Шукран & Катажина

Крисия Ковальски

Шукран считает, что людей в нём привлекает только богатство и власть его семьи. Он привык подчиняться воле отца и боится не оправдать его надежд. Его жизнь чётко спланирована и контролируема. И только однажды он открывает своё сердце. Или он совершил ошибку, позволив себе довериться другому человеку? Ведь быть цинично обманутым, в первый раз следуя чувству и по-настоящему полюбив, нестерпимо больно…

© Крисия Ковальски, 2021

ISBN 978-5-0050-3946-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В сердце выжжено клеймо вьющихся твоих волос:

В их фиалковом лугу схоронить себя хочу.

Всё прощу тебе за то, что из памяти моей

Не уходишь ты, когда в скорби дни свои влачу.

Хоть черны мои глаза — слёзы светлые текут.

Дни и ночи плачу я — за любовь свою плачу.

Хафиз Ширази

Глава 1. Девушка по имени Катажина

«Черт знает что!» — возмутился про себя Закир Кадирович Бекетов, наблюдая из окна своего чёрного фольксвагена за парнем, идущим вдоль тротуара. На парне была надета вызывающего вульгарного цвета — ярко жёлтая футболка с совсем уж идиотской надписью: «Лучше живот от пива, чем горб от работы». Именно надпись на футболке и привлекла внимание Закира Кадировича. Он попросил водителя замедлить ход, и, узнав в парне своего младшего сына Шукрана, и вовсе заставил шофёра остановиться. Это немыслимо! Его сын оделся как шут гороховый! И куда он в таком виде пошёл, интересно? Бекетов вышел из машины, осторожно перешагнул лужу, стараясь не испачкать дорогих ботинок из натуральной кожи. Затем он направился за сыном, но на расстоянии, опасаясь быть замеченным. На Шукране, помимо футболки, были надеты черные джинсы и на ногах вместо привычных ботинок — резиновые китайские шлепанцы! Невероятно! Да и не удивительно, что он не признал сына сразу. Обычно его Шукран, его мальчик, всегда почтительный, исполнительный и послушный, носил белые хорошо отглаженные рубашки отличного качества, пиджаки и брюки. Какое же затмение на него сейчас нашло? Закир следовал за сыном и всё больше удивлялся его поведению. Во-первых — район его прогулки. Парень шёл по оживленной улице через автовокзал к рынку. Что само по себе уже странно. Интересы его мальчика никогда не пересекались с базарной площадью. И второе — его поведение. По пути парень доставал из кармана джинсов сторублевые купюры и бросал их в коробочки, мисочки, баночки попрошайкам, а то и в руки клал. Вот старый грязный калека без ног, вот вечно пьяная баба в цветастой юбке, которая зазывным голосом кричит: « Люди добрые, подайте на хлебушек!», а вот и, судя по всему, местный алкоголик стоит на паперти возле храма и трясёт грязной шапкой, а в лихорадочно горящих глазах жадный блеск. Всем давал деньги Шукран, и чистенько одетой бабушке в шерстяной кофте и ситцевом платочке и старому баянисту, кричащему хриплым прокуренным голосом песни военных лет и даже наглой цыганке, предлагающей погадать. Вслед ему неслись слова благодарности: «Счастья тебе, сынок!», «Благослови тебя бог!», «Дай боже невесту тебе красивую!»

Миновав грязную площадь автовокзала, пройдя вдоль кованого и выкрашенного белой краской забора храма, парень оказался на перекрестке, ведущем к рынку, и здесь он остановился, стал оглядываться по сторонам, нетерпеливо кого-то ожидая.

Закир замедлил шаг возле газетного киоска, делая вид, что интересуется глянцевыми изданиями. А сам незаметно следил за сыном. Вот к нему подошла девица в цветастом коротком сарафане. Молодые люди о чем-то оживленно стали беседовать, затем направились к уличной торговке, Шукран купил два хот дога и бутылку колы. Так же беседуя, парень с девушкой присели на скамейку возле входа в ресторан китайской кухни.

«Ну конечно. Шерше ля фам!» — ядовито заметил про себя Закир. Так он и думал. Вот куда его младший сын так спешил — на свидание с девчонкой. Но не это, конечно, было странным. У Шукрана всегда были девушки, причем самые красивые. Странно другое. Никогда прежде его сын не шлялся по базарным площадям, а на еду из рук уличной торговки смотрел с отвращением. Да и пешком по улицам передвигался крайне редко. Зачем, когда есть машина? А попрошаек в упор не видел, за людей не принимал.

