Аджимушкай. Красные звезды в каменном небе. Роман. Том 3

Константин Стерликов

С мая по октябрь 1942 года не стихали бои в районе поселка Аджимушкай, под Керчью. Гарнизон полковника Ягунова П. М. сражался в тылу врага, в окружении, в плотном кольце блокады. Сражался не в воздушном пространстве, не на море, и даже не на земле, а глубоко в древних выработках камня ракушечника – Аджимушкайских каменоломнях. 170 суток в кромешной Тьме… Без запасов еды, воды и оружия. Книга содержит нецензурную брань.

Часть 8 « Беспощадное Пламя Июля…»

Глава 1

В центре города Керчи, на склоне горы Митридат в руинах античного храма, побитого пулями и осколками снарядов, но не потерявшего свой величественный вид, Перштерер навалившись на выступ колонны, зачарованно смотрит на полыхающий, переливающийся красками великолепный закат и раскинувшийся перед ним морской простор…

Вокруг тихо. Только неугомонный керченский ветер выводит свою порывистую песню и снизу доносятся обыденно-хозяйские звуки порта. Вполне мирная и идиллическая картина. Войны будто нет вовсе. Прохладный вечерний воздух баюкает чувства и настраивает на романтический лад. Оберштурмбанфюрер задумывается глубоко о своем уносясь в мечтах куда-то далеко, к живописным долинам австрийской Родины.

И тут внезапно за спиной раздается внушительно строгий голос:

— Это Вы, господин Перштерер?

Офицер «СС» в недоумении поворачивается. В темном проеме развалин стоит высокая властная фигура. За ней угадывается кто-то еще…

— Допустим. Кто здесь? — напрягается оберштурмбаннфюрер, всматриваясь в призрачный силуэт.

— А кого Вы хотели здесь увидеть? — с нотками усмешки звучит незнакомый уверенный голос среди древних боспорских колонн.

— Да собственно никого, кроме патрулей и местных привидений. Город древний, с богатой историей, чего здесь только не может быть!

— Тогда все обстоит несколько иначе. И здесь можно встретить кого угодно. Ведь так?

— Согласен. Тропы этих архаичных забытых мест непредсказуемы. Можно столкнуться, как с давним другом, так и с заклятым врагом.

— Совершенно верно. И кто же я? В вашем понимании?

— Свет и мрак играют здесь… Понять трудно. Все может быть.

— Да, природа любит здесь носить маски! Вот я Вас вижу прекрасно, а Вы меня нет! И что же дальше? Как распорядятся брошенные игральные кости судьбы? Что скажет древний оракул?

— Я далек от смутных культов прошлого. И я не экзальтированная пифия, а офицер «СС»! И привык опираться только на рациональные выводы… Вы военный, это видно по контуру, и Вы весьма высокий чин судя по интонациям голоса и манере держаться. Агрессивных намерений я не ощущаю, больше желание развлечься! Но пока не могу определить Вас из круга своих знакомых. Что-то ускользает… Если я Вас и знаю, то видел крайне редко. Не из моей «айнзатцкоманды» точно!

— Превосходно! Вы действительно профессионал, Перштерер! Я в Вас никогда не сомневался…

Статная подтянутая фигура выходит на свет…

— Генерал Гакциус! — слегка охает театрально оберштурмбаннфюрер, — Вот так сюрприз! Что Вас привело на эти тихие окраины, и в столь поэтические руины? Уединяетесь от городской суеты?

Генерал царственно шествует вдоль колонн, вплотную подходит к Першетереру, улыбается, протягивая руку для рукопожатия. За начальником тянется небольшая свита из адъютантов, помощников и охраны, держащихся чуть поодаль.

— Что привело? Вообще-то это мое любимое место… здесь, в Керчи! Я бываю здесь чаще, чем в рабочем кабинете. Здесь думается лучше. Многие важные вопросы я решил здесь. Может и вправду это место священное и здесь помогают древние духи? А вот Вас, мой друг я вижу здесь впервые!

— Значит, мы просто не пересекались. Я бывает, тоже заглядываю себя, но достаточно редко. Дел много, служба не позволяет…

— Вид шикарный! — восхищается генерал, — Стоишь на горе, на нависшем утесе, перед тобой огромное небо, внизу у ног, раскинулось море, сверкающее как живая симфония в свете заходящего солнца! Просто картина достойная кисти лучшего живописца, и ты и вправду как античный бог, возвышаешься над этой земной красотой и грезишь новыми свершениями! Просто прелесть. Убогие коммунисты абсолютно не понимают ничего этого… Как они вообще сохранили это чудо древней цивилизации и не накрутили на него бюстов Ленина и Сталина? Варвары…

— Да, наши далекие предки умели строить и производить впечатление на целые столетия! Создавать подлинное Великое во всех сферах — и в искусстве и в войне! Мы должны стать достойными их славы…

— Это ведь храм Аполлона? — уточняет Гакциус, — Только такому богу могли возвести столь изящную постройку! Божеству света и покровителю искусств, самому воплощенному Солнцу! Чем не руна «Зиг» на вашей форме? Сила Победы и таинства трансформации солнечной энергии, вдохновенный огонь подвигов! Все судьбоносно взаимосвязано, и это хороший знак, что мы сейчас стоим именно здесь… На вершине древней горы у освобожденного храма!

— Аполлон? Вроде того… — несколько рассеянно отвечает оберштурмбаннфюрер, — До войны здесь был музей древностей. Но сейчас после стольких обстрелов здание пришло в негодность. Но в целом строение сохранилось. Его можно будет восстановить и использовать по назначению, в качестве культурного наследия. Как никак, это земля остготов! Традиции надо чтить…

— Мы вернем Утраченное! В этом наша миссия… Мы преобразим эти места, античность оживет вновь, — вдохновенно продолжает генерал, возродится в новом блеске и славе! Распустится цветком, сплетаясь с современностью! Поганые жиды и коммунисты загадили всю историю и все ее наследие. Все превратили в скотский колхозный хлев… Аненербе смоет грязь с античных статуй и жертвенники вновь загорятся и закурят фимиамов во имя духов! И новых богов… Забытые ценности засверкают уникальным золотом на благодатном южном солнце!

— Славянские конюшни придется изрядно почистить! — улыбается Перштерер, — Такое и Гераклу не под силу! Только сынам нордической расы…

— А сколько славных имен знает эта земля, стонавшая под гнетом этих красных «унтерменшей»! От королей готов до грозных правителей Боспора! Вот хотя бы эта гора, на которой мы стоим сейчас, носит имя царя Митридата Шестого Евпатора! Могущественного царя, создателя великого царства! Который всю жизнь воевал с Римом! И если бы не предательство самого близкого окружения, он бы построил небывалую империю! Смел бы этих убогих южных карликов итальянцев и воссоединился с народами Севера! Германцы тоже воевали с римскими легионами и весьма успешно… Вспомнить хотя бы Тевтобургский Лес, это удивительное сражение… Германия мало того что не сдалась, не покорилась, она сумела опрокинуть иноземное владычество! В конце концов Рим пал, вместе с Восточной Византией. Московия, как наследница Византии, также падет, это вопрос уже нескольких месяцев, и наконец-то восторжествует тысячелетний Рейх! Слава нашей Победе…

— Слава Победе! (Sieg Heil!) — бодро отзывается Пештерер, — И она настанет! Или мы все погибнем… Других вариантов нет. Освободим землю от бушующего жидо-коммунистического ига! Вернем легендарное забытое прошлое… Да места здесь интересные. Если углубиться в историю, много чего всплывет, что пригодится для построения нового мирового порядка!

— Зачем Вы здесь, Перштерер? — лукаво улыбается генерал, — Что Вас сюда привело? Вы обычно все время проводите на работе до поздней ночи. А тут позволили себе такую роскошь…

— Дышу свежим морским воздухом, восстанавливаюсь после ранения!

— Так высоко? — еще больше улыбается Гакциус, — Не лучше ли вкушать морские прелести там на берегу, у раскинувшихся скал?

— Мне нравятся горы, высота, ощущение выси и полета. Это воодушевляет и укрепляет волю… И хотя этот большой холм сложно назвать горой, тем не менее это самая высокая точка в городе. Все как на ладони. И даже вдали темнеет полоса позиций противника.

— Понятно. Место действительно выгодное во всех отношениях и весьма притягательное. Недаром здесь селилась пантикапейская знать… Кстати, как ваша рука?

