловкости, милая.

Мое зрение прояснилось достаточно, чтобы увидеть, как она слабо улыбается и заламывает руки, — Боже, пожалуйста, не дай ей узнать меня сейчас.

— Просто меня немного укачивает… Так всегда случается, когда после долгих перелетов так скоро приходится оказаться в машине.

Она, должно быть, шутит, подумал я. Наверное, поняла, что я не в себе, и это стало ее решением. Я напряг глаза и окинул ее критическим взглядом. Лицо немного позеленело, она будто пыталась сглотнуть, но не могла.

— Вам плохо? — задал я очевидный вопрос.

Она еще больше побледнела, на гладкой коже выступил пот.

— Это так глупо…

— Вовсе нет. Такое случается.

Черты ее прекрасного лица напряглись.

— Я думала, если остановимся, то это поможет, но… — Она заставила себя посмотреть на меня. — Вы не будете возражать, если я ненадолго сяду за руль?

Ее тонкие пальцы сцепились вместе. Боже, да мы просто парочка неудачников. Я вести машину не в состоянии, а ей это нужно, и она предлагает…

— Ладно, — умудрился выдавить я. — Конечно, если вам это необходимо.

Выражение радости на ее лице заставило нечто в моей груди странно сжаться.

— Спасибо вам огромное.

— Ключ в зажигании, — сказал я, слабо кивнув, а после направился к пассажирской дверце, чтобы сесть.

— Супер. Одну секундочку. — Она подошла к другому пикапу, припаркованному на краю смотровой площадки. В потрепанном садовом кресле рядом с ним сидел пожилой мужчина и продавал бутилированную воду из кулера.

Эмма купила несколько бутылок, взяла в руки и направилась обратно ко мне. Я, кажется, вообразил себе ее бодрую походку, поскольку, когда она встретила мой взгляд, ее тут же будто накрыла волна болезненности. Но она выдержала это, глубоко и судорожно вдохнув, а затем протянула мне ледяные бутылки.

— Вода мне тоже помогает. Возьмите, если хотите.

Вода точно помогла бы. Еще как. Я посмотрел на холодные бутылки у себя на коленях, а затем на Эмму, обходившую пикап. Неужели она сделала это для меня? Я не был уверен. Это раздражало. Нервировало.

Озадаченный, я открыл бутылку для нее и одну для себя, а остальные сунул в большой отсек между сиденьями. Эмма скользнула на водительское сиденье и тут же принялась настраивать все по своему вкусу.

Странно, что и это я нашел сексуальным? Наверное. Но я был слишком измучен, чтобы переживать об этом. Наклонившись ровно настолько, чтобы немного ослабить давление на поясницу, я схватил бутылку и сделал большой глоток. А потом чуть не заплакал от облегчения, когда холодная вода хлынула мне в горло.

— Вы знаете, куда ехать? — спросил я ее, хотя было довольно очевидно, что она знала, в каком направлении мы едем, и я запросто мог указать ей, где повернуть, при необходимости.

Она ответила вопросом:

— Мы ведь направляемся в Монтесито?

— Верно.

Эмма спокойно выехала на дорогу. Как только мы тронулись, она приоткрыла окна, чтобы впустить ветерок, а потом включила кондиционер. Бросив быстрый взгляд в мою сторону, она объяснила:

— Тоже помогает от тошноты, знаете?

Да, я знал.

Я хмыкнул и, спрятав глаза за солнцезащитными очками, закрыл их. Выпив свою порцию воды, позволил свежему воздуху облегчить мое состояние. Эмма тихонько напевала мелодию, и мне потребовалась минута, чтобы понять, что это «Мария» из «Звуков музыки»^[18].

По какой-то причине мне захотелось рассмеяться. Не над ней или песней, а потому, что это было так на нее похоже. Вместо этого, пока она спокойно вела машину, я выпил еще воды.

— Вы хороший водитель, — сказал я вдруг.

На ее губах заиграла легкая улыбка.

— А вы сомневались?

— Я так не говорил. Предположил, что вы более-менее опытны, раз предложили повести машину.

— Могла и обмануть, — игриво возразила она. — Может, я просто жутко самоуверенная, но опасно некомпетентная.

— Встречали много таких людей?

В уголках ее глаз появились маленькие морщинки.

— Парочку.

— Хм-м.

Эмма обогнала соседнюю машину.

— Правда в том, что я люблю водить. Особенно на живописных дорогах. В Исландии мы брали напрокат спортивные машины и ездили кататься по сельской местности на выходных. — На ее лице застыло меланхоличное выражение, словно она погрузилась в свои мысли.

— Принцесса Аня была звездой этого сериала.

Ее лицо мгновенно приняло удивленное выражение.

Вот дерьмо.

Затем она повернулась в мою сторону и широко улыбнулась.

— Вы смотрели «Темный замок»?

Двойное дерьмо.

— Хороший сериал. Я смотрел его… — в дороге между играми, — иногда.

Самодовольство шло Эмме Марон. Хотя я уже начинал думать, что Эмме идет все.

— Так, значит, вам нравилась Аня, а?

Аня. Не Эмма. Героиня сериала. Героиня, которую я видел голой и… Черт подери. Гребаный ад.

Я подтянул ногу немного выше, чтобы скрыть увеличивающийся член. И все же не смог перестать представлять ее голые сиськи. Блин. Я самый худший кобель на свете.

— Она мне больше нравилась с головой, — пробормотал я, заслужив мелодичный смех Эммы.

— Да, мне тоже. — Эмма сказала это с улыбкой, но вскоре она исчезла, и я понял, что задел ее за живое. — Амалия рассказала, да?

— Я поклялся хранить тайну. Не то чтобы мне есть кому разболтать…

Казалось, это ее успокоило. Но тут тонкие плечи Эммы поникли.

— Скоро это станет известно всем. В весьма захватывающем финале сезона.

Через шесть месяцев.

— Ты знала? Что тебе…

— Отрубят голову топором? — спросила она, шевельнув бровями.

Мне стало не до смеха.

— Да, это.

Шоу печально славилось тем, что скрывало повороты сюжета не только от фанатов, но и от актеров.

— Нет, — ответила она уже серьезно. — Нет, пока не ознакомилась со сценарием во время читки.

Я узнал этот тон — горькая боль, смешанная с замешательством. Будто она задавалась вопросом: «Неужели гребаный кошмар, что случился со мной, — это правда?» Мне это было слишком хорошо знакомо.

Они убили ее без предупреждения. На глазах у коллег.

— Это какое-то дерьмо, Эм.

Она помолчала, прежде чем ответить.

— Это точно, Люсьен.

Примечания

13

Экспансивность — резкое, бурное проявление чувств.

14

Английский крем, или крем англез, — густой десертный соус, разновидность заварного крема.

15

Бульва́р Са́нсет — улица в городе Лос-Анджелес, штат Калифорния, США.

16

Лос-Фелис — спокойный район, расположенный на холме, который привлекает начинающих и уже известных представителей творческих профессий.

17

Фиона Эппл — американская певица, автор песен и пианистка, трехкратная обладательница премии «Грэмми».

18

«Звуки музыки» — мелодраматический военный мюзикл. В основу мюзикла легла книга Марии фон Трапп «Семья певцов фон Трапп».