Самовоспоминание: путь к безусловной любви. Руководство пользователя

Красный Ястреб, 2015

Главной целью таких техник, как самонаблюдение и самовоспоминание, с которыми вас познакомит Красный Ястреб – философ, поэт и последователь учения Четвертый путь, – является встреча со своим подлинным «Я». Однако эта встреча угрожает эго, раздувающему чувство нашей важности и зовущему к «успешному успеху» – вместо понимания себя и своих истинных потребностей. Эго делает все, чтобы защитить себя, – сбегает, игнорирует и отрицает действительность. Лишь бы мы не присутствовали во всей полноте настоящего момента и не могли осознать безнадежность наших попыток заставить себя измениться. Парадоксальным образом – перестав убегать от себя и научившись безоценочно принимать внутреннюю и внешнюю реальность, какой бы удручающей или даже отталкивающей она ни была, – мы открываем для себя путь к изменениям. Начинаем видеть, где и когда ум лжет нам, завлекая на новый круг старых сценариев, и становимся способны избежать его ловушек. Прочитав книгу и начав практиковать, вы будете поражены, как изобретательно может быть эго в попытках помешать вам оказаться там, где вы, казалось бы, уже находитесь, – в настоящем мгновении. Но оно того стоит.

Глава 2

Духовная хирургия: освобождение от чувства собственной важности

Что нас ослабляет, так это чувство обиды на поступки и проступки других людей. Наше чувство собственной важности требует, чтобы мы почти постоянно на кого-нибудь обижались. Лишившись чувства собственной важности, мы становимся неуязвимыми.

Карлос Кастанеда. «Огонь изнутри», 12

Таким образом, самовоспоминание, и только самовоспоминание, позволяет человеку сбросить внешнюю оболочку личности и свободно чувствовать и действовать, исходя из своей сущности, то есть быть самим собой. Так он может избавиться от притворства и подражания, которые порабощали его с детства, и вернуться к тому, кто он есть на самом деле, вернуться к своей глубинной природе.

Родни Коллин. «Теория небесного влияния», 230

Одни из тех, кто приходит в школу, охвачены горем, другие — тоской, третьи — печалью, четвертые — надеждой. Все это просто бремя, вынесенное из грез. Внутренние установки сгорают благодаря трению и самовоспоминанию.

Ю. Дж. Голд. «Радость самопожертвования», 89

Когда мой духовный учитель мистер Ли дал мне задание написать книгу «Самонаблюдение», я уверовал в то, что как только я сдам готовую рукопись — делу конец. Но не тут-то было: сразу началась новая рабочая октава^[20], которую я никак не мог ни вообразить, ни предвидеть. Для меня это был (добавим патетики) смертный приговор. Что теперь я вижу очень ясно, так это то, что мое имя на обложке этой книги требовало такого уровня личной ответственности, честности перед собой и работы над собой, который в то время был далеко за пределами моих возможностей, из-за чего я угодил прямо в огонь Мастера.

Меня попросили рассказать о практике самонаблюдения на публичных собраниях. Я согласился, и необычайные события, последовавшие за моими выступлениями, лично для меня были поразительными. Как только я начал писать книгу, мистер Ли не раз шокировал меня, нанеся мне целую череду ударов, безжалостно сыплющихся на меня градом, которые помогли выявить мое чувство собственной важности и его влияние на меня и на тех, кто со мной общается. Я был готов увидеть и почувствовать то, что обнажили эти потрясения. Страдание, а точнее, ужас стал моей самой плодотворной садханой (духовной практикой, путем к пробуждению). Мистер Ли хирургическим путем удалил мою систему буферов^[21], чтобы я не мог (и не хотел) прятаться от того, что мне показывают.