— Все хорошо, господин генерал! Ранение пустяковое… Дела идут на поправку! Благодаря усилиям наших врачей и помощи местных духов, — шутливо произносит оберштурмбанфюрер, — Куда здесь без них?

— Возможно. Вы в храме Аполлона, насколько я помню, он был еще богом-врачевателем от всех недугов — и телесных и духовных. Быть богом наверно тоже очень трудно — столько всего ты должен сделать, за всем следить, поддерживать равновесие и порядок, чтобы мировая Гармония не соскользнула в темный Хаос небытия… В каком-то смысле им божествам, даже не позавидуешь! Нам людям значительно проще.

— Может и так. Но чем ниже форма жизни тем она упрощенней, степень высоты определяется сложностью! Нам нужно стремиться вверх, к облакам и дальше! Ведь это так заманчиво и упоительно — стать богом! Вершить судьбы целых миров, повелевать всеми видами жизни, следить за механизмами всех происходящих процессов… Что может быть почетнее и лучше?

— А Вы хитрый лис, Перштерер! Не перестаю удивляться вашей профессиональной изворотливости и артистизму! Браво…

— О чем Вы, господин генерал? Вы мне просто льстите! Что случилось?

— Я люблю здесь гулять, по всему Митридату… Это стало моей привычкой. А это место меня просто завораживает! И Вы как никто другой, это знали. Ведь Вы ждали меня здесь, разве не так?

— Не совсем так. Но если Вам так будет угодно, пусть будет именно так! — уже крайне серьезно отвечает оберштурмбаннфюрер, — Я действительно Вас искал, не важно здесь или в другом месте. Мы бы все равно встретились. Знаете, если честно, не люблю кабинеты и официальные приемы также как в Вы… Мы привыкли к другим более жестким полевым условиям. Почему бы не поговорить здесь? В столь приятном и можно сказать древне-сакральном месте?

— Неплохой выбор… Должен признать ваш отменный изысканный вкус! Вы кажется из Австрии? Этой европейской жемчужины всего изящного и прекрасного? Очень красивая и удивительная страна. С великолепной этнической родословной… Там даже простой рабочий — это настоящий аристократ по сравнению с другими странами. Возвышенный дух и стремление к гармонии, чистоте и красоте уже в крови! Замечательная земля… Настоящий райский сад!

— Совершенно верно. Я из Зальцбурга… Восхитительный город! Родина многих великих людей. Я горжусь тем, что вышел именно оттуда! И сделаю все, чтобы мой дорогой край процветал! Собственно за этим все мы здесь — защитить от Красной Чумы наши дома и наших близких… И Победа нам нужна, любой ценой! Как бы тяжело не было, какие бы жертвы нам не пришлось принести, коммунистическое чудовище должно быть уничтожено! Раз и навсегда… На кону будущее Европы и цивилизации вообще.

— Однако вернемся к делу! — генерал поворачивается и внимательно смотрит на собеседника, — Что Вы хотели, господин оберштурмбаннфюрер?

— Опять повторить свою просьбу, предложение, могу оформить как рапорт, как угодно… Об отводе из Аджимушкая наших немецких войск, включая вашу 46-ю пехотную дивизию! — необычайный стальной блеск вспыхивает в глазах офицера «СС», — За исключением некоторых частей.

— Вы печетесь и о своих людях тоже?

— Моя «зондеркоманда 10 Б» остается… И я естественно. Саперов 88-го батальона я полагаю, тоже стоит оставить. Для них работы много. И без них никак не обойтись! Всех остальных надо убрать, чтобы сохранить живой ресурс и собственно немецкую кровь. Ее и так уже много пролилось в этих диких землях… К тому же отмечено, что длительное пребывание в районе Аджимушкайских каменоломен деморализует солдат. Зачем разлагать армию? Я ведь отвечаю за безопасность наших войск на освобожденной территории…

— Во многом я согласен с Вами, оберштурмбаннфюрер! Но какое обоснование я дам своему начальству? Бегство с поля боя? И сдача плацдарма союзным румынским частям с самой низкой боеспособностью? Третий месяц мы не можем взять эту подземную крепость, и я еще сниму свою прославленную надежную пехоту и отдам позиции трусливым и вечно пьяным румынам? Чтоб стало еще хуже? И чего доброго подземный полк красных не смел валахских олухов и не ворвался бы в город? Очень большой риск, Перштерер! Если погиб Рихтер со своим гарнизоном, то что могут сделать эти кретины Антонеску? И за что только судьба послала нам таких союзников…

— Вы можете доложить Манштейну об успехах под Аджимушкаем и значительном прогрессе. Для продолжения осады, вполне достаточно охранных батальонов румын, под контролем полевой жандармерии.

— Какие к дьяволу, успехи, Перштерер? Мы с мая никуда не сдвинулись… И гибель вашего Ягунова ничего не дала! Наоборот, они словно взбесились в своем подземелье и активность этого соединения русских значительно возросла! Кто у них сейчас командир?

— Пока неизвестно. Кто бы ни был, командир почти любой части РККА — только ширма. Ситуацией управляют политработники. Кто управлял павшим Крымским фронтом на самом деле? Генерал-лейтенант Козлов? Конечно нет… Представитель Ставки комиссар Мехлис. Они, обезумевшие комиссары и правят бал. Эти фанатичные жрецы своей коммунистической идеи. А в катакомбах Аджимушкая тем более… Возможно, что руководство осуществляется коллегиально, чтобы не повторять ошибок. Но как бы, то ни было, я уверен за этим стоит черная зловещая Тень старшего батальонного комиссара Ивана Парахина, правая рука погибшего полковника. На основе анализа всех данных, и проверки всех возможных вариантов, я могу смело утверждать, что именно он является центральной руководящей фигурой этой подземной обороны. Он идейный вдохновитель, генератор этого кровавого безумия, инициатор заточения под землей целого полка обманутых солдат, редкий фанатик! Чем-то напоминающий Торквемаду или кого-нибудь еще из известных христианских инквизиторов. Безжалостный к себе и ко всем остальным… Они бы все, это сборище из разных родов войск — давно бы уже разбежались! Если бы не орда политработников и офицеров НКВД, которые поклоняются авторитету Парахина, с не меньшим пылом, чем древние люди в этом храме…

— Ну так разберитесь с ним, Алоиз! Чего Вы ждете? С полковником Ягуновым же все получилось, что тяните здесь? Вы же блестяще проводите такие операции. Вашей работе завидует даже Абвер. Срубите еще одну голову Красной Гидры и пусть она уже задохнется! Признаться мне этот Аджимушкай уже встал костью в горле… Наша дивизия как ураган промчалась с Акмоная до Керчи за считанные дни, снося все заслоны большевиков, а здесь под каким-то старым рабочим поселком мы увязли как в болоте!

Нам нужно двигаться дальше, на Восток! Летнее наступление на Кавказ, стратегические планы «Блюхер 1» и «Блюхер 2» летят к черту… И все из-за этих проклятых каменоломен с помешанными комиссарами! Каждое промедление здесь сказывается на всем театре военных действий, тормозит продвижение нашего фронта. Действуйте, оберштурмбаннфюрер! В этом деле, я надеюсь именно на ваш ум и талант, и на помощь всего вашего ведомства. Не секрет, что к войскам «СС», личному ордену Гиммлера, в Вермахте относятся по-разному, чаще с неприязнью. Но Вы меня знаете — я искренне благоволю к вашей организации и всегда оказываю всякое содействие.

— Благодарю Вас, господин Гакциус! Ваше расположение к нам ценят в наших рядах, поверьте… Поэтому я всегда прихожу к Вам не как военный, а как добрый друг, с просьбами и предложениями, и не в душных официальных коридорах, а среди святынь прошлого! Чтобы подчеркнуть доверие, которое между нами существует.

Что касается подземного гарнизона, я сразу докладывал, что с ним будет не все так просто… И я в дал Вам в кратчайшие сроки всю необходимую информацию о дислокации большевиков в каменоломнях. Дал рекомендации о перспективах борьбы с красными кротами. Внедрил агентов в их ряды, которые не только принесли бесценные донесения о размещении объектов гарнизона катакомб, но и внесли сумятицу в их организацию и провели ряд успешных диверсий. Дали точные цели саперам. К тому же Вы прекрасно знаете, что мой круг обязанностей гораздо шире Аджимушкая и самой Керчи. Моя зона ответственности включает в себя и Джанкой, Алушту, Феодосию, Старый Крым и Судак… Со всеми близлежащими населенными пунктами. А там тоже процветает местное подполье, саботаж и наши «любимые» евреи… Работы очень много! А моя «айнзатцкоманда» не такая уж большая! И почти все ее внимание сосредоточено здесь, на этих непокорных каменоломнях! Мы делаем что можем, и даже больше!