«Странно это всё. Надо узнать всё об этой девке», — решил Закир, резко развернулся и пошёл обратно к тому месту, где оставил фольксваген с шофером.

— Эта улица раньше называлась Большим трактом, вот! — произнесла поучительно девушка, размешивая соломинкой коктейль, — А потом коммунисты назвали её улицей Ленина. А ещё у неё было второе название — Большая Буссевская, в честь генерал-губернатора Буссе, уж не помню, как его звали…

Девушка прислонила ладошку ко лбу, а затем начала ею растирать висок, пытаясь припомнить исторические сведения.

— Да не важно! — ответил Шукран, — Ты мне лучше свое имя напомни. Я вчера пытался вспомнить вечером после того, как мы расстались… И не смог.

— Катажина, — улыбнулась девушка, тряхнув светло русыми кудрями, — То ещё имечко!

— Тебя, что, все так и зовут? — удивился парень.

— Ну, тебя же зовут Шукраном! — обидчиво возразила девушка, — Что в этом странного?!

— Ничего, — пожал плечами парень, — Обычное мусульманское имя. Красивое даже.

— Так вот и у меня красивое, — засмеялась вмиг девушка, забыв про обиду, — Только польское. Вот поэтому и неудобное. Но все меня Катей зовут. Так проще.

— Ты, что, полячка? — удивился Шукран.

— О, это другая история! — отмахнулась девушка, — Моя прапрабабушка была полячкой и сюда приехала из Львова. Можешь ты себе такое представить?

— Я? Нет, — засмеялся Шукран, — Зачем же ей надо было приехать в такую даль?

— Не знаю. Никто не знает. Но, наверное, у неё были свои причины. Любовь, например, — девушка с романтическим выражением закатила глаза, но через секунду опять хитро взглянула на парня и спросила, — А знаешь ли ты, как звали мою прапрабабушку?

— Катя, реально, откуда я могу это знать? — с наигранным возмущением спросил Шукран, — Я и свою — то прапрабабушку не знаю…

— Её звали Анастасия Лесовская! — торжественно объявила Катя.

Шукран чуть не захлебнулся коктейлем, который пил, и с недоумением взглянул в голубые глаза собеседницы.

— И что? — непонимающе спросил он, — Это мне о чем-то должно говорить?

— Шукран… — осуждающе покачала головой девушка и дразняще прикусила нижнюю губу, чуть припухлую, нежно розовую. От этого её движения у парня дыхание сперло, а Катя, как ни в чём не бывало, продолжала, — Ну какой же ты безграмотный человек! Как так можно совсем ничего не знать! В общем, я тебя просвящать не буду, если захочешь, погуглишь в инете. Скажу только вот что… Моя прапрабабушка совсем не родственница той Настасьи Лесовской, которая вошла в историю. Так, просто однофамилица.

— Постой-ка… — парень задумался, что-то вспоминая, и радостно воскликнул, — Она была женой, то ли любовницей Наполеона!

— А чему ты так радуешься? — вздохнула Катя, — Пани Валевская была женой Наполеона, а не Лесовская. Плохонько у тебя с историей, Шукран. Можно сказать, вообще никак!

— Хочешь сказать, у тебя фамилия твоей бабки? — потерял терпение Шукран, — Такая же исторически знаменитая?

— Нет, моя фамилия Куденцова. Катя Куденцова. Прошу любить и жаловать, — официально представилась девушка и мгновенно сменила тему, — А знаешь, как раньше называлось это кафе? «Кофейня на паях». Когда я случайно зашла сюда в первый раз, мне сразу понравилось. Здесь очень вкусный кофе и тирамису.

— Так что ж ты сразу-то не сказала, Катя? — с упреком спросил парень, — Давай закажем тирамису и кофе. Сразу бы так! А то весь мозг вынесла со своими историческими фамилиями.

Во время прогулки по городу с Катей Шукран узнал столько сведений об улицах и достопримечательностях, что от избытка информации у него начала кружиться голова. Катя не унималась ни на минуту:

— Вот этот дом, который театр, — показала она изящным пальчиком в сторону красивого старинного особняка, — Был раньше домом генерал-губернатора Буссе. А улицы, названные в честь коммунистов, носили другие названия — Графская, Аллеутская, Большой Американский переулок, там было много богатых особняков, в которых жили малокяне.

— Кать, кто такие малокяне? — удивился Шукран, — В первый раз слышу.