Мой гуру^[22] защищает меня и тех, с кем он сводит меня, от совокупности привычек, которые разрушили бы мою работу, учитывая предъявляемые ко мне требования, если бы во мне не был задействован саморегулирующийся механизм в виде самовоспоминания и самонаблюдения. Мой гуру был столь милостив ко мне, что обнажил, словно хирург, во мне все, что причинило бы наибольший вред мне лично и тем, кто обратился ко мне за советом и поддержкой в вопросах собственной практики самонаблюдения. Сейчас мне открылась моя внутренняя хрупкость, моя душевная глухота к другим людям, то есть недостаток эмпатии и даже бездушие, а еще заблуждение о своей компетентности — за всем этим стоит страх того, что я никуда не гожусь, моя низкая самооценка. А за этим страхом, как показало мне самонаблюдение, скрывается мой главный страх: быть отвергнутым. Меня усыновили в младенчестве. Мой страх прикрыт прозрачной вуалью, яркой декорацией уверенности. Моя жизнь пронизана ужасом.

Страх и томление

Благодаря хирургической операции мистера Ли, блестяще проведенной им на моем чувстве собственной важности, во мне появились две вещи: 1) боязнь моего чувства собственной важности; 2) страстное желание.

Много лет назад я прочитал нижеследующую цитату мадам Успенской, которая смутила меня в момент чтения и создала у меня иллюзию понимания ее слов:

Вся работа основана на бдительности. Работающий человек осознает, что он является машиной, и боится своей машины. Поэтому он наблюдает. Пока у двери стоит страж, входящие и выходящие подвергаются тщательному осмотру… Здоровая клетка выполняет эту работу сама.

«Беседы» мадам Успенской, 1

В этой только что процитированной мной давно изданной брошюре описан глубокий шок от осознания того, что чем чаще я вижу свою механичность, свои привычные реакции на впечатления, тем больше начинаю бояться бессознательного действия машины, совокупности привычек. Я осознал этот страх. Мое чувство собственной важности ежедневно проявляется с неожиданных сторон, и оно не ослабевает, несмотря на неоднократные разоблачения. Поэтому я должен наблюдать. Этот страх перед его воздействием на других и на меня, боль, которую оно причиняет им и мне, побуждает меня проявлять больше бдительности, чем когда-либо в моей жизни. Почему? Потому что боль от его воздействий невыносима — намеренное страдание.

Я боюсь того, на что я способен, когда бессознателен. Я живу в том, что Гурджиев назвал ужасом ситуации. Я вижу, что, когда я отождествляюсь с определенными «Я» во мне, я способен на что угодно, на любой вред, и я беспомощен, так как не управляю своей жизнью. Поэтому мне срочно нужно работать. И мне необходимо возложить все свои надежды на гуру и Бога.

У суфиев есть замечательное правило: «Не отвлекайся ни на один вдох». То, что когда-то казалось невозможным идеалом, теперь стало для меня невозможной необходимостью. Я не могу сделать это сам. Об этом стоит думать только при сдаче (капитуляции) перед моим Мастером. Он ежедневно шокирует меня во время моего самонаблюдения, которое служит постоянным источником угрызений совести, моей эгоцентрической бесчувственности по отношению как к другим, так и к самому себе. Это угрызение совести, проникающее так глубоко, пронзающее самое сокровенное сердце Существа, стало ценнейшим внутренним напоминанием, которое помогает мне бодрствовать лучше. Я просто боюсь спать. Я не могу себе это позволить. И все же я сплю. Мадам Успенская продолжает:

Человек, знающий свою выгоду, не станет красть у самого себя, а сбережет свою энергию, зная о том, что без энергии ничего не получится… Очень важно быть собранным, но при этом необходимо быть собранным в нужном месте… А чтобы правильно собраться, нужно быть расслабленным. Не нужно ни за что цепляться.

«Беседы», 1

Мистер Ли, по доброте душевной, позволил мне увидеть мое чувство собственной важности так ясно, что я даже испугался. Этот страх — просто знак его милосердия. Я вижу, как чувство собственной важности обкрадывает меня и мои отношения. На самом деле это способ избегать отношений. В отсутствие этой энергии внутри меня я не могу вспомнить себя и, значит, наблюдать за собой. Я — бессознательный механизм; тварь, движимая повадками. Я живу как зверь, а не как человек, что находит отражение во всех моих отношениях.