— Я благодарен Вам, Алоиз! Но нам нужно раздавить этот красный гнойник, и как можно скорее! Это наше общее дело… Я ценю ваш огромный вклад в это дело и не оставлю без внимания все ваши усилия! Я лично сообщу вашему шефу Олендорфу о вашем усердии. Ваши труды будут вознаграждены достойно!

— Благодарю, господин генерал! Я приложу все силы и вместе, мы несомненно добьемся успеха! Но еще раз прошу прислушаться к моим рекомендациям. Так мы справимся гораздо быстрее и без больших потерь со стороны Вермахта. А славянские крысы пусть дохнут — и на земле, и на поверхности… Эту заразу надо изводить всеми силами и средствами! Хоть газ, хоть голод, хоть авиабомбы капитана Фрейлиха! Все сгодится… Мы идем правильным курсом!

— Я Вас понял, Перштерер! И сделаю, все, что в моих силах. Генералы тоже зависят от многих других чинов и обстоятельств, может даже больше чем обычные солдаты… Но мы не должны останавливаться! Эмблема моей дивизии — «Парящий олень»… Благородство и грозное роковое оружие! Я обязан этому соответствовать. Мы поднимем на рога все препятствия и всех наших врагов! Одним прыжком…

— Не сомневаюсь, господин генерал! То, что Аджимушкай отдали в ведение именно вашей 46 дивизии это говорит о многом. Других бы, подземные комиссары смели бы точно еще в мае! Ваши парни выстояли и проявили настоящее мужество, столкнувшись с хитрым и необычным противником в небывалых условиях — когда враг сидит у тебя под ногами по всей площади…

— Да ощущение весьма специфическое, и оно не проходит, пока красные кроты там во мраке подземелья роятся… Здесь сложность еще и психологическая. Когда противник может появиться неведомо откуда, из самой черноты ночи, буквально из под земли! Сражение нам выпало не из легких! И достойных солдат, с которыми мы прошагали по Франции и Польше, погибло немало. Здесь, уже практически в тылу… Так глупо! Ну ничего, мы отомстим за всех, праведно и жестоко…

— Поэтому я и хочу сохранить ваших парней и высокий боевой потенциал длю будущих достойный полевых операций. Довольно немецкой крови! Пусть умирают «унтерменши», весь их хваленый Интернационал! До последнего… Тогда сразу станет легче дышать в этом мире. Реальность излечится еще от одной смертельной болезни!

— И эта священная миссия лежит именно на нас! Мы обязаны сокрушить порождение темного хаоса, чтобы отстоять саму Жизнь, ее цвет и величие! И не допустить ничего подобного вновь. Сейчас закат, Алоиз, очень красивый заход солнца! Но это не наше… Мы в храме бога Солнца и на вашем мундире блестят сдвоенные руны «Зиг» — мощь Восходящего Солнца Новой Эры… А это значит мы должны одолеть наступающую Ночь и встретить здесь Утреннюю Зарю победы!

Глава 2

Грохот мощнейшего взрыва разносится по тоннелям… Пространство вспарывается изнутри невероятной ураганной силой и разносится в прах, обвисая безобразными клочьями… Что-то гигантское курится, смутно переливается темным облаком, вбирая в себя все краски и образы. В сумеречной пустотной реалии летят обломки камней, остатки предметов, и куски человеческой плоти, сумасшедше свистит воздух, земля словно проваливается, уходя из под ног…

И потом резко наступает абсолютная черная тишина. Погребальная. Мертвая. Каменная. Когда ничего уже не существует, а есть лишь одна Пропасть, меняющая свои призрачные хищные лики.

В темноте что-то шевелится. Что может породить тьма? Мертвое? Живое? Или нечто среднее… особое? Кто там может быть, в этой бескрайней черноте? Какое оно? Схожее с человеком или зверем? Или может принять любую форму по своей темной прихоти? Что оно и откуда? Какие у него намерения? Чем это все обернется? Курсант летчик Анатолий Волошенюк инстинктивно отодвигается от поднявшихся в непроглядной темени звуков, нащупывая оружие.

— Кто здесь? — хрипло выдавливает курсант, пытаясь уловить всеми чувствами хоть что-то определенное и осязаемое.

В ответ летит невнятное бормотание и вкрадчивый шорох чего-то приближающегося…

— Эй, кто там? Отвечай… А то стрелять буду! Я не шучу! Еще двинешься и спускаю курок!

Мягкие царапающие звуки затихают, потом подбираются с другой стороны. Что-то разглядеть невозможно. Вокруг полная смоляная давящая тьма. Без каких-либо просветов. Сплошной черный камень сцепленного пространства. Ни провалов, ни очертаний, ни тем более каких-либо образов. Все слито в монолитную черноту. Что там и откуда может выскочить — предугадать нельзя.

— Где ты? Покажись… Ты кто? Черт, тут не видно ничего! Огонь где-то был… Сейчас хрен найдешь, все разлетелось. Да чтоб тебя!

Что-то смутное, бестелесное, как дуновение ветра проносится, рядом, кажется даже касаясь щеки… каким-то скорбным глубоким вздохом.

— Что за чертовщина? — инстинктивно оглядывается Волошенюк, хотя в абсолютной пучине мрака не видно даже себя, — Кто тут? Я предупреждаю…

Легкий шелест теряется в темноте, то приближаясь, то исчезая…

— Так мне эти игры надоели! — весь сжимается, как кошка перед прыжком, Волошенюк, — Еще шаг и…

— Чего ты там бормочешь? — вдруг чуть ли не громом срывается голос сбоку, — Ты сам кто? Что здесь делаешь?

— Тоже самое еще раз спрашиваю у тебя? Ты кто? Из наших? Или… пришлый? Пароль?

— 98—16… И? Ты что скажешь? Отзыв? Ну-ка, я слушаю! Посмотрим, кто ты есть…

— 14—53, нет! Черт, шибануло меня! Это вчера такой был… Сегодня, 75—62, нет 75—6… Крутится в голове, ускользает, погоди, да вообще какой смысл? Ведь ты то свой! Ну и я тоже…

— Нет, подожди, дружок! Я есть я, а вот кто ты, неизвестно. С этого и начнем…

Сильное движение, с треском рассыпающихся камней раздается совсем близко…

— Эй, стоп! Я же тебе говорю — свой я! Из гарнизона… Остановись! А то перебьем друг друга за зря… Свои ведь! Слышишь меня?

Резкая яркая вспышка ослепляет… заставляет зажмурится. Что это? Волошенюк отшатывается. Выстрел? Так быстро! Даже звука нет… Это все, конец? Странно, совсем нет боли и особых изменений, и сейчас появятся обитатели потустороннего мира, встречающие погибшего?

В качающемся световом пятне проступает черное продолговатое лицо с суровыми горящими немигающими глазами.

— Тихо! Не дергайся… Курсант что ли?

— Ага! А ты кто? На черта похож… Я что, того, умер?

— Пока еще нет. Но можешь! Если будешь суетиться и делать глупости.

— Это как? Застрял я что ли, между тем и этим светом? Так что ли? В процессе…

— Ну в этой катакомбе все возможно, — смеется темное лицо, — разве ты сам не знаешь? Уж побегал здесь достаточно, чтобы понять хоть какие-то вещи! Так что привыкай к чудесам и неожиданностям…

— Да уж, нахлебался, досыта… Благодарю! Так кто ты? Почему пароль наш знаешь?

— Я все знаю, курсант! По долгу службы… Я давно здесь! Кажется целую Вечность. Всех вижу, за все отвечаю! Организовываю весь подземный боевой процесс… Защищаю это древнее место!

— Чего ж тогда меня не признал? Ходишь вокруг да около? К чему этот цирк?

— Да, ты наш, местный! Тут не ошибешься и без пароля! Видел я тебя как-то, что-то знакомое. Юный отважный летчик, даже в разведке себя неплохо показал!

— И что теперь? — напряженно вглядывается в словно гипнотизирующее танцующее пламя Волошенюк, — Каков расклад? Как все решится? Душу мою пришел забрать? И вообще что происходит?