— Сама не знаю. Богатые люди. Золотопромышленники. Смотри, видишь краеведческий музей? Раньше там был торговый дом немцев Кунста и Альберса, сибирских королей. Там можно было купить всё от булавки до каретного экипажа. Стиль — немецкий классицизм. И немного модерн.

— Катажина, откуда ты это всё знаешь-то? — удивился парень, проходя под тенистыми ветвями тополей следом за девушкой.

— Да так… Как-то сидела в очереди к стоматологу, а на столе книжка такая глянцевая лежала про историю города. Вот я её и читала, пока моя очередь не подошла. А потом, когда гуляла по городу, уже фотографии из этой книжки вспоминала и пыталась отыскать эти дома.

— А я уже решил, что ты где-нибудь на историческом факультете учишься.

— Неа… Три года здесь жила, пока в колледже училась, и вот сейчас в командировку приехала.

Шукран задумался. Как так могло получиться, что эта деревенская девчонка, три года прожившая в его городе, знает историю города лучше, чем он сам, родившийся и живший здесь? А Катя между тем продолжала болтать без умолку. К концу дня у бедного Шукрана всё перемешалось в его сознании. Melting pot, как любят говорить американцы. В его мыслях поселилась полячка пани Лесовская, богатые малокяне, сибирские короли и генерал губернатор Буссе, собственной персоной.

После того, как он проводил Катю до дома, вернее до дома её подруги, у которой она остановилась проездом, Шукран пешком отправился в сторону рынка.

Рыночная площадь уже была пуста. Только мусор, разорванные коробки, пакеты, погнутые пластиковые бутылки, валявшиеся под пустыми прилавками, напоминали о шумной дневной жизни. Шукран прошел мимо рынка и остановился перед огромным торговым центром. Когда-то здесь была тихая улочка его детства. А вместо стеклянного многоэтажного торгового центра стояли двухэтажные деревянные бараки, в одном из которых жила семья Шукрана. Жили бедно, как и все их соседи. Он вспомнил, как его старший брат Рамиз и его дружки начали заниматься рекетом на рынке. Тогда в лихие девяностые его семья и стала выбираться из нищеты. Детство в бараке Шукран помнил смутно, а его отец и брат помнили, конечно, но не любили вспоминать. И если Рамиз вырос на улице, то Шукрану отец старался дать престижное образование — сначала лучшая гимназия города, затем экономический факультет университета. При воспоминании об универе парень поморщился. То, чему учили его там, было совершенно чуждо и не к душе. Чего хотел он сам, Шукран затруднялся ответить. Он, сколько себя помнил, всегда боялся не оправдать надежд отца, всегда старался соответствовать требованиям.

Шукран смотрел на новую парковку для машин, где стояли дорогие джипы, и уже не верилось, что когда-то на этом месте были полуразвалившиеся сараи, в которых жильцы барака хранили дрова. Ничего не осталось от улицы детства, трущоба превратилась в оживленный фешенебельный район. И чего это вдруг его сюда потянуло спустя столько лет? Вот здесь прямо на тротуаре сидел безногий калека и просил милостыню. Цыгане именно здесь любили завлекать и обирать приехавших на автобусе деревенских жителей. Шукран медленно побрел обратно, засунув руки в карманы джинсов. Место, где провел он свое детство, не вызвало в его душе радостных чувств.

Уже на следующее утро начальник службы безопасности Олег Владимирович Сивцев отчитывался перед своим шефом:

— Девушку зовут Катажина Дмитриевна Куденцова, двадцать лет. Живёт в поселке Петровка, работает в отделе кадров золотодобывающего горного центра « Золотая река». Здесь в двухнедельной командировке, проходит какую-то учебу по ведению документации. Живет у подруги, вот адрес.

— Хорошо, Олег, хорошо, — перебил его Закир Кадирович, — Как давно она стала встречаться с моим сыном?

— Дело в том, Закир Кадирович… — смутился начальник охраны, — Что ваш сын сначала долгое время был в отношениях с её подругой Светланой Беловой. Эта Белова учится на одном факультете с Шукраном Закировичем.

— Вот как… — Бекетов задумался, помолчал, — Белову я знаю. Наслышан. Хорошая девочка из хорошей семьи. Даже больше скажу. Я до вчерашнего дня был уверен, что мой сын встречается со Светой. А теперь я ничего не понимаю. Шукран даже обещал познакомить нас официально, она приглашена на благотворительный прием.

— Это пока всё, Закир Кадирович. Могу выяснить подробно о семье Куденцовой.

— Выясни. А за одно понаблюдай за ними. Уж больно мой сын изменился. Я перестал его узнавать.