А вторым следствием тонкой хирургической операции моего Мастера стало страстное желание, которое в сочетании со страхом перед сонным забытьем может привести к преображению. Страстное желание просто побуждает помнить себя, всегда и во всем. Более того, я очень хочу перестать избегать как внутренней, так и внешней коммуникации. Я жажду положить конец моему воображаемому обособлению от нашего Творца, а это, говоря простым языком, означает, что я жажду всегда и везде присутствовать в «сейчас» моего тела.

Именно этот смысл заключен в вышеупомянутом суфийском учении: «Не отвлекайся ни на один вдох». Для меня это уже не просто теория, а неотложная необходимость, срочное дело, если я хочу провести в жизнь учение моего Мастера так, как он просит меня. Это невозможно, во всяком случае на моем нынешнем уровне осознанности, и все же дыхание является одним из главных союзников в достижении этой цели. Поэтому суфии считают дыхание ключом к ней. Таким образом, когда мадам Успенская особо отметила, что необходимо быть «собранным в нужном месте», возможно, дыхание — это один из способов понять этот наказ. В моем понимании самовоспоминание включает в себя ощущение дыхания. Сосредоточение внимания на дыхании помогает мне «быть собранным в нужном месте». Но я должен смириться с медленным накоплением впечатлений и сопутствующим потрясением, когда вижу себя таким, какой я есть, чтобы не забывать, кто я есть, и оставаться «собранным в нужном месте». В своем нынешнем виде я не накопил достаточно силы внимания, чтобы оставаться на месте очень долго, прежде чем меня отвлечет внутренняя реакция на впечатления. Но интервал между присутствием и отсутствием становится все короче из-за этого сознательного накопления впечатлений. Я возвращаюсь чаще и остаюсь дольше.

Где объективность расположена в нашем теле

Я могу применить это учение мадам Успенской и иначе: поэкспериментировать и проверить на себе сознательное размещение внимания в теле, то есть найти в себе место, из которого я мог бы наблюдать за собой более объективно, без оценок, а значит, без отождествления с наблюдаемым.

Есть несколько возможностей для такого размещения. Расположение объективности в теле может варьироваться в зависимости от того, к какой духовной школе вы относите себя. Что касается меня, то я, следуя различным указаниям Гурджиева, которые он рассыпал в своих трудах, из-за чего их нужно хорошо поискать, остановился на брюшной области солнечного сплетения в качестве отправной точки. Я экспериментировал с различными зонами тела. И вы должны найти собственное место методом проб и ошибок. Но одно несомненно: чтобы наблюдать за умом объективно, это следует делать из позиции, находящейся вне ума. Я не могу наблюдать «первое кольцо силы» (ум) изнутри этого кольца. Чтобы отслеживать это первое кольцо, внимание следует сознательно направлять на то, что Карлос Кастанеда назвал «вторым кольцом силы» (оно находится в более низкой области тела, ниже шеи). Для этого необходимо «сдвинуть точку сборки» (точку в теле, в которой формируется наше ви́дение реальности, а у большинства людей это происходит в уме. Опять же, это термин Кастанеды. Некоторые помещают эту точку вне физического тела — в «энергетическое тело», окружающее физическое. Для целей нашего исследования я переношу эту точку в физическое тело). Это потребует сознательного переключения внимания на новое место в теле, иначе я буду просто ходить по кругу с нулевым результатом, без возможности преобразиться.

Почему мы молимся

Страх порождает во мне молитву: «Господи, помилуй». Страстное желание порождает во мне молитву: «Я хочу работать». Нелепо притворяться во сне, что я хочу работать, в то время как мне все время снится, что я могу это делать.

Жанна де Зальцман. «Реальность бытия», 78

Как говорит мой соратник Ли Ван Лаер, на данной стадии работа включает в себя только три практики: «Молитва, молитва и еще раз молитва».