— У нас все души принадлежат этому подземелью! — усмехается вытянутое черное лицо, — И твоя не исключение! Все мы срослись с этим Горьким Камнем… И должны пройти этот путь до конца!

— Ну уж нет! Я здесь не останусь… Я хочу к солнцу и небу! Летать хочу! И буду… Эти скалы меня не получат!

— Неважно где ты летаешь, курсант! В небе или в подземном мраке… Главное уметь это делать! И мчаться к цели, несмотря ни на что.

— Ну а у тебя это получилось? Ты сам-то кто на самом деле? Хватит уже в прятки играть. Не люблю маскарады и недомолвки… Если бой, то честный! Если враг, то явный. Если друг тоже без камня за пазухой. Не нравятся мне сумерки, в любом виде!

— Кое-что удалось за прожитые годы. Если обернуться, посмотреть, стыдиться вроде не за что! Путь трудный, но правильный. Я бы сказал — огненный! Какой и должен быть…

— И что ты всегда здесь был?

— Нет…

— И как тебя сюда занесло? В эти проклятый подземный лабиринт? Что произошло?

— Да также как тебя, случайным ветром задуло… Как еще? У Жизни своеобразное чувство юмора бывает… Прошибает до печенок! Так, что потом долго в себя придти не можешь.

— Значит все мы здесь пришлые! Даже такие как ты… А есть кто-то кто изначально здесь был?

— Наверняка, только я с ним напрямую еще не сталкивался! Ходов много тут во мраке, лабиринт большой и наши пути не пересекались… Возможно скоро увидимся!

— Странно… А я думал ты из его свиты! Посланник…

— У меня своя свита! И ты, дорогой придворный летчик, тоже в ней числишься! Не забывай…

— Я? С каких пор? Что-то не припоминаю…

— Тебе взрывом память совсем отшибло, товарищ курсант! Ты вместе с паролем и про полк обороны Аджимушкайских каменоломен забыл? Или тебе напомнить, самым суровым образом?

— Никак нет! Только ты то какое отношение имеешь к нашему полку? Дух демонический подземный? А?

— Я? Самое прямое… Я демон? — посмеивается вытянутое темное лицо, — Это что-то новое! Забавно… Тьма играет воображением нашим.

— И как это?

— Я твой командир, дурья твоя башка! Неужели не видно?

— Что-то не узнаю… К нам капитан Левицкий все бегал, указания раздавал, потом я у Бармета часто бывал на заданиях, а тебя совсем не помню!

— Я — подполковник Бурмин, чудо ты без перьев! Или я что так уже изменился мраком, что меня подчиненные совсем не узнают, за беса катакомб принимают. Ну, дела…

— Тьфу, пропасть, а ведь и точно! Я Вас мало встречал, но сейчас разглядел… Ну надо же! Как Вы тут?

— Да также как и ты! Взрывом принесло. Фрицы опять кровлю рвут… Уже живого места в поле наверно нет.

— Мы что оба умерли?

— Я тебе умру! Такого приказа по гарнизону не было! Приказ — жить и побеждать! Вставай давай… И надо выбираться отсюда. Наши дела не очень хороши, судя по мертвой тишине вокруг.

— Так это Вы? Командир гарнизона! — радостно по-ребячески восклицает Волошенюк, — Вот ведь магия подземелья! Как тьма нас путает… Я Вас видел, мельком! Мы же тут все на одном месте все сидим! У каждого четко закрепленная территория. Только вылазки когда, соприкасаемся с другими бойцами, а так, кроме самих себя и не знаем никого. В темени этой кого признаешь… Своих путаешь, себя не узнаешь!

— Да, есть такое… Тебя как звать? Представься уже… Как положено!

— Виноват товарищ комполка! — нелепо вытягивается в темноте Волошенюк, — Волошенюк Анатолий, курсант-сержант Ярославской авиационной школы, стрелок-бомбардир, 1-я эскадрилья, в полку обороны Аджимушкайских каменоломен, командир взвода! Выполнял задание по разведке местности, попал под взрыв…

— Вижу! — поднимает факел Бурмин, внимательно разглядывая летчика, — Хорош, вид бравый! И в глазах огонек грозный, дерзкий, наш горит. Старт нормальный, обороты еще наберешь, полетаешь! Какие твои годы… Значит так, товарищ Анатолий Волошенюк, положение у нас интересное сложилось, из серии тупиково-безысходное… Будем соображать что делать!

— А что такое? Сейчас отряхнемся к своим пойдем… Наши где-то рядом были!

— Если только сквозь скалы… — горько усмехается Бурмин, — Ты так умеешь?

— Почему так? Тут же оживленно до взрыва было и участок весь тоннелями изрезанный… Можно сказать, место бойкое!

— Было… Все что жило, под этими глыбами лежит. А нас каким-то чудом пронесло. Не иначе твоя подземная магия! Видимо мы на периферии подрыва оказались. Волна пошла отсеки рушить, нас и завалило! Запечатало намертво, Толик! Я уже здесь поскребся малость… Но картина пока обнадеживающая. Пласт породы осел и перекрыл все выходы… Мы в каменном капкане. Монолитные стены кругом!

— Будем искать лазейку! — озирается Волошенюк, вслушиваясь в давящую тишину, — Завал завалу рознь… Есть такие пакуют намертво, без вариантов! Но есть и с рыхлой породой, мы не раз с ребятами солдат выкапывали — раненых, ошалевших, помятых… но живых! Так что шанс есть всегда!

— Согласен. У тебя огонь есть? Факел? Нет, бери у меня несколько, ручной работы — небольшие, компактные, но надежные… И тогда разделимся, пойдем по окружности. Помещение образовалось в метров тридцать-пятьдесят… Повезло, еще достаточно просторно! — посмеивается Бурмин, — Можно сказать апартаменты… Необходимо все осмотреть. Непросто, а очень тщательно, каждый метр! Также внимательно, как минное поле. Возьми еще огарок свечи, если будет трещина и движение воздуха… Можно уловить! Все понял, курсант?

— Так точно… Задача ясна! Разрешите выполнять?

— Давай, дружище, топай… Удачи Толик!

Воины Красной Армии расходятся, начиная, обшаривать, ощупывать выступающие скалы, медленно, как пауки в зачарованно странном танце… Продолжая скользить во мраке, изучая все шероховатости огромной каменной плоти. Слушая ее почти неуловимое грозное дыхание. Ощущая ее невообразимую мощь и мудрое печальное молчание. Глубину и сакральность пути. Пытаясь понять все эти изломы и отвесные обрывы… Чем это было раньше? Поиск выхода продолжается бесконечно долго, тьма съедает любое понятие о пространстве и времени. И вот когда-то, в какой-то случайный отрезок отсчета, маршруты солдат пересекаются вновь.

— Ну что у тебя? — из темноты снова выступает острое смуглое лицо подполковника, — Есть результат?

— Бесполезно… Скала вокруг! Ни трещинки, ни зацепки! Все круглое и большое. Покатые валуны или сплошные плиты. Похоже, Вы правы оказались, захоронило нас заживо. И осталось нам тут ползать считанные часы!

— Оставить панику! Это лишь предварительный первый осмотр…

— Я не паникую, товарищ комполка! Сообщаю железный факт, без эмоций. А осмотр хоть первый, хоть второй, хоть сотый… Тут сразу все понятно становится. Когда пройдешься туда-сюда из угла в угол! Запечатаны мы!

— Но воздух откуда-то идет! Значит лаз есть… Сколько мы здесь, мы бы уже весь кислород истратили. И задохнулись! А мы дышим и вполне сносно, значит, воздух извне поступает. Нужно искать источник!

— Лучину надо сделать, как свечку, — предлагает Волошенюк, — попробовать уловить движение сквозняков! Прямо как моряки ветер ловят в парусах! Должно сработать…

— Что ж попробуем. Передохнем чуток и вперед!

И вот в нескончаемом море мрака начинает качаться маленькое пламя, как кораблик на бушующих волнах, качаясь вверх-вниз, в поисках спасения и обетованного берега… Борьба с черной стихией длится неимоверно затянуто, тяжело и отчаянно. Как одинокая звезда, горящий свет мечется от края до края, не находя пристанища и своей цели. Тьма неизбежно сгущается. И в какой-то момент гордый огонек печально затухает…

В сумраке мелькают непонятные тени.

— Ничего не понимаю! — устало опускается на камни Бурмин, — Все будто оцепенело, готовой могилой, ни единого шевеления! Щель должна быть, а там где щель, можно уже камни отвалить… что-то сделать!