Страдание, которое я сейчас испытываю под добрым и великодушным руководством моего Мастера, благодатно, поскольку оно не обычного, механического типа, а более высокого и долгожданного. Это сознательное страдание^[23]. Мастер помещает меня на мое место, и по его милости я прохожу то, что называю процессом смирения. Но это страдание — неимоверное, мучительное, тяжелое — смягчается и облегчается благодаря юмору. Оно требует от меня самоотдачи в процессе внутренней работы. Из-за него я часто начинаю рвать и метать. Временами оно причиняет физическую боль и выматывает морально. Эта «темная ночь души» длится уже много месяцев. Но я дал себе установку не относиться к себе слишком серьезно, найти в своей ситуации что-то забавное и просто посмеяться над собой. Временами ужас ситуации накрывает меня с головой. Бывали минуты, когда я думал, что умру. Я не мог сделать полный вдох без больших усилий. Мое сердце бешено колотилось. Ночью я просыпался в холодном поту. Я почти ничего не ел. Мне хотелось принять позу зародыша и навсегда застыть в ней. Итак, в этой работе на этой стадии очищения центров^[24] в конце концов естественным образом возникает вопрос: «Готов ли я умереть, выполняя эту работу?»

Я решил, что лучше покончить с этим в нынешней жизни, чем переносить в следующую. Нужно преодолеть себя, аффектацию своего «Я» и чувство собственной важности.

Я долго молился о смирении и не ожидал, что все произойдет именно так, с такой глубокой интенсивностью, страданием, страхом и томлением. Но мой Мастер знает, а я нет. Я ясно вижу в этом хирургическом процессе свое ничтожество, беспомощность, а также то, что подразумевал Гурджиев, когда говорил: «Я не могу „делать“». Мой собрат Майтрейя (это саньясинское имя последователя индийского духовного учителя и мистика Ошо), который на правах духовного учителя преподает адвайту — учение о недвойственности, так рассуждает о страданиях, которые я сейчас испытываю:

Ощущение себя индивидуальным деятелем запрограммировано в структуре каждого эго. Эго-деятель необходим для создания иллюзии разделения, которая проявляется у людей в виде страдания. Разделение и страдание находятся на одном полюсе, экстаз просветления — на другом… Понимание этой концепции нисходящей на нас благодати освободит тебя от любой потребности чего-либо добиваться… Беспомощность и уязвимость свойственны просветленным точно так же, как и всем людям, но они приспособились к реальности сдачи… Поэтому будды наслаждаются жизнью, свободной от страданий.

Майтрейя, в письме по электронной почте

Еще одно великое и ценное учений суфиев гласит: «Из этого выйдет только хорошее». И не важно, что такое «это». Вот поистине возвышенное учение, призывающее сдаться воле Бога, милости гуру, — учение о вере в великодушие и совершенство мира Мастера.

Итак, когда я лежу на «операционном столе» моего Мастера (без анестезии, но с верой в его дхарму), мне остается «просто это» (мистер Ли): «Принимать то, что есть, как оно есть, здесь и сейчас» (Арно Дежарден). Сознательно расслабившись, я пребываю с «сейчас» моего тела, которое подвергается «хирургической операции» по удалению эго.

И наконец, вот моя молитва: «Господи, помилуй; я хочу работать». Мой Мастер сокрушил меня. Он так глубоко и основательно разбил мое сердце, что только Бог может исцелить меня. Такое разбитое сердце можно считать исключительно даром милосердия и благодати, который я обретаю, потому что сознательно ставлю себя в положение, позволяющее получать помощь свыше. Я купаюсь в печали и тону в слезах (Ирина Твиди). Я помещаю себя в текущий момент, то есть в священное сердце милосердия. Господи, помилуй; я хочу работать.

Эта молитва делает возможным то, что когда-то было невозможно. Одно из высших учений тибетского мастера Чогьяма Трунгпы Ринпоче гласит: «Если доброта не работает, попробуй быть еще более добрым». Эта молитва («Господи, помилуй; я хочу работать») взывает о мужестве, терпении и сострадании при применении этой высочайшей практики в моих отношениях. Чувство собственной важности, даже в самых тонких его проявлениях, делает такую практику невозможной. И все же я не могу просто отбросить чувство собственной важности. Это не так просто. На самом деле это невозможно. Только благодать может удалить чувство собственной важности. Работа заключается в том, чтобы позволить этой «хирургической операции» состояться. Как? Сознательным распределением внимания таким образом, чтобы «быть собранным в нужном месте», и сознательным расслаблением тела, чтобы «хирург» получил к нему доступ и мог совершить чудо. Этим «хирургом» можно считать свою практику, а также ее закономерный результат.

Страдание преображения

Эта операция совершается небыстро, и перенести ее нелегко. Ее проводят с хирургической точностью и с учетом потребностей, уровня практики, степени зрелости Существа и способности пациента переносить вмешательство Небес в жизнь человека. Другими словами, она зависит от сдачи. А сдача связана с тем, насколько хорошо и как долго человек способен выдерживать наблюдение за чувством собственной важности и его влияние как на внешнюю, так и на внутреннюю коммуникацию.

Сколько страданий я готов вынести ради работы моего Мастера? Я постоянно задавался этим вопросом. Его можно было бы сформулировать иначе: «Сколько страданий я готов вынести ради восстановления своего изначального здравомыслия и целостности?»

Этот уровень самонаблюдения зависит как от чувства юмора, так и от способности помнить себя всегда и во всем, говоря языком Гурджиева. Без самовоспоминания невозможна настоящая работа. Старание сохранять присутствие в «сейчас» своего тела развивает присутствие и внимание, эти неотъемлемые аспекты Существа. Самовоспоминание вызывает присутствие, а самонаблюдение — внимание. По мере их развития становится возможным все дольше терпеть страдание преображения. Страдание в этом смысле не является негативным понятием — это один из аспектов конструктивного процесса преображения, без которого этот процесс не может продолжаться. Мы страдаем для того, чтобы нас преобразил наш Творец. Видеть и чувствовать себя таким, какой я есть, — это намеренное страдание, позволяющее расти и созревать как Существо.

Я себя не помню. Итак, мой Мастер подвергает меня страданиям, провоцируемым моим чувством собственной важности. Это помогает мне вспомнить себя. Вы видите красоту этого явления, охватившего меня? Вы видите, как приходят ответы на наши молитвы? Господи, помилуй; я хочу работать.

Мы уже сотни раз слышали это от СМИ, погруженных в сон: будьте осторожны в своих желаниях. У желания есть потенциал, когда его сознательно удерживают в сердце. Желание — это мать цели. Мое желание — работать; моя цель — помнить о себе всегда и во всем, то есть не отвлекаться ни на один вдох. Чтобы исполнить желания моего Мастера, я должен быть изменен «хирургическим» путем. В этом сосуде, как он сейчас устроен — с множеством энергетических утечек в форме отвлекающих факторов, среди которых есть чувство собственной важности, — я не могу удерживать энергию, которая требуется для выполнения работы Мастера в мире.

Эта идея о собственной важности принимает множество форм. Например, я все время рискую выказать себя в этой книге человеком, который знает то, чего не знает читатель, рискую выставить себя правым, а других неправыми. А еще есть опасность угодить в ловушку демонстрации своего превосходства и уверенности в своих воззрениях, приравнивания последних к истинам. Но есть и обратная сторона медали: предположение и прямое заявление о том, что я — неполноценный, невежественный, невротичный и полный недостатков, это такое же чувство собственной важности, только под личиной ненависти к себе.

Я хочу сознательно и добровольно лечь на «операционный стол». Я хочу вспомнить себя. Тогда моя работа будет иметь четкий вектор: сосредоточить внимание в нужном месте и сознательно удерживать тело в расслабленном состоянии (этого же требуют от роженицы), пока «хирург» занимается своим делом.