— Даже если и так, как эти валуны сдвинешь? Мы все обошли… Монолитные скалы кругом! Если и будет отверстие, что мы сможем? Винтовку как рычаг вставить, но разве такую глыбу подцепишь? Тут и трактор не справиться… Как-то все грустно, товарищ командир!

— Сначала надо успокоиться! И отдохнуть. Решение придет. Закрой глаза и подыши глубоко… Гаси факел, будем экономить… Неизвестно сколько нам тут сидеть придется!

— А смысл?

— Что смысл? Что не ясно, курсант?

— Чего сидеть? Ничего не измениться!

— Все изменится, — усмехается Бурмин, — уж поверь… Нас будут искать, после каждого взрыва у нас работают команды по спасению из завалов. И к нам тоже должны подойти. Там и сообразим…

— Понятно. Вот только просто так сидеть не люблю! А такой ситуации и вообще не отдыхается никак. Что делать? Богам местным подземным молиться что ли в темноте? Или летный устав вспоминать… Или еще что?

— Хочешь помолись! Глядишь услышат! — улыбается Бурмин, — А я пока подумаю… в тишине. Как нам отсюда еще можно выбраться! Посмотрим, у кого лучше получиться!

— Все в жизни имеет значение. Какая-нибудь бредовая идея может оказаться самой востребованной! Ведь все происходит не случайно. И то, что завалило нас… Тоже какой-то знак! Поглядим, что из этого всего выйдет… И куда нас занесет!

— Нестись пока некуда! Вынужденная остановка в пути… А пока давай потише и про себя философ! Мне нужно сосредоточиться…

Летчик и подполковник, уставшие, впадают в полузабытие, окутываемые сплошным вязким мраком. Погружаются в подобие сна, как тонущий корабль, все глубже… Потом в какой-то момент происходит странное пробуждение.

— Толик? Ты здесь еще? Жив? Молодец! Сколько прошло времени? Можешь сказать? Мои часы на руке разбились… Все стрелки выворочены, прямо как в нашей судьбе, — горько усмехается Бурмин, — вот тебе тоже тайный знак! Все прошлое разом кончилось. Что-то новое начинается…

— Нет, у меня часов нет, я их сушиться оставлял у ребят, у костра, — приходит в себя Волошенюк, — они барахлили совсем. Механизм отсырел… Сюда пошел без них! Думал ненадолго. Туда-сюда смотаюсь, а оно вон как вышло! Сидим как мухи коробкой прихлопнутые… Строим планы на будущее! А есть ли оно в этом подземелье?

— Для нас все есть… если верить! В успех и победу! И мы не мухи, а солдаты Красной Армии! Я полагаю, разницу не надо объяснять? А, товарищ комвзвода авиаторов?

— Так точно, не надо, товарищ комполка! Виноват, задумался… не о том!

— Отвлекаться на пустое не стоит! Это вредно и опасно для дела. А красноармеец должен побеждать любых врагов и любые обстоятельства, — продолжает Бурмин, — самое главное — не сдаваться внутри, тогда и все внешнее отступит и попятится, даст нам дорогу!… Вода есть?

— Полфляги!

— Тогда живем, Анатолий! Растянем подольше…. Сейчас снова кружок сделаем, поищем, более внимательней. Глядишь, что-нибудь подвернется!

— Нам бы потолок получше осмотреть! Может поверху пройдем… Мы ведь его почти не щупали, только мельком глянули!

— Предложение дельное. Так и поступим. Только вдвоем придется, там одному не дотянуться в некоторых местах… Все изломало не пойми как! А тебя, Толик все вверх тянет! Вот она душа летчика. Ну так тому и быть… Пошли!

Еще несколько часов скрупулезного осмотра не дают результатов. И бойцы, изможденные опускаются у плоского выступа скалы, тяжело дыша… О чем-то говорить нет сил и они медленно проваливаются в призрачное забытие. Которое длится неизвестно сколько. Все замирает в замурованном отсеке. Будто в могиле. Ничего не движется, ни шуршит, в каменном безмолвии, только доносится прерывистое дыхание двух затерянных во мраке людей.

— Товарищ подполковник! — вдруг прорезает темноту голос, — Как Вы? С Вами все хорошо?

— А что мне сделается? — ворочается Бурмин, — Сижу во мгле, тишина, покой, как у Аида за пазухой! О чем волноваться?

— Сколько мы здесь уже? Вы помните? Час? Сутки? Неделя? Жизнь? Я совсем потерялся… Не могу привыкнуть здесь к местному течению времени. Его будто нет вовсе! Что секунда, что день! Хрень какая-то…

— Ну неделя вряд ли! Нам бы еды не хватило… А мы с тобой пару раз сухие галеты грызли! Значит не так много прошло, но и не мало уже… День, другой точно просидели! Шевелиться надо. А то гостевать здесь больше как-то не хочется!

— Так уж все обшарили, носом обтерли каждую выбоинку в скале! Принюхивались… Глухо! Еще на один заход пойдем?

— И на один, и на второй, и на пятьдесят четвертый, Толик! Пока не пробьем это стену черную! А пробить мы ее должны… Я — командир полка! Я не могу здесь прохлаждаться и погибнуть такой нелепой смертью задохнувшегося в каменной камере, впереди еще много сражений! Наша воля проломит эту толщу скал! По-другому не будет…

— Так ведь смерть она не выбирает, кому как умереть! Или на перинах атласных или в поле чистом… Или как мы в недрах земных!

— Еще как выбирает! Она, стерва, все наши мысли читает и настрой… Если поддашься страху, скукожишься, метаться начнешь, сникнешь, так она тебя быстро сцапает. А если борешься, даже в самой безвыходной ситуации, она от тебя побежит прочь, как черт от ладана! Всегда так было! Поэтому отбрось все смурные переживания и гляди с огоньком! Выберемся…

— Да я в порядке! Говорите, что делать… Я готов! Хоть зубами скалу грызть… Мы еще повоюем! Я еще полетать хочу…

— Полетаешь, Толик! Обязательно… Станешь воздушным асом! До Берлина долетишь, раньше меня! Пока я на танке своем догромыхаю по всем долинам и взгорьям, так ты уже соколом сталинским будешь над Рейхстагом кружить! Давить гадину фашистскую…

— Даже как-то не представляется! Небо… ширь, облака, солнце. После нашей катакомбы! Все чувства мраком забиты! Как окна грязью… Ничего не разглядишь!

— Ничего все наладится, только выйдем отсюда! И все потечет привычным руслом. А все тяготы подземные забудутся кошмарным сном.

— Если выйдем… Тянет мрак к себе, все глубже! Даже физически это ощущаешь, как в трясине вязнешь с каждым часом все глубже… Только вот что там? В самой ошеломительной глубине? Проклятие или благодать?

— Свет… — хрипит Бурмин, — Толя, видишь? Свет! Чтоб меня разорвало… на тысячи частей!

— Где?

— Вон там! Слева в углу… Видишь, пробивается, маячит! Это оно… Туда надо!

— Может мерещиться? Мы уже бредим? От голода и затхлого воздуха?

— Да ты разуй глаза, курсант! Оцени горизонт… Летчик! Солнце по курсу! Поймал фокус? Засек?

— Вроде да… А может это что-то уже потустороннее? И мы того… отходим потихоньку! Как там говорят, свет в конце тоннеля? Как раз про нас! Вот оно и есть… Пришло!

— Толик! Приди в себя… А то я помогу! У меня рука тяжелая… Все химеры из головы сразу выскочат!

— Так Вы посмотрите какой свет это — зыбкий, нереальный! Переливающийся… Явно не земной. И тем более, не подземный. Откуда такое фантастическое сияние? Только в воображении возможно.

— Это от того, что мы так долго просидели во мраке, кажется что фейерверк полыхает… А на деле все очень даже бледно! Это наши, факела, точно… Вставай, давай туда!

— Не горят так факела, товарищ командир полка! Это что-то другое… По ходу, нас какая-то сила темная искушает, зовет к себе… Чтобы поглотить!

— Курсант! А ну встать и бегом к проему! Приказ ясен?

— Так точно, товарищ подполковник!

— Тогда выполнять! Чего ждешь?

— А если все-таки это ловушка? Хитрый ход… приманка?

— Чья? Очнись уже…

— Тех, кто тут обитает… изначально!

— Отставить! Выполнять приказ…

— Есть!