За то, что нам дается, мы должны платить — таков закон работы. А за лучший дар нужно заплатить самой дорогой монетой в нашем кошельке: чувством собственной важности.

Чтобы родилось что-то одно, должно умереть что-то другое. Вот что я называю процессом смирения. Вот что я называю религией «сейчас» нашего тела. Сейчас — единственная религия, все остальное надуманно. Обитель гуру — это сейчас. «Сейчас» тела — это сфера, в которой творит Всевышний, хирург. Это область преображения. Тело действует как объективный механизм обратной связи, помогающий сориентировать Существо в настоящем мгновении, в здесь и сейчас, в единственном месте и единственным способом, которым оно может развиваться.

Что может показать эта практика

Я не всегда был готов взяться за такую трудную и затратную практику, как самовоспоминание. Она требует от меня, чтобы я видел и чувствовал себя именно таким, какой я есть, проявлял безжалостную честность к себе при собирании впечатлений, чтобы их было не так легко забыть. Это тяжелая работа, поэтому ее и называют работой. Ради нее нужно безропотно пожертвовать самым ценным и тщательно оберегаемым — своей самостью, обособленным «Я», позволив ему страдать. Нас призывают заплатить страданием, смиренно приняв его ради мудрости и медленных трансформаций безусловной любви, нашего Творца. Нас призывают отказаться от всех поисков и расслабиться в «сейчас» тела любви. Нас просят перестать противодействовать воле «Бога-любви».

Я готов заниматься такой кардинально преобразующей практикой лишь потому, что годы самонаблюдения показали мне, что я: 1) порабощен бессознательными силами, механическими побуждениями и повторяющимися привычками; 2) беспомощен перед ними; 3) не в силах совершать в одиночку значимые долгосрочные изменения; 4) не могу удерживать внимание на чем-то одном очень долго, прежде чем оно потеряется в отождествлении; 5) почти всю свою жизнь провел в аду обособленного, эгоцентричного и невесть что возомнившего о себе эго; 6) увидел, как оно влияет на все мои отношения.

Самое короткое определение ада звучит как «нелюбовь». Отсутствие любви — вот ад.

Я глубоко заглянул в ад, созданный мною бессознательно и механически, путем отождествления себя с интеллектуально-эмоциональным комплексом. Теперь я хочу соединиться с другой, но не обособленной силой во мне — с волей Божьей в форме любви. Это желание необходимо подпитывать сознательным накоплением впечатлений (мадам де Зальцман).

Настраиваться на волю Бога нужно сознательно. Иначе и быть не может: я не могу настроиться на сознание бессознательно. Это диктует здравый смысл. Быть сознательным — значит быть объективным в отношении возникновения всех явлений, внутренних и внешних, не занимать никакой позиции в этом вопросе и не отождествлять себя с механикой мира тела.

Мой духовный учитель мистер Ли сказал: «Хочешь жить благолепно, не жалуйся». Это означает, что не следует отождествлять себя с возникающими явлениями. Суфии были правы: «Из этого выйдет только хорошее» — независимо от того, что понимается под «это».

Я вижу себя таким, какой я есть, то есть неспособным долго удерживать внимание на чем-то одном, потворствующим своим слабостям и отождествляющимся с различными «Я» во мне. Я могу предложить Богу только готовность работать и служить. Я предлагаю Богу эту самость в точности такой, какая она есть. Я кладу себя к стопам гуру/Бога как сознательное подношение, как пищу, которую нужно съесть с любовью. Бог или Любовь должны сделать все остальное. Я практикую, Она совершает работу.

Чтобы позволить Богу в форме любви изменить меня, «Я» должно стать только ощущением-вниманием. Я не могу работать из ума. Я должен стать своей работой. «Я» должно стать ощущением-вниманием (ощущением — из тела, вниманием — из Существа), крепким брачным союзом внутри меня — единением, а не разделением. Требуется жизнь, исполненная медитации, которая проходит в «сейчас» тела как Бога и в тишине Существа.