Вскоре Волошенюк и Бурмин оказываются у источника смутного явления, где в стене обозначалась трещина изогнутой световой молнией, сквозь которую пробивается кажущийся ослепительным сияющий свет…

— Может не стоит торопиться? — сомневается Волошенюк, — А все проверить? Присмотреться?

— Ты хочешь во мраке подохнуть, Толик? — сурово смотрит на товарища Бурмин, — Я нет… В любом случае, это выход из нашего каменного мешка! Вперед!

— Не нравится мне этот зигзаг! Что-то в нем есть… отталкивающее, чужое! Сильно яркое! И будто надсмехающееся. Словно поймало на крючок и тянет…

— Совсем ты от тьмы окосел, Толя! Как от вина крепленого… Ну ничего! На свет выберешься, пройдет! Такое у нас случается… Вроде болезни! Только душевной…

— Да я здоров! Как никогда… Даже силы новые пробудились и новые взгляд на вещи, более широкий! Словно глаза открылись! Вот ведь Катакомба…

— Это и есть симптомы. Мне медики из госпиталя о таком уже докладывали! Человек будто преображается изнутри, чувствует мощь необъятную, а потом тихо уходит во мрак… Навсегда! Тут бдительным тоже надо быть! Гляди-ка, щель наша трескается, шире становится! Все…

Действительно, замысловатый излом надламывается и расширяется. Камни постепенно отваливаются, полосы огненного света как лезвия мечей прорезают спертую тяжелую темноту. С другой стороны раздаются приглушенные голоса, угадывается какое-то бурное движение.

— Что там? — настороженно спрашивает Волошенюк, — Люди или темные обитатели подземелья? Или вообще что-то не поддающееся пониманию?

— Анатолий, угомонись уже… Мы в двух шагах от спасения! А ты лабуду несешь несусветную! Ну-ка навались… Поможем отсюда! Там наши, точно!

— Почему Вы так уверены? Вдруг там совсем иное… А весь этот антураж — только наживка? Дух катакомб могущественен и вездесущ. Способен еще не на такие вещи. И если мы…

— Ну-ка, возьмись вод здесь, подсоби! Вот так… хорошо! Ты точно как пьяный. Ну ничего, после любого похмелья все трезвеют… Оклемаешься! Все будет отлично!

Валуны откатываются, образуя уже достаточно широкий лаз… И в нем внезапно появляется темная голова. Озирается по сторонам…

— Кто это? — слега отшатывается Волошенюк, — Я же говорил, здесь что-то не то…

— Остынь, Толик! — бодро бросает Бурмин, — Все в порядке! Это наши освободители…

— Почему они такие? На нас не похожие. Сильно шустрые и темные… Как тени, бегущие от огня! Воплотившиеся… Мы попались!

— Ты на себя посмотри, светлый! Мы все тут как черти в преисподней… Давай живей, шевелись! Осталось чуть-чуть…

Голова в проеме поднимается, превращаясь в уже более менее четкий облик. Это капитан Левицкий. Он машет рукой и кричит в полутьму коридора:

— Здесь они! Живы… Не напрасно столько времени возились. Чутье не подвело!

— Виктор? Ты? — восклицает Бурмин, — Ну ты спаситель! Как с небес спустился…

— Это не я! Лейтенант Велигонов! Инженер каких еще сыскать надо! Гений… Все просчитал, все увидел! И указал верный путь… Он ваш свет свыше, ваш ангел-хранитель! Я бы со своими архаровцами, точно вас не нашел! Это все он…

— Спасибо, Коля! Не забуду… — выкатывается Бурмин весь измазанный в белесой тырсе, — А то ведь мы уже в мумий превращаться начали! Каких-нибудь боспорских вельмож. Верно, Толик? Гляди, все свои, а ты переживал…

— Да похоже! Не сильно ли чудесное спасение? В реальности так не смогло бы быть. Нас замуровало на века! Такие монолитные плиты рухнувшие вокруг. Как могли бы наши пробить такую толщу? Непозможно. Может это все мираж? Все в нашей голове? Красивая завлекающая картинка… Напущенный туман отравляющий? А на деле все не так? И нас схватили?

Глава 3

Комиссар Исаков поворачивается в тесном проходе и замирает… Странная перекошенная тень, наклоняется, зависая в любопытстве сверху! Качается из стороны в сторону, словно приглядывается и по контурам на человека мало похожа. И такое чувство, что как-то обволакивает самым непонятным образом. Будто набрасывается невидимая сеть…

Что-то происходит, странное и явно не дружелюбное. Как будто просыпается темный хищник и ищет случайную добычу. Боковое зрение не дает убедительного обзора. Угол скалы мешает… Лишнее шевеление тоже может стать роковым. Исаков медленно наклоняется в сторону, опускает руку на кобуру, нащупывает холодную рукоять трофейного парабеллума. Делает шаг…

Тень продолжает, завораживая двигаться ближе. Комиссар втыкает лучину в трещину стены и старается сам уйти в темноту. Как вдруг кто-то резко и громко чихает, заставляя чуть ли не подпрыгнуть от неожиданности. Вся суеверная система выстроенная воспаленным воображением, рушится.

— Значит человекоподобный, из плоти! — мелькает мысль в голове Исакова, — уже лучше… Теперь оружие поможет точно!

Во мраке раздается какая-то невнятная возня, щелканье, изменение формы — она словно сжимается, непонятные напевные звуки то ли неизвестного наречия, то ли глухой бухтящей под нос песни. В сумраке каменоломен что-то перекатывается и движется в сторону комиссара. Столкновения не избежать…

Исаков приготовившись, даже сам подается навстречу, огибает скалу и невольно отшатывается…

— Твою мать, Николай! Ты как черт на утесе сидишь! — выдыхает Исаков, опуская пистолет, — Ты зачем туда забрался? Так высоко? Под самый потолок?

— Может я и есть черт? — лукаво подмигивает сидящий, — А политрука Горошко мы забрали к себе в наши тайные глубинные проклятые обители. А ты уверен, что до сих пор комиссар Сергей Михайлович Исаков? А не кто-то другой?

— Хорош уже шапитошничать… Слезай уже! Я чуть башку тебе не прострелил с дуру! Итак все на взводе…

— Промахнулся бы в такой темени! — скалится сидящий наверху, беспечно свесив ноги, — Зачем слезать? Мне и здесь замечательно… Все видно, все слышно, обзор как на курорте, с горы Ай-Петри, аж дух захватывает, что еще надо? Давай, лучше ты ко мне!

— Чего там у тебя делать? Сидеть, нахохлившись в шинели, как ворона после дождя? — усмехается Исаков, — Подпирать своды агромадной толщины макушкой, и в грусти бесконечной куковать? Пожалуй, нет…

— Да брось, Сергей, давай до меня! Тут совсем другая картина открывается! Шикарная…

— Какая нелегкая тебя туда занесла? С тобой все в порядке, товарищ старший политрук? Помощь не требуется?

— У меня все отлично! — гудит из-под потолка довольный голос, — Я вознесся до каменных небес… И созерцаю подземного бога и ангелов его! Во всей их славе…

— Ты там не пьяный? Или просто веселишься?

— Я бы выпил… да нечего! Запас даров Диониса закончился. А до Желтовского топать далековато. Если у тебя что есть горячительного, не откажусь! Огонь в крови никогда не помешает…

— У меня только курево! Да сахар пара кусков… Чтоб в голодный обморок не упасть! На всякий случай. А то бывает, идешь в тоннеле, и голова вальсировать начинает, чувствуешь, что проваливаешься куда-то. И только в последние секунды выскакиваешь из всего этого! Не хватало еще комиссару без сознания в коридоре валяться… Какой пример! Мы должны быть впереди, образцом для всех солдат.

— Благодарю! Я перестал курить, — откровенничает Горошко, — что-то здесь как отрезало. А от сахара уже тошнит… Один он, похоже остался! После него пить охота невыносимо. То еще удовольствие! Воздержусь… Посижу тут, погляжу по сторонам!

— Так какая холера тебя туда забросила, Коля? — допытывается Исаков, — Что ты там все-таки делаешь?

— Размышляю… Пребываю в аскетически-духовных подвигах! — улыбается политрук, — Ко мне снизошло что-то… устанавливаю контакт с местными духами и богами. Прохожу обряд посвящения…

— Другого места нет? Кроме как коршуном сверху нависать?

— А чем тебе это не нравится?