Мне недолго осталось жить в этом мире, поэтому я практикую так, как будто от этого зависит моя смерть. А это и вправду так.

Если кто-то не так разумен, как я, значит, это невротик, а если он еще хуже, чем мой шурин, значит, это психотик.

Карл Меннингер

Смерть сознательного человека (Мистер Ли)

I. Его красота разлита по миру:

море вздымается,

дрожит листва,

колышется ковер из трав.

Восторг! Восторг!

В нашей компании не принято плакать;

мы смеемся над жалкими попытками смерти

заявить свои права на то, что она не в состоянии пленить,

что с легкостью ускользает из ее рук.

Он никогда не повторяется.

Он летит на юг, к Своему Отцу,

с тихой нежной песней на устах.

Он обманывает смерть, и все же

его смирение бесконечно.

Если увидите новую звезду в ночном небе там,

где ее раньше не было,

это мой Мастер.

Восторг! Восторг!

II. Мы привязываем наших женщин

к стойке балдахина, иначе они бросались бы

обнаженными в пылающее небо, напрягая соски,

стремясь быть как можно ближе к Святому Духу.

Восторг! Восторг!

Его отсутствие заполняет пространство,

погружает каждую комнату в тишину,

мечется, как спящий, которому привиделся дурной сон.

Всех объял морок иллюзий

и сломило чувство неминуемой гибели,

с истерзанной плотью и переломанными костями.

Я одинокий старик, оглушенный тишиной,

которая воцарилась после того,

как ты покинул этот мир с пустыми руками.

И хотя ты ушел, ты остался.

Радость ветра воспевает твой чистый восторг.

Ты хочешь только одного:

чтобы мы были счастливы.

Для чего же еще мы живем?

Восторг! Восторг!

Красный Ястреб, «Мать-гуру», 40

Примечания

20

Рабочая октава — в терминологии Четвертого пути «октава» обозначает движение энергии в системе; также относится к октавам в западной музыкальной гамме и, наконец, к Закону семи, как он представлен в эннеаграмме. Всякий раз, когда мы беремся за новое направление или задачу, мы раскрываем новую октаву. Это относится и к внутреннему миру, где практическая работа над собой создает множество новых рабочих октав, основанных на самонаблюдении и сопутствующих ему шоках (толчках).

21

Буфера — ментальный/психологический/эмоциональный агрегат, с помощью которого внимание уводится от наших внутренних противоречий, неправд, привычек и механических реакций, чтобы они оставались скрытыми от осознания.

22

Гуру — это не личность, а позиция в работе, универсальная функция и состояние или уровень сознания. В принципе эту роль (состояние) играли многие люди на протяжении всей истории. Не все из них находятся на одном и том же уровне сознания. Это состояние постоянно возрастает и меняется. Так же как и в любом другом состоянии сознания, здесь нет верхнего предела. Это состояние характеризуется в его наиболее зрелых фазах полным отсутствием эго, или ложной личности. В этих фазах оно известно как сознание Бога, объективное сознание и безличное сознание. На этом этапе гуру — чистая безусловная любовь, и он прозрачен для нашего Творца. Гуру становится прозрачным каналом для проявления нашего Творца в мире людей. Поэтому в этой книге термины «гуру», «Бог» и «любовь» часто используются как синонимы.

23

Сознательное страдание — в терминологии Четвертого пути есть два вида человеческого страдания: механическое (или бессознательное) и сознательное (его Гурджиев называл намеренным).

24

Очищение центров (в некоторых традициях их называют чакрами) — в этой книге мы говорим об интеллектуальном, эмоциональном и двигательном центрах. Они «загрязняются» (программируются негативом) жизненным опытом. Процесс пробуждения включает в себя очищение, в случае необходимости, этих центров, или чакр. Очищение происходит само собой в ходе искренней практики присутствия.