— Да нелепо выглядит, сидишь на верхушке скалы, как орлан, караулишь рыбу плывущую подземную! На себя не похож… Весь взъерошенный!

— А сколько можно по норам ползать? Пора уже ощутить пьянящую мощь высоты! Человек — это звучит гордо! И он должен занимать соответствующее положение.

— Ну а если серьезно? Зачем ты здесь? — хитро прищуривается Исаков, — Ты ведь просто так ничего не делаешь… Это я точно знаю!

— Верно. Я зря время не привык терять… Ладно, сейчас спущусь, поговорим. А то сильно шумно стало, ты сам как черт из табакерки выскочил! Прошел бы тихо своей дорогой! Поднял переполох… Что все призраки наверно перепугались бравого вида красного комиссара! Погоди, я сейчас…

Горошко исчезает во тьме так быстро, словно его там никогда не было и все это просто привиделось, оставляя комиссара в недоумении, а потом неожиданно появляется из черноты мрака сбоку, едва не за спиной.

— Тьфу, ты! — вздрагивает Исаков, — Ну ты точно демон, Горошко! Ты как здесь возник вообще?

— Тут проход есть маленький, — поясняет политрук, довольный своим трюком, — едва заметный. Вообще эти катакомбы — вещь занятная! Годами можно ходить и удивляться.

— Мне эти удивления, как и всем остальным, давно уже поперек горла! Сидим как в могиле, в гробу каменном! Уж скорей бы на волю! К Свету… Надоело. Обычная полевая война курортом покажется после нашего подземелья.

— Война — она везде вещь гадкая! — замечает Горошко, — Кто вообще изначально это придумал… Еще в начале времен? И теперь эта порочная практика, жуткая технологическая схема реализуется в каждые приходящие века… А мы лишь послушные исполнители! Вынужденные… защищаться! Как можем.

— Ну давай уже, выкладывай, что тебя заставило по вершинам скал наш острых ползать? С ума сходить?

— Охота! Как обычно… Ничего особо не изменилось! — пожимает плечами политрук.

— И на кого ты охотишься? — усмехается Исаков, — На крыс? Так высоковато… А кроме них у нас и нет никого!

— Почти угадал.

— В смысле? На животных или привидений?

— На крыс я и охочусь, вернее на одну… Которая больно шустро по нашему гарнизону гоняет. И покоя не дает. И после нее могилы наших товарищей остаются… И одна из них полковника Ягунова!

— Так, это уже что-то… интересное вырисовывается! — приглядывается к товарищу Исаков, — Ну-ка, теперь поподробней, будь любезен…

— Предателя я ловлю! А здесь позиция просто замечательная. Лучше не придумаешь!

— Почему именно здесь? А не в другом месте?

— А ты сам посмотри, приглядись внимательней! — наклоняется ближе Горошко, — Это же «узловая станция», пересечений всех путей из батальонов, штаб недалеко, хозяйственные службы… Отличная тропа для зверя, вышедшего на охоту! Но только он не знает, что теперь и на него охотятся… и за ним наблюдают. Правила игры изменились!

— И как? Получается? Результаты есть?

— Есть кое-что… Приметил одного! Шныряет будь здоров… И главное не числился по начальным спискам в мае, я проверял, а ныне кочует из одного подразделения в другое, как вирус во время эпидемии! И все ближе к командному составу льнет… Или там где какая-нибудь деятельность начинается!

— Ну ты даешь, Николай! Такую деятельность развел. Тут романы Дюма отдыхают… Тайная служба короля и кардинала. И степень продуманности в тьме нашей, где и себя не всегда узнаешь… И это ты все один?

— Нет, конечно! С Никифоровым в связке… Естественно! Одна голова хорошо, а Змей-Горыныч лучше! — улыбается политрук, — Каждый отвечает за свое. А вместе вся и мозаика складывается!

— И кто этот предатель? Может его уже сцапать, чтобы дальше делов не наделал?

— Рано… И ошибка тоже не исключена! Вот когда будут железные доказательства, тогда и возьмем, пикнуть не успеет… Он нас никуда не денется!

— И кто он, как думаешь, немец, агент засланный? Или из наших, кто скурвился?

— Все может быть… И первое и второе! И даже изысканное сочетание того и другого… Гремучая смесь редкостной гадюки!

— Это как?

— Белогвардейщина… На службе у Гитлера! Они же все валом поперли на Восточный фронт, как услышали, что немцы пошли большевиков убивать! Достали все свои старые нагайки и сабли… И вперед, трудовой советский народ резать! А уж в диверсионные отряды типа «Бранденбурга 800» добровольцев хоть отбавляй… Для немцев это настоящее сокровище! Боевой опыт, чистый русский язык, знание привычек и быта. Идеально! Вот и бегает какой-нибудь красавец поручик или штабс-капитан недобитый в Гражданскую, и указывает фашистам, куда газ лучше пустить, где взрыв сделать, как командира полка устранить! Смекаешь? И такую падлу от своих ничем не отличишь, так как в доску свой — русский! Со всеми народными прибамбасами. И может не один, а целая диверсионная группа! Тут ведь в мае какой хаос творился? Заходи кто хочешь! Занимай место и вливайся в гарнизон… Главное — сражайся! И никаких особых документов и вопросов. Раздолье для немецкой разведки!

— Это ж сколько они нам зла принесут, и крови прольют больше чем немцы! Свой народ, славяне… Что за кошмар! Идти в одном походе с иноземцами, сжигающими нашу землю! Каким упырем надо быть, чтобы стрелять в своих кровных братьев! Шакалы…

— А как же! Вот поэтому эту мразь и возможно не одну, выловить и уничтожить надо… Вот поэтому, дорогой Сергей Михайлович, я и сижу на скалах сутками везде, прячусь в проходах, наблюдаю за всем…. Как шут гороховый! Ну фамилия обязывает… как никак! Тут дело непростое, и все средства хороши. Никто от предательской руки погибнуть больше не должен. Понимаешь?

— Конечно! Я бы и сейчас к тебе на скалы поскакал, объясни ты все сразу… А то пойми тебя что делаешь, и что с тобой творится. У нас уже есть случаи помешательств. Никто в этой тьме ни от чего не застрахован!

— Ну не буду же я тебе орать на все галереи про ловлю диверсантов! — улыбается Горошко, — Даже здесь в этих катакомбах, стены имеют свои уши, и весьма большие! Поэтому сейчас я с тобой шепотом говорю… Чтоб только ты слышал. И никто больше!

— Ясно, моя помощь нужна в столь пикантном деле? А то я готов… На любые задания, любые засады, чтобы эту сволочь выловить и к стенке поставить!

— Нет, пока все под контролем! Сеть расставлена… Ждем когда зверек нацистский попадет, запутается! Пока его внимание притупили, пусть проявится. А там его сразу и спеленаем «в лучах славы», удивиться не успеет… Каким бы матерым шпионом не был, от нас не уйдет!

— Ну а если это все предположения? — глаза Исакова сверкают в темноте, — И нет никакого предателя в гарнизоне, а вся эта гадость наверху работает? Из пленных и прочих?

— И такое может быть… Но исключать варианты пребывания диверсанта среди нас мы не можем! Это просто преступно!

— Согласен, — кивает Исаков, — отработать нужно все версии. И за Ягунова Павла Максимовича отомстить! Со всем праведным гневом… Такого человека потерять! Невероятно… Так нелепо и рано погибнуть! Ему бы жить и жить! До генерала дослужиться… Вот был командующий армией! Блистал бы как Суворов и Кутузов… О нем бы легенды и песни слагали! Кстати о работе, драгоценный Николай Прокофьевич! Что-то я не вижу тебя на проведении плановых партийных собраний. Ловля диверсантов это прекрасно и романтично, но есть еще наши непосредственные должностные обязанности. Ты вообще, этим занимаешься?

— А как же! — лукавая улыбка растет на лице политрука Горошко, — В новом ключе! Так сказать с местной спецификой… Все хорошо, только моя аудитория исключительно духи и приведения… Я им основы марксизма-ленинизма втолковываю! Склоняю на борьбу с мировым капиталом! Мобилизую в шеренги Красной Гвардии! Новый род войск у нас будет. Призраки катакомб… С такими хрен справишься!

— Мы и сами уже как призраки! Мало чем отличаемся… Я тебя серьезно спрашиваю, это не шутки! Наша работа важна не менее чем какая-либо другая. На нашем Слове гарнизон еще и держится… Уйдет комиссарское пламя в этой тьме, все развалится!

— Я все это понимаю! Если серьезно, Сергей, у нас комиссаров хватает для собраний с лихвой! Каждый второй или политрук или замполитрука! Солдат меньше наверно… Честно не вижу смысла и мне на десятый раз повторять прописные истины. Я такой один слегка отколовшийся, вышедший из колеи. У меня сейчас другие задачи! И водоснабжение и вот теперь шпионские страсти. Мне забот хватает и без регулярных партсобраний с личным составом. Со штабом все согласовано. Так что нарушений с моей стороны нет! Просто перебросили на другой фронт… Закончится эта канитель с поиском предателя и пойду опять пламенные лекции читать о проклятых фашистах и капиталистах. Как и раньше!

— Ясно. Удачи тебе в охоте на фашистского хищника! Оборотня… Хуже нет, когда в своих рядах враг появляется. Удар откуда угодно может придти.

— Человек — вообще явление непроницаемое и непредсказуемое! Сколько в нем всего кроется и что из него может выскочить — ангел благословляющий, или дракон огнедышащий! Пойди, угадай! Себя и то мало знаем… В мгновение все может поменяться!

— Да, жизнь — как шарада! Постоянная… Вроде разгадал, а за ней еще одна и еще… И так до бесконечности. Чем дольше живешь, тем больше запутываешься! Аккурат как в нашей Катакомбе… Странноватый ты все-таки сегодня какой-то, Николай! — приглядывается Исаков, — Будто чужой и я тебя первый раз вижу! Что за наваждение? Или со мной уже что не так?

— Мы все здесь меняемся, выйдем, прежними не будем! После такой подземной одиссеи… Кто сможет самим собой тем, светлым беспечным радостным человеком остаться? Мы сколько здесь мрак впитываем? Если на белый лист черной краски пролить, назад такой же лучезарной он уже не станет… Так и мы, погружаемся вниз все больше, заливает нас волнами мрака как тонущий корабль, а мы все боремся! Не сдаемся… Но природа наша другой становится. Опустив руку в огонь, огнем становишься… Странный я говоришь? А с чего ты взял, что я — это я? Вот кто сейчас перед тобой стоит? Можно сказать уверенно? Телесная вывеска ничего не значит. И вообще может это не я? — смеется политрук, — Нет больше Николая Горошко… А я — произведение темноты Подземелья! И Тьма зовет… всех! К себе… в свои тайные сокровенные обители!

Глава 4

— Вот огонь, он живой или нет? — смотрит на пламя коптилки Чернышов, — Двигается, извивается, стремится куда-то! Чего-то хочет… Поедает другие виды жизни, светит всем, согревает… Дает надежду! Сражается за что-то свое священное! Прямо как мы! Кто он на самом деле? Осознанное существо, скрытое маской? Или все-таки слепая стихия? Лишенная всякой разумности? А, Коля, как думаешь?

— Тебе Леха, заняться нечем? — отзывается из другого угла тесной казармы Немцов, — Галиматью собирать… Ее сейчас в голове у каждого бойца хоть отбавляй! Лучше оружие почисти. Хоть польза будет…

— Да сколько его чистить можно? И так блестит, как буржуйская цацка! Только какой сейчас прок от этого? Чисти не чисти, все равно ржавеет от сырости этой… И патроны приходят в негодность. Сколько ребят уже погибло, от самой тупой глупой осечки в бою… Странное что-то происходит, все меняется, а мы ни черта не видим. Мрак все скрывает! Ревностно и надежно.

— Это не новость. Мы не первый день здесь, чтоб не понимать все уловки тьмы! И ее влияние на нас… Что ты хочешь сказать, конкретно? Без словесно экзотического тумана?

— Не знаю… Все как-то путается, и в голове и вокруг! Что-то ощущаю, грандиозное, происходящее, а высказать не могу! Жить столько в полной темноте и оставаться в ясном сознании, наверно, невозможно! Мы и так долго протянули! Не тронулись умом…

— Подожди еще… Парочку недель здесь, и будем плясать в безумном экстазе, — мрачно шутит Немцов, — магия этого подземелья беспредельна. Она тебе и призрака в конце тоннеля нарисует, и тебя в другом царстве… И еще всякие фокусы устроит, от которых рассудок точно лопнет как воздушный шар!

— Не хотелось бы… Помереть кретином полным! Уж лучше сразу! Но в ясном уме.. Сумасшествие, наверно, похуже смерти будет! Чур меня!

— Ты что умирать собрался, Леха? Не рановато ли? Я вот не хочу здесь пропадать, и обязательно отсюда выйду!

— Эта дама с косой особо спрашивать не будет, хочешь, не хочешь… Придет и все! Собирай дорогой друг вещички! В путь-дорогу дальнюю… Совершенно неизвестную! А нашей катакомбе тут вообще предугадать ничего невозможно.

— Не нравится мне твое настроение, товарищ штурман-бомбардировщик! Где весь твой задор и сила борцовская? Куда испарились?

— Да все на месте… Под шинелькой дремлет! Похрапывает…

— Тогда какой подземный Червь тебя гложет? Что случилось? — допытывается Немцов, — Чего не хватает?

— Да паскудно как-то на душе… Тоскливо! — вздыхает Чернышов, — Все уходит в Черную Пропасть! Сколько нас от 2-х взводов осталось? Ты да я, да мы с тобой… По пальцам пересчитать можно! Все меньше и меньше нас становится, а мы как будто не замечаем этого! Таем как рассветный туман. Как привидения в конце коридора! Комплектация рот по гарнизону по 20—30 человек пошла! Одно название… Полка больше нет! Силы наши иссякают… А никаких вестей с того берега нет! Ни намека… Замерло все! Даже обстрелы редкие стали. Раньше канонада у порта так и гремела! А сейчас все — только фрицевские орудия и слыхать… Все это как-то не добавляет радости к нашим подземным будням!

— Все образуется… Я в это верю! Рассеется этот каменный смог! И наш самолет жизни выйдет к облакам! Коснется крылом небесного чертога… Засверкает на солнце!

— Раньше еще могло что-то быть! Путь наверх… Выход! — оцепенело смотрит Чернышов в изломанных потолок, — А теперь словно треснуло все… И разваливается, как пробитый снарядами корпус! И скорее всего после гибели Полковника все началось! Произошли роковые удары… Несовместимые с живучестью судна. Обшивка нашего корабля пошла по швам! Долго сопротивлялась, но перевес очень сильный оказался… И мы пошли ко дну! Идем…

— Почему? У нас начался другой уровень борьбы! С новым командиром мы спаялись в железный кулак! Боевая активность значительно возросла! Почти каждый день мы с боями выходим на поверхность… Всплываем как подводная лодка, наносим внушительный урон и вновь скрываемся в подземном мраке! Мы бьем врага с неистовой доселе силой. Мне наш танкист подполковник нравится! Меньше сидеть стали, больше дела! Фашиста лупим, с мая так не было… Будто второе дыхание открылось! Хоть и ослабли физически, но в бой идем с прежним пылом, даже большим воодушевлением чем раньше… Громим тевтонцев с завидным постоянством. Красота!

— Тут другое… Целое ядро развалилось! Разброд пошел по всем направлениям! Все рассыпается, Коля! По каким-то скрытым от нас законам.

Толик Волошенюк все у Бармета в разведке пропадает, нас забыл совсем. Прибрал его старший лейтенант к себе, в свою гвардию! Ванька Скибин в артиллеристы к Фоминых подался, а сейчас вообще сгинул где — то… Ходил до колодца к политруку Горошко и как ветром темным сдуло! Искали, спрашивали, никто не знает… Тут и в мистику вашу поверишь! Словно катакомба его как пасть чудовища заглотила!

— Там взрывы были сильные… На большом участке кровля рухнула! Фрицы постарались! Надо до госпиталя дойти, может там среди раненых! Нам пока отойти нельзя… Приказ быть в боевой готовности! Потом сходим, узнаем, найдем нашего Ваню! Хоть в тоннелях этих, хоть в Преисподней! От нас никуда не денется! В одном звене всегда шли — и в небе, и под землей, одной веревкой судьбы связаны…

— Или теперь цепями подземными, — усмехается Чернышов, — такие вряд ли чем разрубишь! Сковали нас здесь во мраке дремучем каменном, как титанов греческих! Только вот для чего? Чем все это закончится?

Конец ознакомительного фрагмента.